Украсив данное произведения кулинарного искусства парой перьев зелёного лука, истекающего на сломе тягучей слезинкой. Поднял склянку и разлил остатки жидкости в принесённые стаканы, брезгливо игнорируя потрудившиеся на разогреве рюмки.
– Да. Нечего тянуть, Эрику явно нужна помощь. – сказал Хёг, беря наполненный наполовину гранёный стакан в одну руку и монохромный бутерброд с изумрудным навершием в другую.
Товарищи посмотрели друг на друга, наперегонки выдумывая подходящий тост. Первым оказался хозяин.
– Ну, за охоту!
– За охоту! – кивнув повторил Прохор.
Продукт растворился в бездонных глотках собутыльников. Вслед за огненной отправились трепетно пережёванная с душою сделанная закуска.
Посидели.
– Буду готов через 15 минут. – обронил хозяин.
И, несмотря на свою комплекцию, легко поднялся над музыкальным стулом, который с явным облегчением выдохнул скрипом трущихся деталей напоследок.
Прохор тоже поднялся и засуетился с приборкой. Негоже оставлять бардак, если не знаешь, когда доведётся вернуться.
– Хороший аппарат. – похвалил Хёг машину. – Агрессивная резина.
– Муды наше всё! – довольно осклабился обласканный Прохор. – Конечно, в наше время это уже не так актуально. Но лучше иметь и не пользоваться, чем не иметь.
Они сели в высокий чёрный внедорожник и, устраиваясь поудобней, синхронно заёрзали задницами на кожаных сиденьях.
– Какой год? – оглядев салон задал дежурный вопрос пассажир.
– Десять лет уже. Но обслужена и движок тут миллионик. Так что ещё побегает. – с гордостью за своего коня заявил Прохор.
– Ты всегда лошадей любил, сколько тебя помню. – покивал Хёг.
Движок завёлся с пол–оборота, и из–под капота взревел разбуженный медведь–трёхлетка. Немного проревевшись, поутих и басовито замурлыкал на одной ноте.
– О как. – одобрительно отметил товарищ и потянулся к ремню.
– Дизель. – со знанием дела подтвердил Прохор и, воткнув заднюю, резво выкатил из парковочной ячейки, выбросив при этом облачко чёрного дыма, будто рассерженный кальмар.
Переключился на переднюю и, бросив машину в галоп, выкатился на дорогу. Мужчин вдавило в кожаные спинки сидений. Ткнув толстым пальцем кнопку на торпеде, Прохор затопил салон звуком. Из динамиков полились обертоны музыки группы «Агата Кристи», сообщая всем слушавшим:
«… Налейте крови бокалы синие пусты
Давайте выпьем за обаяние борьбы
За идеалы, мы их ковали на огне
За ваших дочек, которых я возьму себе…»
Машина летела по автостраде, в крайнем левом ряду. Справа и слева пролетали автомобили и уносились назад: с бешеной скоростью с одной стороны и неторопливо с другой.
– Эрик звонил мне несколько месяцев назад.
Прохор убавил звук, и спросил:
– И что говорил?
– Да в том–то и дело, что ничего особенного. Ни звал никуда, ни планировал приехать. Позвонил узнать, как дела. Представляешь? Эрик, как матушка заботливая, звонит узнать, как у меня дела. Говорю и понимаю, как это странно звучит, а вот тогда не насторожился… Баран толстолобый.
Дальше ехали молча.
Хёг корил себя за бесчувственность. Если бы он тогда ощутил неладное, смог бы задать правильные вопросы и помог бы другу.
Прохор не мешал товарищу заниматься самоедством, предоставив ему время настроиться на рабочий лад. Сам же тем временем катал в памяти историю их первой встречи с Эриком. Молоденький мальчишка, пел в тёмном дымном помещении придорожной таверны. Пел пронзительно и красиво высоким чистым голосом. Потом была драка. Неравная. Что уж они там не поделили, не припомнить, но в итоге три здоровенных мужика пытались поломать мальчонку. А тот продолжал вставать, снова и снова, невзирая на идущую из носа кровь и как минимум пару треснувших рёбер. Дух у него уже тогда был такой же сильный, как и голос. В какой–то момент он смог–таки удачно попасть левой тощей ручонкой в скулу одного здоровяка. И, несмотря на свой жалкий вид, ручонка–таки смогла развить незаурядную скорость, которая, помноженная пусть и на небольшую массу, выдала–таки в результате силушку достаточную для выбивания одного зуба.
