Леонид стоял на возвышении, представляющим из себя несколько грубо подложенных друг под друга досок. Он стоял на уровне пятой и шестой шеренг, держа в одной руке щит с изображенным на нем медно-коричневым алетом, а в другой скромный, но вполне эффектный костяной рог. Лицо командующего было словно вытеснено из камня, взгляд неподвижен: он смотрел в одну точку на Иррибанской каменной стене. Стекающий со лба пот нисколько не волновал Леонида – нужно было сосредоточиться. Солдаты беспрекословно ждали приказа, никто из них не сдвинулся ни на шаг в сторону, не наклонился от долгого ожидания, не смахнул соленый пот и засохшую грязь. Нельзя было показывать слабость духа в такой напряженный момент. Кассий, Руслин и Аппиус были в первой шеренге, готовые ворваться в бой и прославиться. Или погибнуть, но с честью.
«Я родом из Кастадии. Я родился с мечом, с мечом и погибну. Я родился жалким, но умру благородным. Заслужу честью, мужеством и мудростью. Иначе не быть мне настоящим человеком. Иначе не быть мне настоящим кастадийцем», – повторял кастадийский девиз про себя Кассий. Он был взволнован, но собран.
Наконец взгляд Леонида изменился. В его серых стальных глазах мелькнула искорка огня, и он крикнул: «Сейчас!»
По всей саванне загремел звучным громким эхом могучий кастадийский рог, пугая и без того немногочисленную живность и вознося весть своим врагам о наступлении.
Старые, грузные и неповоротливые катапульты нехотя выплюнули из себя десятки тяжелых неотесанных камней, которые, набирая скорость, летели точно в Иррибанскую стену. Некоторые из них были покрыты горючей смесью и тут же воспламенялись при ударах.
Быстрым, но организованным и стройным бегом первая кастадийская шеренга достигла рва, чтобы тут же разложить и перекинуть через канал деревянные длинные сходни. Осажденные враги начали обстрел из луков с верхотур стен, однако было поздно: пока часть первой шеренги прокладывала путь к крепости, другая часть старалась закрыть их щитами; подходили уже следующие шеренги; кастадийские лучники начали стрелять своими стрелами, а катапульты неуклюже подъезжали все ближе и ближе.
Как Кассий и мечтал, он вместе с Аппиусом и Руслиным был в авангарде. Они вместе с десятком своих товарищей благополучно преодолели ров, увернулись от стрел, и уже были практически у старой серой стены. Катапульты старались бить как можно кучнее, чтобы сделать большой разлом, однако пока что им удалось только проделать локальные бреши на разных высотах, и снизу было невозможно проникнуть в Иррибан большому скоплению людей. Тем не менее, бреши были, и кастадийцам этого было достаточно.
- Здесь! Я нашел! – крикнул Кассий товарищам, прикрываясь щитом и указывая коротким мечом на щель, в которую мог протиснуться самый широкоплечный кастадиец, однако было не ясно, поджидал ли смельчака на другой стороне с копьем наготове какой-нибудь осажденный враг.
- Кассий, стой! Слишком рисковано! – пытался докричаться Аппиус, но Кассий уже протискивался через стену, предвкушая сражение.
Ведь он был славным воином. Он боролся с варварами. Он был бесстрашен.
Воин протиснулся через стену. Тут же на него накинулись несколько варваров с копьями: один удар был отражен треугольным щитом, от другого удара воин увернулся, тут же разрубив плечо варвару. Второй варвар выхватил кинжал, однако получил ногой в пах, потерял на миг концентрацию, и этого было достаточно, чтобы он обнаружил свой же кинжал у себя в груди. Двое варваров, стоявшие в отдалении на светло-бурых подмостках, уже пускали стрелы из своих грубых, скрипучих луков, но воин, прикрывшись щитом, быстро метнул в одного кинжал и повалил насмерть; другого варвара снял уже подоспевший из бреши товарищ. Начиналась рубка.
