На «стройки народного хозяйства» Николай Сарви вышел уже опытным наркоманом. Если первые уколы в вену не превышали двух «кубиков» в день, то на воле Коля «разогнал» дозу до десяти «кубов». Родная бабушка со слезами иногда делилась с ним своей крохотной пенсией, наблюдая, как внук мучится от «ломки» во время отсутствия денег. Николай предпринимал попытки отказаться от наркотиков и бывало, что выдерживал больше месяца. Однако, как говорят наркоманы со стажем, — опиум терпелив.
Отбыв с трудом срок на «химии», Николай стал полностью свободным. От надзора со стороны милиции он был избавлен, потому что освободился из лагеря условно. По этой причине он стал часто попадать в притоны знакомых наркоманов, где сблизился со своей будущей подругой. Для того, чтобы регулярно иметь дозу, нужно было где-то брать деньги. В это время подруге Николая достался в наследство домик с огородом на юге области, почти на границе с Казахстаном. Сначала сожители хотели дом продать, но так как жить было негде, сожительница уговорила Николая ехать на место и заняться заготовкой конопли и выращиванием мака, но уже в собственном огороде. На тот момент, когда Валерий Бурцев решил съездить к другу детства и подельнику, Николай и его подруга Катя прожили в унаследованном доме больше года. Они без опасений в первое лето насадили мака, конопли на большей части своего участка. Никому в сельской местности до них не было дела. Собрав первый урожай мака, они решили главную для себя задачу — обеспечили свои потребности в маковой соломке до следующего года. Иногда из областного центра к ним приезжали друзья наркоманы, которые покупали у них сухую и качественную соломку. На эти деньги молодая семья могла питаться. Избыток наркотического сырья уже не радовал Николая. Большая доза уже не приносила того кайфа, как когда-то, но остановиться он уже не мог. Сарви перестал принимать регулярно пищу. Губы его были всегда пересохшие. А зубы буквально крошились. Все руки Николая были покрыты гниющими и незаживающими язвами. Вены, куда можно было делать уколы, отсутствовали напрочь. Иногда в поиске вены Николай причинял себе неописуемую боль, потому что колоть себя в пах или даже в язык было нестерпимо. Всем казалось очевидно, что человек неумолимо шёл к своему логическому концу. Спутница Николая по несчастью выглядела лучше, так как не колола огромные дозы, подобно мужу, но её дни тоже были сочтены. Переезд супругов в свой дом и наличие неограниченного количества грязного наркотика убивало ещё молодых людей значительно быстрее, чем в городе на голодном наркотическом пайке. Жаркое лето ускорило неминуемую развязку.
С утра сожители сварили двадцать «кубов» наркотика и были заняты поиском места, где хоть чуточку были видны на язвенных ногах вены Николая. Катя, имевшая плохое зрение, скрупулёзно обследовала ноги мужа и нашла мелкую и плохо видимую вену на подъёме стопы, которая то появлялась, то исчезала.
— По-моему, я вижу её… Она то появляется, то пропадает.
— Набери сразу побольше, чтобы не пришлось «догоняться». Потом можем не найти! — произнёс нервно Николай. Он опустил ноги с кровати на пол, чтобы вены могли наполниться кровью и легче определиться, а сам лёг поперек широкой кровати с серыми простынями и с засохшими кровяными пятнами на них. Катя набрала полный толстый шприц и, как охотница за исчезающей веной, встала на колени и на локти, склонившись над ступнями мужа на полу. Вонь от варки наркотической гадости в комнате была непереносимой для нормального человека, но не для супругов. Наконец-то, Катя изловчилась и воткнула тоненькую иглу в появившуюся вену. Николаю казалось, что прошла целая вечность, пока жена выдавила всю жидкость.
