- Ты чё, правда оприходовал Зингер без резинки?! - я картинно выпучил глаза. (Прозвище Зингер, мы дали Зинке Полотнянниковой, за то, что трахалась как швейная машинка одноимённой марки). - Да на ней заразы больше, чем на очке в общественном туалете.
- Минимум триппер, а может даже сифон! - мечтательно рассуждал лежащий на диване и дымящий в потолок Буратина.
- Ладно сифон - от Зингер запросто СПИД можно подхватить. Я бы с ней и с резинкой не стал, - подкидывал масла в огонь предусмотрительный Уксус, который, видимо забыл про то, что целый вечер сам увивался вокруг Зингер, выпрашивая у неё аудиенции. Просто вчера больше повезло Поночке. Или не повезло.
Конечно, это был обыкновенный стёб, считавшийся в нашей компании обычным явлением, но Поночка тогда испугался не на шутку. Он корил себя за неосмотрительность и постоянно причитал о том, что же ему делать?
- Щас то чё делать? Всё что мог, ты сделал прошлой ночью. - Продолжал издеваться Буратина. - Теперь жди последствий, и твоё счастье, если они не наступят.
Поночка, который сидел в кресле зачем-то оттопырил штаны и рассматривал свои гениталии, видимо пытаясь увидеть признаки подступающей болезни.
- Ты хотя бы в баню сходи, помойся хорошо! - посоветовал я.
- Ага с хлоркой, или вон с Доместосом.
Никто не подумал, что эти, сказанные Уксусом слова, Поночка воспримет так буквально. Потом мы с головой ушли в излечение себя от похмельного синдрома так, что даже забыли про незадачливого любовника, который убежал в баню. Никто из нас не заметил, что вместе с полотенцем, Поночка прихватил с собой пластиковую бутыль с надписью «Доместос». В разгаре вновь обуявшего нас веселья, мы услышали душераздирающий крик Поночки. Прилетев на крик в баню, мы обнаружили, визжащего, как поросёнок здорового детину, который натирал хозяйственным мылом своё причинное место. Оказывается, Поночка серьёзно воспринял шутливое наставление Уксуса и обильно полил свой лобок густым гелем, который на девяносто процентов состоит из активного хлора. Мало того, он уже было начал натирать им свои причендалы, когда агрессивная субстанция с шипением, начала разъедать нежные участки его кожи.
И смех и грех! Пока одни давились от хохота, другие, действуя с профессионализмом пожарного расчёта устраняли возгарание. Я бегал в предбанник, наливал в ведро ледяную воду, и тащил его в парилку, где Буратина в несколько секунд выплёскивал эту воду ковшом на распластавшегося на полке Поночку. Десятки литров ледяной воды заливали горящее синим пламенем причинное место Поночки. Мы поливали огонь до тех пор, пока не кончилась вода в огромном бачке. К тому времени Поночке стало чуть легче. Но всё же ещё неделю после этого инцидента другу приходилось ходить на расшарагу и каждый раз болезненно морщиться когда нижнее бельё касалось тех мест, где ещё недавно бушевало пожарище.
- Это всё ты! - Поночка грозит пальцем Уксусу, который хохочет вместе со всеми, в красках вспоминая эту историю.
- Конечно я! Не забывай, что я избавил тебя от триппера, сифона и СПИДа.
- Спасибо дружище! Ты заодно меня чуть от яиц не избавил! - Поночка кланяется Уксусу, а потом присоединяется к хору из хохочущих.
44
Наблюдая сквозь слёзную пелену, за веселящимися Поночкой и Уксусом, за сучащим в воздухе ногами Буратиной, я замечаю насколько они помолодели. Эта поездка скинула со всех нас минимум пятнадцать лет. Может быть все эти годы снова навалятся на нас и восстановят статус кво, как только мы сойдём на берег, но сейчас это не важно. Я понимаю Буратину, который не хочет, чтобы парни узнали про историю с Мухой. Так лучше, так правильнее, и не важно, как оно было на самом деле.
Парни изъявляют желание продолжить веселье здесь, так как Геракл на время прервал свой концерт в кают компании, чтобы дать сольную программу для Вики. На столике появляется ещё три бутылки шампанского, а в руках Буратины очередная конфетка, в фантике из папиросной бумаги.
