Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело...
К ночи некоторые гости разъехались по домам, а самые близкие родственники и подруги матери улеглись в большой комнате около стола вповалку на застеленном матрасами и одеялами полу. Ещё долго я из своей детской комнаты слышал разговоры пьяных гостей, которые ходили всю ночь на улицу курить. Так хлебосольно отмечали свои праздники работники продуктовых магазинов в Советском Союзе, а вокруг нас, - что я замечал по жизни соседских мальчишек, когда бывал у них в гостях, - люди жили значительно скромнее.
Когда я начал учится в третьем классе начальной школы, то тётя Наташа позвала мою мать ехать с ней в Нефтеюганск, куда её по контракту назначили начальником кондитерского цеха в новой столовой нефтяников. Она пообещала моей матери должность заведующей производством с получением в течение шести месяцев квартиры в брусовых двухэтажных домах, строительство которых шло в посёлке очень быстро. Мать согласилась, но с условием, что сможет оставить работу в Нефтеюганске, если ей жизнь на Севере не понравятся. Моя мать захотела ехать на Север со мной, чему отец не стал противиться, потому что был уверен, что из-за холодов мы сбежим оттуда и вернёмся к нему через месяц. Этому способствовали и испорченные окончательно отношения между моими родителями.
Мы летели зимой в Нефтеюганск на «кукурузнике» Ан-2 с лыжами. Это был мой первый полёт на самолёте. Меня поразил вид тайги с высоты. Деревья и редкие избы в тайге казались игрушечными. Деревья по размеру походили на спички, а редкие домики на спичечные коробки. За месяц из Нефтеюганска мы не сбежали, а осели там основательно. Я пошёл там в третий класс. Тётя Наташа заведовала кондитерским цехом, а моя мать работала при ней в этой самой столовой. В Нефтеюганске в 1965 году буровые вышки располагались практически в черте посёлка, а грязь весной, летом и осенью была постоянной и непролазной. Кроме высоких сапог, валенок и унтов никакая обувь в Нефтеюганске не носилась. Основная масса людей проживала в вагончиках. Зимой морозы иногда доходили до минус 52 градуса по Цельсию, и если балок не имел наружной обсыпки и завалинки, то зимой в нем можно было не снимать тёплую обувь, как бы ты не пытался обогревать такой вагончик железной «буржуйкой» на дровах или мощным «козлом» - самодельным электрическим обогревателем с открытой спиралью, намотанной на асбестовую трубу. Дикая природа того места поражала воображение. Летом в Юганкой Оби было столько много рыбы, что я ловил по несколько десятков щук у берега на петлю из тонкой медной проволоки на короткой палочке.. В лес около посёлка летом невозможно было зайти - комары буквально съедали любого, независимо от того, намазан он мазью от комаров или нет, но ягодами около посёлка в лесу было усыпано всё вокруг, куда бы вы не посмотрели. За неустроенные условия жизни к зарплате каждого работника прибавляли 70% северных, будь то: уборщица в столовой или начальник управления буровых работ. Впервые в жизни я увидел в продовольственных магазинах питьевой спирт в поллитровках по шесть рублей. Таким образом Советская власть изымала огромные зарплаты (на тот период времени) у северных работников, и когда в навигацию прибывали баржи с продовольствием в города Западной Сибири, то значительную площадь транспортных средств занимали ящики с водкой и спиртом. Государственная монополия на водку и спирт помогала продавать продукцию с копеечной себестоимостью, примерно, в сто раз дороже, а здоровье спивающегося населения на Севере никого не интересовало. В этом Советская власть ничем не отличалась от свергнутой ею когда-то царской.