— Одиннадцать кубов мы ещё ни разу не вгоняли, — произнесла вспотевшая Екатерина, но Николая уже ничего не волновало. Он поднял ноги на кровать и развернувшись лёг во всю длину, закрыв глаза. Катя набрала в шприц из склянки остатки и легко попала себе в вену на тыльной стороне ладони левой руки. Катя не пыталась лечь рядом с другом, а взяла свободную ватную подушку без наволочки и улеглась на пол. Жара с утра начала проникать в дом, несмотря на запертые двери и ставни на окнах.
Лето выдалось жарким, а в городе жара казалась особенно нещадной. Работать днём без опущенных в машине стёкол стало невозможно. С другой стороны, опущенные стекла способствовали частым простудам, хроническому насморку, и оттого плохое настроение не покидало Бурцева в дневные смены. Вот и сегодня насморк не давал возможности обходиться без носового платка ни минуты. Температуры не было, поэтому рассчитывать на бюллетень не имело смысла, и Валерий выехал на линию согласно графику в ночь. Ночью работа представлялась более терпимой. После того, как старый сменщик Виктор Смирнов вышел у дома, Валерий поехал в сторону универмага, чтобы купить носовых платков. Не доезжая до назначенного места, ему махнула парочка — парень с девушкой. Валерий остановился.
— Посёлок Судоремонтников?! — спросил паренёк в яркой рубашке без рукавов с зелёными пальмами и красно-желтыми попугаями на них.
— Садитесь, — был вынужден сказать Бурцев. Носовой платок лежал на коленях уже весь скомканный и мокрый. «Нужно не забыть, когда приеду домой обедать, попросить у матери маленькое полотенце вместо носового платка…» — подумал Валерий.
За прошедшие месяцы Бурцев сбился со счета, сколько поездок он совершил с пассажирами в разное время суток в посёлок Судоремонтников. У злополучного восемнадцатого дома Валерий видел опять в том же теплом одеянии, несмотря на лето, ту же бабушку на лавочке. Случалось так, что бабушки у дома не оказывалось, но в следующий приезд она вновь появлялась. Бурцев предположил, что Наташа Гладышева, возможно, здесь не живёт, но спрашивать у кого-либо было опрометчиво. Валерию хотелось рискнуть и выскочить на минуту из машины около старушки и спросить её о внучке, но он никак не решался. Бурцев опасался, что в этот момент может кто-то из родственников выйти из дома и увидеть его. Старая женщина опасности не представляла, так как казалось очевидным, что долго она не проживёт. Однако старушка могла дома сказать кому-нибудь, что какой-то парень на такси спрашивал о Наташе, а это плохо. Посвятить наблюдению за домом свой выходной день Бурцев не хотел, потому что спрятаться на улице было негде.
Пассажиры, парень с девушкой, расположились на заднем сиденье и негромко разговаривали. Несколько раз за дорогу Бурцев чихнул и извинился, на что молодая пара ему каждый раз желала здоровья. Подъезжая к повороту на главную улицу посёлка, Бурцев спросил:
— Где вас высадить?
— Мы выйдем у гастронома. Для этого надо повернуть сейчас направо на улицу Судоремонтную, потом через квартал мы выйдем, — пояснила девушка.
— Возьмите, — сказал парень и протянул Бурцеву три рубля. Валерий положил деньги в нагрудный карман, и молодой человек одновременно с девушкой произнесли: — Спасибо! — Молодая пара засмеялись от того, что случайно одновременно поблагодарили таксиста, словно по команде. Бурцев кивнул, не оборачиваясь. Ему не хотелось показывать покрасневший нос от насморка. Постояв какое-то время у гастронома, Валерий решил зайти в магазин. Бурцев подумал, что, вероятно, в здании гастронома есть отдел с галантерейными товарами, где можно будет купить носовой платок. Внутри толпился народ. В два отдела тянулись длинные очереди преимущественно из женщин с детьми. Что продавали и за чем стояла длинная очередь — казалось непонятно. Позже Бурцев определил из разговоров, что привезли говядину по рубль девяносто за килограмм. Из-за длительного отсутствия мяса у всех скопилось много талонов на этот продукт, и люди надеялись отовариться сполна. Вспотевшие женщины с утомлёнными детьми шумели и контролировали окриками нарушение порядка в очереди. Шум стоял невообразимый. Протиснувшись через толпу вдоль всего гастронома, Валерий понял, что носовые платки здесь купить невозможно. С трудом Бурцев выбрался из душного помещения на улицу и пошёл к машине. Открыв дверцу, он услышал приветствие.
