Он был без камзола, по его белой рубахе расплывались кровавые пятна. По тому, как он наваливался на плечо идущего рядом мавра, Блад мог сделать вывод, что раны Рескатора не были пустяковыми. Он некоторое время молча смотрел на Блада, а потом спросил по-испански:
– Это вы командовали этим кораблем? Вы капитан Сангре?
Если Блада и удивило, что Рескатору известно его имя, то он не подал виду и ответил тоже по-испански:
– Мое имя Питер Блад, и да, я капитан этого корабля.
– Бывший капитан, – язвительно поправил его Рескатор. – Теперь корабль принадлежит мне.
Глаза Блада строптиво сверкнули, но он оставил обсуждение этого вопроса до более благоприятного момента.
– Вы англичанин? – Рескатор перешел на английский.
– Ирландец, – не преминул уточнить Блад. – А вы, как я полагаю, капитан Рескатор?
Тот в знак согласия наклонил голову, немедленно взорвавшуюся сильной болью.
Черт! И плечо горит, как в огне. Следовало побыстрее кончать с этим.
– Как вы намерены поступить с нами? – Блад успешно скрывал чувство неуверенности и даже обреченности, которое мимолетно возникло в нем после ужасных рассказов Косты.
– Ну а как бы вы поступили на моем месте?
– Я бы дал уцелевшим шлюпку и велел убираться к дьяволу.
Он издевается? Рескатор не удержался от сарказма:
– Да ну? Разве капитан Кровь оставляет кого-нибудь в живых? Я слышал совсем другое.
Неожиданно пленники, до сих пор в молчании слушавшие их разговор, зароптали, из их толпы выступил молодой корсар, глядевший на Рескатора со смелостью человека, которому нечего терять:
– Монсеньор Рескатор, кто поведал вам столь гнусную ложь? У капитана Блада есть свой кодекс чести, и он никогда бы не пошел на бессмысленную жестокость!
Это был Ибервиль. Он обратился к Рескатору по-французски, угадав своего соотечественника.
Рескатор прищурился, глядя на нового участника их беседы, речь и манеры которого были уместны скорее при дворе, чем на залитой кровью палубе, и только взгляд выдавал лихого искателя приключений.
– Благодарю тебя, Ибервиль, но это было излишне, – сухо произнес Блад.
Рескатор едва не рассмеялся, настолько происходящее показалось ему абсурдным. Право, скоро в Карибском море будет не протолкнуться от благородных разбойников, на этом корабле они так и кишат.
Интуиция подсказывала де Пейраку, что Истерлинг лгал ему, по какой-то причине желая этого боя. Однако в этот момент он больше всего на свете хотел лечь и был не в том состоянии, чтобы заниматься поисками истины. Иль-а-Ваш находился не так далеко, и у пиратов был шанс, хоть и небольшой, добраться до него вплавь – а там пусть полагаются на милость Всевышнего.
– К большому сожалению, господа, вынужден прервать нашу светскую беседу. Даже если это и правда, я не последую вашему примеру и предложу вам перешагнуть через борт, – голос Рескатора звучал глухо.
От Питера Блада не ускользнуло, что держится его противник из последних сил, и внезапно ему пришла в голову одна мысль.
– Несмотря на то, что вы настроены так решительно, монсеньор Рескатор, позвольте предложить вам сделку.
– В вашем ли положении говорить о сделке?
– И, тем не менее, я рискну. Я окажу врачебную помощь вам и членам вашей команды в обмен на наши жизни.
– Вы что, врач?
– Medicinae baccalaureus, – ответил Блад на латыни.
Еще и врач к тому же? Рескатор хотел было отмахнуться от неожиданного предложения, ему было не привыкать к ранам, но волной поднявшаяся дурнота заставила его пошатнуться.
Пожалуй, он недооценил удар, полученный по голове. К тому же у него плече сидела пуля, а арабский врач Абд-эль-Мешрат, почти всегда сопровождавший его, в этот раз остался в Голдсборо. Старому ученому нездоровилось, и Рескатор не взял его в плавание.
