Негры - в Черное Пятно – Южноатлантическую Конфедерацию: Алабаму, Джорджию, Луизиану, Миссисипи, Южную и Северную Каролину.
Азиаты и латиносы в Тихоокеанскую и Североатлантическую Конфедерации.
Индейцы в Медвежий Угол.
А белые переезжали в Техасскую, Средне-Западную и Озерную Конфедерации, которые потом объединились в Американский Союз. Впрочем, Медвежий угол тоже в этом союзе.
Разумеется, не обошлось без стрельбы и даже танковых атак с бомбардировками. Но они быстро прекратились. Когда Техасцы надавали по ушам, решившим под шумок влезть в свару мексиканцам и взорвали пару тактических ядерных зарядов, все поняли, что эскалацию конфликта надо прекращать. Так уж получилось, что межконтинентальные баллистические ракеты достались в основном техасцам и тихоокеанцам, а большинство подводных лодок той же Тихоокеанской Конфедерации и янки из Северо-Атлантической.
И, если бы дошло до большого мордобоя, от США осталась бы радиоактивная пустыня. Так что постепенно все устаканилось.
И даже какое-никакое подобие всеобщего правительства США образовалось. Совет конфедераций теперь заседает в Сан-Франциско.
Тихоокеанцы вообще почти что приятели с Американским Союзом. А вот Северная и Южная Атлантические Конфедерации вместе дружат против Союза.
«Ну и идиоты! – подумал размышляющий над историческими событиями и политикой Гэрри. – Зато мы в космос летаем и Марс колонизируем! А янки только туристов на орбиту катают!»
Мальчик был не по годам начитанным. В школе его иногда дразнили зубрилкой. За что он бил морды, потому что никогда ничего не зазубривал, просто учеба давалась ему на удивление легко.
Вот и сейчас Гэрри достал свой старенький коммуникатор и настроился на новости. Сегодня был очень важный день, которого он ждал.
- …совершил посадку возле города Оренбурга, – раздался бодрый голос ведущего информационной программы. – Это такой город в центре России. Там еще шелковые платки делают.
- Я знаю, Боб, - прервала его напарница. У моей бабушки – она русская, кстати, такой был! Ты лучше скажи, как там Хана?
- Хана о-кей! Ее сразу же перенесли на борт вертолета и увезли в Москву. Ребеночек в порядке, так что месяца через четыре на свет появится первый человек, зачатый в космосе!
- Ну, это не факт! – возразила дикторша. – Саманта Робертсон тоже забеременела в космосе.
- Но на орбите, и всего за пару дней до приземления! И вообще, это еще доказать надо! Мало ли, что она занималась любовью с Диком Торном!..
Гэрри выключил экран и откинулся на доски настила.
«Ну и замечательно!» – с облегчением решил Гэрри.
Знаменитая японская астронавтка нравилась мальчику. Он даже подрался месяц назад с Кевином Шахрмайером, когда тот сказал о ней похабщину.
«И вообще – космонавты это особые люди. Почти что боги», - подумал мальчик, проваливаясь в дрему.
Его разбудил яркий свет.
Щурясь и прикрываясь рукой, мальчик сел, потянулся к ружью.
- Гэрри, ты попался! – раздался усиленный мегафоном голос отца. – Сиди на месте, мы сейчас тебя на абордаж возьмем. И не прыгай в воду, там аллигаторы!
«Какие еще аллигаторы! – хмуро подумал мальчик. Их давно уже всех перебили!»
Но все равно послушался и только наблюдал, как катер погранохраны приближается к плоту, как двое пограничников в камуфляжке цепляют его, как отец тянет руки навстречу сыну. Крепкую и жилистую левую и затянутый в черную перчатку протез правой.
- Не бойся, задницу твою многострадальную бить не буду. Вижу, что ты уже слишком вырос, - сообщил отец.
19.11.2040.
Ялта, Республика Крым, РСФСР.
Хана родила нормально. Мальчик, 3600. Довольно крупный и вполне здоровый. Последние пару месяцев на Хану было одновременно страшно и смешно смотреть. Миниатюрная японка походила на шарик на ножках. Всегда стремительная и ловкая, она двигалась неуклюже, как уточка.