— Здравствуйте! — Валерий обернулся и увидел загорелого улыбающегося паренька. Сначала лицо молодого человека показалось ему незнакомым, но потом Бурцев понял, что перед ним тот самый молодой человек, которого он привёз в мае из аэропорта и которому посоветовал не бросаться деньгами.
— Здравствуй, — ответил Валерий, утирая уже по привычке нос измятым платком.
— Вы меня не помните?
— Помню. По-моему, Николай?
— Да!
— Ну, как дела, Николай?! Как твоя молодая жизнь? Не женился ещё? — спросил Бурцев снисходительно первое, что пришло на ум, усаживаясь за руль.
— Нет! Я ещё погуляю годика два! — ответил парень, продолжая довольно улыбаться. — Помните, вы спрашивали меня о Наташе Гладышевой?! — и здесь улыбка сошла с лица Николая.
— Помню, — ответил Бурцев, непроизвольно предлагая парню присесть на переднее сиденье в машине рядом и поговорить. Сердце учащенно забилось в груди, и Валерий почувствовал, что сейчас узнает важную новость, но не был уверен, хорошо ли то, что эту новость ему сообщит этот парень.
— Когда весной вы меня привезли домой, то я в тот же день вечером узнал у матери о вашей подруге. Мать спросила, почему мне это интересно, и я рассказал про вас. — При последних словах у Бурцева все похолодело внутри. Немедленно он подумал, что теперь не сможет без риска устранить эту девушку и успел пожалеть о том, что тогда спросил о ней у Николая. — Мать мне сказала, что Наташа Гладышева погибла два года назад.
— Погибла?! Отчего?! — спросил поражённый новостью Бурцев.
— Мать рассказала, что пять лет назад Гладышева вышла замуж за парня однокурсника. Они оба учились в индустриальном институте. После учёбы их распределили работать на север области. Молодая пара по специальности были связаны с добычей нефти. Два года назад Наталья с мужем и ещё с десятью пассажирами на вертолёте упали где-то в тайге в болото. Когда их нашли, то все были мертвы. У молодых остался пятилетний сын. Родители Натальи ездили туда на похороны. Там у Гладышевой с мужем осталась квартира. Теперь родители Натальи большую часть времени живут с внуком в той северной квартире. Старики планируют поменять квартиру погибшей дочери на какую-нибудь здесь, в областном центре. Им хочется, чтобы у внука, когда он вырастет, имелось собственное жилье здесь. Однако пока вариантов нет. В нашем посёлке в доме осталась бабушка Натальи по матери и сестра.
— Да-а-а?! Как печально, — искренне и задумчиво произнёс Бурцев, забыв на мгновение, что искал эту погибшую девушку, чтобы лишить жизни. — Никто не знает, где и когда его ждёт конец, — добавил Бурцев. — Николай, ты не в город собрался? Я могу тебя бесплатно подбросить.
— Нет! Я шёл мимо с другом из нашей бригады и увидел вашу машину. Я тогда запомнил её номер — 86–14. В сумме эти цифры дают сотню, поэтому легко отложились в памяти.
— Николай, я поеду. Надо работать. При случае как-нибудь пива попьём, хорошо?!
— Хорошо! Я до сих пор не знаю, как вас зовут!
— Валерий меня зовут.
— До свидания! — крикнул Николай отъезжающей машине. Бурцев дважды посигналил и, подняв пыль с обочины дороги, быстро уехал.