- Ну вы тогда бдите здесь, а мы пойдём отдохнём. - говорю я, тоскливо констатируя факт, что туман рассеивается, забирая с собой ночную мглу. Ночи почти не осталось, но всё же у нас есть ещё пара часов. Это если не появится Ленин. Но что-то мне подсказывает, что Ленина мы больше не увидим.
Мы спускаемся вниз и оказываемся в ВИП каюте. Кровать здесь несколько взъерошена, и, судя по уставшему виду, приняла в своё лоно уже не одну парочку. Но это не важно. Сейчас ничто не изменит моего настроя. Через несколько секунд здесь состоится ещё одна битва. Это будет решающее сражение, которое подведёт итог войне, длящейся уже двадцать лет. Стороны будут неистовствовать в этом последнем бою. Одна решительным прорывом повалит другую на спину, оголит её фронт, стянув чёртов свитер и разорвав остатки жёлтого сарафана и будет обстреливать жадными поцелуями правый и левый фланги расположенные на пиках идеально круглых холмов. Вторая сторона не сдастся без сопротивления. Она тоже обнажит защиту противника, стянув с него красную олимпийку. Она не убоится страшного запаха, три дня немытого тела и будет обстреливать поцелуями крупнокалиберных губ его груди и плечи. В финале их губы сойдутся в жадном поцелуе, и когда линия фронта будет прорвана, их победные крики будут долго летать над полем боя.
Но пока, сами не зная почему, мы всё ещё оттягиваем это сражение, к которому оба готовы. Она сидит на краю кровати, а я лежу на бархатных коленках обросшей щетинистой щекой. Она гладит мою голову, оставляет бороздки острых коготков на черепе, запускает по телу мириады мурашек. Я превратился в маленького котёнка, приютившегося на коленях у своей хозяйки.
«Скажи, что это не сон! Скажи, что если это и сон, то мы никогда не проснёмся!»
Я подношу к губам её ладошку, утыкаюсь в неё носом. Этот сладкий запах. Это то, к чему я шёл более двадцати лет.
- Знаешь, я до сих пор в шоке от того, что узнала про Сашку. Не могу в это поверить…- мягко говорит она, перебирая мои волосы. - Ведь, если подумать, это же всё меняет. Все воспоминания о том времени теперь будут видеться в другом свете.
Я вжимаюсь щекой в её коленку, оставляя царапины от жёсткой щетины на идеально отполированном глянце. Зажмуриваюсь, словно ребёнок, который не хочет, чтобы мама рассказывала ему на ночь страшную сказку. Зачем она завела эту тему? Теперь я буду думать только об этом.
- Да-а…с этого момента земля начинает крутиться в обратную сторону, и хорошо, если она удержится на своей оси и не разлетится вдребезги, как глобус, который мы однажды решили использовать в качестве футбольного мяча. Оказывается всё это дело рук самого Сашки. Поверить не могу…
- Я тоже! - в моей голове уже прочно укоренилась мысль, что я косвенно причастна к его смерти.
- А я считал себя чуть ли не прямым виновником. С одной стороны мне даже легче стало, будто груз какой-то с души упал. Я хоть и не буду ощущать себя меньшим грешником и подлецом, но по крайней мере, перестану корить себя за то, что не вмешался, когда Сашку увозили. Может быть…- я трусь носом об атласную кожу. - Хотя…что это меняет? Факты остаются фактами. Сашка погиб, мы втянули его в эту схему и когда нужно было проявить своё мужское достоинство этого не сделали. Не-ет всё останется по прежнему. Трусы останутся трусами, а подлецы - подлецами.
- Я никогда не считала тебя трусом, Слава. Тебя это успокоит? - её материнский тон согревает мои внутренности лучше горячего молока с мёдом.
- Да! Если ты говоришь правду…
- Плавда…плавда!
От этого её сюсюканья на глаза наворачиваются слёзы и кадык начинает прыгать в горле, как теннисный шарик. Мне придётся сильно потрудиться, чтобы всё это принять, чтобы переписать заново всю нашу историю. Хорошо, что Буратина догадался уберечь от этой участи пацанов. В конце концов, ничего кроме очередного сожаления это новое осознание не даст.