Воин побежал дальше, в пылу доблести и отваги размахивая своим клинком направо и налево, стремясь побыстрее добраться до главных ворот и открыть путь в крепость другим отрядам. Варвары накинулись на воина гурьбой, однако воин уже был не один, а с боевыми братьями. Получив несколько легких ножевых ранений в левое плечо и одно огорчающее, но терпимое в нижнюю правую область живота, воин бежал к воротам, так как время было не на его стороне.
Краем глаза воин видел, как варвары вокруг остервенело сражаются за свою землю и свою территорию, и как не менее неистово бились за свои благородные идеалы его братья. Все было хорошо. Все было отлично.
Вдруг тонкая голубая нить пронзила все тело воина и на миг парализовала его. Что-то произошло. Он увидел необъяснимо прекрасные глаза цвета Великого моря – синего цвета необъятного спокойствия и бесконечной глубины. Эти глаза были укрыты балахоном и смотрели из небольшой деревянной кибитки. Эти глаза увлекали воина к себе, и он, словно забыв обо всем на свете, уже хотел двинуться к ним, пропасть в них, утонуть в этой синей глубине.
В плечо воина воткнулось варварское копье. Воин был в ярости. В ярости не на врага, не на свою боль, в ярости на допущенную им уязвимость. Враг не представлял для него никакой угрозы и был убит, пораженный в самое сердце точным выпадом. Не смотря на то что броня смягчила удар, плечо все равно кровоточило и вызвало некоторую досаду, которую воин тут же отмел, стремглав побежав к воротам. Он быстро оглянулся, однако окошко в кибитке уже пустовало, и лишь едва заметная полоска от тонкой голубой нити уходила слабым следом за угол, исчезая в грязи битвы.
Вот воин уже у ворот: на него сыпется град стрел; его щит спасает, но долго он так не протянет; рядом прорываются с боем его товарищи, и это придает воину сил – он смеется и радостно несется вперед, ведя за собой других. Вот уже из последних сил варвары стараются отбиться, однако этого недостаточно – осаждающих слишком много. Тем не менее воин отдает врагу должное: этот народ стоит до конца.
Вот они, ворота. В них бьется таран, но ворота неутомимы. Лучники наверху стены стреляют, пытаются задушить стрелами осаду. Вниз бросаются камни, зажигательные смеси, вокруг хаос и резня. Но воин уже у цели: никто и ничто его не остановит. Несколько врагов, хранители прохода полегли от его клинка. Осталось подналечь и сбросить засов.
С яростным криком на воина бросился юноша невысокого роста, полностью облаченный в грязный и длинный балахон. Его лицо было прикрыто тонкой серой тканью, и лишь синие глаза стреляли ненавистью и метали свою праведную ярость. В руках юноша держал необычной формы скимитар с волнистым клинком, лезвие которого было расписано узорами и иероглифами. За секунду до удара воин успел удивиться наличию такого экзотического оружия у варваров, однако его мысли тут же пресекли быстрые и резкие искусные удары – юноша был опасным бойцом.
Едва отразив несколько выпадов и успев привыкнуть к технике врага, воин пошел в наступление и попробовал обманным движением вынудить юношу совершить рывок на него, чтобы резко на противоходе пронзить грудь своим коротким мечом. Казалось, синеглазый юноша повелся и уже метнулся всем телом вперед, однако затем, быстро сменив позицию, он отбил клинок воина и второй рукой выбросил в него спрятанный в рукаве предательский короткий нож. На долю секунды воин успел инстинктивно подставить свою ладонь на защиту, и обжигающее лезвие застряло в его руке, открыв еще один ход для горячей пульсирующей крови.
Воин обезумел и впал в неистовство. Он начал наносить удары за ударами, со всей силой притесняя юношу к воротам. Тот отбивался и делал острые и опасные выпады своим странным мечом, однако силы его были на исходе: все-таки закаленная выучка и приобретенная выносливость воина давали результат.