С первых же минут, как мы прилетели на Землю, Хану взяли под плотную опеку врачи. Они носились с ней и доставали всевозможными режимами, процедурами и диетами так, что моя подруга несколько раз сбегала и пряталась то у меня в Ялте, то у Кати в Москве. А один раз свинтила в Токио.
Но оттуда ее быстренько завернули обратно в Королев.
А вот нам с Катей удавалось эту обормотку укрывать по нескольку дней. Врач экспедиции при этом злостно нарушала врачебную этику, но Хану не выдавала.
Но вот все прекрасно разрешилось, и мы все вздохнули с облегчением.
Дружно почахли над видео маленького сморщенного краснолицего создания, что прислала нам из роддома Хана, удивились имени Андрей - весьма непростому для произношения японцами. Впрочем, Хана звала его сокращенно Анно, как фамилия одного из великих анимэшных режиссеров.
А я все эти месяцы жила в Ялте.
Реабилитация на этот раз прошла гораздо легче, чем после марсианской экспедиции. Все-таки то, что мы большинство времени проводили при искусственной гравитации – великое дело! Так что отпустили меня на волю буквально через пару недель. И передо мной стала сложнейшая дилемма: как быть дальше?
За время полета я нарыла кучу информации, провела море экспериментов и продумала петабайты мыслей о моих любимых «трубах». Теперь все это надо оформить в докторскую диссертацию. Причем быстро, пока нас опять куда-нибудь не послали.
Идеальным местом для работы был бы мой родной институт.
Но мне было страшно даже подумать о том, чтобы зайти в кабинет, где работает Роман. Мы с ним демонстративно не поддерживаем никаких отношений, а когда я прилетела, то узнала, что он недавно женился на молодой аспирантке. Разумеется, я этому обрадовалась и мысленно пожелала им «совета да любви», но какая-то первобытно-собственническая зона моей личности скрипела зубами и бурчала, что «Вот нашел себе кралю, нет чтобы ко мне, такой замечательной и великой, попробовать вернуться!»
Насчет великой, это я не преувеличиваю. Через полтора месяца после приземления нас всех вызвали в кремль и навесили по звезде героя России.
Так что у Меня, Игоря и Ханы уже две штуки. По статуту в Раздольном должны мой бюст поставить. Жуть как неохота туда ехать, но, наверное, придется.
Хана очередной цацке обрадовалась, как маленькая девочка шикарной кукле.
А я вот чувствую себя неуютно. Несправедливо это, носить две звезды, тогда как у многих очень мною уважаемых космонавтов в лучшем случае одна, за все многочисленные полеты.
С нами вместе свою первую подобную награду получали друзья Игоря Ашот Оганесян и Ефим Мясников – оба перед выходом на пенсию. Так Ашот пять раз на «Надежду» летал, два с половиной года в невесомости. А Мясников строил на «Верфи» «Странника», а потом четыре вахты в «Порту» провел, готовя межпланетные корабли к полетам. Кстати, и нашего «Циолковского» тоже.
А мы - фьють на Марс, фьють на Лютецию – и вся грудь в орденах.
Я даже извинилась тогда перед старшими товарищами, на что услышала от Ашота:
- Э, красавица, не парься! Ты заслужила!
И, хитро блеснув глазами, седой армянин чмокнул меня в щеку.
Ну так вот, поскольку путь в наш институт был для меня заказан, а никаких тренировок до назначения новой экспедиции передо мной не маячило, осталась я в Ялте.
Дедушка и бабушка основательно сдали за полтора года, что я их не видела. Я с грустью и страхом думаю, сколько еще им осталось? Поэтому хочется побыть с этими родными мне людьми. Да и под маминым крылышком приятно оказаться.
Место для работы мне нашли в Симеизской обсерватории. Той, что на горе Кошка. Там, кстати, кроме астрономических исследований размещен еще и центр слежения за искусственными спутниками. Вот в одном из его кабинетов мне и выделили стол с мощным компьютером. Суровый безопасник лично привез и сбросил на него кристалл с нужными данными, местные итэшники интегрировали его в сверхзащищенную сеть. И я принялась работать.