- А ты никогда не задумывался о том, чтобы было бы, если бы тогда всё не пошло вверх дном?
Эх, Светик, если бы ты знала, сколько десятков тысяч раз я об этом задумывался. Наверное, за эти двадцать лет не было такого дня, когда я хоть разок, хоть мельком, не задумывался об этом. Эта мысль сидит во мне, как инородное тело, как пуля в моей голове, и только и ждёт своего часа, чтобы нарисоваться в той или иной форме. Всё что я делал после, всё, о чём я думал, было поиском ответа на этот вопрос.
- Нет! Не вижу смысла об этом думать. Всё случилось как случилось. И наверное всё это к лучшему. Во-первых это бы в любом случае закончилось и сложно представить более счастливый для нас всех конец. По сути, мы должны сказать Мухе спасибо, за то, что вовремя нас остановил.
- Я имела в виду нас с тобой! - говорит она всё тем же убаюкивающим голосом, продолжая теребить мои волосы.
- Имеешь в виду, были бы мы вместе? Сама-то как думаешь? - слышу, как она хмыкнула. - У нас и тогда с тобой не особо получалось, всё только только налаживалось. Ну прошёл бы год два и мы бы точно разбежались. Ты бы меня бросила и пошла искать себе более взрослого и успешного, а всё что происходит сейчас, просто ностальгия. И за это ему тоже спасибо. Всё что получилось бы у нас тогда, к этому времени, давно бы уже умерло, истлело и превратилось в прах. А так…- я поднимаю глаза. - А так - мы всегда вместе. Ты навсегда осталась здесь …- я тычу указательным пальцем себе в лоб, - и будешь здесь до самого конца.
- Психологи называют это Гештальтом. Не решённая в своё время проблема, не завершённое до конца дело, подсознательно мучают тебя и отнимают массу энергии. Это похоже на незакрытый Гештальт.
Я притягиваю её к себе, ползу вверх, зарываясь носом в колючий свитер.
- Мы здесь, чтобы закрыть этот Гештальт.
Мои губы поднимаются выше, вместе со свитером, который плавно ползёт вверх. Её рука продолжает гладить мои волосы и я слышу её глубокое, готовое сорваться на стон дыхание. Ещё я слышу топот, спускающихся по трапу ног.
45
Топот, громкий стук кулака по дереву.
- Герыч, подъём, у нас гости… - слышу я голос Уксуса.
Снова топот, опять стук.
- Жекичан, вставай, ты нам нужен…похоже, к нам гости…
Мои губы замирают в сантиметре от входа в заветную впадину между округлыми холмами. Пожалуйста, только не это.
Бум-бум-бум…- громкий беспощадный стук, барабанит прямо в темечко.
- Слава, тревога! У нас гости.
Я тяжело выдыхаю, сползаю чуть пониже, упираясь носом в её безупречный пупок. С её глубоким выдохом пупок проваливается вниз. В этом выдохе, мне мерещится еле уловимый шёпот.
«Не вышло!»
Вдох, и пупок снова упирается в мой нос.
«Не вышло! А может это к лучшему?»
Я поднимаю голову и смотрю в её блестящие живые глаза.
- Надо идти, Слава! - шепчет она.
- Я схожу, посмотрю, что там и вернусь. Будь здесь.
Я сажусь на кровати, сгорбившись, словно меня разбудили после запойных выходных.
«Вставай, пора на работу!»
Она обнимает меня сзади сморщенного, убитого
- Я пойду с тобой!
- Зачем? Тебе не надо…
- Я пойду с тобой! Всё равно сегодня ничего не выйдет…видимо не судьба…
Не судьба! «Вставай , алкаш! Пора на работу!»
Туман исчез. Его сдуло поднявшимся ветром и расщепило золотым светом солнечных лучей. Оказывается, что ночью мы вовремя приняли решение остановиться. Ещё бы немножко и мы рисковали сесть на мель, так как торчим как раз между бакенов, в опасной близости к высокому берегу, до которого буквально сотня метров. Сейчас опасность исходит от противоположного низкого берега. Шум приближающегося мотора нарастает и катер, который рассматривает в бинокль Буратина можно видеть невооружённым взглядом.
