Разглядеть свечение следов Бога
(повесть)
Несомненно, что 2020 год для всех надолго запомнится, как год всемирного наступления пандемии коронавируса, и значительные жертвы этой хвори дадут, наконец-то, понимание того, что рост количества людей всегда сопровождается бунтами, войнами или пандемиями из-за неустроенной жизни прирастающего безостановочно населения земли. Сейчас ежегодно на земле добавляется до 100 миллионов человек (примерно, такая страна как Германия!). Условия жизни людей всегда отстают от роста их количества, и это отставание, если оно затягивается, порождает конфликты и болезни. Уже сейчас коронавирус в некоторых странах заставляет перераспределять средства с дорогих вооружений на улучшение жизни прирастающего населения. Однако пока самые богатые страны не могут договориться о значительном снижение своих затрат на оружие, автор посредством своей книги пытается призвать каждого человека не ждать расторопности и разумности от правительств, а в силу своих возможностей оказывать посильную помощь старикам, одиноким матерям с малолетними детьми и бездомным людям. Нужно не только оглянуться, но и постараться отыскать подобных людей, потому что многие из них робко молчат и не стоят на улице с протянутой рукой, потому что давно потеряли всякую надежду получить помощь от кого-либо. Если бы люди делились с бедными хотя бы тем, что у них все равно испортится и пропадёт, то это бы принесло не меньшую пользу, чем отказ всех стран от всякого оружия...
За вдовою (за сиротою) сам Бог с калитою.
(из словаря В. И. Даля)
Мне в моем возрасте, под 80 лет, особенно ясно видно, что я — маленькое орудие бога для исполнения его задачи, и все больше имею определённой работы, вижу перед собой, и меньше сил — и потому от всего, что меня отвлекает, рассеивает, должен воздерживаться. Я ужасно берегу свои силы.
(Л. Н. Толстой)
Глава 1
С утра вновь начали звонить кредиторы. Звонки на двух мобильных телефонах Сергея Николаевича Зарубина были обеззвучены и переведены исключительно на вибрацию, что позволяло не слышать жене в соседней комнате беспрерывные и нудные мелодии его телефонов. Уже месяц Зарубин не спал вместе со своей второй женой, с которой прожил уже более пятнадцати лет. Работа из-за ссоры с начальником в офисе оказалась брошенной вместе с трудовой книжкой и денег на платежи неоткуда было взять. Сергей Николаевич босой сидел на лоджии в старых хлопчатобумажных шортах, в дырявой на груди и на спине белой футболке, не зная, что предпринять. Вернее сказать, ему уже ничего не хотелось делать для своего спасения - он словно начал уставать от жизни. Второй раз за время проживания со второй женой Сергей Николаевич столкнулся с тем, что не может возвращать занятые деньги. Первый раз, одиннадцать лет назад, в кризис из-за американских ипотечных бумаг, который коснулся и России, Зарубин потерял работу и не смог оплачивать кредиты, но тогда с него нечего было взять, и через три года судебные приставы отказали банкам во взыскании с него долга, так как Сергей Николаевич не имел не только никаких накоплений, он не имел никакого движимого имущества и какой-либо недвижимости. Тогда Сергей Николаевич задолжал банкам более семисот тысяч рублей и не уплата такой большой суммы в итоге сошла ему с рук. Сейчас же Сергей Николаевич мог одалживать только в микрофинансовых организациях, так как банки ему денег не давали, но микрофинансовые организации предоставляли дорогие займы, и четыре займа на пятьдесят тысяч быстро превратились в девять займов, примерно, на сто пятьдесят тысяч рублей. Теперь Сергея Николаевича беспокоило то, что он пенсионер, и судебные приставы могли располовинить его пенсию. Единственное, что вселяло маленькую надежду на сохранение пенсии - это её размер. Зарубин получал из пенсионного фонда на карту Сбербанка ежемесячно чуть более девяти тысяч рублей, а эта сумма равнялась прожиточному минимуму в регионе, где он жил. Тревожило то, что приставы могли, не вникая в детали, наложить арест на половину пенсии, и чтобы это оспорить Сергею Николаевичу потребовалось бы ходить по судам, и краснеть, как старому неудачнику, у которого пятнадцать лет назад, до ухода от первой жены с двумя взрослыми дочерьми, имелось все - квартира, автомобиль, бизнес и достаток.