Конечно, это не могло остановить пьяных боровов, а только всколыхнуло в них очередную волну ярости. И в глазах беззубого полыхнула такая ненависть, которую уже не затушишь просто пролитой кровью. Теперь его удовлетворила бы только смерть мальчишки. И желательно, как можно более мучительная.
Прохор отставил миску с недоеденной гречкой с мясом. Одним махом допил кислое пиво, и полез из–за стола. Хёг с одобрением посмотрел в его спину и кинул в рот твёрдый кусочек козьего сыра, который вполне оправданно можно было по внешнему виду принять за серую засохшую собачью какашку.
Ненависть в глазах щербатого быстро потухла вместе с сознанием, когда Прохор ласково, в четверть силы прописал ему между глаз. А, спустя пару мгновений, к отдыхавшему на грязном полу присоединилась парочка его подельников. Один с неестественно широкой лепёшкой деформированного носа на искажённом лице, а другой, задохнувшийся от восхищения мастерским ударом под дых, и награждённый ярким фингалом, который теперь будет долго цвести на его пропитом лице.
– Я и сам неплохо справлялся. – огрызнулся мальчонка, сплёвывая красное.
– Бесспорно. – развёл руки Прохор. – Просто вы так заразительно танцевали… А так как мне зубы дороги, вставать на их сторону не хотелось.
Он широко улыбнулся, осветив помещение крепкими белыми перлами.
– Ну, раз так, то я не против. – в тон ему ответил парнишка, приняв правила игры.
– Ты хорошо пел, пока танцами не решил заняться. Меня зовут Прохор. Я тут с другом. Не против присоединиться?
– Эрик. – ответил он и протянул узкую руку с отбитыми костяшками.
– Подайте каши и ещё кружку, – крикнул Прохор трактирщику, пожимая протянутую руку – Приятно познакомиться.
Машина свернула в переулок, заскочила в арку, заехав задним колесом на поребрик, прокатилась вглубь двора и, проехав ещё одну арку, остановилась возле парадной с кованным козырьком.
Не сговариваясь вышли из машины, одновременно хлопнув дверьми, от чего крыша автомобиля слегка сыграла, подброшенная давлением воздуха в салоне. И направились к приоткрытой деревянной двери, выкрашенной десятком слоёв краски, красновато–коричневого цвета.
Прохор шёл впереди. Мужчины поднимались по широким пролётам, старой лестницы со стёртыми, выглядящими будто подтаявший парафин, ступеням. На стенах ещё оставалась родная лепнина. Местами смазанная безалаберным ремонтом, местами закрашенная отвратительным оттенком зелёного цвета. На одном из пролётов в утопленной в стену нише стаяла чудом сохранившая первозданный лик гипсовая фигура. Изображавшая смеренную женщину в простой хламиде, держащую кувшин на плече. Скульптура была покрыта патиной, но находилась в хорошем состоянии, отчётливо передавая детализацию, жест и эмоции.
– Вот поди ж ты, уцелела как–то. И войну, и разруху пережила. И краской не заляпали, и дыр для проводов не насверлили. Ни у кого рука не поднялась.
Хёг замедлил шаг, проходя мимо алькова, с наслаждением рассматривая работу неизвестного мастера заметила вслух:
– Красота умеет за себя постоять. Ты кстати не обратил внимание на некоторое сходство сударыни?
– Как же не обратил, очень даже обратил. Думаю, это не совпадение, что она у Эрика в доме стоит. – согласился Прохор.
Дойдя до нужного этажа, внимательно осмотрелись.
– Ты прав, по коврику не ходили уже около двух месяцев. – осмотрев пространство лестничного пролёта Хёг провёл ладонью по притворной планке, и сосредоточился на замочной скважине.
– Похоже, он частенько приходил навеселе. Накладка замка вся искарябана. Не поймёшь теперь, вскрывался ли замок без ключа.
