Ночная тьма стала постепенно отступать: утро было довольно далеко, однако его наступление было неизбежно, и Кассий старался соблюсти баланс между болевыми ощущениями от ран и спешным ходом, от которого, возможно, зависела его жизнь. Уже все больше и больше силуэтов одиноких деревьев, небольших кустарников, маленькой, убегающей по своим делам живности мог разглядеть кастадиец в медленно уходящей темноте. Кассий все дальше и дальше удалялся от трупа.
Стая ночных птиц сделала круг и теперь возвращалась обратным путем, все так же перекрикиваясь между собой, как вдруг Кассия накрыла болезненная лихорадка: он упал на холодную, непокрытую листьями землю, меч выпал из рук и засветился еще ярче бьющим по глазам фиолетово-голубым мерцающим светом. Кастадийца вырвало, однако он поразился не этой слабостью организма. Ему стало плохо внутри, в глубине тела, в области бьющегося сердца. Кассия одолела паническая атака, и он не знал, что с ней делать.
«Я проиграл эту битву...я проиграл...как тогда...черт...опять эта дрянь...Она со мной до конца...до самой смерти...черт...»
На глазах навернулись слезы, и слюна медленно пустилась изо рта, но воин Кастадии не мог даже смахнуть эти признаки слабости.
«Все же закончилось...все мертвы...Леонид, Аппиус, Максий... Куда я пойду?.. Надо бежать...надо идти...к реке...куда? Зачем я это сделал? Нет, это другое...»
С липких, грязных волос капал соленый пот; жилы на сильных, мускулистых руках пульсировали, словно готовы были вырваться из этой ослабевшей кожи куда-нибудь подальше, лишь бы не выносить такого унизительного упадка.
«Зачем я это сделал???»
Кассий смотрел на яркий свет, исходящий от клинка, и чувствовал, как это сияние заполняет всю опушку, весь лес, готовясь раскрыть его расположение. Он смотрел, и глаза слепли от этого фиолетового света. Его голову терзали мириады проносившихся воспоминаний и мыслей, и он готов был упасть лицом в холодную землю, накрыться всей листвой леса и умереть бесславной смертью, лишь бы обрести спокойствие...
«СОБЕРИСЬ!»
Кассий открыл глаза. Светало. Он был спокоен. Он понял, что не это ему нужно сейчас. Ему нужно было идти. Меч лежал неподвижно на расстоянии локтя от него, и больше не исходило никакого света – просто темно-фиолетовый клинок, ничего более.
«Я не для этого сюда добрался. Не для этого выжил. Чтобы снова умереть и умереть, как жалкий раб, как червь, уползающий подальше, чтобы сдохнуть в гниении. Я выжил, и я расскажу, что было на плато».
- Я родом из Кастадии. Я родился с мечом, с мечом и погибну. Я родился жалким, но умру благородным. Заслужу честью, мужеством и мудростью. Иначе не быть мне настоящим человеком. Иначе не быть мне настоящим кастадийцем... —твердо произнес вслух Кассий, поднимаясь, смахивая все свои признаки слабости с лица и подбирая меч.
Он шаг за шагом, переступ за переступом покидал злосчастную опушку, надеясь забыть это ненавистное уродливое лицо и слабость, пронзившую его из-за спины, в минуты его упадка и бессилия.
V
- Значит, кастадиец смог выжить? – спросил Бертрам, смахнув тонкую надоедливую муху со своей худой щеки.
- Да, виден только труп Дегала, да несколько кровяных пятен вокруг него, – ответила Эйра. - Верхняя броня сброшена. Выдвигаемся к месту падения, затем идем по следам кастадийца. Далеко уйти он не мог.
- Странно, что он не разбился, переломав себе все кости, падая с такой высоты.
- Нас это не должно волновать. Главное, настигнуть врага и устранить его либо же найти труп, если тот сдох до нашего прибытия. Очевидно, он ранен и находится не в самой оптимальной форме.
Карие глаза Бертрама блестели и излучали любопытство. Его руки, на этот раз без надетых на них перчаток, игрались с кинжалом, перекидывая его из стороны в сторону.