Увидев в стене лоджии никелированный крюк для сеток с продуктами, Зарубин невольно подумал о самоубийстве. Повесится на крюке ему вдруг представилось лёгким делом. Однако сколько господь ему ещё позволит прожить от сегодняшних шестидесяти пяти лет он не знал, а повеситься в таком возрасте, значит, самоуверенно преувеличивать остаток жизни. Стоит ли накладывать на себя руки сегодня, если завтра смерть может прийти сама в результате инфаркта, инсульта или чего-либо ещё? Зарубин знал, что люди в более удручающем положении никогда и помыслить не смеют о сведении счетов с жизнью. Однако сейчас его особенно огорчало то, что это, как наказание, уже повторяется дважды, с тех пор, как он ушёл из первой семьи. Сегодня ему казалось, что уход от первой жены особенно обидной ошибкой из-за непоправимости положения. В первой семье он мог не думать о срочной добыче денег на проживание, чего не мог себе позволить со второй женой, которая обоснованно требовала оплачивать квартиру и хотя бы своё пропитание.
Уход из первой семьи начался с того, что у младшей дочери обнаружили какое-то заболевание мозга, а на лечение по рекомендации врачей требовались какие-то дорогие швейцарские лекарства, которые необходимо было принимать регулярно в течение длительного времени. Все бизнес предприятия Зарубина к тому времени уже были закрыты в связи с убыточностью из-за притеснений проверяющих органов. Две пиццерии принудили закрыть санитарные службы города и пожарные, которые ходили с проверками каждую неделю и всегда находили что-то новое, не соответствующее их требованиям, хотя никогда не называли заранее все недочёты. Японский ресторанчик Зарубин был вынужден закрыть из-за того, что милицейские органы накладывали на него разорительные штрафы за закупку спиртных напитков не на специальной базе, как того требовало какое-то предписание, а в лицензированном винном магазине через дорогу от его ресторанчика, что легко проверялось отсутствием штампов специальной винной базы на этикетках сливового вина. Наверное, Сергей Николаевич мог бы предложением взяток урегулировать все претензии контролирующих органов, как это делают почти все представители малого бизнеса, но тогда наивному Зарубину не хотелось этого делать из-за того, что это могло оскорбить порядочного человека, который вполне возможно мог оказаться проверяющим. Одним словом, оставался единственный выход из затруднительного положения - это продать большую квартиру, а купить квартиру поменьше и подешевле, разницу же использовать на покупку дорогих лекарств для дочери. Квартиру продали и переехали временно на съёмное жилье. Однако вместо того, чтобы незамедлительно купить квартиру подешевле, Сергей Николаевич уговорил жену дать согласие на размещение вырученных денег от продажи квартиры на фондовой бирже и попытаться заработать не только на лекарство дочери, но и купить квартиру не хуже, чем прежняя. Примерно, через полгода, из-за неопытности, от ста тысяч долларов, вырученных от продажи квартиры, осталось пятнадцать процентов. В такой ситуации человек от отчаяния начинает совершать более рискованные сделки, чтобы как-то компенсировать убытки, но это только ухудшило положение. Вдобавок, из-за потерь на бирже у Зарубина начались пьянки с загулами, и однажды утром жена не пустила его домой, а в случае попытки проникнуть в квартиру силой от неё последовала угроза вызова милиции. Это был конец супружеству после двадцати четырёх лет. В течение месяца Зарубин нашёл через интернет разведённую женщину и, схватив сумку с личными вещами, - сбежал к ней. На прощание Сергей Николаевич услышал от взрослых дочерей, что в случае ухода они перестанут считать его отцом, но сила обиды на жену оказалась такой огромной, что даже дочери не смогли заставить Зарубина отказаться от принятого решения. Сергея Николаевича успокаивало только то, что жена и дочери могли работать и оплачивать съёмное жилье самостоятельно. Так оно и случилось. То, что из-за него первая семья потеряла своё жилье, осталось тяжким грузом на совести Зарубина, и в течение всех пятнадцати лет жизни со второй женой он не переставал думать об этом. Он не мог быть счастливым во втором неофициальном браке, потому что грех разорения своих дочерей не давал ему покоя. Не бывало дня, чтобы он не думал о том, как бы помочь первой семье приобрести хоть маленькую, но свою квартиру. Однако господь словно наказывал его за безалаберность, пьянство и распутство, и все его попытки заработать деньги - ни к чему не приводили.