– Черт с вами... Я потом решу, как с вами поступить. Сейчас ваши люди будут заперты в трюмах этого корабля, а вас покорнейше прошу проследовать за мной на борт «Голдсборо»... Мы вернемся к Иль-а-Ваш.
– Среди моей команды тоже есть раненые, я должен буду помочь и им. – Дерзость корсара не знала границ.
– Хорошо, вам будет предоставлена некоторая свобода передвижения. Если ваш соратник не лжет, мне будет достаточно вашего честного слова. Обещайте, что вы не попытаетесь бежать или не устроите какую-нибудь каверзу.
– Монсеньор Рескатор! – вскричал возмущенный Ибервиль.
– Ибервиль, успокойся. Я даю вам слово. Я должен взять лекарства и инструменты...
– Не нужно. Можете быть уверены: сундук корабельного врача на «Голдсборо» вас не разочарует.
Поддерживаемый Абдуллой, Жоффрей де Пейрак с трудом дошел до своих апартаментов и в изнеможении рухнул в глубокое кресло.
Два корабля, все еще представляющие собой единое целое, медленно дрейфовали, увлекаемые течением в открытое море.
На палубе «Голдсборо» он отдал Язону приказ расцепить суда и идти на их прежнюю стоянку на западе Иль-а-Ваш, покинутую сегодняшним утром.
Солнце давно перевалило полуденную черту, и через несколько часов должно было стемнеть.
Язон молча кивнул, крайне неприязненно глядя на пиратского капитана, которого, как и его команду, монсеньор Рескатор по какой-то своей прихоти оставил в живых.
«Какой он врач, врачи не командуют ордой головорезов, – непримиримо думал Язон. – На месте монсеньора я бы не доверил этакому врачу и прыщик лечить... Надо сказать ребятам, пусть смотрят в оба... Часть команды придется оставить на фрегате, и это не считая наших потерь. Эриксон будет в плохом настроении, он и так ворчит, что ему не хватает людей. А еще придется заниматься починкой... Да, Эриксон точно будет беситься, отправлю-ка я его на фрегат, пусть там срывает зло». – Храбрый Язон даже плечами передернул, представив в плохом настроении коротышку-боцмана, дурной нрав которого и так уже вошел в поговорку у экипажа.
Матросы вовсю занимались перепутавшимися снастями; где возможно, чинили их на скорую руку, и вскоре освобожденные от абордажных крючьев «Арабелла» и «Голдсборо» направились к Иль-а-Ваш.
Питер Блад, оказавшись в роскошной каюте хозяина «Голдбсоро», с невольным любопытством оглядел ее, подумав, что окружающая обстановка несет на себе вполне явственный отпечаток Востока. Но эта мысль недолго занимала его.
В жестоком бою он потерял около трети команды убитыми, но тяжелораненых, к счастью, не было. Зная, что его корсарам предоставили все необходимое, он позволил себе не слишком беспокоиться об их состоянии и сосредоточился на пациенте, от которого зависели их жизни.
На столе уже лежал кусок полотна, там же стояли несколько изящных серебряных кубков, кувшин, глубокая миска с водой и раскрытый сундук.
Заглянув в сундук, Блад поразился разнообразию имеющихся лекарств, а набор хирургических инструментов, изготовленных из отменной стали и пребывающих в идеальном состоянии, вызвал у него профессиональное восхищение. На корабле явно не пренебрегали медициной.
Не теряя зря времени, он засучил рукава рубахи и начал отбирать нужные ему средства и раскладывать на полотне инструменты, посматривая при этом на своего грозного пациента, неподвижно сидящего в кресле с закрытыми глазами.
Позвякивание металла вывело того из состояния полузабытья. Открыв глаза, Рескатор сделал приглашающий жест и насмешливо сказал:
– На абордаж, доктор.
– С вашего позволения, монсеньор, – ответил Блад, подходя к нему. – Я начну с головы, ибо это одна из наиболее ценных частей тела. Сильные удары опасны, в том числе отдаленными последствиями, а у старины Нэда тяжелая рука. Как-то он на спор проломил дубовый стол, – с этими словами он пощупал пульс и проверил зрачки Рескатора. – В глазах не двоится?