- И все же...
- Да ладно тебе! – похлопал своего товарища по плечу Орвин, который, казалось, не замечал опасный блеск в глазах Бертрама и острого кинжала в его руках. – Наконец-то что-то интересное. После этих сраных овцерогов найти какого-то доходягу – плевое дело. Правда, я надеюсь, он еще не растратил всех своих сил, чтобы оказать мне хоть какое-то сопротивление, ахахаха!
- Вы слишком завышаете эту кастадийскую сволочь, – сплюнула Эйра. У нее было плохое настроение, и на душе все еще было скверно после диалога с Флавием на краю плато. – Орвин, собирай манатки и оружие: скоро выезжаем. Не забудь убрать за собой утварь и остатки еды. Я не хочу, чтобы наш отряд именовали свиньями только потому, что ты был слишком голоден.
- Пффффффф, – ухмыльнулся сквозь свои бурые космы Орвин и начал собираться, бормоча хриплым грубым голосом: «Сытость – не порок, это состояние души, а голод – источник многих бед».
- Бертрам, хватит задумываться о всякой лишнем. Покорми лошадей и доложи старому Киру о нашем выезде. Отдай ему его карту – я пометила примерное местонахождение мертвого Дегала. Мы не будем их ждать, о трупе позаботятся другие. Наша задача сейчас – не терять время. Быстрее выдвинемся – быстрее настигнем.
Бертрам, не говоря ни слова, ловким движением скрыл свой кинжал, похрустел пальцами рук, надел свои любимые черные перчатки и пошел к лошадям, попутно разминая плечи и спину.
Наступал полдень; солнце заслоняли хмурые кучевые облака, подгоняемые невидимым воздушным змеем; отряд Эйры довольно быстро, но крепко пообедал, и теперь они были готовы браться за работу; мародеры и слуги дома Ремори завершали свои последние дела в этом злосчастном месте – нужно было выдвигаться.
Эйра обернулась к Альве, которая разложила на грубом импровизированном столе карту Магтеры.
- Скорее всего, – Альва повела пальцем от подножия плато наверх к извилистой водной полосе, – он побрел к реке Фларе, протекающей восточнее чащи. Если он не спешил с учетом ран, то добрался до берега в районе часа, не более.
- Там он омоет свои раны, приведет себя в порядок, – Эйра неотрывно смотрела на полоску реки на карте, – затем будет думать, в какую сторону направиться. Насколько широка река?
- Не слишком. От двадцати пяти до тридцати метров.
- Течение? Глубина?
- По-разному, – вздохнула Альва, загадочно улыбаясь. – Течение Флары может как снести самый стойкий валун на ее пути, так и затихнуть, едва направившись к устью. Глубина может не доходить даже до пояса в середине русла, однако затем начинаются коварные неоднородные перепады, вплоть на десятки метров. Мои друзья на таких и погибли.
Эйра молча продолжила всматриваться в карту. На разных участках реки, в том числе и на северных, были изображены переходы в виде заштрихованных черных квадратов.
— Это мосты через реку? Насколько они прочны и сохранились ли вообще?
- Часть мостов южнее плато разрушили крударцы, на самом севере перед впадением реки в Великое Море их и вовсе уже давно нет. В этом плане карта недостоверная. Что же до переходов, которые интересуют нас – здесь точно не известно. Вот этот мост, – Альва постучала пальцем по квадрату, расположенному в нескольких сантиметров от плато, – точно цел, и по нему спокойно передвигались Орвин, Бертрам и реморийские солдаты. Следующий за ним мост на севере находится в полуразрушенном состоянии, насколько я помню.
- Тем не менее, если постараться, перебраться по нему возможно?
Альва молчала и смотрела на Эйру. Их взгляды встретились, и в карих задумчивых глазах своей компаньонки Эйра увидела известную ей лишь одной грусть и тоску, которые пытались скрыться за мечтательной отстраненностью, часто довольно успешно, но не всегда, как в этот момент.