Бурцев был подавлен. Он сейчас чувствовал ещё большую вероятность того, что его преждевременный конец определён. Казалось бы, что нужно радоваться тому обстоятельству, что нет надобности лишать жизни очередную виновницу его бед. Однако предчувствие ему подсказывало, что все эти известия о смерти судьи Низовских, а сейчас и Натальи Гладышевой — роковое предупреждение ему. Он гнал от себя эту мысль, потому что у него в списке оставалось ещё два друга детства. Роман из десяти лет отсидел только два года и с уверенностью можно сказать, что через восемь лет его можно встретить здоровым и невредимым. Коля Сарви тоже был жив, хотя являлся наркоманом. «Словно кто-то вновь опережает меня… Мне не дают дотянуться до очередного виновника моих страданий... Мне словно говорят этими смертями, что не твоё это дело… Но почему судья Низовских и Гладышева погибли до моего смертного греха? Мне этого не понять... Значит, смерть Зои была неизбежна, и Господь взыскал с Низовских и Гладышевой вперёд потому, что моя досрочная смерть после убийства Зои тоже неминуема. Однако оставшиеся два моих друга детства все ещё живы, а они больше, чем уже двое погибших виноваты передо мной... Господь им даёт пока жить, но, видимо, очень тяжело и их сегодняшняя жизнь ничем не лучше, чем смерть судьи и Натальи… Всё-таки я должен попытаться дотянуться до Коли Сарви и опровергнуть моё предчувствие… Нужно взять отпуск и ехать к нему... Для Кольки будет достаточно простой передозировки, и он легко уйдёт на вечный покой в дурмане», — рассудил Бурцев, но необъяснимо почему не стал обдумывать заранее в деталях, как именно он это исполнит.
Бурцев согласно графику ушёл в отпуск и прежде, чем поехать к Николаю Сарви, зашёл к его бабушке узнать точный адрес друга. Седая старая женщина приняла Валерия с радостью. Бабушка Маруся всегда восхищалась Бурцевым и часто советовала Николаю держаться Валерия. Пожилая женщина была счастлива оттого, что Бурцев в свой отпуск решил съездить и навестить её непутёвого, но любимого внука. Сама она уже не решалась ездить на поездах, и то, что Валерий мог привезти весточку от внука, очень её обрадовало. Старушка с юности прожила в России до старости, но так и не избавилась от акцента представителей своей истинной родины — Финляндии. Бабушка Николая не знала, чем угодить Валерию. Полноватая женщина выставила на стол торт, какую-то выпечку, варенье и, не переставая, рассказывала о своей нехорошей снохе, которая давно бросила её сына, а потом и её внука, ради нового мужика. Бабушку Марусю можно было понять. Своего спившегося сына и отца Николая она жалела и в его несчастной участи винила только сноху. Эти рассказы Валерий слышал каждый раз, когда встречал бабушку друга. Потом бабушка Маруся расспросила Валерия о его маме и, утирая слезы кухонным фартуком, сказала, что ей очень жаль, что отец не дожил до его, Валерия, освобождения.