Около столовой, где работали моя мать и тётя Наташа, регулярно укладывали бетонные дороги, но они в течение нескольких месяцев приходили в негодность из-за того, что на обед в столовую приезжали буровики на гусеничных военных вездеходах, а другой транспорт к столовой подъехать не мог. Летом в навигацию все продукты в посёлок доставлялись по Оби и вертолётами из Сургута, а зимой по «зимнику» - по замершей Оби. Одним словом, в одиннадцать лет я познал экстремальные условия жизни в экстремальных погодных условиях при освоении нефтяных месторождений Западной Сибири. Однако больше всего меня маленького поражало то, какое огромное количество водки и спирта выпивали люди в этих суровых местах по вечерам. Не проходило ни одного дня, чтобы после работы у нас в вагончике что-то не праздновали. Видимо, именно эта поездка моей матери и тёти Наташи повлияла на привыкание их к крепким спиртным напиткам, но более слабой оказалась двадцатипятилетняя тётя Наташа. Она жила со своим первым мужем в одной половине вагончика, а я с матерью - в другой. Муж моей тётки оказался очень ревнивым, хотя признаться, тётя Наташа давала достаточно поводов для этого. Муж её работал начальником базы горюче-смазочных материалов и после пяти вечера он скорее бежал в столовую к жене, чтобы она не легла под какого-нибудь очередного красавца вертолетчика в своём кабинете, которых она знала почти всех, потому что все лётчики питались в её единственной на посёлок столовой, а деньги в их карманах никогда не заканчивались.
Иногда мне приходилось спать в половине вагончика тёти Наташи, когда мать задерживалась на работе, чтобы выдавать продукты ночным поварам для приготовления блюд на предстоящее утро. В тётиной половине вагона стояла двухъярусная кровать, и я всегда забирался для сна на второй ярус, чтобы тайком ночью было удобно сверху наблюдать за тётей с мужем. Как всегда они ложились чуть под хмельком и продолжали выяснять отношения шёпотом, чтобы не разбудить меня. Потом муж медленно накрывал телом тётю сверху, и они совокуплялись. Затем муж, как животное ленивец с дерева медленно слазил с тёти Наташи, и они тотчас засыпали, а на следующий день всё повторялось вновь. У меня не умещалось в голове, как можно так медленно и размеренно овладевать моей привлекательной тётей, а не рвать и метать на ней, получая удовольствие, которое ощущал я, наблюдая скрытно за ними на полу. Это моё тайное наблюдение однажды заметила тётя Наташа, потому что она лежала на спине во время сексуальной близости с мужем, и от неё не ускользнуло то, что моя голова переодически высовывалась со второго яруса кровати. Утром она улыбаясь смотрела на меня и говорила: «Ну и паршивец же ты, Мишка!» Я делал вид, что не понимаю, почему меня называют паршивцем, но не зная точного значения этого слова, чувствовал, что не хорошо ночью подглядывать за взрослыми, но это не совсем однозначно плохо. Так мне казалось по реакции тёти.
Однако мне становилось понятно, почему моя тётя всегда не упускала случая наставить рога своему ревнивому мужу. Через полгода первый муж моей тёти уехал к своим родителям и больше не вернулся. Он, видимо, понял, что ему мою жизнелюбивую тётю не удержать. Получение квартиры тёткой и матерью в Нефтеюганске затягивалось, и однажды мы перед предстоящей морозной зимой уехали на родину, разорвав контракт с отделом рабочего снабжения. В моей детской памяти о Нефтеюганске остались только две цифры, что горели красными лампочками морозными тёмными вечерами на здании поселковой администрации в течение двух лет жизни в этом удивительном посёлке Западной Сибири - 48, а через год - 49 лет Октябрьской революции.
Моя тётя после отъезда мужа как с цепи сорвалась. Теперь никто не мешал ей получать полное удовольствие от жизни в её прекрасном возрасте. К нам в вагончик каждый вечер стали приходить вертолётчики с шампанским и коньяком, среди которых нашёлся и ровесник моей матери. Сначала мать себя сдерживала, но после выпивки в компании молодых красавцев, как и её младшая сестра, забывалась, потому что мой отец изменял ей напропалую, как она точно знала из откровенных рассказов своих подруг, и это давало ей моральное право увлекаться видными мужчинами вдалеке от родного дома. Я ревновал мать и каждое утро не разговаривал с ней, давая понять, что мне не нравятся её измены отцу. Мать нашла выход из этого положения - она на ночь переселяла меня в половину вагончика тёти Наташи, где я по ночам регулярно наблюдал за её любовными утехами с каким-нибудь очередным молодым вертолётчиком, и тётя уже знала, что я подглядываю за ней, но она на это уже не обращала внимания.