- Да, – ответила Альва, затем, словно захотев стряхнуть с себя невидимую усталость, показала на карте ряд деревьев, тянущихся плотной зеленой полосой на север, – он перейдет по одной из переправ, затем попробует выдвинуться либо дальше на восток к Фрасийским горам, чтобы пересечь их и оказаться в каньоне, либо пойдет вдоль реки к северу, чтобы выйти к Великому морю.
- Не думаю, что он пойдет к горам, – вмешался Бертрам, взглянув на карту из-за спины Альвы. – Подгорье очень опасно своими горными обитателями, тамошними разбойниками и суровым ландшафтом. К тому же часть горных дорог и развилок размыло так, что даже лошади увязают в этом грязевом хаосе, еле волоча и ломая ноги.
- Он прав, – прохрипел сзади Орвин. – Посмотрите на мою кобылу – ей чуть не оторвало копыто из-за этой треклятой грозовой бури...
Эйра думала, и на душе у нее было все так же скверно. Она смотрела на карту, и ей хотелось продумать все варианты, однако лучница понимала, что дело достаточно простое и не зачем себя так изводить: враг ослаб и ранен, у него почти не осталось сил, он деморализован и пытается хоть как-то скрыться, когда с ее стороны три проверенных верных товарища, не щадящих врага, каждый искусный в своем деле и всегда готовый продемонстрировать это. Однако раздражительность и досада не хотели отпускать.
«Спустимся вниз, возьмем его след и быстро устраним недобитого врага. После ты возьмешь себе небольшой отдых. Совсем расклеилась. Может, вернешься домой...Но где теперь мой дом?..»
- Эйра? – вопросительно окликнул ее Бертрам.
Эйра посмотрела еще раз на карту, словно хотела уточнить другие направления, однако крики пролетевшей над ними стаи птиц вконец прогнали ее неуверенность и раздражение.
- Гроза на востоке все не успокаивается, – обеспокоенно сказала Альва.
Эйра спешно свернула карту, накинула за спину лежавший рядом свой колчан со стрелами, взяла лук, спокойно ожидавший у стола, и повернулась к своим товарищам:
- Бертрам, отдал карту Киру? Орвин, лошади готовы? Альва, расскажешь детали местности по дороге. Мы выдвигаемся. Времени больше не теряем.
VI
Река текла неторопливым спокойным потоком. До пологого каменистого берега оставалось несколько шагов. Кассий шел и вглядывался в далекий пейзаж: там под хмурым черным настилом раскидывались грозной чередой острых серых камней высокие Фрасийские горы.
На другом берегу высились чуть обособленно друг от друга высокие лиственные деревья, между которыми суетилась разная живность, будь то пробегающие по своим делам белки или не спешно снующие в поисках добычи лисы, или даже затаившиеся где-то в чаще тяжелые, неповоротливые черные зубры. Над ними пролетали, не заботясь ни о чем, сбившись в большие стаи, звонкие мелодичные свиристели: им не было никакого дела до людских проблем.
Дальше на севере, по направлению реки, в десяти минутах ходьбы располагался потрепанный многочисленными грубыми подошвами и железными подковами старый, дощатый мост, который уже начал местами подгнивать, но, тем не менее, пока еще крепко держался и выполнял свою основную функцию – давал людям минимальное ощущение безопасности и независимости от водной стихии.
Кассий добрался до берега реки, скинул стеганку, ножны с мечом и начал спешно раздеваться. Боль в плече только усиливалась, и кастадиец старался как можно осторожнее снять свою заляпанную в крови накидку из-под пластинчатой брони. Нога болела меньше, однако Кассий боялся ее потерять, поэтому старался быстрее зайти в воду, чтобы промыть раны. Вода была, на удивление, достаточно теплой, и неспешный поток позволял все дальше и дальше заходить в реку, чтобы Кассий мог смыть с себя всю накопившуюся грязь, пот, кровь, смрад от трупов, горечь...хотя последнее отмывалось с огромным трудом. Находясь по пояс в воде, Кассий отчаянно протирал себя старым куском холщовой ткани, завалявшейся у него во внутреннем нагрудном кармане.