Воин наконец нанес последний удар, и его клинок вонзился в сердце юноше. Тот выдохнул и напоследок взглянул прямо в лицо победителю. В синих, режущих взгляд глазах юноши на этот раз не было ни ненависти к захватчикам, ни отчаяния за свое поражение, ни ярости за свой народ. В них воин увидел суровое спокойствие, которое пронзило его, будто бы этот волнистый клинок проник в его плоть и душу. В них воин увидел удовлетворенную отрешенность и победу. Победу духа.
- Но ведь победил я! Не смей так на меня смотреть! Я кастадиец! Это я победил! – яростно закричал обезумевший воин, однако юноша его уже не слышал: его глаза больше никогда не будут излучать свою острую синеву.
- Я…победил… – воин отодвинул труп юноши и налег на засов.
К нему подоспели боевые товарищи, и вместе они скинули большой продольный засов с ворот, которые воин изо всех толкнул вперед, впуская победителей.
Отряды кастадийцев вошли в Иррибан.
Кассий стоял весь в крови, грязный и уставший. У него дрожали ноги, из ладони струйкой текла кровь, плечо саднило, пот застилал его мутный и изумленный взор. Кастадийцы уже развертывали вовсю свои боевые силы на местах, но Кассию было не до них. Он бросил потускневший меч в сторону, его тошнило, хотелось упасть и забыться. Он устоял. Ему было плохо. Ему было отвратительно. Кассий стоял и смотрел на труп юноши и понимал, что проиграл эту битву.
IV
«Проиграл эту битву...я проиграл эту битву...как и следующую...как и свою последнюю...Теперь я умер. Наконец-то бесконечный сон и спокойствие. Однако...Почему я чувствую надоедливую физическую боль? Почему я чувствую холод и озноб? Я мыслю...Я все еще существую?? Я здесь??»
- Кхррррр... – захрипел Кассий Продий, открыв глаза. Он лежал в темноте на холодном трупе Дегала. Вокруг жужжали трупные мухи, которые обиженно полетели подальше, испугавшись пробуждения мертвеца.
«Я еще жив, – думал кастадиец. – Еще не мертв. Судя по всему, этот ремориец смягчил мое падение, и я просто потерял сознание. Черт! Высота была приличной. Что мне теперь делать? Оценить свое состояние?»
Состояние у Кассия было не самое лучшее. Чуть двинув плечом, он застонал: ему тут же ответил пульсирующей болью ушиб. Ниже, своей продолжающейся болью вторила правая нога, до которой смог добраться уже мертвый ремориец. Щипало глаза, и ужасно хотелось пить.
«Основной удар пришелся на левое плечо, – мрачно размышлял кастадиец, – плюс раненая нога. Моему телу холодно, и если я так пролежу еще несколько часов, то вскоре присоединюсь к этому гнилому куску мяса».
Кассий попробовал сделать движение правой рукой, и к его облегчению пальцы хоть и не охотно, но послушались без лишней боли. Он чуть приподнял грязную ладонь и осторожно прикоснулся к своему лбу.
«Голова вроде цела. Повезло. Глаза...что-то видят. Сколько я был без сознания? Часов шесть?»
Кассий оглянулся: стояла полуночная темень, однако ближайшие очертания местности смутно, но прорисовывались. Вокруг располагались, чуть обособившись от друг друга, высокие лиственные деревья, которые, словно задремав, слегка покачивались из стороны в сторону. Шелестела, шепча известный ей один мотив, густо поросшая трава. Часть листьев не спеша пикировала над головой, стараясь приземлиться и застелить собой как можно больше холодной черствой земли.
«Нужно выбираться отсюда. Соберись. Я жив, хоть и ранен. Боль – лишь впечатление, которое можно пережить...»
Собравшись и стиснув зубы, Кассий встал на здоровую ногу. Вторая нога потеряла достаточно крови и была в жалком состоянии – к ране липли противные комары; боль в том месте уходила, но на ее смену приходило более страшное состояние: ощущение потери нижней конечности.