Теперь повторная критическая ситуация в жизни Зарубина возникла в течение пятнадцать лет совместной жизни и со второй женой. Зарубин сидел сейчас на лоджии и вспоминал прожитую жизнь до сегодняшнего дня. Зарубин полагал, что, наверное, мог бы устроится куда-нибудь работать, но ему уже ничего не хотелось делать такого, что являлось повторением и не давало возможности быстро заработать на квартиру дочерям и первой жене. То, что уже было в его жизни, сейчас казалось ему не очень интересным. Ни любовь, ни достаток, ни работа, ничто теперь не могло поднять Зарубина с места, да и первая семья уже особенно не нуждалась в его помощи и начала о нем понемногу забывать. Видимо, к каждому человеку когда-нибудь приходит усталость от жизни. Зарубин представил, что если бы сейчас на него свалились огромные деньги от какого-нибудь невероятного выигрыша в лотерею, то он бы не испытал эйфории, потому что всё то, ради чего большинство людей сейчас ходят на работу, занимаются бизнесом или даже совершают корыстные преступления ему теперь казалось не очень интересным - будь то дорогие дома, красивые женщины, дорогие автомобили, дорогая и красивая одежда, собирательство чего-либо или путешествия. Все это, кроме квартиры для дочерей, сейчас Зарубину казалось пустым и ложным стимулом продолжать жизнь. Было бы понятно его равнодушие к прелестям и соблазнам жизни, если бы он сейчас болел какой-нибудь смертельной болезнью, но этого, слава богу, не наблюдалось. Зарубин не потерял окончательно интерес к жизни и вполне мог бы третий раз жениться на относительно молодой женщине и даже родить ребёнка с ней. Однако все это в его жизни уже бывало и повторять это вновь казалось ему безумием. Зарубин гадал мысленно: есть ли ещё в жизни какие-либо дела, что он не знал, и которые сейчас сорвали бы его с места, и заставили суетиться, как молодого? Ничего не приходило на ум. Даже при его маленькой пенсии ему можно просто лежать на диване и ничего не делать ещё раз из того, что уже когда-то приходилось делать. Пять тысяч рублей он может отдавать второй жене за квартиру, а четыре тысячи с небольшим ему вполне хватит на здоровое пропитание в течение месяца.
«Неужели так рано можно потерять интерес ко всему и ничего невозможно придумать, ради чего стоит сейчас куда-то бежать сломя голову? - повторно спрашивал себя мысленно Зарубин и не находил ответа. - Видимо, после шестидесяти пяти лет все люди заняты рутиной или исполняют долг и просто покорно доживают до немощи... Что же можно придумать человеку на время дожития, чтобы всё казалось интересным и не терзаться выбором до самой могилы, если ты не болен?..»