Наконец, выйдя на берег и тут же почувствовав неприятный холод от ветра, Кассий начал разбираться с ранами. Не обращая внимания на многочисленные мелкие рубленые ранения, порезы и царапины, воин начал с ноги.
Участок раны уже начал покрываться болезненным бледно-розовым цветом, и Кассий полез за стеганкой, из карманов которой он достал уже более мягкий, чем холщовая ткань, длинный бархатный платок Дегала с голубым гербом Ремори и несколько зеленых травинок с изогнутыми в разные стороны лепестками. Это был лесовейник: довольно распространенное растение в этих местах, однако очень неприметное, особенно для тех, кто не знает его лечебных свойств.
Кассий умел оказывать себе первую помощь, и, как и любой кастадийский воин, с юношеских лет обладал необходимым минимумом знаний о целебных растениях, ягодах и прочей флоре и фауне в различных регионах, где была возможность побывать.
Взяв один лепесток в рот, Кассий начал усиленно пережевывать его; другой лепесток он стал растирать пальцами, дробя его на маленькие-маленькие лепесточки; третий лепесток положил себе на здоровую ногу. Спустя минуту кастадиец выплюнул все лепесточки на рану, которая тут же зашипела, и острая, жгучая боль начала сковывать все правое бедро. Кассий понимал, что нужно действовать быстро: тут же вторым слоем на прижженную рану он скинул сухие растертые кусочки лесовейника, и из раны начала исходить небольшое, едва заметное подобие пара; затем поверх наложил обычный лепесток и завязал эту смесь аккуратно, морщась от боли и запаха, голубым платком Ремори.
- Хоть на что-то ты сгодишься, – пробормотал кастадиец корсаку.
По его расчетам лесовейник должен дать положительный эффект где-то спустя полчаса, сейчас же рана просто сильно щипала, и от нее исходил тошнотворный запах гари.
«Теперь самое неприятное», – мрачно подумал Кассий, глубоко вздохнул и начал искать ровную гладкую поверхность на берегу. Найдя твердый квадрат пространства без камней и песка, он сел, стараясь сильно не беспокоить только что сделанную повязку, согнул колени и сильно прижал их к туловищу. Обхватив ноги руками, Кассий сцепил пальцы в некоторое подобие замка. Он сгруппировался и начал отклоняться назад, приложив всю силу на травмированное плечо.
«Я, родом из Кастадии...»
Боль из плеча смерчем прокатилась по всем телу, ослепляя и дезориентируя Кассия, но он продолжал отклоняться.
«...Заслужу честью...Если кости сместятся неправильно, или будет ущемление, это конец...»
Боль продолжала свое наступление, однако кастадиец не сдавался и все дальше и дальше тянулся, сдерживая колени.
«...умру благородным...»
Что-то внутри Кассия щелкнуло, хлопнуло, заскрипело недовольно, из глаз невольно пошли скупые слезы боли, все тело покрылось нездоровым потом и неприятным жаром, однако пытка закончилась. Кассий разомкнул руки из замка, отпустил колени – он вправил плечо.
Рана на ноге уже не казалась такой болезненной. Кассий осторожно потрогал сустав и выдохнул. Вспышка безрассудной радости от того, что он живой и продолжает жить, на миг охватила все его естество, однако кастадиец тут же привел себя в порядок, выругав себя и напомнив, что он здесь делает.
«Успех всегда бьет по холодному рассудку, – отрезал Кассий. – Мне же очень сильно повезло. Я не должен рассчитывать на удачу. Я должен рассчитывать на себя. Нужно идти все дальше и дальше».
Он посмотрел на северо-восточные, далекие и угрюмые Фрасийские горы, от которых не спеша уходило огромное черное полотно туч; на многочисленные спокойные деревья, которые словно приглашали к себе в чащу отдохнуть и затаиться; на текущую в своем, известной лишь ей одной ритме реку, которая рано или поздно впадет в его любимое Великое море.
Кассий встал по колено в воду и провел своей испещренной различными царапинами ладонью по сияющей водной поверхности.