И не только. Этот филиал Крымской астрофизической обсерватории, кроме всего прочего специализируется на изучении нестационарных звезд и галактик.
А кто у нас занимается этой темой?
Правильно!
Доктор физико-математических наук Иван Александрович Скворцов.
Когда он меня увидел, то буквально остолбенел. Но быстро опомнился и набежал обниматься.
Сидячий труд не пошел впрок моему школьному другу. Он растерял свою стройность, стал округлым. На голове появилась лысинка. Но глаза, за толстыми старомодными очками, были такими же невероятно глубокими, искренними и добрыми.
С тех пор у нас повелось, что в конце рабочего дня я шла к нему в кабинет и мы гоняли чаи, болтая обо всяком интересном.
И я каждый раз страшно жалела, что надо возвращаться в Ялту. Меня возили на работу и с работы на электромобиле. Это меня возмущало, но руководство было непреклонно. Как объяснил майор КГБ, к которому я ходила ругаться, на моем деле все еще висят грифы «Наблюдение и охрана по классу В» и «Фигурант программы «Фобос». Так что от опеки любимых органов мне не избавиться. Единственное, на чем мне удалось настоять, это брать вместе со мной еще и двоих сотрудников, которые проживали в Ялте. Они были мне за это очень благодарны, потому как на машине мы долетали минут за двадцать, а на автобусе им приходилось ползти целый час.
Но иногда я все-таки договаривалась с режимниками и оставалась в обсерватории на ночь. Добрые астрономы пускали меня к малому телескопу – шестисотмиллиметровому «Цейсу». И я под Ванины рассказы любовалась на звездное небо.
Все это было невероятно интересно, и я не замечала, как несется время, и даже забыла думать о том, куда занесет меня судьба в следующий раз. А что экспедиции будут, я не сомневалась.
Поэтому вызов в Москву сразу после празднования нового 2041 года оказался неожиданным.
А новость, которую мне сообщили – буквально сногсшибательной. Да, если бы я не сидела в уютном кресле, то грохнулась бы.
Экспедиция к Юпитеру в 2045 году. Вернее к его спутнику Европе.
- Но, Анастасия Сергеевна, - вздохнул Александр Александрович, – я надеюсь, что вы, а особенно Хаякава-сан, от нее откажитесь.
- Почему?! - вскинулась Хана. – Мы вам не нравимся?
- Наоборот, - сумрачно проговорил руководитель центра подготовки космонавтов. – Слишком нравитесь. Вы же знаете, какой уровень радиации на Европе.
- Две тысячи зивертов в год, - на память ответила я.
- Да, две смертельные дозы в день, - подтвердил Александр Александрович. – Мы разработали программу с учетом того, чтобы суммарную дозу за полгода экспедиции те, кто будут работать на Европе, получили меньше одного зиверта. Это, если не произойдет ничего непредвиденного. Но и так очень много. Легкая лучевая болезнь вам Хаякава-сан, как пилоту посадочного модуля, гарантирована.
- А сколько получу я? – севшим от напряжения голосом спросила я.
- Вы с Игорем, пока трое космонавтов будут работать на поверхности, отправитесь облетать Ганимед и Каллисто. Так что наберете где-то по двести милизивертов. Это тоже очень неприятно. Особенно для женщины. Не исключено, что врачи будут рекомендовать вам не заводить детей.
- Мне, когда я вернусь в сорок седьмом году, будет уже сорок два, - печально вздохнула я. – так что в любом случае доктора будут против родов.
- А у меня уже есть сын! – заявила Хана. – И второго мы с Федей нагуливать не собираемся! Так что не компостируйте мозги и включайте меня в экспедицию.
- Кстати, Федор в нее не летит, - добавил последний аргумент Александр Александрович.
- Да знаю я, - вздохнула Хана. – Он уже во всю готовится к третьей астероидной. Вернется из нее незадолго до моего отлета.