Он надавил кнопку звонка, и прислушался. Из–за двери раздались электронные переливы соловьиной трели. Постояв так с пол минуты, Хёг перестал терзать бесполезный звонок, и натрудившийся соловей замолк, так и не сумев привлечь чьего–нибудь внимания в недрах квартиры.
Достал из необъятных внутренностей плаща небольшой гуттаперчевый футляр из тонкой лайкры, с молнией по трём сторонам. Расстегнул, явив взору несколько поблёскивающих металлом плоских загогулин, с нанесёнными рунами на боках, и без сомнений определив необходимую, выудил хрупкую на вид деталь контрастно грубыми пальцами.
Прохор стоял на стрёме прислушиваясь к возможным шагам с лестничных пролётов. Широкой спиной загораживал от соседских дверных глазков присевшего на корточки Хёга, ловко орудовавшего в личинке замка. Раздался сухой щелчок, дверь отварилась на пару сантиметров.
Хёг осторожно вошёл первым, внимательно читая возможные следы. Включил свет в прихожей, клацнув старым советским выключателем. Перейдя порог квартиры, он автоматически перешёл на охотничий шаг. Не увидев ничего интересного, ступая с носка на пятку перетёк в зал, невероятным образом, не скрипнув ни одной рассохшейся половичкой. Сзади послышался щелчок замка. Прохор, зайдя в квартиру, захлопнул за собой дверь, чтобы не привлекать ненужного внимания к их похождениям. И подошёл к стоящему в распахнутых дверях зала товарищу. Хёг остановился на границе помещений и окинул взглядом светлую комнату, с уютным эркером в бежевых тонах.
На столе стояли две тарелки с мумифицированными остатками трапезы. Без проведения криминологической экспертизы было бы невозможно разобрать, чем являлось содержимое пару месяцев назад. Довольная плесень славно порезвилась над бренными останками брошенного ужина, сыто торча во все стороны шапками пушистых стеригмий с завершённым мейозом. Рядом с тарелками располагались пара бокалов, с доньями изукрашенными остатками сухого, в прямом смысле, вина. Между бокалов возвышалась откупоренная бутылка французского гренаша.
Хёг неторопливо двигался по залу, обходя его против часовой стрелки, будто откручивая время назад внимательно рассматривая и подмечая детали. Прохор следовал за ним по пятам, не пытаясь, впрочем, мешать ему вопросами и не отвлекая своими рассуждениями. Позже они смогут обсудить наблюдения, и наложив матрицы друг на друга, увидеть важное.
Закончив с залом, они обошли остальные комнаты. Включили телевизор, проверив на каком канале тот был оставлен. Полистали книги, лежащие на рабочем столе и на прикроватной тумбочке. Заглянули в шкафы и ванную комнату. Хёг указал кивком на ноутбук, и Прохор сунул его в сумку, весящую на плече, не забыв прихватить зарядку.
Обойдя все комнаты, и сунув свои носы во все щели, друзья остановились в прихожей, закончив обход в той точке с которой начали.
– Прохор, ты слышишь запах?
Мужчина принюхался, поводил носом из стороны в сторону. Прошёлся по помещению, и заглянул в зал, не переставая с силой втягивать воздух через раздутые ноздри крупного носа. Выдохнул, посмотрел на Хёга непонимающим взглядом.
– Много слышу, но ничего выбивающегося.
– Да, на гране исчезновения. Смесь полыни и мёда.
Прохор помрачнел, и попробовал принюхаться ещё раз. Теперь уже зная, что именно нужно искать, он сосредоточился на ощущениях. Через минуту тщетных попыток, развёл руками.
– Моему носу далеко до твоего. Но ты уверен, что это полынь и мёд, а не абсент кто–то хлещет в соседнем доме закусывая блинами? – без особой надежды уточнил он, становясь всё более смурным.
Хёг пожал плечами. И ещё раз огляделся.
– А в целом что чувствуешь?
– Нехорошее чувствую. Тяжесть какая–то ощущается. Какое–то зло таящееся и наблюдающее. Уйти хочу. – медленно с расстановкой перечислил свои ощущения Прохор. – Не было такого ощущения никогда у Эрика дома. Не было и быть не могло. Само его присутствие выжигало «подобное» без остатка. А теперь гляди ж, наползло. Буркалы из углов пялит и форму меняет, а отвернёшься когтистыми лапами к спине тянется. Брр, мерзота поганая!