- Менты! - его голос звучит, как приговор.
Бело-синяя раскраска и проблесковые маячки на крыше кабины, не оставляют сомнений в том, кто к нам приближается.
Жекичан уже запустил мотор, который едва слышно работает на малых оборотах.
- Может уйдём? - спрашиваю я.
- Не успеем, - говорит Буратина, опуская бинокль. - Посмотрим, чего они хотят.
- Если это гости от Ленина, ясно, чего хотят…и не забывайте, что у нас полно оружия на борту. Парни, не вздумайте светить - говорю я, оглядываясь по сторонам.
Глядя на неумолимо приближающийся катер, я начинаю осознавать всю опасность положения, в котором мы находимся.
Угон яхты, вооружённый разбой, грабёж…- это пока минимум статей, которые светят всем нам. Это огромный шанс провести на нарах весь остаток своих дней.
Катер подходит к нам, не сбавляя скорости, лихо разворачивается и встаёт параллельно нашему борту, раскачиваясь на созданных собой волнах.
В катере двое. Один стоит на ногах. Одной рукой он держится за раму кабины, другой придерживает фуражку, готовую спорхнуть с головы при очередном порыве ветра. В качающейся лодке, он похож на наездника, объезжающего лихого мустанга.
- Капитан Савостин, речная полиция! - Тоненькие усики, расходящиеся от раздутых ноздрей лилового носа, как стрелки часов. - Куда путь держите?
Капитан добродушно улыбается, и стрелки встают на «без четверти» три.
- Гуляем, капитан. У нас вечеринка, она же днюха, она же встреча старых друзей.
- Эх, даже завидно вам! - продолжает щериться капитан. Цвет его носа красноречиво говорит, почему он нам завидует.
- Документики на плавсредство имеются? - спрашивает он, как бы невзначай.
- А как же, командир! Обижаешь! - улыбается Буратина, продолжая оставаться на месте.
- Вы хозяин, как я понял?
- Ага!
Сейчас Буратина и капитан походят на участников соревнований, кто может шире улыбнуться. Улыбки натягиваются всё туже, как струны, рискующие в каждую секунду лопнуть.
Капитан сдаётся первым, спустя минуту молчаливого улыбания. Он чуть ослабляет свою струну, чтобы произнести.
- Предъявите!
Буратина зачем-то продолжает соревнование, победитель в котором уже определён. Он какое-то время стоит с безмолвной улыбкой, видимо соображая, что ответить.
- А ксерокопия документов подойдёт? Дело в том, что оригиналы я забыл дома, но документы в порядке можете убедиться.
Буратина зачем-то достаёт телефон и пытается что-то набрать на чёрном экране.
- Вот чёрт! Телефон сел, а зарядки с собой нет. Все ксерокопии там…- жалобно говорит он, не ослабляя натяжения улыбки.
- Это неважно! - машет рукой улыбающийся капитан. - Дело в том, что вы обязаны предъявить оригиналы документов. В противном случае, мы будем вынуждены изъять плавсредство, до получения документов.
- Ой! И что же нам делать, майор?
- Пока ещё капитан, - виновато улыбается капитан.
- У меня лёгкая рука, уверен, что вы скоро непременно станете майором. Так что же нам делать?
- Думаю, что для начала нужно предъявить яхту к осмотру.
- Это как? - улыбающийся, обросший, в своей красной рваной рубахе, Буратина похож на сбежавшего из дурки идиота.
- Подайте трап!
- А может как-нибудь договоримся?
- Может и договоримся, только вот сначала осмотрим яхту.
- Не-ет, так нечестно! Нужно выбирать что-то одно. Мы либо договариваемся, либо вы осматриваете яхту. Это обычно так работает, капитан.
- Будешь учить меня, как надо работать?!
Дзин-нь! Струна лопнула. Улыбка мгновенно сходит с лица и стрелки усиков встают в положение «без двадцати» четыре.
- Трап подайте! Вася, пойдём! - командует он второму, который только сейчас выползает из кабины.