Стая ночных птиц сделала круг и теперь возвращалась обратным путем, все так же перекрикиваясь между собой, как вдруг Кассия накрыла болезненная лихорадка: он упал на холодную, непокрытую листьями землю, меч выпал из рук и засветился еще ярче бьющим по глазам фиолетово-голубым мерцающим светом. Кастадийца вырвало, однако он поразился не этой слабостью организма. Ему стало плохо внутри, в глубине тела, в области бьющегося сердца. Кассия одолела паническая атака, и он не знал, что с ней делать.
«Я проиграл эту битву...я проиграл...как тогда...черт...опять эта дрянь...Она со мной до конца...до самой смерти...черт...»
На глазах навернулись слезы, и слюна медленно пустилась изо рта, но воин Кастадии не мог даже смахнуть эти признаки слабости.
«Все же закончилось...все мертвы...Леонид, Аппиус, Максий... Куда я пойду?.. Надо бежать...надо идти...к реке...куда? Зачем я это сделал? Нет, это другое...»
С липких, грязных волос капал соленый пот; жилы на сильных, мускулистых руках пульсировали, словно готовы были вырваться из этой ослабевшей кожи куда-нибудь подальше, лишь бы не выносить такого унизительного упадка.
«Зачем я это сделал???»
Кассий смотрел на яркий свет, исходящий от клинка, и чувствовал, как это сияние заполняет всю опушку, весь лес, готовясь раскрыть его расположение. Он смотрел, и глаза слепли от этого фиолетового света. Его голову терзали мириады проносившихся воспоминаний и мыслей, и он готов был упасть лицом в холодную землю, накрыться всей листвой леса и умереть бесславной смертью, лишь бы обрести спокойствие...
«СОБЕРИСЬ!»
Кассий открыл глаза. Светало. Он был спокоен. Он понял, что не это ему нужно сейчас. Ему нужно было идти. Меч лежал неподвижно на расстоянии локтя от него, и больше не исходило никакого света – просто темно-фиолетовый клинок, ничего более.
«Я не для этого сюда добрался. Не для этого выжил. Чтобы снова умереть и умереть, как жалкий раб, как червь, уползающий подальше, чтобы сдохнуть в гниении. Я выжил, и я расскажу, что было на плато».
- Я родом из Кастадии. Я родился с мечом, с мечом и погибну. Я родился жалким, но умру благородным. Заслужу честью, мужеством и мудростью. Иначе не быть мне настоящим человеком. Иначе не быть мне настоящим кастадийцем... —твердо произнес вслух Кассий, поднимаясь, смахивая все свои признаки слабости с лица и подбирая меч.
Он шаг за шагом, переступ за переступом покидал злосчастную опушку, надеясь забыть это ненавистное уродливое лицо и слабость, пронзившую его из-за спины, в минуты его упадка и бессилия.
V
- Значит, кастадиец смог выжить? – спросил Бертрам, смахнув тонкую надоедливую муху со своей худой щеки.
- Да, виден только труп Дегала, да несколько кровяных пятен вокруг него, – ответила Эйра. - Верхняя броня сброшена. Выдвигаемся к месту падения, затем идем по следам кастадийца. Далеко уйти он не мог.
- Странно, что он не разбился, переломав себе все кости, падая с такой высоты.
- Нас это не должно волновать. Главное, настигнуть врага и устранить его либо же найти труп, если тот сдох до нашего прибытия. Очевидно, он ранен и находится не в самой оптимальной форме.
Карие глаза Бертрама блестели и излучали любопытство. Его руки, на этот раз без надетых на них перчаток, игрались с кинжалом, перекидывая его из стороны в сторону.
- И все же...
- Да ладно тебе! – похлопал своего товарища по плечу Орвин, который, казалось, не замечал опасный блеск в глазах Бертрама и острого кинжала в его руках. – Наконец-то что-то интересное. После этих сраных овцерогов найти какого-то доходягу – плевое дело. Правда, я надеюсь, он еще не растратил всех своих сил, чтобы оказать мне хоть какое-то сопротивление, ахахаха!
- Вы слишком завышаете эту кастадийскую сволочь, – сплюнула Эйра. У нее было плохое настроение, и на душе все еще было скверно после диалога с Флавием на краю плато. – Орвин, собирай манатки и оружие: скоро выезжаем. Не забудь убрать за собой утварь и остатки еды. Я не хочу, чтобы наш отряд именовали свиньями только потому, что ты был слишком голоден.