Мамин ухажёр был командиром экипажа вертолёта Ми-4, и он стал регулярно по утрам брать меня с собой в полёт то в Сургут, то на какую-нибудь удалённую буровую вышку Усть-Балыкского месторождения нефти в тайге, что несомненно способствовало тому, что я постепенно проникся добрыми чувствами к маминому любовнику и перестал ревновать его к ней. Меня усаживали в кабину вертолёта на выдвижное брезентовое сиденье бортового радиста, которого из-за меня оставляли на земле. Располагалась моя беседка за креслом второго пилота, и я был счастлив несказанно хорошему обзору в выпуклые боковые стёкла кабины вертолёта. Однако в душе меня иногда посещало чувство вины перед родным отцом. Я чувствовал себя неловко в душе, что так легко, за полет на вертолёте, предавал папу. Я знал, что не мог рассказать отцу о поведении мамы вдали от дома. Получалось, что я предавал не только отца, но и буквально продавал маму за полёты на вертолёте в кабине. Хоть и было мне в ту пору одиннадцать лет, но эти мысли в моей детской голове уже присутствовали. Я чувствовал, что происходит что-то нехорошее, и это ощущалось мной из-за насмешливых улыбок между командиром вертолёта и вторым пилотом, когда они посматривали на довольного и восхищённого меня, поэтому я не мог испытывать полной радости от полётов на вертолёте в кабине лётчиков.
Через полгода любовная эпопея с вертолётчиками подошла к концу, так как у наших воздушных друзей закончилась служебная командировка, и они всем экипажем улетели на плановый ремонт в своём вертолёте. Больше эти весёлые и щедрые дяденьки в коричневых кожаных куртках в нашей жизни не появились.
Тётя, мама и я обратно на родину вернулись после расторжения контракта. Мы возвращались на этот раз через Сургут, куда прилетели на вертолёте. В Сургуте мы пересели на нормальный пассажирский самолёт Ан - 24 и в тот же день оказались дома на «большой земле».
После двухгодичной разлуки отец и мать уже не могли жить вместе. Тётя Наташа опять жила у нас. Теперь две сестры устроились работать в какое-то кафе, а там они пустились опять о все тяжкие, стараясь выйти вновь замуж. Отец мой ушёл к другой женщине, и я ходил к нему от матери только в гости, потому что очень по нему скучал. Теперь меня ожидали вновь приятные и волнительные наблюдения за привлекательной тётей, потому что она жила в моей детской. Наши кровати располагались у противоположных стен моей комнаты. Перед уходом отец нам в дом провёл газ, зимний водопровод и канализацию, и у нас теперь, к счастью, отпала нужда топить одновременно две печки.
Однажды ночью я проснулся от скрипа панцирной сетки на кровати тёти Наташи. В темноте я не мог разглядеть и понять, почему так громко скрипит кровать тёти среди ночи, но характерные стоны двух человек позволили мне быстро догадаться, что тётя Наташа после работы пришла с очередным любовником. Когда они пришли, то я уже спал. Никогда прежде тётя не приводила в мою детскую комнату постороннего мужчину. Утром я по понятной причине не рассказал матери, что тётя Наташа разбудила меня ночью.
Через неделю я проснулся утром и увидел, что на спинке стула, на котором я всегда сидел за письменным столом и делал школьное домашнее задание, висит синий пиджак. Но удивило меня не появление чужого пиджака на моём стуле, а золотая звезда Героя Советского Союза, что была прикреплена слева на чужом пиджаке. Я буквально оторопел, но не стал тотчас вскакивать с места, потому что заметил, что на кровати тёти Наташи происходит опять какая-то возня. Я чуть приоткрыл глаза и разглядел, что на тёте лежит голый незнакомый мне мужчина. Голова очередного друга моей тёти была повёрнута к стене, а тётя из-под любовника спокойно смотрела на меня. Я полностью открыл глаза и, не стесняясь, смотрел прямо на тётку. Она из-под мужика грозила мне кулаком, но я её нисколько не боялся и продолжал смотреть. В этот момент я почувствовал, что не прикасаясь к ней, перешёл навсегда в категорию близких её людей, с которыми у неё были любовные отношения. Оказалось, что опять тётя Наташа привела домой какого-то нового поклонника, но не просто поклонника, а на этот раз Героя Советского Союза, с которым познакомилась в кафе, где она работала заведующей залом. В её обязанности входило рассадка клиентов на свободные места. Все её последние знакомства происходили в кафе, где вечно вечерами в конце недели не хватало мест для всех желающих посидеть в кафе и потанцевать под музыку. Незнакомый мужик на тёте застонал от удовольствия и свалился на бок. Я опять закрыл глаза и любовники ушли в душ. Я отвернулся к стене, и когда любовники вернулись из душа, то быстро оделись и ушли.