– Значит не абсент. – удручённо пробормотал Хёг себе под нос.
Лампочка в прихожей неожиданно заморгала, будто вокруг неё заметался крупный мохнатый моль. Из выключателя донеслось недоброе шипение.
Стоящий рядом Прохор парочку раз пощёлкал клавишей. Хрипы плохого контакта прекратились, и свет снова загорелся ровно.
– Тфу, нечисть! И чего он выключатель не поменял? Делал же ремонт… – проворчал он.
–Ты это, иди, подожди меня на площадке. Я тут пошепчусь маленько. – сказал Хёг посеревшему другу.
– Уверен?
– Иди, иди, ничего со мной не случится. Я быстро.
Прохор не торопясь но с видимым облегчением вышел из квартиры.
Оставшись один Хёг тихонечко сказал:
– Я тоже Тебя чувствую.
И уже совсем невнятно тихонечко произнёс пару фраз на непонятном явно старом языке.
Когда он выходил из квартиры тени в углах истаяли, и в холле будто бы стало чуточку светлей.
Захлопнув дверь, он посмотрел на порозовевшего Прохора.
– Поговорим с соседями?
Дверь открыла сухонькая старушка в платочке. Поверх старенького, местами потёртого, но чистого и опрятного бархатного платья, бардового цвета, была накинута стёганная жилетка, на овечьем меху. Выглядывающее из-под изнанки руно имело желтоватый оттенок. На ногах, поверх тёплых колгот, красовались тапочки с вышивкой.
Она со смесью непонимания и настороженности снизу–вверх смотрела на двух огромных мужчин, в объёмных плащах.
– Доброго утречка матушка, – тихим голосом поприветствовал Хёг, слегка пригнувшись, непонятным образом будто бы уменьшившись в размерах. – я Хёг, а моего спутника Прохором нарекли.
Он кивнул на товарища.
– Здоровьишка! – коротко, но с уважением поприветствовал пожилую даму Прохор.
– Мы к старому другу решили заскочить. В Ленинграде, ой, прости Господи, в Петербурге проездом. – будто бы случайно оговорился Хёг. – Ночью сегодня поезд в Сургут. А Эрика дома не застали. И телефон вне зоны. Может он говорил чего?
Бабулька, проявив свойственную пожилым людям доверчивость сразу же поверила незнакомцам, и сменив в глазах страх на радушие засуетилась:
– Ой, вы стало быть Эрика друзья. Что ж мы в дверях то топчемся, проходите, проходите. – распахнула широко дверь, и отступила в полумрак квартиры.
– Не разувайтесь, у меня всё ровно таких больших тапочек не найдётся, а я сегодня пол мыть собиралась.
Мужчины зашли в квартиру, тщательно вытирая ноги о лежащую за порогом половую тряпку.
– Проходите, проходите на кухню, у меня как раз чайник поспел. – продолжала суетится обрадовавшаяся неожиданным гостям хозяйка. – Ой, я же не представилась. Простите мою рассеянность. Меня Ольга зовут.
Мужчины переглянулись. Слишком много совпадений для одного дня. Хотя порой совпадения бывают всего лишь совпадениями.
– А по батюшке как же? – поинтересовался Прохор.
– Юрьевна. Но к чему эти формальности. Просто Ольга.
– Не формальность, а уважение Ольга Юрьевна. – серьёзно заявил Хёг.
Польщённая Ольга Юрьевна смущённо заулыбалась. Изрезанные глубокими каньонами морщин щёчки тронул румянец.
– Ой, да будет вам. – махнула рукой пожилая женщина и коротенькими шашками, засеменила к плите.
Налила в разной формы кружки, с принтами цветов, кипяток. И поставила их перед гостями.
На столе стоял старый советский заварник, с висящим на носике ситечком из почерневшей от тонина проволоки.
– Заварка свежая. – с достоинством обозначила она, указав сухонькой ручонкой на фарфоровый чайничек.