«Я помню, что где-то недалеко должна быть река. Выдвинусь к ней, промою рану, перевяжу ногу. Возможно, по пути нарву каких-нибудь целебных трав», – Кассий вконец пришел в себя и начал действовать.
Первым делом он еще раз осмотрел труп реморийца и начал снимать с него верхнюю броню сквозь боль в плече и отвращение к мертвому врагу. Под доспехами на Дегале была надета довольно качественная, но уже заляпанная кровью иссиня-черная стеганка.
Открытое и уже вконец уродливое мертвое лицо реморийца безучастно (хотя, возможно, и с некоторым осуждением) наблюдало за тем, как с него снимают одежду, оставляя труп голым по торс. Рукоять кинжала все так же торчала в шее Дегала и уже, казалось, стала неотъемлемой частью этого образа.
Кассий оценивающе осмотрел нижние латы и сапоги реморийца и пришел к выводу, что они ему только помешают, и он обойдется своими, однако взгляд его зацепился за отброшенные во время снятия им брони ножны. Сквозь качественный кожаный материал что-то необычно блестело, будто в ножнах покоился не меч, а пойманные ночные звезды, и стоило только обнажить немного клинок, как всю рощу тут же озарят мелкие холодные искры.
Кастадиец поднял ножны с земли: на них уже успели опуститься пару пожухлых листьев. Он чуть выдвинул клинок и увидел, что лезвие светится тусклым фиолетовым светом, достаточным, чтобы осветить немного пространства вокруг меча, однако не таким ярким, чтобы осветить путь, как если бы в руках был факел. Приглядевшись, кастадиец понял, что это всего лишь узоры, изображающие солнце, лучи и звезды.
Кассий вытащил меч из ножен, и в его руке оказалось странного вида оружие, которое смогло его удивить, хоть воин Кастадии повидал их не мало. Клинок имел изогнутую волнистую форму, будто само дикое пламя обуздали, заковали его в сталь и заставили служить человеку. Волны раздвигались немного в сторону, и с какой грани не подступись, получишь ранение острыми зубьями холодного огня. На лезвии клинка расположились искусно выгравированные узоры, изображающие солнце, луну и звезды, причем это были нетипичные солнце и луна, к которым привыкли жители Кастадии. Было в них что-то...другое – то, что Кассий не мог объяснить себе. Гарда представляла собой полукруг из переплетающихся между собой стальных нитей с исходящими от них шипами. Рукоять лежала в руке на удивление удобно, и ладони Кассия было тепло, если не сказать даже - приятно. Навершие эфеса представляло собой круглый и красивый сапфир фиолетового цвета, который показался кастадийцу похожим на закрытое око. Меч явно стоил огромных денег и был либо ценным трофеем, либо дорогим подарком от могущественного покровителя.
«Судя по всему, это очень ценный меч, – разглядывал светящийся клинок Кассий. – Хотя это явно не мой стиль: слишком вычурно и не практично. Видимо, меч с далеких диких югов – тамошние южане любят необычные формы. Хотя огонь и странное свечение наводят мысль на... Нет, не буду гадать. Я вижу, что клинок закален магическим углем. Очень дорогое и редкое удовольствие в этих краях. Если учесть, что в последнее время монополией на магию владеют, в основном, Мальфитерские колдуньи.
Размышления Кассия прервал прерывистый клекот пролетающих над головой ночных птиц. Ветки деревьев неодобрительно зашелестели. Все падающие листья уже лежали на земле. В груди у кастадийца что-то сжалось: к нему постепенно подкрадывалась паника.
«Что я медлю? Нужно убираться отсюда. Рано или поздно сюда придут реморийские ищейки за телом и, как только они осмотрят первый труп, у них тут же возникнут вопросы по поводу второго. Скоро будет светать. Насколько я помню, река была где-то северо-восточнее плато. Пойду в том направлении. Нельзя больше терять времени, иначе оно поглотит меня».