Мне часто потом вспоминалась любовная связь тёти Наташи с Героем Советского Союза. Это был поворотный момент в наших с ней отношениях. Словно с ней в постели в тот раз находился не только безымянный для меня и редкий для нашего города Герой Советского Союза, но и я сам, с чем она уже негласно смирилась, когда поняла, что грозить мне незаметно кулаком бесполезно. В тот день она имела близость не только с Героем Советского Союза, но заочно уже и со мной. Точнее сказать, в тот день она прежде всего была со мной в постели, хотя реально с ней лежал Герой Советского Союза. В тот день именно я был её истинным героем...
Однажды после окончания школы я готовился к экзаменам в индустриальный институт. Чтобы избежать призыва в армию, я во что бы то ни стало должен был успешно сдать экзамены. Я понимал, что если провалю экзамены в институт, где имелась военная кафедра, то осенью мне точно придётся идти в армию. Нельзя сказать, чтобы я боялся армии, но потеря двух лет не радовала меня, потому что после армии молодые люди не всегда поступают учиться в институт. За два года многое из школьной программы забывается, а восстанавливать знания - тяжёлый труд, если вы не очень волевой и не очень целеустремлённый человек. Словом, если вы не кремень.
Моя мать никак не могла ещё раз выйти замуж, чего нельзя было сказать о моей тёте, которая за короткий период трижды успела выйти замуж и всегда жила с мужьями в их квартирах. У нас она теперь бывала редко, хотя работала с моей матерью в том же кафе. Мы даже убрали из моей комнаты мою бывшую кровать полуторку, а оставили только одну - двуспальную, на которой когда-то последний раз спала тётя Наташа с Героем Советского Союза. Вынос одной кровати из моей комнаты сыграл неожиданную роль в моей жизни. То, что тётя Наташа быстро разочаровывалась в своих мужьях, не являлось для нас с матерью откровением. Мы к этому привыкли ещё со времён жизни в Нефтеюганске, когда любвеобильная, весёлая и любящая выпить тётя Наташа каждый вечер с работы приходила с новым щедрым молодым человеком и оставалась с ним на ночь.
Небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело...
К ночи некоторые гости разъехались по домам, а самые близкие родственники и подруги матери улеглись в большой комнате около стола вповалку на застеленном матрасами и одеялами полу. Ещё долго я из своей детской комнаты слышал разговоры пьяных гостей, которые ходили всю ночь на улицу курить. Так хлебосольно отмечали свои праздники работники продуктовых магазинов в Советском Союзе, а вокруг нас, - что я замечал по жизни соседских мальчишек, когда бывал у них в гостях, - люди жили значительно скромнее.
Глава 3
Когда я начал учится в третьем классе начальной школы, то тётя Наташа позвала мою мать ехать с ней в Нефтеюганск, куда её по контракту назначили начальником кондитерского цеха в новой столовой нефтяников. Она пообещала моей матери должность заведующей производством с получением в течение шести месяцев квартиры в брусовых двухэтажных домах, строительство которых шло в посёлке очень быстро. Мать согласилась, но с условием, что сможет оставить работу в Нефтеюганске, если ей жизнь на Севере не понравятся. Моя мать захотела ехать на Север со мной, чему отец не стал противиться, потому что был уверен, что из-за холодов мы сбежим оттуда и вернёмся к нему через месяц. Этому способствовали и испорченные окончательно отношения между моими родителями.