– Нет. Вы были бы рады, если бы этот ваш Нэд уложил меня, как быка на бойне? – в голосе Рескатора звучала ирония.
– Отнюдь. Конечно, ваша смерть могла привести к упадку духа моряков «Голдсборо». Но с большей вероятностью она зажгла бы в их сердцах жажду мести и отчаянную ярость, благодаря которым они вполне были способны смять нас. В таком случае мне бы не с кем стало договариваться, и все закончилось бы крайне печально... – Блад ощупал место удара и хмыкнул: – Должен вас поздравить, монсеньор, ваша голова будто сделана из железа. Кости целы.
– Хорошо, что не из дуба, – усмехнулся Рескатор. – А вы не лезете за словом в карман.
– Так уж у нас, ирландцев, заведено, – вернул ему усмешку Блад. Обработав рану, он уже ловко накладывал повязку. – Без контузии, конечно, не обошлось, и еще несколько дней это будет вас беспокоить, но, думаю, все обойдется. Теперь посмотрим, что там с плечом. Лучше перейдете на это... ложе, – он показал на низкую и широкую восточную кушетку, стоящую у переборки.
Рескатор подозвал Абдуллу, застывшего у дверей подобно изваянию, и с его помощью перебрался на кушетку. Прикосновение к плечу заставило его стиснуть челюсти.
Синие глаза Блада серьезно взглянули на него, когда он вынес вердикт:
– Пуля задела кость, вам придется пережить несколько весьма неприятных минут. Постараюсь сделать все как можно быстрее.
Он отошел к столу и взял одну из бутылочек, потом сказал, показав ее Рескатору:
– Лауданум. Порой это средство оказывает странное воздействие, а у некоторых и вовсе вызывает привыкание, но в данном случае без него не обойтись. Поможет притупить боль, и мы быстро закончим.
Рескатор мгновение колебался, также зная о действии опия, входящего в состав лауданума, но, уж никак не меньше этого пирата желая разделаться поскорее со своими ранами, кивнул.
Блад взял один из кубков, стоящих на столе, наполнил его водой из кувшина, потом тщательно отмерил необходимое количество лауданума и протянул кубок Рескатору.
Выпив лекарство, тот некоторое время молчал, готовясь к неизбежному, потом сказал:
– Приступайте.
Вытерев пот со лба, Блад бросил взгляд на Рескатора, забывшегося тяжелым сном.
Он чувствовал усталость, но об отдыхе не могло быть и речи. Сейчас надо будет заняться ранеными матросами «Голдсборо», а затем - проведать и своих корсаров.
Лучи солнца, стоящего довольно низко, били в окна, рассыпая блики на золотых безделушках и освещая тяжелую, странно смотрящуюся на корабле мебель, которой была обставлена каюта.
Блад убрал все инструменты обратно в сундук и оглянулся на мавра, который подобно верному псу сидел на корточках у дверей и не сводил с него немигающего взгляда. Понимает ли он хотя бы французский? Взяв сундук в руки, Питер направился к двери. Мавр встал.
– Твой хозяин отдыхает, а я должен лечить других. Понимаешь?
Тот не удостоил корсара ответом, но посторонился, пропуская его. Питер вышел из каюты и увидел, что корабли уже встали на якорь в одной из бухт Коровьего. Моряки на палубе с подозрением косились на своего недавнего врага. Он обратился к одному из них, тоже по-французски:
– Проводи меня к остальным раненым.
Когда он, совершенно измотанный, закончил оказывать им помощь, уже стемнело. Блад увидел Язона, коренастого сподвижника Рескатора, которому тот отдавал приказание расцепить корабли. Язон смотрел по-прежнему неприязненно, но не стал препятствовать, когда Блад сказал ему, что направляется теперь на «Арабеллу», а потом вернется, чтобы присмотреть за капитаном «Голдсборо» ночью.
Язон отдал распоряжение спустить шлюпку, и вскоре Питер Блад ступил на палубу «Арабеллы»
Корсары оказались заперты в твиндеке, их охраняли несколько человек, вооруженных мушкетами, а на борту распоряжался злобный гном по имени Эриксон. Блад скрипнул зубами, едва сдерживая гнев.