– Спасибо большое. – поблагодарил Хёг, и налил тёмной водицы в свою и Прохора кружку.
– Да. Нечего тянуть, Эрику явно нужна помощь. – сказал Хёг, беря наполненный наполовину гранёный стакан в одну руку и монохромный бутерброд с изумрудным навершием в другую.
Товарищи посмотрели друг на друга, наперегонки выдумывая подходящий тост. Первым оказался хозяин.
– Ну, за охоту!
– За охоту! – кивнув повторил Прохор.
Продукт растворился в бездонных глотках собутыльников. Вслед за огненной отправились трепетно пережёванная с душою сделанная закуска.
Посидели.
– Буду готов через 15 минут. – обронил хозяин.
И, несмотря на свою комплекцию, легко поднялся над музыкальным стулом, который с явным облегчением выдохнул скрипом трущихся деталей напоследок.
Прохор тоже поднялся и засуетился с приборкой. Негоже оставлять бардак, если не знаешь, когда доведётся вернуться.
Глава 3 ДОРОГА
– Хороший аппарат. – похвалил Хёг машину. – Агрессивная резина.
– Муды наше всё! – довольно осклабился обласканный Прохор. – Конечно, в наше время это уже не так актуально. Но лучше иметь и не пользоваться, чем не иметь.
Они сели в высокий чёрный внедорожник и, устраиваясь поудобней, синхронно заёрзали задницами на кожаных сиденьях.
– Какой год? – оглядев салон задал дежурный вопрос пассажир.
– Десять лет уже. Но обслужена и движок тут миллионик. Так что ещё побегает. – с гордостью за своего коня заявил Прохор.
– Ты всегда лошадей любил, сколько тебя помню. – покивал Хёг.
Движок завёлся с пол–оборота, и из–под капота взревел разбуженный медведь–трёхлетка. Немного проревевшись, поутих и басовито замурлыкал на одной ноте.
– О как. – одобрительно отметил товарищ и потянулся к ремню.
– Дизель. – со знанием дела подтвердил Прохор и, воткнув заднюю, резво выкатил из парковочной ячейки, выбросив при этом облачко чёрного дыма, будто рассерженный кальмар.
Переключился на переднюю и, бросив машину в галоп, выкатился на дорогу. Мужчин вдавило в кожаные спинки сидений. Ткнув толстым пальцем кнопку на торпеде, Прохор затопил салон звуком. Из динамиков полились обертоны музыки группы «Агата Кристи», сообщая всем слушавшим:
«… Налейте крови бокалы синие пусты
Давайте выпьем за обаяние борьбы
За идеалы, мы их ковали на огне
За ваших дочек, которых я возьму себе…»
Машина летела по автостраде, в крайнем левом ряду. Справа и слева пролетали автомобили и уносились назад: с бешеной скоростью с одной стороны и неторопливо с другой.
– Эрик звонил мне несколько месяцев назад.
Прохор убавил звук, и спросил:
– И что говорил?
– Да в том–то и дело, что ничего особенного. Ни звал никуда, ни планировал приехать. Позвонил узнать, как дела. Представляешь? Эрик, как матушка заботливая, звонит узнать, как у меня дела. Говорю и понимаю, как это странно звучит, а вот тогда не насторожился… Баран толстолобый.
Дальше ехали молча.
Хёг корил себя за бесчувственность. Если бы он тогда ощутил неладное, смог бы задать правильные вопросы и помог бы другу.
Прохор не мешал товарищу заниматься самоедством, предоставив ему время настроиться на рабочий лад. Сам же тем временем катал в памяти историю их первой встречи с Эриком. Молоденький мальчишка, пел в тёмном дымном помещении придорожной таверны. Пел пронзительно и красиво высоким чистым голосом. Потом была драка. Неравная. Что уж они там не поделили, не припомнить, но в итоге три здоровенных мужика пытались поломать мальчонку. А тот продолжал вставать, снова и снова, невзирая на идущую из носа кровь и как минимум пару треснувших рёбер. Дух у него уже тогда был такой же сильный, как и голос. В какой–то момент он смог–таки удачно попасть левой тощей ручонкой в скулу одного здоровяка. И, несмотря на свой жалкий вид, ручонка–таки смогла развить незаурядную скорость, которая, помноженная пусть и на небольшую массу, выдала–таки в результате силушку достаточную для выбивания одного зуба.