- Мужики, давайте лучше я к вам спущусь. Поверьте, вам понравится моё предложение! - Буратина зачем то поднимает руку вверх.
- Минимум триппер, а может даже сифон! - мечтательно рассуждал лежащий на диване и дымящий в потолок Буратина.
- Ладно сифон - от Зингер запросто СПИД можно подхватить. Я бы с ней и с резинкой не стал, - подкидывал масла в огонь предусмотрительный Уксус, который, видимо забыл про то, что целый вечер сам увивался вокруг Зингер, выпрашивая у неё аудиенции. Просто вчера больше повезло Поночке. Или не повезло.
Конечно, это был обыкновенный стёб, считавшийся в нашей компании обычным явлением, но Поночка тогда испугался не на шутку. Он корил себя за неосмотрительность и постоянно причитал о том, что же ему делать?
- Щас то чё делать? Всё что мог, ты сделал прошлой ночью. - Продолжал издеваться Буратина. - Теперь жди последствий, и твоё счастье, если они не наступят.
Поночка, который сидел в кресле зачем-то оттопырил штаны и рассматривал свои гениталии, видимо пытаясь увидеть признаки подступающей болезни.
- Ты хотя бы в баню сходи, помойся хорошо! - посоветовал я.
- Ага с хлоркой, или вон с Доместосом.
Никто не подумал, что эти, сказанные Уксусом слова, Поночка воспримет так буквально. Потом мы с головой ушли в излечение себя от похмельного синдрома так, что даже забыли про незадачливого любовника, который убежал в баню. Никто из нас не заметил, что вместе с полотенцем, Поночка прихватил с собой пластиковую бутыль с надписью «Доместос». В разгаре вновь обуявшего нас веселья, мы услышали душераздирающий крик Поночки. Прилетев на крик в баню, мы обнаружили, визжащего, как поросёнок здорового детину, который натирал хозяйственным мылом своё причинное место. Оказывается, Поночка серьёзно воспринял шутливое наставление Уксуса и обильно полил свой лобок густым гелем, который на девяносто процентов состоит из активного хлора. Мало того, он уже было начал натирать им свои причендалы, когда агрессивная субстанция с шипением, начала разъедать нежные участки его кожи.
И смех и грех! Пока одни давились от хохота, другие, действуя с профессионализмом пожарного расчёта устраняли возгарание. Я бегал в предбанник, наливал в ведро ледяную воду, и тащил его в парилку, где Буратина в несколько секунд выплёскивал эту воду ковшом на распластавшегося на полке Поночку. Десятки литров ледяной воды заливали горящее синим пламенем причинное место Поночки. Мы поливали огонь до тех пор, пока не кончилась вода в огромном бачке. К тому времени Поночке стало чуть легче. Но всё же ещё неделю после этого инцидента другу приходилось ходить на расшарагу и каждый раз болезненно морщиться когда нижнее бельё касалось тех мест, где ещё недавно бушевало пожарище.
- Это всё ты! - Поночка грозит пальцем Уксусу, который хохочет вместе со всеми, в красках вспоминая эту историю.
- Конечно я! Не забывай, что я избавил тебя от триппера, сифона и СПИДа.
- Спасибо дружище! Ты заодно меня чуть от яиц не избавил! - Поночка кланяется Уксусу, а потом присоединяется к хору из хохочущих.
44
Наблюдая сквозь слёзную пелену, за веселящимися Поночкой и Уксусом, за сучащим в воздухе ногами Буратиной, я замечаю насколько они помолодели. Эта поездка скинула со всех нас минимум пятнадцать лет. Может быть все эти годы снова навалятся на нас и восстановят статус кво, как только мы сойдём на берег, но сейчас это не важно. Я понимаю Буратину, который не хочет, чтобы парни узнали про историю с Мухой. Так лучше, так правильнее, и не важно, как оно было на самом деле.
Парни изъявляют желание продолжить веселье здесь, так как Геракл на время прервал свой концерт в кают компании, чтобы дать сольную программу для Вики. На столике появляется ещё три бутылки шампанского, а в руках Буратины очередная конфетка, в фантике из папиросной бумаги.