Кастадиец как мог, привязал к поясу ножны, взял в одну руку тускло светящийся меч, другой аккуратно поднял стеганку (боль в плече и не думала отпускать его) и попробовал сделать небольшой шаг. Правая нога болезненно шипела раной, однако, к удивлению Кассия, он смог, хоть и небольшими переступами, но осторожно сдвинуться с места.
«Я родом из Кастадии. Я родился с мечом, с мечом и погибну. Я родился жалким, но умру благородным. Заслужу честью, мужеством и мудростью. Иначе не быть мне настоящим человеком. Иначе не быть мне настоящим кастадийцем», – повторял кастадийский девиз про себя Кассий. Он был взволнован, но собран.
Наконец взгляд Леонида изменился. В его серых стальных глазах мелькнула искорка огня, и он крикнул: «Сейчас!»
По всей саванне загремел звучным громким эхом могучий кастадийский рог, пугая и без того немногочисленную живность и вознося весть своим врагам о наступлении.
Старые, грузные и неповоротливые катапульты нехотя выплюнули из себя десятки тяжелых неотесанных камней, которые, набирая скорость, летели точно в Иррибанскую стену. Некоторые из них были покрыты горючей смесью и тут же воспламенялись при ударах.
Быстрым, но организованным и стройным бегом первая кастадийская шеренга достигла рва, чтобы тут же разложить и перекинуть через канал деревянные длинные сходни. Осажденные враги начали обстрел из луков с верхотур стен, однако было поздно: пока часть первой шеренги прокладывала путь к крепости, другая часть старалась закрыть их щитами; подходили уже следующие шеренги; кастадийские лучники начали стрелять своими стрелами, а катапульты неуклюже подъезжали все ближе и ближе.
Как Кассий и мечтал, он вместе с Аппиусом и Руслиным был в авангарде. Они вместе с десятком своих товарищей благополучно преодолели ров, увернулись от стрел, и уже были практически у старой серой стены. Катапульты старались бить как можно кучнее, чтобы сделать большой разлом, однако пока что им удалось только проделать локальные бреши на разных высотах, и снизу было невозможно проникнуть в Иррибан большому скоплению людей. Тем не менее, бреши были, и кастадийцам этого было достаточно.
- Здесь! Я нашел! – крикнул Кассий товарищам, прикрываясь щитом и указывая коротким мечом на щель, в которую мог протиснуться самый широкоплечный кастадиец, однако было не ясно, поджидал ли смельчака на другой стороне с копьем наготове какой-нибудь осажденный враг.
- Кассий, стой! Слишком рисковано! – пытался докричаться Аппиус, но Кассий уже протискивался через стену, предвкушая сражение.
Ведь он был славным воином. Он боролся с варварами. Он был бесстрашен.
Воин протиснулся через стену. Тут же на него накинулись несколько варваров с копьями: один удар был отражен треугольным щитом, от другого удара воин увернулся, тут же разрубив плечо варвару. Второй варвар выхватил кинжал, однако получил ногой в пах, потерял на миг концентрацию, и этого было достаточно, чтобы он обнаружил свой же кинжал у себя в груди. Двое варваров, стоявшие в отдалении на светло-бурых подмостках, уже пускали стрелы из своих грубых, скрипучих луков, но воин, прикрывшись щитом, быстро метнул в одного кинжал и повалил насмерть; другого варвара снял уже подоспевший из бреши товарищ. Начиналась рубка.
Воин побежал дальше, в пылу доблести и отваги размахивая своим клинком направо и налево, стремясь побыстрее добраться до главных ворот и открыть путь в крепость другим отрядам. Варвары накинулись на воина гурьбой, однако воин уже был не один, а с боевыми братьями. Получив несколько легких ножевых ранений в левое плечо и одно огорчающее, но терпимое в нижнюю правую область живота, воин бежал к воротам, так как время было не на его стороне.