- Ну так как?
- Что «как»? – усмехнулась Хана. – Разумеется, я лечу! Мы с Насей летим!
15.03.2041.
Луна.
Тележка взобралась на пологий склон кратера. Киран краем глаза заметил сбоку что-то ярко-голубое, непривычное в сером лунном мире.
Обернулся. В распадке между утесами на самом краю южного горизонта показалась Земля.
Здесь, на северном полюсе Луны, родную планету можно увидеть только в таких вот местах.
Солнце тоже тайком пробирается между скал на горизонте, отчего вся поверхность покрыта длинными черными тенями.
Это очень неудобно для таких вот поездок. Водителю приходится быть крайне внимательным, чтобы не угодить в какую-нибудь трещину, или не врезаться в камни.
Поэтому каких-то шестьдесят километров, разделяющих российскую и французскую базы, они преодолевают уже третий час.
Впрочем, осталось совсем немножко. Вон они - четыре купола. Вернее, похожие на эскимосские иглу пятиметрового диаметра цилиндры с закругленными куполами крышами. Два модуля стоят рядышком, соединенные короткими трубами переходов. В них обитает первая французская постоянная экспедиция. А еще два – недавно спущенные с орбиты научные модули – размещаются поодаль. Двоим французам предстоит подтянуть их поближе, разместить на заранее подготовленных площадках и соединить с базой.
Работа сложнейшая и ужасно трудоемкая. Не так давно ее проделывали индусы. А еще раньше россияне. Но сильнее всего развили инфраструктуру китайцы. Буквально пару месяцев назад они достроили вторую станцию и теперь на поверхности спутника Земли постоянно обитает девять тайконавтов, которые прилежно трудятся на строительстве заводов по переработке реголита. Поднебесная осваивает космос планомерно и очень масштабно, не распыляясь на всякие дальние экспедиции. Сначала они обживут Луну, построят на ней промышленность, поймают и разберут на материалы парочку близких к Земле астероидов. Доберутся до Марса…
«Ну и Брахма с ними!» - подумал Киран. Сейчас ему надо думать не об этом.
Тележка, покачиваясь, спустилась в обширный кратер, на дне которого притаилась французская станция.
- Андре, готовь шлюз, - немного устало сказал водитель – Сергей Хомич.
- Я не разрешаю! Это опасно! Может возникнуть нештатная ситуация! – по-французски заголосила Мирей и, перейдя на великолепный русский: - Я же говорила, что не пущу вас на станцию! Разворачивайтесь и уезжайте!
- Ну и? – обернулся к Кирану Сергей.
Индиец вздохнул и проговорил в микрофон:
- Андре, код семьсот девятнадцать!
- Что еще за код? – настороженно и с истерическими нотками спросила Мирей.
- Принял, Киран, - вздохнул французский астронавт и тихо добавил: - Мирей, прости.
- Нет! – взвился женский визг. – Я не хочу! Я не смогу вас защи…
И оборвался.
- Сергей, как меня слышно? – печально спросил Андре.
- Слышу хорошо, - подтвердил водитель транспорта.
- Мирей отключена. Станция переведена на резервное управление. Подъезжайте к шлюзу.
Спустя два часа Киран наблюдал в иллюминатор за тем, как тележка отправляется в обратный путь. Теперь на пассажирском сиденье разместился Жак Лавернь. Французу предстояло пожить на российской станции, пока Киран разбирается с закапризневшим искином. Ресурс жизнеобеспечения французской базы рассчитан на двоих космонавтов, так что пришлось одному из них уступить свое место индусу. То есть русскому индийцу.
Хотя Киран прилетел на Луну чтобы налаживать помимо двух русских и японского искинов еще и искусственный интеллект своей родной индийской станции, его включили в состав именно русской экспедиции. Так было удобнее работать.
«Ну почему французы такие самолюбивые? – в очередной раз вздохнул про себя Киран. – Что им стоило попросить меня и для их базы искусственную личность разработать?! Я согласился бы с огромным удовольствием! Нет, «хотим сами своего кибернетического помощника создать!» И досоздавались!»