Конечно, это не могло остановить пьяных боровов, а только всколыхнуло в них очередную волну ярости. И в глазах беззубого полыхнула такая ненависть, которую уже не затушишь просто пролитой кровью. Теперь его удовлетворила бы только смерть мальчишки. И желательно, как можно более мучительная.
Прохор отставил миску с недоеденной гречкой с мясом. Одним махом допил кислое пиво, и полез из–за стола. Хёг с одобрением посмотрел в его спину и кинул в рот твёрдый кусочек козьего сыра, который вполне оправданно можно было по внешнему виду принять за серую засохшую собачью какашку.
Ненависть в глазах щербатого быстро потухла вместе с сознанием, когда Прохор ласково, в четверть силы прописал ему между глаз. А, спустя пару мгновений, к отдыхавшему на грязном полу присоединилась парочка его подельников. Один с неестественно широкой лепёшкой деформированного носа на искажённом лице, а другой, задохнувшийся от восхищения мастерским ударом под дых, и награждённый ярким фингалом, который теперь будет долго цвести на его пропитом лице.
– Я и сам неплохо справлялся. – огрызнулся мальчонка, сплёвывая красное.
– Бесспорно. – развёл руки Прохор. – Просто вы так заразительно танцевали… А так как мне зубы дороги, вставать на их сторону не хотелось.
Он широко улыбнулся, осветив помещение крепкими белыми перлами.
– Ну, раз так, то я не против. – в тон ему ответил парнишка, приняв правила игры.
– Ты хорошо пел, пока танцами не решил заняться. Меня зовут Прохор. Я тут с другом. Не против присоединиться?
– Эрик. – ответил он и протянул узкую руку с отбитыми костяшками.
– Подайте каши и ещё кружку, – крикнул Прохор трактирщику, пожимая протянутую руку – Приятно познакомиться.
Машина свернула в переулок, заскочила в арку, заехав задним колесом на поребрик, прокатилась вглубь двора и, проехав ещё одну арку, остановилась возле парадной с кованным козырьком.
Не сговариваясь вышли из машины, одновременно хлопнув дверьми, от чего крыша автомобиля слегка сыграла, подброшенная давлением воздуха в салоне. И направились к приоткрытой деревянной двери, выкрашенной десятком слоёв краски, красновато–коричневого цвета.
Глава 4 СЛЕД
Прохор шёл впереди. Мужчины поднимались по широким пролётам, старой лестницы со стёртыми, выглядящими будто подтаявший парафин, ступеням. На стенах ещё оставалась родная лепнина. Местами смазанная безалаберным ремонтом, местами закрашенная отвратительным оттенком зелёного цвета. На одном из пролётов в утопленной в стену нише стаяла чудом сохранившая первозданный лик гипсовая фигура. Изображавшая смеренную женщину в простой хламиде, держащую кувшин на плече. Скульптура была покрыта патиной, но находилась в хорошем состоянии, отчётливо передавая детализацию, жест и эмоции.
– Вот поди ж ты, уцелела как–то. И войну, и разруху пережила. И краской не заляпали, и дыр для проводов не насверлили. Ни у кого рука не поднялась.
Хёг замедлил шаг, проходя мимо алькова, с наслаждением рассматривая работу неизвестного мастера заметила вслух:
– Красота умеет за себя постоять. Ты кстати не обратил внимание на некоторое сходство сударыни?
– Как же не обратил, очень даже обратил. Думаю, это не совпадение, что она у Эрика в доме стоит. – согласился Прохор.
Дойдя до нужного этажа, внимательно осмотрелись.
– Ты прав, по коврику не ходили уже около двух месяцев. – осмотрев пространство лестничного пролёта Хёг провёл ладонью по притворной планке, и сосредоточился на замочной скважине.
– Похоже, он частенько приходил навеселе. Накладка замка вся искарябана. Не поймёшь теперь, вскрывался ли замок без ключа.