Офицеры встретили своего капитана градом вопросов, но Блад слишком устал, чтобы удовлетворять их любопытство, и сказал только, что их жизням ничего не угрожает. И более того – он попытается добиться дополнительных уступок со стороны пленившего их Рескатора.
Зеленоватые волны накатывали на песчаный берег внизу, ветер срывал с них пену, и она мерцающей взвесью плыла в воздухе. По ярко-синему небу стремительно летели облака, а до горизонта тянулась бесконечная вереница песчаных дюн с чахлыми пучками травы, стелющейся под порывами ветра.
Жоффрей де Пейрак стоял на невысокой обрывистой гряде, идущей вдоль изрезанной линии побережья с множеством бухт и выступающих мысов, и чувствовал, как соленая водяная пыль оседает на его лице. Прямо перед ним в море лежали два острова, а вдалеке виднелся город в зубчатой короне белых стен.
– Жоффрей! – Сквозь рокот прибоя он услышал ее нежный голос и обернулся: его Анжелика, одетая почему-то в темную грубую одежду служанки и странной формы чепец, стояла всего в паре шагов от него...
...Броситься к ней, сжать ее в объятиях, – живую, теплую, – забыть на мгновение о безвестной могиле, затерянной в пустыне... Сорвать нелепый чепец, освобождая золотой водопад ее волос, пахнущих ветром, зарыться в них лицом, вдыхая ее аромат, заглянуть в ее изумрудные глаза...
Она никогда не являлась ему во снах. А может, он и не спит? Де Пейрак помнил, что был ранен...
– Я умер? – спросил он.
– Нет, любовь моя, – с улыбкой ответила она, – у тебя впереди еще много лет.
Потом Анжелика высвободилась из его объятий, ее взгляд потемнел, стал тревожным:
– Приходи за мной, Жоффрей! Я жду тебя здесь, – она обвела рукой пустынный берег.
– Где «здесь»? Где это место?! – закричал он в отчаянии, потому что Анжелика стала отступать от него.
Она не ответила, а солнце, выглянувшее из-за туч в эту минуту, ударило ему по глазам ослепительным светом. Силуэт Анжелики таял в этом неистовом свете, и рука де Пейрака, протянутая, чтобы удержать ее, ощутила лишь пустоту.
Блад, задремавший на узком диване в каюте Рескатора, услышал, как тот беспокойно мечется на кушетке. Было еще темно, но, посмотрев в окна, он увидел, что уже начинается рассвет. На столе неярко мерцала зажженная лампа.
Он подошел и склонился над раненым, лицо которого искажала мука – однако у Блада сложилось впечатление, что не телесные страдания были тому виной. С губ Рескатора сорвался глухой вскрик:
– Анжелика! Не уходи...
На его сомкнутых ресницах предательски блеснула влага.
«Монсеньор Рескатор, а вы вовсе не из гранита и стали, как хотите казаться. Вам есть кого вспоминать... и кого оплакивать», – с удивлением подумал Блад.
Он услышал, как пробили две склянки: пять часов утра.
Рескатор открыл глаза. Обрывки сна, подобно клочьям тумана, все еще плавали вокруг него – сна, в котором он обрел и вновь потерял ее.
Над ним склонялся смуглый темноволосый человек. Ах да, тот пиратский доктор... Однако Рескатор разглядывал его, словно видел впервые, – настолько разительным был переход от залитого солнцем неизвестного побережья к полумраку каюты.
– Черт, – сказал Блад, – неужели удар по голове оказался сильнее, чем я предполагал? – В его взгляде мелькнуло беспокойство. – Монсеньор, вы помните, кто я?
– Разумеется, господин пират. Вы Питер Блад, я взял ваш корабль на абордаж. И в глазах у меня не двоится, – де Пейрак уже вновь владел собой, облачаясь в броню привычного сарказма, но в его голосе все же был оттенок смущения, когда он спросил: – Я кричал во сне? Что я сказал?
– Я не разобрал слов, – с чистой совестью солгал Блад.
– Дело в лаудануме, вы были правы, доктор, – Рескатор криво усмехнулся. – Сколько времени?