Мы летели зимой в Нефтеюганск на «кукурузнике» Ан-2 с лыжами. Это был мой первый полёт на самолёте. Меня поразил вид тайги с высоты. Деревья и редкие избы в тайге казались игрушечными. Деревья по размеру походили на спички, а редкие домики на спичечные коробки. За месяц из Нефтеюганска мы не сбежали, а осели там основательно. Я пошёл там в третий класс. Тётя Наташа заведовала кондитерским цехом, а моя мать работала при ней в этой самой столовой. В Нефтеюганске в 1965 году буровые вышки располагались практически в черте посёлка, а грязь весной, летом и осенью была постоянной и непролазной. Кроме высоких сапог, валенок и унтов никакая обувь в Нефтеюганске не носилась. Основная масса людей проживала в вагончиках. Зимой морозы иногда доходили до минус 52 градуса по Цельсию, и если балок не имел наружной обсыпки и завалинки, то зимой в нем можно было не снимать тёплую обувь, как бы ты не пытался обогревать такой вагончик железной «буржуйкой» на дровах или мощным «козлом» - самодельным электрическим обогревателем с открытой спиралью, намотанной на асбестовую трубу. Дикая природа того места поражала воображение. Летом в Юганкой Оби было столько много рыбы, что я ловил по несколько десятков щук у берега на петлю из тонкой медной проволоки на короткой палочке.. В лес около посёлка летом невозможно было зайти - комары буквально съедали любого, независимо от того, намазан он мазью от комаров или нет, но ягодами около посёлка в лесу было усыпано всё вокруг, куда бы вы не посмотрели. За неустроенные условия жизни к зарплате каждого работника прибавляли 70% северных, будь то: уборщица в столовой или начальник управления буровых работ. Впервые в жизни я увидел в продовольственных магазинах питьевой спирт в поллитровках по шесть рублей. Таким образом Советская власть изымала огромные зарплаты (на тот период времени) у северных работников, и когда в навигацию прибывали баржи с продовольствием в города Западной Сибири, то значительную площадь транспортных средств занимали ящики с водкой и спиртом. Государственная монополия на водку и спирт помогала продавать продукцию с копеечной себестоимостью, примерно, в сто раз дороже, а здоровье спивающегося населения на Севере никого не интересовало. В этом Советская власть ничем не отличалась от свергнутой ею когда-то царской.
Около столовой, где работали моя мать и тётя Наташа, регулярно укладывали бетонные дороги, но они в течение нескольких месяцев приходили в негодность из-за того, что на обед в столовую приезжали буровики на гусеничных военных вездеходах, а другой транспорт к столовой подъехать не мог. Летом в навигацию все продукты в посёлок доставлялись по Оби и вертолётами из Сургута, а зимой по «зимнику» - по замершей Оби. Одним словом, в одиннадцать лет я познал экстремальные условия жизни в экстремальных погодных условиях при освоении нефтяных месторождений Западной Сибири. Однако больше всего меня маленького поражало то, какое огромное количество водки и спирта выпивали люди в этих суровых местах по вечерам. Не проходило ни одного дня, чтобы после работы у нас в вагончике что-то не праздновали. Видимо, именно эта поездка моей матери и тёти Наташи повлияла на привыкание их к крепким спиртным напиткам, но более слабой оказалась двадцатипятилетняя тётя Наташа. Она жила со своим первым мужем в одной половине вагончика, а я с матерью - в другой. Муж моей тётки оказался очень ревнивым, хотя признаться, тётя Наташа давала достаточно поводов для этого. Муж её работал начальником базы горюче-смазочных материалов и после пяти вечера он скорее бежал в столовую к жене, чтобы она не легла под какого-нибудь очередного красавца вертолетчика в своём кабинете, которых она знала почти всех, потому что все лётчики питались в её единственной на посёлок столовой, а деньги в их карманах никогда не заканчивались.
Иногда мне приходилось спать в половине вагончика тёти Наташи, когда мать задерживалась на работе, чтобы выдавать продукты ночным поварам для приготовления блюд на предстоящее утро. В тётиной половине вагона стояла двухъярусная кровать, и я всегда забирался для сна на второй ярус, чтобы тайком ночью было удобно сверху наблюдать за тётей с мужем. Как всегда они ложились чуть под хмельком и продолжали выяснять отношения шёпотом, чтобы не разбудить меня. Потом муж медленно накрывал телом тётю сверху, и они совокуплялись. Затем муж, как животное ленивец с дерева медленно слазил с тёти Наташи, и они тотчас засыпали, а на следующий день всё повторялось вновь. У меня не умещалось в голове, как можно так медленно и размеренно овладевать моей привлекательной тётей, а не рвать и метать на ней, получая удовольствие, которое ощущал я, наблюдая скрытно за ними на полу. Это моё тайное наблюдение однажды заметила тётя Наташа, потому что она лежала на спине во время сексуальной близости с мужем, и от неё не ускользнуло то, что моя голова переодически высовывалась со второго яруса кровати. Утром она улыбаясь смотрела на меня и говорила: «Ну и паршивец же ты, Мишка!» Я делал вид, что не понимаю, почему меня называют паршивцем, но не зная точного значения этого слова, чувствовал, что не хорошо ночью подглядывать за взрослыми, но это не совсем однозначно плохо. Так мне казалось по реакции тёти.