Попив для приличия чаю, Бурцев начал собираться. У дверей женщина со слезами в глазах сказала:
— Фалера, не снаю, шив ли мой Коленька… Он феть не тает о сепе снать уше польше кота. Как уехал с шалавой своей — так не пишет… Фчера плохой сон фитела… У меня своих супов не осталось, а во сне суп фыпал… Сердце палело фчера и сефотня… Фот эту сумку перетай ему. Сдесь конфеты, шоколат, чай и копченая колпаса. Еще там тве пары носкоф, я им сфясала, конферты с сапиской и сто руплей отной пумашкой. Пусть мне сфоей рукой напишет, как шифет. Путу штать тепя, Фалера…
Бурцев удалялся от дома и долго чувствовал спиной взгляд сердобольной женщины. «Каким человеком надо быть, чтобы прийти к старой больной женщине и взять у неё адрес её любимого внука, чтобы найти того и лишить жизни? Каким надо быть человеком, чтобы спокойно пить с этой старушкой чай, слушать, как она сильно любит своего внука и волнуется за него, сознавая, что пришёл по его душу? Каким надо быть человеком, чтобы ложно, но правдоподобно сочувствовать этой женщине? Каким надо быть человеком, чтобы делать вид,
Отбыв с трудом срок на «химии», Николай стал полностью свободным. От надзора со стороны милиции он был избавлен, потому что освободился из лагеря условно. По этой причине он стал часто попадать в притоны знакомых наркоманов, где сблизился со своей будущей подругой. Для того, чтобы регулярно иметь дозу, нужно было где-то брать деньги. В это время подруге Николая достался в наследство домик с огородом на юге области, почти на границе с Казахстаном. Сначала сожители хотели дом продать, но так как жить было негде, сожительница уговорила Николая ехать на место и заняться заготовкой конопли и выращиванием мака, но уже в собственном огороде. На тот момент, когда Валерий Бурцев решил съездить к другу детства и подельнику, Николай и его подруга Катя прожили в унаследованном доме больше года. Они без опасений в первое лето насадили мака, конопли на большей части своего участка. Никому в сельской местности до них не было дела. Собрав первый урожай мака, они решили главную для себя задачу — обеспечили свои потребности в маковой соломке до следующего года. Иногда из областного центра к ним приезжали друзья наркоманы, которые покупали у них сухую и качественную соломку. На эти деньги молодая семья могла питаться. Избыток наркотического сырья уже не радовал Николая. Большая доза уже не приносила того кайфа, как когда-то, но остановиться он уже не мог. Сарви перестал принимать регулярно пищу. Губы его были всегда пересохшие. А зубы буквально крошились. Все руки Николая были покрыты гниющими и незаживающими язвами. Вены, куда можно было делать уколы, отсутствовали напрочь. Иногда в поиске вены Николай причинял себе неописуемую боль, потому что колоть себя в пах или даже в язык было нестерпимо. Всем казалось очевидно, что человек неумолимо шёл к своему логическому концу. Спутница Николая по несчастью выглядела лучше, так как не колола огромные дозы, подобно мужу, но её дни тоже были сочтены. Переезд супругов в свой дом и наличие неограниченного количества грязного наркотика убивало ещё молодых людей значительно быстрее, чем в городе на голодном наркотическом пайке. Жаркое лето ускорило неминуемую развязку.
С утра сожители сварили двадцать «кубов» наркотика и были заняты поиском места, где хоть чуточку были видны на язвенных ногах вены Николая. Катя, имевшая плохое зрение, скрупулёзно обследовала ноги мужа и нашла мелкую и плохо видимую вену на подъёме стопы, которая то появлялась, то исчезала.
— По-моему, я вижу её… Она то появляется, то пропадает.
— Набери сразу побольше, чтобы не пришлось «догоняться». Потом можем не найти! — произнёс нервно Николай. Он опустил ноги с кровати на пол, чтобы вены могли наполниться кровью и легче определиться, а сам лёг поперек широкой кровати с серыми простынями и с засохшими кровяными пятнами на них. Катя набрала полный толстый шприц и, как охотница за исчезающей веной, встала на колени и на локти, склонившись над ступнями мужа на полу. Вонь от варки наркотической гадости в комнате была непереносимой для нормального человека, но не для супругов. Наконец-то, Катя изловчилась и воткнула тоненькую иглу в появившуюся вену. Николаю казалось, что прошла целая вечность, пока жена выдавила всю жидкость.
— Одиннадцать кубов мы ещё ни разу не вгоняли, — произнесла вспотевшая Екатерина, но Николая уже ничего не волновало. Он поднял ноги на кровать и развернувшись лёг во всю длину, закрыв глаза. Катя набрала в шприц из склянки остатки и легко попала себе в вену на тыльной стороне ладони левой руки. Катя не пыталась лечь рядом с другом, а взяла свободную ватную подушку без наволочки и улеглась на пол. Жара с утра начала проникать в дом, несмотря на запертые двери и ставни на окнах.