– Недавно били две склянки, – ответил Блад.– Как вы себя чувствуете?
– Это вы командовали этим кораблем? Вы капитан Сангре?
Если Блада и удивило, что Рескатору известно его имя, то он не подал виду и ответил тоже по-испански:
– Мое имя Питер Блад, и да, я капитан этого корабля.
– Бывший капитан, – язвительно поправил его Рескатор. – Теперь корабль принадлежит мне.
Глаза Блада строптиво сверкнули, но он оставил обсуждение этого вопроса до более благоприятного момента.
– Вы англичанин? – Рескатор перешел на английский.
– Ирландец, – не преминул уточнить Блад. – А вы, как я полагаю, капитан Рескатор?
Тот в знак согласия наклонил голову, немедленно взорвавшуюся сильной болью.
Черт! И плечо горит, как в огне. Следовало побыстрее кончать с этим.
– Как вы намерены поступить с нами? – Блад успешно скрывал чувство неуверенности и даже обреченности, которое мимолетно возникло в нем после ужасных рассказов Косты.
– Ну а как бы вы поступили на моем месте?
– Я бы дал уцелевшим шлюпку и велел убираться к дьяволу.
Он издевается? Рескатор не удержался от сарказма:
– Да ну? Разве капитан Кровь оставляет кого-нибудь в живых? Я слышал совсем другое.
Неожиданно пленники, до сих пор в молчании слушавшие их разговор, зароптали, из их толпы выступил молодой корсар, глядевший на Рескатора со смелостью человека, которому нечего терять:
– Монсеньор Рескатор, кто поведал вам столь гнусную ложь? У капитана Блада есть свой кодекс чести, и он никогда бы не пошел на бессмысленную жестокость!
Это был Ибервиль. Он обратился к Рескатору по-французски, угадав своего соотечественника.
Рескатор прищурился, глядя на нового участника их беседы, речь и манеры которого были уместны скорее при дворе, чем на залитой кровью палубе, и только взгляд выдавал лихого искателя приключений.
– Благодарю тебя, Ибервиль, но это было излишне, – сухо произнес Блад.
Рескатор едва не рассмеялся, настолько происходящее показалось ему абсурдным. Право, скоро в Карибском море будет не протолкнуться от благородных разбойников, на этом корабле они так и кишат.
Интуиция подсказывала де Пейраку, что Истерлинг лгал ему, по какой-то причине желая этого боя. Однако в этот момент он больше всего на свете хотел лечь и был не в том состоянии, чтобы заниматься поисками истины. Иль-а-Ваш находился не так далеко, и у пиратов был шанс, хоть и небольшой, добраться до него вплавь – а там пусть полагаются на милость Всевышнего.
– К большому сожалению, господа, вынужден прервать нашу светскую беседу. Даже если это и правда, я не последую вашему примеру и предложу вам перешагнуть через борт, – голос Рескатора звучал глухо.
От Питера Блада не ускользнуло, что держится его противник из последних сил, и внезапно ему пришла в голову одна мысль.
– Несмотря на то, что вы настроены так решительно, монсеньор Рескатор, позвольте предложить вам сделку.
– В вашем ли положении говорить о сделке?
– И, тем не менее, я рискну. Я окажу врачебную помощь вам и членам вашей команды в обмен на наши жизни.
– Вы что, врач?
– Medicinae baccalaureus, – ответил Блад на латыни.
Еще и врач к тому же? Рескатор хотел было отмахнуться от неожиданного предложения, ему было не привыкать к ранам, но волной поднявшаяся дурнота заставила его пошатнуться.
Пожалуй, он недооценил удар, полученный по голове. К тому же у него плече сидела пуля, а арабский врач Абд-эль-Мешрат, почти всегда сопровождавший его, в этот раз остался в Голдсборо. Старому ученому нездоровилось, и Рескатор не взял его в плавание.
– Черт с вами... Я потом решу, как с вами поступить. Сейчас ваши люди будут заперты в трюмах этого корабля, а вас покорнейше прошу проследовать за мной на борт «Голдсборо»... Мы вернемся к Иль-а-Ваш.