Азиаты и латиносы в Тихоокеанскую и Североатлантическую Конфедерации.
Индейцы в Медвежий Угол.
А белые переезжали в Техасскую, Средне-Западную и Озерную Конфедерации, которые потом объединились в Американский Союз. Впрочем, Медвежий угол тоже в этом союзе.
Разумеется, не обошлось без стрельбы и даже танковых атак с бомбардировками. Но они быстро прекратились. Когда Техасцы надавали по ушам, решившим под шумок влезть в свару мексиканцам и взорвали пару тактических ядерных зарядов, все поняли, что эскалацию конфликта надо прекращать. Так уж получилось, что межконтинентальные баллистические ракеты достались в основном техасцам и тихоокеанцам, а большинство подводных лодок той же Тихоокеанской Конфедерации и янки из Северо-Атлантической.
И, если бы дошло до большого мордобоя, от США осталась бы радиоактивная пустыня. Так что постепенно все устаканилось.
И даже какое-никакое подобие всеобщего правительства США образовалось. Совет конфедераций теперь заседает в Сан-Франциско.
Тихоокеанцы вообще почти что приятели с Американским Союзом. А вот Северная и Южная Атлантические Конфедерации вместе дружат против Союза.
«Ну и идиоты! – подумал размышляющий над историческими событиями и политикой Гэрри. – Зато мы в космос летаем и Марс колонизируем! А янки только туристов на орбиту катают!»
Мальчик был не по годам начитанным. В школе его иногда дразнили зубрилкой. За что он бил морды, потому что никогда ничего не зазубривал, просто учеба давалась ему на удивление легко.
Вот и сейчас Гэрри достал свой старенький коммуникатор и настроился на новости. Сегодня был очень важный день, которого он ждал.
- …совершил посадку возле города Оренбурга, – раздался бодрый голос ведущего информационной программы. – Это такой город в центре России. Там еще шелковые платки делают.
- Я знаю, Боб, - прервала его напарница. У моей бабушки – она русская, кстати, такой был! Ты лучше скажи, как там Хана?
- Хана о-кей! Ее сразу же перенесли на борт вертолета и увезли в Москву. Ребеночек в порядке, так что месяца через четыре на свет появится первый человек, зачатый в космосе!
- Ну, это не факт! – возразила дикторша. – Саманта Робертсон тоже забеременела в космосе.
- Но на орбите, и всего за пару дней до приземления! И вообще, это еще доказать надо! Мало ли, что она занималась любовью с Диком Торном!..
Гэрри выключил экран и откинулся на доски настила.
«Ну и замечательно!» – с облегчением решил Гэрри.
Знаменитая японская астронавтка нравилась мальчику. Он даже подрался месяц назад с Кевином Шахрмайером, когда тот сказал о ней похабщину.
«И вообще – космонавты это особые люди. Почти что боги», - подумал мальчик, проваливаясь в дрему.
Его разбудил яркий свет.
Щурясь и прикрываясь рукой, мальчик сел, потянулся к ружью.
- Гэрри, ты попался! – раздался усиленный мегафоном голос отца. – Сиди на месте, мы сейчас тебя на абордаж возьмем. И не прыгай в воду, там аллигаторы!
«Какие еще аллигаторы! – хмуро подумал мальчик. Их давно уже всех перебили!»
Но все равно послушался и только наблюдал, как катер погранохраны приближается к плоту, как двое пограничников в камуфляжке цепляют его, как отец тянет руки навстречу сыну. Крепкую и жилистую левую и затянутый в черную перчатку протез правой.
- Не бойся, задницу твою многострадальную бить не буду. Вижу, что ты уже слишком вырос, - сообщил отец.
Глава 2. Жители планеты Земля.
19.11.2040.
Ялта, Республика Крым, РСФСР.
Хана родила нормально. Мальчик, 3600. Довольно крупный и вполне здоровый. Последние пару месяцев на Хану было одновременно страшно и смешно смотреть. Миниатюрная японка походила на шарик на ножках. Всегда стремительная и ловкая, она двигалась неуклюже, как уточка.