ГЛАВА 6
Лето выдалось жарким, а в городе жара казалась особенно нещадной. Работать днём без опущенных в машине стёкол стало невозможно. С другой стороны, опущенные стекла способствовали частым простудам, хроническому насморку, и оттого плохое настроение не покидало Бурцева в дневные смены. Вот и сегодня насморк не давал возможности обходиться без носового платка ни минуты. Температуры не было, поэтому рассчитывать на бюллетень не имело смысла, и Валерий выехал на линию согласно графику в ночь. Ночью работа представлялась более терпимой. После того, как старый сменщик Виктор Смирнов вышел у дома, Валерий поехал в сторону универмага, чтобы купить носовых платков. Не доезжая до назначенного места, ему махнула парочка — парень с девушкой. Валерий остановился.
— Посёлок Судоремонтников?! — спросил паренёк в яркой рубашке без рукавов с зелёными пальмами и красно-желтыми попугаями на них.
— Садитесь, — был вынужден сказать Бурцев. Носовой платок лежал на коленях уже весь скомканный и мокрый. «Нужно не забыть, когда приеду домой обедать, попросить у матери маленькое полотенце вместо носового платка…» — подумал Валерий.
За прошедшие месяцы Бурцев сбился со счета, сколько поездок он совершил с пассажирами в разное время суток в посёлок Судоремонтников. У злополучного восемнадцатого дома Валерий видел опять в том же теплом одеянии, несмотря на лето, ту же бабушку на лавочке. Случалось так, что бабушки у дома не оказывалось, но в следующий приезд она вновь появлялась. Бурцев предположил, что Наташа Гладышева, возможно, здесь не живёт, но спрашивать у кого-либо было опрометчиво. Валерию хотелось рискнуть и выскочить на минуту из машины около старушки и спросить её о внучке, но он никак не решался. Бурцев опасался, что в этот момент может кто-то из родственников выйти из дома и увидеть его. Старая женщина опасности не представляла, так как казалось очевидным, что долго она не проживёт. Однако старушка могла дома сказать кому-нибудь, что какой-то парень на такси спрашивал о Наташе, а это плохо. Посвятить наблюдению за домом свой выходной день Бурцев не хотел, потому что спрятаться на улице было негде.
Пассажиры, парень с девушкой, расположились на заднем сиденье и негромко разговаривали. Несколько раз за дорогу Бурцев чихнул и извинился, на что молодая пара ему каждый раз желала здоровья. Подъезжая к повороту на главную улицу посёлка, Бурцев спросил:
— Где вас высадить?
— Мы выйдем у гастронома. Для этого надо повернуть сейчас направо на улицу Судоремонтную, потом через квартал мы выйдем, — пояснила девушка.
— Возьмите, — сказал парень и протянул Бурцеву три рубля. Валерий положил деньги в нагрудный карман, и молодой человек одновременно с девушкой произнесли: — Спасибо! — Молодая пара засмеялись от того, что случайно одновременно поблагодарили таксиста, словно по команде. Бурцев кивнул, не оборачиваясь. Ему не хотелось показывать покрасневший нос от насморка. Постояв какое-то время у гастронома, Валерий решил зайти в магазин. Бурцев подумал, что, вероятно, в здании гастронома есть отдел с галантерейными товарами, где можно будет купить носовой платок. Внутри толпился народ. В два отдела тянулись длинные очереди преимущественно из женщин с детьми. Что продавали и за чем стояла длинная очередь — казалось непонятно. Позже Бурцев определил из разговоров, что привезли говядину по рубль девяносто за килограмм. Из-за длительного отсутствия мяса у всех скопилось много талонов на этот продукт, и люди надеялись отовариться сполна. Вспотевшие женщины с утомлёнными детьми шумели и контролировали окриками нарушение порядка в очереди. Шум стоял невообразимый. Протиснувшись через толпу вдоль всего гастронома, Валерий понял, что носовые платки здесь купить невозможно. С трудом Бурцев выбрался из душного помещения на улицу и пошёл к машине. Открыв дверцу, он услышал приветствие.