– Среди моей команды тоже есть раненые, я должен буду помочь и им. – Дерзость корсара не знала границ.
– Хорошо, вам будет предоставлена некоторая свобода передвижения. Если ваш соратник не лжет, мне будет достаточно вашего честного слова. Обещайте, что вы не попытаетесь бежать или не устроите какую-нибудь каверзу.
– Монсеньор Рескатор! – вскричал возмущенный Ибервиль.
– Ибервиль, успокойся. Я даю вам слово. Я должен взять лекарства и инструменты...
– Не нужно. Можете быть уверены: сундук корабельного врача на «Голдсборо» вас не разочарует.
Глава 5. Плен
Поддерживаемый Абдуллой, Жоффрей де Пейрак с трудом дошел до своих апартаментов и в изнеможении рухнул в глубокое кресло.
Два корабля, все еще представляющие собой единое целое, медленно дрейфовали, увлекаемые течением в открытое море.
На палубе «Голдсборо» он отдал Язону приказ расцепить суда и идти на их прежнюю стоянку на западе Иль-а-Ваш, покинутую сегодняшним утром.
Солнце давно перевалило полуденную черту, и через несколько часов должно было стемнеть.
Язон молча кивнул, крайне неприязненно глядя на пиратского капитана, которого, как и его команду, монсеньор Рескатор по какой-то своей прихоти оставил в живых.
«Какой он врач, врачи не командуют ордой головорезов, – непримиримо думал Язон. – На месте монсеньора я бы не доверил этакому врачу и прыщик лечить... Надо сказать ребятам, пусть смотрят в оба... Часть команды придется оставить на фрегате, и это не считая наших потерь. Эриксон будет в плохом настроении, он и так ворчит, что ему не хватает людей. А еще придется заниматься починкой... Да, Эриксон точно будет беситься, отправлю-ка я его на фрегат, пусть там срывает зло». – Храбрый Язон даже плечами передернул, представив в плохом настроении коротышку-боцмана, дурной нрав которого и так уже вошел в поговорку у экипажа.
Матросы вовсю занимались перепутавшимися снастями; где возможно, чинили их на скорую руку, и вскоре освобожденные от абордажных крючьев «Арабелла» и «Голдсборо» направились к Иль-а-Ваш.
***
Питер Блад, оказавшись в роскошной каюте хозяина «Голдбсоро», с невольным любопытством оглядел ее, подумав, что окружающая обстановка несет на себе вполне явственный отпечаток Востока. Но эта мысль недолго занимала его.
В жестоком бою он потерял около трети команды убитыми, но тяжелораненых, к счастью, не было. Зная, что его корсарам предоставили все необходимое, он позволил себе не слишком беспокоиться об их состоянии и сосредоточился на пациенте, от которого зависели их жизни.
На столе уже лежал кусок полотна, там же стояли несколько изящных серебряных кубков, кувшин, глубокая миска с водой и раскрытый сундук.
Заглянув в сундук, Блад поразился разнообразию имеющихся лекарств, а набор хирургических инструментов, изготовленных из отменной стали и пребывающих в идеальном состоянии, вызвал у него профессиональное восхищение. На корабле явно не пренебрегали медициной.
Не теряя зря времени, он засучил рукава рубахи и начал отбирать нужные ему средства и раскладывать на полотне инструменты, посматривая при этом на своего грозного пациента, неподвижно сидящего в кресле с закрытыми глазами.
Позвякивание металла вывело того из состояния полузабытья. Открыв глаза, Рескатор сделал приглашающий жест и насмешливо сказал:
– На абордаж, доктор.
– С вашего позволения, монсеньор, – ответил Блад, подходя к нему. – Я начну с головы, ибо это одна из наиболее ценных частей тела. Сильные удары опасны, в том числе отдаленными последствиями, а у старины Нэда тяжелая рука. Как-то он на спор проломил дубовый стол, – с этими словами он пощупал пульс и проверил зрачки Рескатора. – В глазах не двоится?
– Нет. Вы были бы рады, если бы этот ваш Нэд уложил меня, как быка на бойне? – в голосе Рескатора звучала ирония.