Краем глаза воин видел, как варвары вокруг остервенело сражаются за свою землю и свою территорию, и как не менее неистово бились за свои благородные идеалы его братья. Все было хорошо. Все было отлично.
Вдруг тонкая голубая нить пронзила все тело воина и на миг парализовала его. Что-то произошло. Он увидел необъяснимо прекрасные глаза цвета Великого моря – синего цвета необъятного спокойствия и бесконечной глубины. Эти глаза были укрыты балахоном и смотрели из небольшой деревянной кибитки. Эти глаза увлекали воина к себе, и он, словно забыв обо всем на свете, уже хотел двинуться к ним, пропасть в них, утонуть в этой синей глубине.
В плечо воина воткнулось варварское копье. Воин был в ярости. В ярости не на врага, не на свою боль, в ярости на допущенную им уязвимость. Враг не представлял для него никакой угрозы и был убит, пораженный в самое сердце точным выпадом. Не смотря на то что броня смягчила удар, плечо все равно кровоточило и вызвало некоторую досаду, которую воин тут же отмел, стремглав побежав к воротам. Он быстро оглянулся, однако окошко в кибитке уже пустовало, и лишь едва заметная полоска от тонкой голубой нити уходила слабым следом за угол, исчезая в грязи битвы.
Вот воин уже у ворот: на него сыпется град стрел; его щит спасает, но долго он так не протянет; рядом прорываются с боем его товарищи, и это придает воину сил – он смеется и радостно несется вперед, ведя за собой других. Вот уже из последних сил варвары стараются отбиться, однако этого недостаточно – осаждающих слишком много. Тем не менее воин отдает врагу должное: этот народ стоит до конца.
Вот они, ворота. В них бьется таран, но ворота неутомимы. Лучники наверху стены стреляют, пытаются задушить стрелами осаду. Вниз бросаются камни, зажигательные смеси, вокруг хаос и резня. Но воин уже у цели: никто и ничто его не остановит. Несколько врагов, хранители прохода полегли от его клинка. Осталось подналечь и сбросить засов.
С яростным криком на воина бросился юноша невысокого роста, полностью облаченный в грязный и длинный балахон. Его лицо было прикрыто тонкой серой тканью, и лишь синие глаза стреляли ненавистью и метали свою праведную ярость. В руках юноша держал необычной формы скимитар с волнистым клинком, лезвие которого было расписано узорами и иероглифами. За секунду до удара воин успел удивиться наличию такого экзотического оружия у варваров, однако его мысли тут же пресекли быстрые и резкие искусные удары – юноша был опасным бойцом.
Едва отразив несколько выпадов и успев привыкнуть к технике врага, воин пошел в наступление и попробовал обманным движением вынудить юношу совершить рывок на него, чтобы резко на противоходе пронзить грудь своим коротким мечом. Казалось, синеглазый юноша повелся и уже метнулся всем телом вперед, однако затем, быстро сменив позицию, он отбил клинок воина и второй рукой выбросил в него спрятанный в рукаве предательский короткий нож. На долю секунды воин успел инстинктивно подставить свою ладонь на защиту, и обжигающее лезвие застряло в его руке, открыв еще один ход для горячей пульсирующей крови.
Воин обезумел и впал в неистовство. Он начал наносить удары за ударами, со всей силой притесняя юношу к воротам. Тот отбивался и делал острые и опасные выпады своим странным мечом, однако силы его были на исходе: все-таки закаленная выучка и приобретенная выносливость воина давали результат.
Воин наконец нанес последний удар, и его клинок вонзился в сердце юноше. Тот выдохнул и напоследок взглянул прямо в лицо победителю. В синих, режущих взгляд глазах юноши на этот раз не было ни ненависти к захватчикам, ни отчаяния за свое поражение, ни ярости за свой народ. В них воин увидел суровое спокойствие, которое пронзило его, будто бы этот волнистый клинок проник в его плоть и душу. В них воин увидел удовлетворенную отрешенность и победу. Победу духа.