- Пффффффф, – ухмыльнулся сквозь свои бурые космы Орвин и начал собираться, бормоча хриплым грубым голосом: «Сытость – не порок, это состояние души, а голод – источник многих бед».
- Бертрам, хватит задумываться о всякой лишнем. Покорми лошадей и доложи старому Киру о нашем выезде. Отдай ему его карту – я пометила примерное местонахождение мертвого Дегала. Мы не будем их ждать, о трупе позаботятся другие. Наша задача сейчас – не терять время. Быстрее выдвинемся – быстрее настигнем.
Бертрам, не говоря ни слова, ловким движением скрыл свой кинжал, похрустел пальцами рук, надел свои любимые черные перчатки и пошел к лошадям, попутно разминая плечи и спину.
Наступал полдень; солнце заслоняли хмурые кучевые облака, подгоняемые невидимым воздушным змеем; отряд Эйры довольно быстро, но крепко пообедал, и теперь они были готовы браться за работу; мародеры и слуги дома Ремори завершали свои последние дела в этом злосчастном месте – нужно было выдвигаться.
Эйра обернулась к Альве, которая разложила на грубом импровизированном столе карту Магтеры.
- Скорее всего, – Альва повела пальцем от подножия плато наверх к извилистой водной полосе, – он побрел к реке Фларе, протекающей восточнее чащи. Если он не спешил с учетом ран, то добрался до берега в районе часа, не более.
- Там он омоет свои раны, приведет себя в порядок, – Эйра неотрывно смотрела на полоску реки на карте, – затем будет думать, в какую сторону направиться. Насколько широка река?
- Не слишком. От двадцати пяти до тридцати метров.
- Течение? Глубина?
- По-разному, – вздохнула Альва, загадочно улыбаясь. – Течение Флары может как снести самый стойкий валун на ее пути, так и затихнуть, едва направившись к устью. Глубина может не доходить даже до пояса в середине русла, однако затем начинаются коварные неоднородные перепады, вплоть на десятки метров. Мои друзья на таких и погибли.
Эйра молча продолжила всматриваться в карту. На разных участках реки, в том числе и на северных, были изображены переходы в виде заштрихованных черных квадратов.
— Это мосты через реку? Насколько они прочны и сохранились ли вообще?
- Часть мостов южнее плато разрушили крударцы, на самом севере перед впадением реки в Великое Море их и вовсе уже давно нет. В этом плане карта недостоверная. Что же до переходов, которые интересуют нас – здесь точно не известно. Вот этот мост, – Альва постучала пальцем по квадрату, расположенному в нескольких сантиметров от плато, – точно цел, и по нему спокойно передвигались Орвин, Бертрам и реморийские солдаты. Следующий за ним мост на севере находится в полуразрушенном состоянии, насколько я помню.
- Тем не менее, если постараться, перебраться по нему возможно?
Альва молчала и смотрела на Эйру. Их взгляды встретились, и в карих задумчивых глазах своей компаньонки Эйра увидела известную ей лишь одной грусть и тоску, которые пытались скрыться за мечтательной отстраненностью, часто довольно успешно, но не всегда, как в этот момент.
- Да, – ответила Альва, затем, словно захотев стряхнуть с себя невидимую усталость, показала на карте ряд деревьев, тянущихся плотной зеленой полосой на север, – он перейдет по одной из переправ, затем попробует выдвинуться либо дальше на восток к Фрасийским горам, чтобы пересечь их и оказаться в каньоне, либо пойдет вдоль реки к северу, чтобы выйти к Великому морю.
- Не думаю, что он пойдет к горам, – вмешался Бертрам, взглянув на карту из-за спины Альвы. – Подгорье очень опасно своими горными обитателями, тамошними разбойниками и суровым ландшафтом. К тому же часть горных дорог и развилок размыло так, что даже лошади увязают в этом грязевом хаосе, еле волоча и ломая ноги.