Однако мне становилось понятно, почему моя тётя всегда не упускала случая наставить рога своему ревнивому мужу. Через полгода первый муж моей тёти уехал к своим родителям и больше не вернулся. Он, видимо, понял, что ему мою жизнелюбивую тётю не удержать. Получение квартиры тёткой и матерью в Нефтеюганске затягивалось, и однажды мы перед предстоящей морозной зимой уехали на родину, разорвав контракт с отделом рабочего снабжения. В моей детской памяти о Нефтеюганске остались только две цифры, что горели красными лампочками морозными тёмными вечерами на здании поселковой администрации в течение двух лет жизни в этом удивительном посёлке Западной Сибири - 48, а через год - 49 лет Октябрьской революции.
Глава 4
Моя тётя после отъезда мужа как с цепи сорвалась. Теперь никто не мешал ей получать полное удовольствие от жизни в её прекрасном возрасте. К нам в вагончик каждый вечер стали приходить вертолётчики с шампанским и коньяком, среди которых нашёлся и ровесник моей матери. Сначала мать себя сдерживала, но после выпивки в компании молодых красавцев, как и её младшая сестра, забывалась, потому что мой отец изменял ей напропалую, как она точно знала из откровенных рассказов своих подруг, и это давало ей моральное право увлекаться видными мужчинами вдалеке от родного дома. Я ревновал мать и каждое утро не разговаривал с ней, давая понять, что мне не нравятся её измены отцу. Мать нашла выход из этого положения - она на ночь переселяла меня в половину вагончика тёти Наташи, где я по ночам регулярно наблюдал за её любовными утехами с каким-нибудь очередным молодым вертолётчиком, и тётя уже знала, что я подглядываю за ней, но она на это уже не обращала внимания.
Мамин ухажёр был командиром экипажа вертолёта Ми-4, и он стал регулярно по утрам брать меня с собой в полёт то в Сургут, то на какую-нибудь удалённую буровую вышку Усть-Балыкского месторождения нефти в тайге, что несомненно способствовало тому, что я постепенно проникся добрыми чувствами к маминому любовнику и перестал ревновать его к ней. Меня усаживали в кабину вертолёта на выдвижное брезентовое сиденье бортового радиста, которого из-за меня оставляли на земле. Располагалась моя беседка за креслом второго пилота, и я был счастлив несказанно хорошему обзору в выпуклые боковые стёкла кабины вертолёта. Однако в душе меня иногда посещало чувство вины перед родным отцом. Я чувствовал себя неловко в душе, что так легко, за полет на вертолёте, предавал папу. Я знал, что не мог рассказать отцу о поведении мамы вдали от дома. Получалось, что я предавал не только отца, но и буквально продавал маму за полёты на вертолёте в кабине. Хоть и было мне в ту пору одиннадцать лет, но эти мысли в моей детской голове уже присутствовали. Я чувствовал, что происходит что-то нехорошее, и это ощущалось мной из-за насмешливых улыбок между командиром вертолёта и вторым пилотом, когда они посматривали на довольного и восхищённого меня, поэтому я не мог испытывать полной радости от полётов на вертолёте в кабине лётчиков.
Через полгода любовная эпопея с вертолётчиками подошла к концу, так как у наших воздушных друзей закончилась служебная командировка, и они всем экипажем улетели на плановый ремонт в своём вертолёте. Больше эти весёлые и щедрые дяденьки в коричневых кожаных куртках в нашей жизни не появились.
Тётя, мама и я обратно на родину вернулись после расторжения контракта. Мы возвращались на этот раз через Сургут, куда прилетели на вертолёте. В Сургуте мы пересели на нормальный пассажирский самолёт Ан - 24 и в тот же день оказались дома на «большой земле».
После двухгодичной разлуки отец и мать уже не могли жить вместе. Тётя Наташа опять жила у нас. Теперь две сестры устроились работать в какое-то кафе, а там они пустились опять о все тяжкие, стараясь выйти вновь замуж. Отец мой ушёл к другой женщине, и я ходил к нему от матери только в гости, потому что очень по нему скучал. Теперь меня ожидали вновь приятные и волнительные наблюдения за привлекательной тётей, потому что она жила в моей детской. Наши кровати располагались у противоположных стен моей комнаты. Перед уходом отец нам в дом провёл газ, зимний водопровод и канализацию, и у нас теперь, к счастью, отпала нужда топить одновременно две печки.