– Отнюдь. Конечно, ваша смерть могла привести к упадку духа моряков «Голдсборо». Но с большей вероятностью она зажгла бы в их сердцах жажду мести и отчаянную ярость, благодаря которым они вполне были способны смять нас. В таком случае мне бы не с кем стало договариваться, и все закончилось бы крайне печально... – Блад ощупал место удара и хмыкнул: – Должен вас поздравить, монсеньор, ваша голова будто сделана из железа. Кости целы.
– Хорошо, что не из дуба, – усмехнулся Рескатор. – А вы не лезете за словом в карман.
– Так уж у нас, ирландцев, заведено, – вернул ему усмешку Блад. Обработав рану, он уже ловко накладывал повязку. – Без контузии, конечно, не обошлось, и еще несколько дней это будет вас беспокоить, но, думаю, все обойдется. Теперь посмотрим, что там с плечом. Лучше перейдете на это... ложе, – он показал на низкую и широкую восточную кушетку, стоящую у переборки.
Рескатор подозвал Абдуллу, застывшего у дверей подобно изваянию, и с его помощью перебрался на кушетку. Прикосновение к плечу заставило его стиснуть челюсти.
Синие глаза Блада серьезно взглянули на него, когда он вынес вердикт:
– Пуля задела кость, вам придется пережить несколько весьма неприятных минут. Постараюсь сделать все как можно быстрее.
Он отошел к столу и взял одну из бутылочек, потом сказал, показав ее Рескатору:
– Лауданум. Порой это средство оказывает странное воздействие, а у некоторых и вовсе вызывает привыкание, но в данном случае без него не обойтись. Поможет притупить боль, и мы быстро закончим.
Рескатор мгновение колебался, также зная о действии опия, входящего в состав лауданума, но, уж никак не меньше этого пирата желая разделаться поскорее со своими ранами, кивнул.
Блад взял один из кубков, стоящих на столе, наполнил его водой из кувшина, потом тщательно отмерил необходимое количество лауданума и протянул кубок Рескатору.
Выпив лекарство, тот некоторое время молчал, готовясь к неизбежному, потом сказал:
– Приступайте.
***
Вытерев пот со лба, Блад бросил взгляд на Рескатора, забывшегося тяжелым сном.
Он чувствовал усталость, но об отдыхе не могло быть и речи. Сейчас надо будет заняться ранеными матросами «Голдсборо», а затем - проведать и своих корсаров.
Лучи солнца, стоящего довольно низко, били в окна, рассыпая блики на золотых безделушках и освещая тяжелую, странно смотрящуюся на корабле мебель, которой была обставлена каюта.
Блад убрал все инструменты обратно в сундук и оглянулся на мавра, который подобно верному псу сидел на корточках у дверей и не сводил с него немигающего взгляда. Понимает ли он хотя бы французский? Взяв сундук в руки, Питер направился к двери. Мавр встал.
– Твой хозяин отдыхает, а я должен лечить других. Понимаешь?
Тот не удостоил корсара ответом, но посторонился, пропуская его. Питер вышел из каюты и увидел, что корабли уже встали на якорь в одной из бухт Коровьего. Моряки на палубе с подозрением косились на своего недавнего врага. Он обратился к одному из них, тоже по-французски:
– Проводи меня к остальным раненым.
Когда он, совершенно измотанный, закончил оказывать им помощь, уже стемнело. Блад увидел Язона, коренастого сподвижника Рескатора, которому тот отдавал приказание расцепить корабли. Язон смотрел по-прежнему неприязненно, но не стал препятствовать, когда Блад сказал ему, что направляется теперь на «Арабеллу», а потом вернется, чтобы присмотреть за капитаном «Голдсборо» ночью.
Язон отдал распоряжение спустить шлюпку, и вскоре Питер Блад ступил на палубу «Арабеллы»
Корсары оказались заперты в твиндеке, их охраняли несколько человек, вооруженных мушкетами, а на борту распоряжался злобный гном по имени Эриксон. Блад скрипнул зубами, едва сдерживая гнев.