- Ну вы тогда бдите здесь, а мы пойдём отдохнём. - говорю я, тоскливо констатируя факт, что туман рассеивается, забирая с собой ночную мглу. Ночи почти не осталось, но всё же у нас есть ещё пара часов. Это если не появится Ленин. Но что-то мне подсказывает, что Ленина мы больше не увидим.
Мы спускаемся вниз и оказываемся в ВИП каюте. Кровать здесь несколько взъерошена, и, судя по уставшему виду, приняла в своё лоно уже не одну парочку. Но это не важно. Сейчас ничто не изменит моего настроя. Через несколько секунд здесь состоится ещё одна битва. Это будет решающее сражение, которое подведёт итог войне, длящейся уже двадцать лет. Стороны будут неистовствовать в этом последнем бою. Одна решительным прорывом повалит другую на спину, оголит её фронт, стянув чёртов свитер и разорвав остатки жёлтого сарафана и будет обстреливать жадными поцелуями правый и левый фланги расположенные на пиках идеально круглых холмов. Вторая сторона не сдастся без сопротивления. Она тоже обнажит защиту противника, стянув с него красную олимпийку. Она не убоится страшного запаха, три дня немытого тела и будет обстреливать поцелуями крупнокалиберных губ его груди и плечи. В финале их губы сойдутся в жадном поцелуе, и когда линия фронта будет прорвана, их победные крики будут долго летать над полем боя.
Но пока, сами не зная почему, мы всё ещё оттягиваем это сражение, к которому оба готовы. Она сидит на краю кровати, а я лежу на бархатных коленках обросшей щетинистой щекой. Она гладит мою голову, оставляет бороздки острых коготков на черепе, запускает по телу мириады мурашек. Я превратился в маленького котёнка, приютившегося на коленях у своей хозяйки.
«Скажи, что это не сон! Скажи, что если это и сон, то мы никогда не проснёмся!»
Я подношу к губам её ладошку, утыкаюсь в неё носом. Этот сладкий запах. Это то, к чему я шёл более двадцати лет.
- Знаешь, я до сих пор в шоке от того, что узнала про Сашку. Не могу в это поверить…- мягко говорит она, перебирая мои волосы. - Ведь, если подумать, это же всё меняет. Все воспоминания о том времени теперь будут видеться в другом свете.
Я вжимаюсь щекой в её коленку, оставляя царапины от жёсткой щетины на идеально отполированном глянце. Зажмуриваюсь, словно ребёнок, который не хочет, чтобы мама рассказывала ему на ночь страшную сказку. Зачем она завела эту тему? Теперь я буду думать только об этом.
- Да-а…с этого момента земля начинает крутиться в обратную сторону, и хорошо, если она удержится на своей оси и не разлетится вдребезги, как глобус, который мы однажды решили использовать в качестве футбольного мяча. Оказывается всё это дело рук самого Сашки. Поверить не могу…
- Я тоже! - в моей голове уже прочно укоренилась мысль, что я косвенно причастна к его смерти.
- А я считал себя чуть ли не прямым виновником. С одной стороны мне даже легче стало, будто груз какой-то с души упал. Я хоть и не буду ощущать себя меньшим грешником и подлецом, но по крайней мере, перестану корить себя за то, что не вмешался, когда Сашку увозили. Может быть…- я трусь носом об атласную кожу. - Хотя…что это меняет? Факты остаются фактами. Сашка погиб, мы втянули его в эту схему и когда нужно было проявить своё мужское достоинство этого не сделали. Не-ет всё останется по прежнему. Трусы останутся трусами, а подлецы - подлецами.
- Я никогда не считала тебя трусом, Слава. Тебя это успокоит? - её материнский тон согревает мои внутренности лучше горячего молока с мёдом.
- Да! Если ты говоришь правду…
- Плавда…плавда!
От этого её сюсюканья на глаза наворачиваются слёзы и кадык начинает прыгать в горле, как теннисный шарик. Мне придётся сильно потрудиться, чтобы всё это принять, чтобы переписать заново всю нашу историю. Хорошо, что Буратина догадался уберечь от этой участи пацанов. В конце концов, ничего кроме очередного сожаления это новое осознание не даст.