Он надавил кнопку звонка, и прислушался. Из–за двери раздались электронные переливы соловьиной трели. Постояв так с пол минуты, Хёг перестал терзать бесполезный звонок, и натрудившийся соловей замолк, так и не сумев привлечь чьего–нибудь внимания в недрах квартиры.
Достал из необъятных внутренностей плаща небольшой гуттаперчевый футляр из тонкой лайкры, с молнией по трём сторонам. Расстегнул, явив взору несколько поблёскивающих металлом плоских загогулин, с нанесёнными рунами на боках, и без сомнений определив необходимую, выудил хрупкую на вид деталь контрастно грубыми пальцами.
Прохор стоял на стрёме прислушиваясь к возможным шагам с лестничных пролётов. Широкой спиной загораживал от соседских дверных глазков присевшего на корточки Хёга, ловко орудовавшего в личинке замка. Раздался сухой щелчок, дверь отварилась на пару сантиметров.
Хёг осторожно вошёл первым, внимательно читая возможные следы. Включил свет в прихожей, клацнув старым советским выключателем. Перейдя порог квартиры, он автоматически перешёл на охотничий шаг. Не увидев ничего интересного, ступая с носка на пятку перетёк в зал, невероятным образом, не скрипнув ни одной рассохшейся половичкой. Сзади послышался щелчок замка. Прохор, зайдя в квартиру, захлопнул за собой дверь, чтобы не привлекать ненужного внимания к их похождениям. И подошёл к стоящему в распахнутых дверях зала товарищу. Хёг остановился на границе помещений и окинул взглядом светлую комнату, с уютным эркером в бежевых тонах.
На столе стояли две тарелки с мумифицированными остатками трапезы. Без проведения криминологической экспертизы было бы невозможно разобрать, чем являлось содержимое пару месяцев назад. Довольная плесень славно порезвилась над бренными останками брошенного ужина, сыто торча во все стороны шапками пушистых стеригмий с завершённым мейозом. Рядом с тарелками располагались пара бокалов, с доньями изукрашенными остатками сухого, в прямом смысле, вина. Между бокалов возвышалась откупоренная бутылка французского гренаша.
Хёг неторопливо двигался по залу, обходя его против часовой стрелки, будто откручивая время назад внимательно рассматривая и подмечая детали. Прохор следовал за ним по пятам, не пытаясь, впрочем, мешать ему вопросами и не отвлекая своими рассуждениями. Позже они смогут обсудить наблюдения, и наложив матрицы друг на друга, увидеть важное.
Закончив с залом, они обошли остальные комнаты. Включили телевизор, проверив на каком канале тот был оставлен. Полистали книги, лежащие на рабочем столе и на прикроватной тумбочке. Заглянули в шкафы и ванную комнату. Хёг указал кивком на ноутбук, и Прохор сунул его в сумку, весящую на плече, не забыв прихватить зарядку.
Обойдя все комнаты, и сунув свои носы во все щели, друзья остановились в прихожей, закончив обход в той точке с которой начали.
– Прохор, ты слышишь запах?
Мужчина принюхался, поводил носом из стороны в сторону. Прошёлся по помещению, и заглянул в зал, не переставая с силой втягивать воздух через раздутые ноздри крупного носа. Выдохнул, посмотрел на Хёга непонимающим взглядом.
– Много слышу, но ничего выбивающегося.
– Да, на гране исчезновения. Смесь полыни и мёда.
Прохор помрачнел, и попробовал принюхаться ещё раз. Теперь уже зная, что именно нужно искать, он сосредоточился на ощущениях. Через минуту тщетных попыток, развёл руками.
– Моему носу далеко до твоего. Но ты уверен, что это полынь и мёд, а не абсент кто–то хлещет в соседнем доме закусывая блинами? – без особой надежды уточнил он, становясь всё более смурным.
Хёг пожал плечами. И ещё раз огляделся.
– А в целом что чувствуешь?
– Нехорошее чувствую. Тяжесть какая–то ощущается. Какое–то зло таящееся и наблюдающее. Уйти хочу. – медленно с расстановкой перечислил свои ощущения Прохор. – Не было такого ощущения никогда у Эрика дома. Не было и быть не могло. Само его присутствие выжигало «подобное» без остатка. А теперь гляди ж, наползло. Буркалы из углов пялит и форму меняет, а отвернёшься когтистыми лапами к спине тянется. Брр, мерзота поганая!