Однажды ночью я проснулся от скрипа панцирной сетки на кровати тёти Наташи. В темноте я не мог разглядеть и понять, почему так громко скрипит кровать тёти среди ночи, но характерные стоны двух человек позволили мне быстро догадаться, что тётя Наташа после работы пришла с очередным любовником. Когда они пришли, то я уже спал. Никогда прежде тётя не приводила в мою детскую комнату постороннего мужчину. Утром я по понятной причине не рассказал матери, что тётя Наташа разбудила меня ночью.
Через неделю я проснулся утром и увидел, что на спинке стула, на котором я всегда сидел за письменным столом и делал школьное домашнее задание, висит синий пиджак. Но удивило меня не появление чужого пиджака на моём стуле, а золотая звезда Героя Советского Союза, что была прикреплена слева на чужом пиджаке. Я буквально оторопел, но не стал тотчас вскакивать с места, потому что заметил, что на кровати тёти Наташи происходит опять какая-то возня. Я чуть приоткрыл глаза и разглядел, что на тёте лежит голый незнакомый мне мужчина. Голова очередного друга моей тёти была повёрнута к стене, а тётя из-под любовника спокойно смотрела на меня. Я полностью открыл глаза и, не стесняясь, смотрел прямо на тётку. Она из-под мужика грозила мне кулаком, но я её нисколько не боялся и продолжал смотреть. В этот момент я почувствовал, что не прикасаясь к ней, перешёл навсегда в категорию близких её людей, с которыми у неё были любовные отношения. Оказалось, что опять тётя Наташа привела домой какого-то нового поклонника, но не просто поклонника, а на этот раз Героя Советского Союза, с которым познакомилась в кафе, где она работала заведующей залом. В её обязанности входило рассадка клиентов на свободные места. Все её последние знакомства происходили в кафе, где вечно вечерами в конце недели не хватало мест для всех желающих посидеть в кафе и потанцевать под музыку. Незнакомый мужик на тёте застонал от удовольствия и свалился на бок. Я опять закрыл глаза и любовники ушли в душ. Я отвернулся к стене, и когда любовники вернулись из душа, то быстро оделись и ушли.
Мне часто потом вспоминалась любовная связь тёти Наташи с Героем Советского Союза. Это был поворотный момент в наших с ней отношениях. Словно с ней в постели в тот раз находился не только безымянный для меня и редкий для нашего города Герой Советского Союза, но и я сам, с чем она уже негласно смирилась, когда поняла, что грозить мне незаметно кулаком бесполезно. В тот день она имела близость не только с Героем Советского Союза, но заочно уже и со мной. Точнее сказать, в тот день она прежде всего была со мной в постели, хотя реально с ней лежал Герой Советского Союза. В тот день именно я был её истинным героем...
Глава 5
Однажды после окончания школы я готовился к экзаменам в индустриальный институт. Чтобы избежать призыва в армию, я во что бы то ни стало должен был успешно сдать экзамены. Я понимал, что если провалю экзамены в институт, где имелась военная кафедра, то осенью мне точно придётся идти в армию. Нельзя сказать, чтобы я боялся армии, но потеря двух лет не радовала меня, потому что после армии молодые люди не всегда поступают учиться в институт. За два года многое из школьной программы забывается, а восстанавливать знания - тяжёлый труд, если вы не очень волевой и не очень целеустремлённый человек. Словом, если вы не кремень.
Моя мать никак не могла ещё раз выйти замуж, чего нельзя было сказать о моей тёте, которая за короткий период трижды успела выйти замуж и всегда жила с мужьями в их квартирах. У нас она теперь бывала редко, хотя работала с моей матерью в том же кафе. Мы даже убрали из моей комнаты мою бывшую кровать полуторку, а оставили только одну - двуспальную, на которой когда-то последний раз спала тётя Наташа с Героем Советского Союза. Вынос одной кровати из моей комнаты сыграл неожиданную роль в моей жизни. То, что тётя Наташа быстро разочаровывалась в своих мужьях, не являлось для нас с матерью откровением. Мы к этому привыкли ещё со времён жизни в Нефтеюганске, когда любвеобильная, весёлая и любящая выпить тётя Наташа каждый вечер с работы приходила с новым щедрым молодым человеком и оставалась с ним на ночь.