- Но ведь победил я! Не смей так на меня смотреть! Я кастадиец! Это я победил! – яростно закричал обезумевший воин, однако юноша его уже не слышал: его глаза больше никогда не будут излучать свою острую синеву.
- Я…победил… – воин отодвинул труп юноши и налег на засов.
К нему подоспели боевые товарищи, и вместе они скинули большой продольный засов с ворот, которые воин изо всех толкнул вперед, впуская победителей.
Отряды кастадийцев вошли в Иррибан.
Кассий стоял весь в крови, грязный и уставший. У него дрожали ноги, из ладони струйкой текла кровь, плечо саднило, пот застилал его мутный и изумленный взор. Кастадийцы уже развертывали вовсю свои боевые силы на местах, но Кассию было не до них. Он бросил потускневший меч в сторону, его тошнило, хотелось упасть и забыться. Он устоял. Ему было плохо. Ему было отвратительно. Кассий стоял и смотрел на труп юноши и понимал, что проиграл эту битву.
IV
«Проиграл эту битву...я проиграл эту битву...как и следующую...как и свою последнюю...Теперь я умер. Наконец-то бесконечный сон и спокойствие. Однако...Почему я чувствую надоедливую физическую боль? Почему я чувствую холод и озноб? Я мыслю...Я все еще существую?? Я здесь??»
- Кхррррр... – захрипел Кассий Продий, открыв глаза. Он лежал в темноте на холодном трупе Дегала. Вокруг жужжали трупные мухи, которые обиженно полетели подальше, испугавшись пробуждения мертвеца.
«Я еще жив, – думал кастадиец. – Еще не мертв. Судя по всему, этот ремориец смягчил мое падение, и я просто потерял сознание. Черт! Высота была приличной. Что мне теперь делать? Оценить свое состояние?»
Состояние у Кассия было не самое лучшее. Чуть двинув плечом, он застонал: ему тут же ответил пульсирующей болью ушиб. Ниже, своей продолжающейся болью вторила правая нога, до которой смог добраться уже мертвый ремориец. Щипало глаза, и ужасно хотелось пить.
«Основной удар пришелся на левое плечо, – мрачно размышлял кастадиец, – плюс раненая нога. Моему телу холодно, и если я так пролежу еще несколько часов, то вскоре присоединюсь к этому гнилому куску мяса».
Кассий попробовал сделать движение правой рукой, и к его облегчению пальцы хоть и не охотно, но послушались без лишней боли. Он чуть приподнял грязную ладонь и осторожно прикоснулся к своему лбу.
«Голова вроде цела. Повезло. Глаза...что-то видят. Сколько я был без сознания? Часов шесть?»
Кассий оглянулся: стояла полуночная темень, однако ближайшие очертания местности смутно, но прорисовывались. Вокруг располагались, чуть обособившись от друг друга, высокие лиственные деревья, которые, словно задремав, слегка покачивались из стороны в сторону. Шелестела, шепча известный ей один мотив, густо поросшая трава. Часть листьев не спеша пикировала над головой, стараясь приземлиться и застелить собой как можно больше холодной черствой земли.
«Нужно выбираться отсюда. Соберись. Я жив, хоть и ранен. Боль – лишь впечатление, которое можно пережить...»
Собравшись и стиснув зубы, Кассий встал на здоровую ногу. Вторая нога потеряла достаточно крови и была в жалком состоянии – к ране липли противные комары; боль в том месте уходила, но на ее смену приходило более страшное состояние: ощущение потери нижней конечности.
«Я помню, что где-то недалеко должна быть река. Выдвинусь к ней, промою рану, перевяжу ногу. Возможно, по пути нарву каких-нибудь целебных трав», – Кассий вконец пришел в себя и начал действовать.