Офицеры встретили своего капитана градом вопросов, но Блад слишком устал, чтобы удовлетворять их любопытство, и сказал только, что их жизням ничего не угрожает. И более того – он попытается добиться дополнительных уступок со стороны пленившего их Рескатора.
***
Зеленоватые волны накатывали на песчаный берег внизу, ветер срывал с них пену, и она мерцающей взвесью плыла в воздухе. По ярко-синему небу стремительно летели облака, а до горизонта тянулась бесконечная вереница песчаных дюн с чахлыми пучками травы, стелющейся под порывами ветра.
Жоффрей де Пейрак стоял на невысокой обрывистой гряде, идущей вдоль изрезанной линии побережья с множеством бухт и выступающих мысов, и чувствовал, как соленая водяная пыль оседает на его лице. Прямо перед ним в море лежали два острова, а вдалеке виднелся город в зубчатой короне белых стен.
– Жоффрей! – Сквозь рокот прибоя он услышал ее нежный голос и обернулся: его Анжелика, одетая почему-то в темную грубую одежду служанки и странной формы чепец, стояла всего в паре шагов от него...
...Броситься к ней, сжать ее в объятиях, – живую, теплую, – забыть на мгновение о безвестной могиле, затерянной в пустыне... Сорвать нелепый чепец, освобождая золотой водопад ее волос, пахнущих ветром, зарыться в них лицом, вдыхая ее аромат, заглянуть в ее изумрудные глаза...
Она никогда не являлась ему во снах. А может, он и не спит? Де Пейрак помнил, что был ранен...
– Я умер? – спросил он.
– Нет, любовь моя, – с улыбкой ответила она, – у тебя впереди еще много лет.
Потом Анжелика высвободилась из его объятий, ее взгляд потемнел, стал тревожным:
– Приходи за мной, Жоффрей! Я жду тебя здесь, – она обвела рукой пустынный берег.
– Где «здесь»? Где это место?! – закричал он в отчаянии, потому что Анжелика стала отступать от него.
Она не ответила, а солнце, выглянувшее из-за туч в эту минуту, ударило ему по глазам ослепительным светом. Силуэт Анжелики таял в этом неистовом свете, и рука де Пейрака, протянутая, чтобы удержать ее, ощутила лишь пустоту.
***
Блад, задремавший на узком диване в каюте Рескатора, услышал, как тот беспокойно мечется на кушетке. Было еще темно, но, посмотрев в окна, он увидел, что уже начинается рассвет. На столе неярко мерцала зажженная лампа.
Он подошел и склонился над раненым, лицо которого искажала мука – однако у Блада сложилось впечатление, что не телесные страдания были тому виной. С губ Рескатора сорвался глухой вскрик:
– Анжелика! Не уходи...
На его сомкнутых ресницах предательски блеснула влага.
«Монсеньор Рескатор, а вы вовсе не из гранита и стали, как хотите казаться. Вам есть кого вспоминать... и кого оплакивать», – с удивлением подумал Блад.
Он услышал, как пробили две склянки: пять часов утра.
Рескатор открыл глаза. Обрывки сна, подобно клочьям тумана, все еще плавали вокруг него – сна, в котором он обрел и вновь потерял ее.
Над ним склонялся смуглый темноволосый человек. Ах да, тот пиратский доктор... Однако Рескатор разглядывал его, словно видел впервые, – настолько разительным был переход от залитого солнцем неизвестного побережья к полумраку каюты.
– Черт, – сказал Блад, – неужели удар по голове оказался сильнее, чем я предполагал? – В его взгляде мелькнуло беспокойство. – Монсеньор, вы помните, кто я?
– Разумеется, господин пират. Вы Питер Блад, я взял ваш корабль на абордаж. И в глазах у меня не двоится, – де Пейрак уже вновь владел собой, облачаясь в броню привычного сарказма, но в его голосе все же был оттенок смущения, когда он спросил: – Я кричал во сне? Что я сказал?
– Я не разобрал слов, – с чистой совестью солгал Блад.
– Дело в лаудануме, вы были правы, доктор, – Рескатор криво усмехнулся. – Сколько времени?
– Недавно били две склянки, – ответил Блад.– Как вы себя чувствуете?