Через несколько минут Зарубин вновь посмотрел на никелированный крюк на лоджии. Но несмотря на безвыходность положения, Сергей Николаевич никак не мог реально решиться на лишение себя жизни при полном здравии своего ещё крепкого и прекрасного тела и вовсе не потому, что это грех по Богу, а потому что не верилось, что невозможно найти для здорового тела и души новое, достойное дело, которое будет приносить радость или хотя бы удовлетворение. Зарубин предположил, что, возможно, осталось прожить лет пятнадцать, а в лучшем случае и чуточку больше, то из этих лет нужно отнять время на физиологию, а это половина от оставшегося. «Чем можно занять себя для удовлетворения души, примерно, на полных десять лет жизни, чтобы уйти в небытие с короткой по времени печалью, которую совсем избежать старому человеку никогда, видимо, не удаётся?.. А может, заняться каким-нибудь творчеством, которое не требует значительных затрат?.. Но что я умею?.. Рисовать?.. Нет! Лепить?.. Нет! А может, сочинять стихи?.. Тоже нет! Да и время стихов - в прошлом... А может, попробовать писать прозу?.. Тоже, наверное, нет! Раз уж Лев Толстой свои большие романы называл «многословной дребеденью» в письме Афонасию Фету, то есть ли смысл что-либо писать мне бесталанному после таких откровений писателя номер один по творческой одарённости?..» - рассуждал Зарубин и вновь, который уже раз, посмотрел на никелированный крюк на лоджии. Поднявшись с низкого табурета, Сергей Николаевич протянул руку и ухватился за провокационный крюк, пытаясь определить для себя, крепко ли крюк сидит в стене лоджии. Крюк казался неподвижным, как бы сильно Зарубин не старался его расшатать. Сергей Николаевич вспомнил, как в детстве в пионерском лагере с друзьями дурачился, пытаясь чуточку придушить какого-нибудь смелого мальчика. Бралось влажное вафельное полотенце и обматывалось вокруг шеи, затем смельчака душили двое, растягивая концы полотенца в разные стороны, придавливая жертве сонные артерии у горла до тех пор, пока у мальчишки не начинала кружиться голова, а некоторые ребята даже теряли сознание и падали на пол. Таких быстро приводили в чувство и спрашивали подробно об ощущениях. Испытуемые ребята рассказывали, что почти ничего не чувствовали и даже говорили о пьянящем головокружении при возвращении сознания и постоянно улыбались, рассказывая о своих приятных чувствах после удушения. Они находились на грани жизни и смерти, но если бы во время потери сознания кто-нибудь продолжил их удушение полотенцем ещё полминуты, то возврат к жизни был бы вряд ли возможен без последствий. Зарубин вспомнил это потому, что не мог принять смерть с болью, если вместо повешения выпрыгнуть сейчас с лоджии на восьмом этаже или отравиться каким-нибудь ядом. Кроме удушения себя, другие безболезненные способы самоубийства Сергею Николаевичу были не ведомы.
Послышались тихие шаги Татьяны Федоровны, второй жены Зарубина, и отворилась межкомнатная дверь.
- Поищи работу в компьютере, может, найдёшь что-нибудь интересное, - сказала робко Татьяна Федоровна и прошла к расправленной тахте Сергея Николаевича, чтобы поправить одеяло, которое не полностью закрывало простыню на спальном месте мужа.
- Что я могу найти в своём возрасте?! Охранником, таксистом или дворником я не пойду!
- А на что ты будешь жить?!
- На пенсию...
- Ты ноги протянешь на свои 9100!
- Не протяну. Пять тысяч буду отдавать тебе за комнату, а четыре тысячи мне хватит на питание, - высказал Зарубин сожительнице свою задумку. Татьяна Федоровна с досадой посмотрела на мужа и вышла из комнаты. Татьяна Федоровна несомненно дорожила Сергеем Николаевичем с первого дня их знакомства и, можно сказать, что любила его, несмотря на всё то тяжёлое, что случалось в их совместной жизни по его вине.