Первым делом он еще раз осмотрел труп реморийца и начал снимать с него верхнюю броню сквозь боль в плече и отвращение к мертвому врагу. Под доспехами на Дегале была надета довольно качественная, но уже заляпанная кровью иссиня-черная стеганка.
Открытое и уже вконец уродливое мертвое лицо реморийца безучастно (хотя, возможно, и с некоторым осуждением) наблюдало за тем, как с него снимают одежду, оставляя труп голым по торс. Рукоять кинжала все так же торчала в шее Дегала и уже, казалось, стала неотъемлемой частью этого образа.
Кассий оценивающе осмотрел нижние латы и сапоги реморийца и пришел к выводу, что они ему только помешают, и он обойдется своими, однако взгляд его зацепился за отброшенные во время снятия им брони ножны. Сквозь качественный кожаный материал что-то необычно блестело, будто в ножнах покоился не меч, а пойманные ночные звезды, и стоило только обнажить немного клинок, как всю рощу тут же озарят мелкие холодные искры.
Кастадиец поднял ножны с земли: на них уже успели опуститься пару пожухлых листьев. Он чуть выдвинул клинок и увидел, что лезвие светится тусклым фиолетовым светом, достаточным, чтобы осветить немного пространства вокруг меча, однако не таким ярким, чтобы осветить путь, как если бы в руках был факел. Приглядевшись, кастадиец понял, что это всего лишь узоры, изображающие солнце, лучи и звезды.
Кассий вытащил меч из ножен, и в его руке оказалось странного вида оружие, которое смогло его удивить, хоть воин Кастадии повидал их не мало. Клинок имел изогнутую волнистую форму, будто само дикое пламя обуздали, заковали его в сталь и заставили служить человеку. Волны раздвигались немного в сторону, и с какой грани не подступись, получишь ранение острыми зубьями холодного огня. На лезвии клинка расположились искусно выгравированные узоры, изображающие солнце, луну и звезды, причем это были нетипичные солнце и луна, к которым привыкли жители Кастадии. Было в них что-то...другое – то, что Кассий не мог объяснить себе. Гарда представляла собой полукруг из переплетающихся между собой стальных нитей с исходящими от них шипами. Рукоять лежала в руке на удивление удобно, и ладони Кассия было тепло, если не сказать даже - приятно. Навершие эфеса представляло собой круглый и красивый сапфир фиолетового цвета, который показался кастадийцу похожим на закрытое око. Меч явно стоил огромных денег и был либо ценным трофеем, либо дорогим подарком от могущественного покровителя.
«Судя по всему, это очень ценный меч, – разглядывал светящийся клинок Кассий. – Хотя это явно не мой стиль: слишком вычурно и не практично. Видимо, меч с далеких диких югов – тамошние южане любят необычные формы. Хотя огонь и странное свечение наводят мысль на... Нет, не буду гадать. Я вижу, что клинок закален магическим углем. Очень дорогое и редкое удовольствие в этих краях. Если учесть, что в последнее время монополией на магию владеют, в основном, Мальфитерские колдуньи.
Размышления Кассия прервал прерывистый клекот пролетающих над головой ночных птиц. Ветки деревьев неодобрительно зашелестели. Все падающие листья уже лежали на земле. В груди у кастадийца что-то сжалось: к нему постепенно подкрадывалась паника.
«Что я медлю? Нужно убираться отсюда. Рано или поздно сюда придут реморийские ищейки за телом и, как только они осмотрят первый труп, у них тут же возникнут вопросы по поводу второго. Скоро будет светать. Насколько я помню, река была где-то северо-восточнее плато. Пойду в том направлении. Нельзя больше терять времени, иначе оно поглотит меня».
Кастадиец как мог, привязал к поясу ножны, взял в одну руку тускло светящийся меч, другой аккуратно поднял стеганку (боль в плече и не думала отпускать его) и попробовал сделать небольшой шаг. Правая нога болезненно шипела раной, однако, к удивлению Кассия, он смог, хоть и небольшими переступами, но осторожно сдвинуться с места.