– Значит не абсент. – удручённо пробормотал Хёг себе под нос.
Лампочка в прихожей неожиданно заморгала, будто вокруг неё заметался крупный мохнатый моль. Из выключателя донеслось недоброе шипение.
Стоящий рядом Прохор парочку раз пощёлкал клавишей. Хрипы плохого контакта прекратились, и свет снова загорелся ровно.
– Тфу, нечисть! И чего он выключатель не поменял? Делал же ремонт… – проворчал он.
–Ты это, иди, подожди меня на площадке. Я тут пошепчусь маленько. – сказал Хёг посеревшему другу.
– Уверен?
– Иди, иди, ничего со мной не случится. Я быстро.
Прохор не торопясь но с видимым облегчением вышел из квартиры.
Оставшись один Хёг тихонечко сказал:
– Я тоже Тебя чувствую.
И уже совсем невнятно тихонечко произнёс пару фраз на непонятном явно старом языке.
Когда он выходил из квартиры тени в углах истаяли, и в холле будто бы стало чуточку светлей.
Захлопнув дверь, он посмотрел на порозовевшего Прохора.
– Поговорим с соседями?
Глава 5 СОСЕДКА
Дверь открыла сухонькая старушка в платочке. Поверх старенького, местами потёртого, но чистого и опрятного бархатного платья, бардового цвета, была накинута стёганная жилетка, на овечьем меху. Выглядывающее из-под изнанки руно имело желтоватый оттенок. На ногах, поверх тёплых колгот, красовались тапочки с вышивкой.
Она со смесью непонимания и настороженности снизу–вверх смотрела на двух огромных мужчин, в объёмных плащах.
– Доброго утречка матушка, – тихим голосом поприветствовал Хёг, слегка пригнувшись, непонятным образом будто бы уменьшившись в размерах. – я Хёг, а моего спутника Прохором нарекли.
Он кивнул на товарища.
– Здоровьишка! – коротко, но с уважением поприветствовал пожилую даму Прохор.
– Мы к старому другу решили заскочить. В Ленинграде, ой, прости Господи, в Петербурге проездом. – будто бы случайно оговорился Хёг. – Ночью сегодня поезд в Сургут. А Эрика дома не застали. И телефон вне зоны. Может он говорил чего?
Бабулька, проявив свойственную пожилым людям доверчивость сразу же поверила незнакомцам, и сменив в глазах страх на радушие засуетилась:
– Ой, вы стало быть Эрика друзья. Что ж мы в дверях то топчемся, проходите, проходите. – распахнула широко дверь, и отступила в полумрак квартиры.
– Не разувайтесь, у меня всё ровно таких больших тапочек не найдётся, а я сегодня пол мыть собиралась.
Мужчины зашли в квартиру, тщательно вытирая ноги о лежащую за порогом половую тряпку.
– Проходите, проходите на кухню, у меня как раз чайник поспел. – продолжала суетится обрадовавшаяся неожиданным гостям хозяйка. – Ой, я же не представилась. Простите мою рассеянность. Меня Ольга зовут.
Мужчины переглянулись. Слишком много совпадений для одного дня. Хотя порой совпадения бывают всего лишь совпадениями.
– А по батюшке как же? – поинтересовался Прохор.
– Юрьевна. Но к чему эти формальности. Просто Ольга.
– Не формальность, а уважение Ольга Юрьевна. – серьёзно заявил Хёг.
Польщённая Ольга Юрьевна смущённо заулыбалась. Изрезанные глубокими каньонами морщин щёчки тронул румянец.
– Ой, да будет вам. – махнула рукой пожилая женщина и коротенькими шашками, засеменила к плите.
Налила в разной формы кружки, с принтами цветов, кипяток. И поставила их перед гостями.
На столе стоял старый советский заварник, с висящим на носике ситечком из почерневшей от тонина проволоки.
– Заварка свежая. – с достоинством обозначила она, указав сухонькой ручонкой на фарфоровый чайничек.
– Спасибо большое. – поблагодарил Хёг, и налил тёмной водицы в свою и Прохора кружку.