С первых же минут, как мы прилетели на Землю, Хану взяли под плотную опеку врачи. Они носились с ней и доставали всевозможными режимами, процедурами и диетами так, что моя подруга несколько раз сбегала и пряталась то у меня в Ялте, то у Кати в Москве. А один раз свинтила в Токио.
Но оттуда ее быстренько завернули обратно в Королев.
А вот нам с Катей удавалось эту обормотку укрывать по нескольку дней. Врач экспедиции при этом злостно нарушала врачебную этику, но Хану не выдавала.
Но вот все прекрасно разрешилось, и мы все вздохнули с облегчением.
Дружно почахли над видео маленького сморщенного краснолицего создания, что прислала нам из роддома Хана, удивились имени Андрей - весьма непростому для произношения японцами. Впрочем, Хана звала его сокращенно Анно, как фамилия одного из великих анимэшных режиссеров.
А я все эти месяцы жила в Ялте.
Реабилитация на этот раз прошла гораздо легче, чем после марсианской экспедиции. Все-таки то, что мы большинство времени проводили при искусственной гравитации – великое дело! Так что отпустили меня на волю буквально через пару недель. И передо мной стала сложнейшая дилемма: как быть дальше?
За время полета я нарыла кучу информации, провела море экспериментов и продумала петабайты мыслей о моих любимых «трубах». Теперь все это надо оформить в докторскую диссертацию. Причем быстро, пока нас опять куда-нибудь не послали.
Идеальным местом для работы был бы мой родной институт.
Но мне было страшно даже подумать о том, чтобы зайти в кабинет, где работает Роман. Мы с ним демонстративно не поддерживаем никаких отношений, а когда я прилетела, то узнала, что он недавно женился на молодой аспирантке. Разумеется, я этому обрадовалась и мысленно пожелала им «совета да любви», но какая-то первобытно-собственническая зона моей личности скрипела зубами и бурчала, что «Вот нашел себе кралю, нет чтобы ко мне, такой замечательной и великой, попробовать вернуться!»
Насчет великой, это я не преувеличиваю. Через полтора месяца после приземления нас всех вызвали в кремль и навесили по звезде героя России.
Так что у Меня, Игоря и Ханы уже две штуки. По статуту в Раздольном должны мой бюст поставить. Жуть как неохота туда ехать, но, наверное, придется.
Хана очередной цацке обрадовалась, как маленькая девочка шикарной кукле.
А я вот чувствую себя неуютно. Несправедливо это, носить две звезды, тогда как у многих очень мною уважаемых космонавтов в лучшем случае одна, за все многочисленные полеты.
С нами вместе свою первую подобную награду получали друзья Игоря Ашот Оганесян и Ефим Мясников – оба перед выходом на пенсию. Так Ашот пять раз на «Надежду» летал, два с половиной года в невесомости. А Мясников строил на «Верфи» «Странника», а потом четыре вахты в «Порту» провел, готовя межпланетные корабли к полетам. Кстати, и нашего «Циолковского» тоже.
А мы - фьють на Марс, фьють на Лютецию – и вся грудь в орденах.
Я даже извинилась тогда перед старшими товарищами, на что услышала от Ашота:
- Э, красавица, не парься! Ты заслужила!
И, хитро блеснув глазами, седой армянин чмокнул меня в щеку.
Ну так вот, поскольку путь в наш институт был для меня заказан, а никаких тренировок до назначения новой экспедиции передо мной не маячило, осталась я в Ялте.
Дедушка и бабушка основательно сдали за полтора года, что я их не видела. Я с грустью и страхом думаю, сколько еще им осталось? Поэтому хочется побыть с этими родными мне людьми. Да и под маминым крылышком приятно оказаться.
Место для работы мне нашли в Симеизской обсерватории. Той, что на горе Кошка. Там, кстати, кроме астрономических исследований размещен еще и центр слежения за искусственными спутниками. Вот в одном из его кабинетов мне и выделили стол с мощным компьютером. Суровый безопасник лично привез и сбросил на него кристалл с нужными данными, местные итэшники интегрировали его в сверхзащищенную сеть. И я принялась работать.