- А ты никогда не задумывался о том, чтобы было бы, если бы тогда всё не пошло вверх дном?
Эх, Светик, если бы ты знала, сколько десятков тысяч раз я об этом задумывался. Наверное, за эти двадцать лет не было такого дня, когда я хоть разок, хоть мельком, не задумывался об этом. Эта мысль сидит во мне, как инородное тело, как пуля в моей голове, и только и ждёт своего часа, чтобы нарисоваться в той или иной форме. Всё что я делал после, всё, о чём я думал, было поиском ответа на этот вопрос.
- Нет! Не вижу смысла об этом думать. Всё случилось как случилось. И наверное всё это к лучшему. Во-первых это бы в любом случае закончилось и сложно представить более счастливый для нас всех конец. По сути, мы должны сказать Мухе спасибо, за то, что вовремя нас остановил.
- Я имела в виду нас с тобой! - говорит она всё тем же убаюкивающим голосом, продолжая теребить мои волосы.
- Имеешь в виду, были бы мы вместе? Сама-то как думаешь? - слышу, как она хмыкнула. - У нас и тогда с тобой не особо получалось, всё только только налаживалось. Ну прошёл бы год два и мы бы точно разбежались. Ты бы меня бросила и пошла искать себе более взрослого и успешного, а всё что происходит сейчас, просто ностальгия. И за это ему тоже спасибо. Всё что получилось бы у нас тогда, к этому времени, давно бы уже умерло, истлело и превратилось в прах. А так…- я поднимаю глаза. - А так - мы всегда вместе. Ты навсегда осталась здесь …- я тычу указательным пальцем себе в лоб, - и будешь здесь до самого конца.
- Психологи называют это Гештальтом. Не решённая в своё время проблема, не завершённое до конца дело, подсознательно мучают тебя и отнимают массу энергии. Это похоже на незакрытый Гештальт.
Я притягиваю её к себе, ползу вверх, зарываясь носом в колючий свитер.
- Мы здесь, чтобы закрыть этот Гештальт.
Мои губы поднимаются выше, вместе со свитером, который плавно ползёт вверх. Её рука продолжает гладить мои волосы и я слышу её глубокое, готовое сорваться на стон дыхание. Ещё я слышу топот, спускающихся по трапу ног.
45
Топот, громкий стук кулака по дереву.
- Герыч, подъём, у нас гости… - слышу я голос Уксуса.
Снова топот, опять стук.
- Жекичан, вставай, ты нам нужен…похоже, к нам гости…
Мои губы замирают в сантиметре от входа в заветную впадину между округлыми холмами. Пожалуйста, только не это.
Бум-бум-бум…- громкий беспощадный стук, барабанит прямо в темечко.
- Слава, тревога! У нас гости.
Я тяжело выдыхаю, сползаю чуть пониже, упираясь носом в её безупречный пупок. С её глубоким выдохом пупок проваливается вниз. В этом выдохе, мне мерещится еле уловимый шёпот.
«Не вышло!»
Вдох, и пупок снова упирается в мой нос.
«Не вышло! А может это к лучшему?»
Я поднимаю голову и смотрю в её блестящие живые глаза.
- Надо идти, Слава! - шепчет она.
- Я схожу, посмотрю, что там и вернусь. Будь здесь.
Я сажусь на кровати, сгорбившись, словно меня разбудили после запойных выходных.
«Вставай, пора на работу!»
Она обнимает меня сзади сморщенного, убитого
- Я пойду с тобой!
- Зачем? Тебе не надо…
- Я пойду с тобой! Всё равно сегодня ничего не выйдет…видимо не судьба…
Не судьба! «Вставай , алкаш! Пора на работу!»
Туман исчез. Его сдуло поднявшимся ветром и расщепило золотым светом солнечных лучей. Оказывается, что ночью мы вовремя приняли решение остановиться. Ещё бы немножко и мы рисковали сесть на мель, так как торчим как раз между бакенов, в опасной близости к высокому берегу, до которого буквально сотня метров. Сейчас опасность исходит от противоположного низкого берега. Шум приближающегося мотора нарастает и катер, который рассматривает в бинокль Буратина можно видеть невооружённым взглядом.