— Здравствуйте! — Валерий обернулся и увидел загорелого улыбающегося паренька. Сначала лицо молодого человека показалось ему незнакомым, но потом Бурцев понял, что перед ним тот самый молодой человек, которого он привёз в мае из аэропорта и которому посоветовал не бросаться деньгами.
— Здравствуй, — ответил Валерий, утирая уже по привычке нос измятым платком.
— Вы меня не помните?
— Помню. По-моему, Николай?
— Да!
— Ну, как дела, Николай?! Как твоя молодая жизнь? Не женился ещё? — спросил Бурцев снисходительно первое, что пришло на ум, усаживаясь за руль.
— Нет! Я ещё погуляю годика два! — ответил парень, продолжая довольно улыбаться. — Помните, вы спрашивали меня о Наташе Гладышевой?! — и здесь улыбка сошла с лица Николая.
— Помню, — ответил Бурцев, непроизвольно предлагая парню присесть на переднее сиденье в машине рядом и поговорить. Сердце учащенно забилось в груди, и Валерий почувствовал, что сейчас узнает важную новость, но не был уверен, хорошо ли то, что эту новость ему сообщит этот парень.
— Когда весной вы меня привезли домой, то я в тот же день вечером узнал у матери о вашей подруге. Мать спросила, почему мне это интересно, и я рассказал про вас. — При последних словах у Бурцева все похолодело внутри. Немедленно он подумал, что теперь не сможет без риска устранить эту девушку и успел пожалеть о том, что тогда спросил о ней у Николая. — Мать мне сказала, что Наташа Гладышева погибла два года назад.
— Погибла?! Отчего?! — спросил поражённый новостью Бурцев.
— Мать рассказала, что пять лет назад Гладышева вышла замуж за парня однокурсника. Они оба учились в индустриальном институте. После учёбы их распределили работать на север области. Молодая пара по специальности были связаны с добычей нефти. Два года назад Наталья с мужем и ещё с десятью пассажирами на вертолёте упали где-то в тайге в болото. Когда их нашли, то все были мертвы. У молодых остался пятилетний сын. Родители Натальи ездили туда на похороны. Там у Гладышевой с мужем осталась квартира. Теперь родители Натальи большую часть времени живут с внуком в той северной квартире. Старики планируют поменять квартиру погибшей дочери на какую-нибудь здесь, в областном центре. Им хочется, чтобы у внука, когда он вырастет, имелось собственное жилье здесь. Однако пока вариантов нет. В нашем посёлке в доме осталась бабушка Натальи по матери и сестра.
— Да-а-а?! Как печально, — искренне и задумчиво произнёс Бурцев, забыв на мгновение, что искал эту погибшую девушку, чтобы лишить жизни. — Никто не знает, где и когда его ждёт конец, — добавил Бурцев. — Николай, ты не в город собрался? Я могу тебя бесплатно подбросить.
— Нет! Я шёл мимо с другом из нашей бригады и увидел вашу машину. Я тогда запомнил её номер — 86–14. В сумме эти цифры дают сотню, поэтому легко отложились в памяти.
— Николай, я поеду. Надо работать. При случае как-нибудь пива попьём, хорошо?!
— Хорошо! Я до сих пор не знаю, как вас зовут!
— Валерий меня зовут.
— До свидания! — крикнул Николай отъезжающей машине. Бурцев дважды посигналил и, подняв пыль с обочины дороги, быстро уехал.