И не только. Этот филиал Крымской астрофизической обсерватории, кроме всего прочего специализируется на изучении нестационарных звезд и галактик.
А кто у нас занимается этой темой?
Правильно!
Доктор физико-математических наук Иван Александрович Скворцов.
Когда он меня увидел, то буквально остолбенел. Но быстро опомнился и набежал обниматься.
Сидячий труд не пошел впрок моему школьному другу. Он растерял свою стройность, стал округлым. На голове появилась лысинка. Но глаза, за толстыми старомодными очками, были такими же невероятно глубокими, искренними и добрыми.
С тех пор у нас повелось, что в конце рабочего дня я шла к нему в кабинет и мы гоняли чаи, болтая обо всяком интересном.
И я каждый раз страшно жалела, что надо возвращаться в Ялту. Меня возили на работу и с работы на электромобиле. Это меня возмущало, но руководство было непреклонно. Как объяснил майор КГБ, к которому я ходила ругаться, на моем деле все еще висят грифы «Наблюдение и охрана по классу В» и «Фигурант программы «Фобос». Так что от опеки любимых органов мне не избавиться. Единственное, на чем мне удалось настоять, это брать вместе со мной еще и двоих сотрудников, которые проживали в Ялте. Они были мне за это очень благодарны, потому как на машине мы долетали минут за двадцать, а на автобусе им приходилось ползти целый час.
Но иногда я все-таки договаривалась с режимниками и оставалась в обсерватории на ночь. Добрые астрономы пускали меня к малому телескопу – шестисотмиллиметровому «Цейсу». И я под Ванины рассказы любовалась на звездное небо.
Все это было невероятно интересно, и я не замечала, как несется время, и даже забыла думать о том, куда занесет меня судьба в следующий раз. А что экспедиции будут, я не сомневалась.
Поэтому вызов в Москву сразу после празднования нового 2041 года оказался неожиданным.
А новость, которую мне сообщили – буквально сногсшибательной. Да, если бы я не сидела в уютном кресле, то грохнулась бы.
Экспедиция к Юпитеру в 2045 году. Вернее к его спутнику Европе.
- Но, Анастасия Сергеевна, - вздохнул Александр Александрович, – я надеюсь, что вы, а особенно Хаякава-сан, от нее откажитесь.
- Почему?! - вскинулась Хана. – Мы вам не нравимся?
- Наоборот, - сумрачно проговорил руководитель центра подготовки космонавтов. – Слишком нравитесь. Вы же знаете, какой уровень радиации на Европе.
- Две тысячи зивертов в год, - на память ответила я.
- Да, две смертельные дозы в день, - подтвердил Александр Александрович. – Мы разработали программу с учетом того, чтобы суммарную дозу за полгода экспедиции те, кто будут работать на Европе, получили меньше одного зиверта. Это, если не произойдет ничего непредвиденного. Но и так очень много. Легкая лучевая болезнь вам Хаякава-сан, как пилоту посадочного модуля, гарантирована.
- А сколько получу я? – севшим от напряжения голосом спросила я.
- Вы с Игорем, пока трое космонавтов будут работать на поверхности, отправитесь облетать Ганимед и Каллисто. Так что наберете где-то по двести милизивертов. Это тоже очень неприятно. Особенно для женщины. Не исключено, что врачи будут рекомендовать вам не заводить детей.
- Мне, когда я вернусь в сорок седьмом году, будет уже сорок два, - печально вздохнула я. – так что в любом случае доктора будут против родов.
- А у меня уже есть сын! – заявила Хана. – И второго мы с Федей нагуливать не собираемся! Так что не компостируйте мозги и включайте меня в экспедицию.
- Кстати, Федор в нее не летит, - добавил последний аргумент Александр Александрович.
- Да знаю я, - вздохнула Хана. – Он уже во всю готовится к третьей астероидной. Вернется из нее незадолго до моего отлета.
- Ну так как?