- Менты! - его голос звучит, как приговор.
Бело-синяя раскраска и проблесковые маячки на крыше кабины, не оставляют сомнений в том, кто к нам приближается.
Жекичан уже запустил мотор, который едва слышно работает на малых оборотах.
- Может уйдём? - спрашиваю я.
- Не успеем, - говорит Буратина, опуская бинокль. - Посмотрим, чего они хотят.
- Если это гости от Ленина, ясно, чего хотят…и не забывайте, что у нас полно оружия на борту. Парни, не вздумайте светить - говорю я, оглядываясь по сторонам.
Глядя на неумолимо приближающийся катер, я начинаю осознавать всю опасность положения, в котором мы находимся.
Угон яхты, вооружённый разбой, грабёж…- это пока минимум статей, которые светят всем нам. Это огромный шанс провести на нарах весь остаток своих дней.
Катер подходит к нам, не сбавляя скорости, лихо разворачивается и встаёт параллельно нашему борту, раскачиваясь на созданных собой волнах.
В катере двое. Один стоит на ногах. Одной рукой он держится за раму кабины, другой придерживает фуражку, готовую спорхнуть с головы при очередном порыве ветра. В качающейся лодке, он похож на наездника, объезжающего лихого мустанга.
- Капитан Савостин, речная полиция! - Тоненькие усики, расходящиеся от раздутых ноздрей лилового носа, как стрелки часов. - Куда путь держите?
Капитан добродушно улыбается, и стрелки встают на «без четверти» три.
- Гуляем, капитан. У нас вечеринка, она же днюха, она же встреча старых друзей.
- Эх, даже завидно вам! - продолжает щериться капитан. Цвет его носа красноречиво говорит, почему он нам завидует.
- Документики на плавсредство имеются? - спрашивает он, как бы невзначай.
- А как же, командир! Обижаешь! - улыбается Буратина, продолжая оставаться на месте.
- Вы хозяин, как я понял?
- Ага!
Сейчас Буратина и капитан походят на участников соревнований, кто может шире улыбнуться. Улыбки натягиваются всё туже, как струны, рискующие в каждую секунду лопнуть.
Капитан сдаётся первым, спустя минуту молчаливого улыбания. Он чуть ослабляет свою струну, чтобы произнести.
- Предъявите!
Буратина зачем-то продолжает соревнование, победитель в котором уже определён. Он какое-то время стоит с безмолвной улыбкой, видимо соображая, что ответить.
- А ксерокопия документов подойдёт? Дело в том, что оригиналы я забыл дома, но документы в порядке можете убедиться.
Буратина зачем-то достаёт телефон и пытается что-то набрать на чёрном экране.
- Вот чёрт! Телефон сел, а зарядки с собой нет. Все ксерокопии там…- жалобно говорит он, не ослабляя натяжения улыбки.
- Это неважно! - машет рукой улыбающийся капитан. - Дело в том, что вы обязаны предъявить оригиналы документов. В противном случае, мы будем вынуждены изъять плавсредство, до получения документов.
- Ой! И что же нам делать, майор?
- Пока ещё капитан, - виновато улыбается капитан.
- У меня лёгкая рука, уверен, что вы скоро непременно станете майором. Так что же нам делать?
- Думаю, что для начала нужно предъявить яхту к осмотру.
- Это как? - улыбающийся, обросший, в своей красной рваной рубахе, Буратина похож на сбежавшего из дурки идиота.
- Подайте трап!
- А может как-нибудь договоримся?
- Может и договоримся, только вот сначала осмотрим яхту.
- Не-ет, так нечестно! Нужно выбирать что-то одно. Мы либо договариваемся, либо вы осматриваете яхту. Это обычно так работает, капитан.
- Будешь учить меня, как надо работать?!
Дзин-нь! Струна лопнула. Улыбка мгновенно сходит с лица и стрелки усиков встают в положение «без двадцати» четыре.
- Трап подайте! Вася, пойдём! - командует он второму, который только сейчас выползает из кабины.
- Мужики, давайте лучше я к вам спущусь. Поверьте, вам понравится моё предложение! - Буратина зачем то поднимает руку вверх.