Бурцев был подавлен. Он сейчас чувствовал ещё большую вероятность того, что его преждевременный конец определён. Казалось бы, что нужно радоваться тому обстоятельству, что нет надобности лишать жизни очередную виновницу его бед. Однако предчувствие ему подсказывало, что все эти известия о смерти судьи Низовских, а сейчас и Натальи Гладышевой — роковое предупреждение ему. Он гнал от себя эту мысль, потому что у него в списке оставалось ещё два друга детства. Роман из десяти лет отсидел только два года и с уверенностью можно сказать, что через восемь лет его можно встретить здоровым и невредимым. Коля Сарви тоже был жив, хотя являлся наркоманом. «Словно кто-то вновь опережает меня… Мне не дают дотянуться до очередного виновника моих страданий... Мне словно говорят этими смертями, что не твоё это дело… Но почему судья Низовских и Гладышева погибли до моего смертного греха? Мне этого не понять... Значит, смерть Зои была неизбежна, и Господь взыскал с Низовских и Гладышевой вперёд потому, что моя досрочная смерть после убийства Зои тоже неминуема. Однако оставшиеся два моих друга детства все ещё живы, а они больше, чем уже двое погибших виноваты передо мной... Господь им даёт пока жить, но, видимо, очень тяжело и их сегодняшняя жизнь ничем не лучше, чем смерть судьи и Натальи… Всё-таки я должен попытаться дотянуться до Коли Сарви и опровергнуть моё предчувствие… Нужно взять отпуск и ехать к нему... Для Кольки будет достаточно простой передозировки, и он легко уйдёт на вечный покой в дурмане», — рассудил Бурцев, но необъяснимо почему не стал обдумывать заранее в деталях, как именно он это исполнит.
ГЛАВА 7
Бурцев согласно графику ушёл в отпуск и прежде, чем поехать к Николаю Сарви, зашёл к его бабушке узнать точный адрес друга. Седая старая женщина приняла Валерия с радостью. Бабушка Маруся всегда восхищалась Бурцевым и часто советовала Николаю держаться Валерия. Пожилая женщина была счастлива оттого, что Бурцев в свой отпуск решил съездить и навестить её непутёвого, но любимого внука. Сама она уже не решалась ездить на поездах, и то, что Валерий мог привезти весточку от внука, очень её обрадовало. Старушка с юности прожила в России до старости, но так и не избавилась от акцента представителей своей истинной родины — Финляндии. Бабушка Николая не знала, чем угодить Валерию. Полноватая женщина выставила на стол торт, какую-то выпечку, варенье и, не переставая, рассказывала о своей нехорошей снохе, которая давно бросила её сына, а потом и её внука, ради нового мужика. Бабушку Марусю можно было понять. Своего спившегося сына и отца Николая она жалела и в его несчастной участи винила только сноху. Эти рассказы Валерий слышал каждый раз, когда встречал бабушку друга. Потом бабушка Маруся расспросила Валерия о его маме и, утирая слезы кухонным фартуком, сказала, что ей очень жаль, что отец не дожил до его, Валерия, освобождения.
Попив для приличия чаю, Бурцев начал собираться. У дверей женщина со слезами в глазах сказала:
— Фалера, не снаю, шив ли мой Коленька… Он феть не тает о сепе снать уше польше кота. Как уехал с шалавой своей — так не пишет… Фчера плохой сон фитела… У меня своих супов не осталось, а во сне суп фыпал… Сердце палело фчера и сефотня… Фот эту сумку перетай ему. Сдесь конфеты, шоколат, чай и копченая колпаса. Еще там тве пары носкоф, я им сфясала, конферты с сапиской и сто руплей отной пумашкой. Пусть мне сфоей рукой напишет, как шифет. Путу штать тепя, Фалера…
Бурцев удалялся от дома и долго чувствовал спиной взгляд сердобольной женщины. «Каким человеком надо быть, чтобы прийти к старой больной женщине и взять у неё адрес её любимого внука, чтобы найти того и лишить жизни? Каким надо быть человеком, чтобы спокойно пить с этой старушкой чай, слушать, как она сильно любит своего внука и волнуется за него, сознавая, что пришёл по его душу? Каким надо быть человеком, чтобы ложно, но правдоподобно сочувствовать этой женщине? Каким надо быть человеком, чтобы делать вид,