- Что «как»? – усмехнулась Хана. – Разумеется, я лечу! Мы с Насей летим!
Глава 3. Беспокойная семейка.
15.03.2041.
Луна.
Тележка взобралась на пологий склон кратера. Киран краем глаза заметил сбоку что-то ярко-голубое, непривычное в сером лунном мире.
Обернулся. В распадке между утесами на самом краю южного горизонта показалась Земля.
Здесь, на северном полюсе Луны, родную планету можно увидеть только в таких вот местах.
Солнце тоже тайком пробирается между скал на горизонте, отчего вся поверхность покрыта длинными черными тенями.
Это очень неудобно для таких вот поездок. Водителю приходится быть крайне внимательным, чтобы не угодить в какую-нибудь трещину, или не врезаться в камни.
Поэтому каких-то шестьдесят километров, разделяющих российскую и французскую базы, они преодолевают уже третий час.
Впрочем, осталось совсем немножко. Вон они - четыре купола. Вернее, похожие на эскимосские иглу пятиметрового диаметра цилиндры с закругленными куполами крышами. Два модуля стоят рядышком, соединенные короткими трубами переходов. В них обитает первая французская постоянная экспедиция. А еще два – недавно спущенные с орбиты научные модули – размещаются поодаль. Двоим французам предстоит подтянуть их поближе, разместить на заранее подготовленных площадках и соединить с базой.
Работа сложнейшая и ужасно трудоемкая. Не так давно ее проделывали индусы. А еще раньше россияне. Но сильнее всего развили инфраструктуру китайцы. Буквально пару месяцев назад они достроили вторую станцию и теперь на поверхности спутника Земли постоянно обитает девять тайконавтов, которые прилежно трудятся на строительстве заводов по переработке реголита. Поднебесная осваивает космос планомерно и очень масштабно, не распыляясь на всякие дальние экспедиции. Сначала они обживут Луну, построят на ней промышленность, поймают и разберут на материалы парочку близких к Земле астероидов. Доберутся до Марса…
«Ну и Брахма с ними!» - подумал Киран. Сейчас ему надо думать не об этом.
Тележка, покачиваясь, спустилась в обширный кратер, на дне которого притаилась французская станция.
- Андре, готовь шлюз, - немного устало сказал водитель – Сергей Хомич.
- Я не разрешаю! Это опасно! Может возникнуть нештатная ситуация! – по-французски заголосила Мирей и, перейдя на великолепный русский: - Я же говорила, что не пущу вас на станцию! Разворачивайтесь и уезжайте!
- Ну и? – обернулся к Кирану Сергей.
Индиец вздохнул и проговорил в микрофон:
- Андре, код семьсот девятнадцать!
- Что еще за код? – настороженно и с истерическими нотками спросила Мирей.
- Принял, Киран, - вздохнул французский астронавт и тихо добавил: - Мирей, прости.
- Нет! – взвился женский визг. – Я не хочу! Я не смогу вас защи…
И оборвался.
- Сергей, как меня слышно? – печально спросил Андре.
- Слышу хорошо, - подтвердил водитель транспорта.
- Мирей отключена. Станция переведена на резервное управление. Подъезжайте к шлюзу.
Спустя два часа Киран наблюдал в иллюминатор за тем, как тележка отправляется в обратный путь. Теперь на пассажирском сиденье разместился Жак Лавернь. Французу предстояло пожить на российской станции, пока Киран разбирается с закапризневшим искином. Ресурс жизнеобеспечения французской базы рассчитан на двоих космонавтов, так что пришлось одному из них уступить свое место индусу. То есть русскому индийцу.
Хотя Киран прилетел на Луну чтобы налаживать помимо двух русских и японского искинов еще и искусственный интеллект своей родной индийской станции, его включили в состав именно русской экспедиции. Так было удобнее работать.
«Ну почему французы такие самолюбивые? – в очередной раз вздохнул про себя Киран. – Что им стоило попросить меня и для их базы искусственную личность разработать?! Я согласился бы с огромным удовольствием! Нет, «хотим сами своего кибернетического помощника создать!» И досоздавались!»