- Он прав, – прохрипел сзади Орвин. – Посмотрите на мою кобылу – ей чуть не оторвало копыто из-за этой треклятой грозовой бури...
Эйра думала, и на душе у нее было все так же скверно. Она смотрела на карту, и ей хотелось продумать все варианты, однако лучница понимала, что дело достаточно простое и не зачем себя так изводить: враг ослаб и ранен, у него почти не осталось сил, он деморализован и пытается хоть как-то скрыться, когда с ее стороны три проверенных верных товарища, не щадящих врага, каждый искусный в своем деле и всегда готовый продемонстрировать это. Однако раздражительность и досада не хотели отпускать.
«Спустимся вниз, возьмем его след и быстро устраним недобитого врага. После ты возьмешь себе небольшой отдых. Совсем расклеилась. Может, вернешься домой...Но где теперь мой дом?..»
- Эйра? – вопросительно окликнул ее Бертрам.
Эйра посмотрела еще раз на карту, словно хотела уточнить другие направления, однако крики пролетевшей над ними стаи птиц вконец прогнали ее неуверенность и раздражение.
- Гроза на востоке все не успокаивается, – обеспокоенно сказала Альва.
Эйра спешно свернула карту, накинула за спину лежавший рядом свой колчан со стрелами, взяла лук, спокойно ожидавший у стола, и повернулась к своим товарищам:
- Бертрам, отдал карту Киру? Орвин, лошади готовы? Альва, расскажешь детали местности по дороге. Мы выдвигаемся. Времени больше не теряем.
VI
Река текла неторопливым спокойным потоком. До пологого каменистого берега оставалось несколько шагов. Кассий шел и вглядывался в далекий пейзаж: там под хмурым черным настилом раскидывались грозной чередой острых серых камней высокие Фрасийские горы.
На другом берегу высились чуть обособленно друг от друга высокие лиственные деревья, между которыми суетилась разная живность, будь то пробегающие по своим делам белки или не спешно снующие в поисках добычи лисы, или даже затаившиеся где-то в чаще тяжелые, неповоротливые черные зубры. Над ними пролетали, не заботясь ни о чем, сбившись в большие стаи, звонкие мелодичные свиристели: им не было никакого дела до людских проблем.
Дальше на севере, по направлению реки, в десяти минутах ходьбы располагался потрепанный многочисленными грубыми подошвами и железными подковами старый, дощатый мост, который уже начал местами подгнивать, но, тем не менее, пока еще крепко держался и выполнял свою основную функцию – давал людям минимальное ощущение безопасности и независимости от водной стихии.
Кассий добрался до берега реки, скинул стеганку, ножны с мечом и начал спешно раздеваться. Боль в плече только усиливалась, и кастадиец старался как можно осторожнее снять свою заляпанную в крови накидку из-под пластинчатой брони. Нога болела меньше, однако Кассий боялся ее потерять, поэтому старался быстрее зайти в воду, чтобы промыть раны. Вода была, на удивление, достаточно теплой, и неспешный поток позволял все дальше и дальше заходить в реку, чтобы Кассий мог смыть с себя всю накопившуюся грязь, пот, кровь, смрад от трупов, горечь...хотя последнее отмывалось с огромным трудом. Находясь по пояс в воде, Кассий отчаянно протирал себя старым куском холщовой ткани, завалявшейся у него во внутреннем нагрудном кармане.
Наконец, выйдя на берег и тут же почувствовав неприятный холод от ветра, Кассий начал разбираться с ранами. Не обращая внимания на многочисленные мелкие рубленые ранения, порезы и царапины, воин начал с ноги.
Участок раны уже начал покрываться болезненным бледно-розовым цветом, и Кассий полез за стеганкой, из карманов которой он достал уже более мягкий, чем холщовая ткань, длинный бархатный платок Дегала с голубым гербом Ремори и несколько зеленых травинок с изогнутыми в разные стороны лепестками. Это был лесовейник: довольно распространенное растение в этих местах, однако очень неприметное, особенно для тех, кто не знает его лечебных свойств.
Кассий умел оказывать себе первую помощь, и, как и любой кастадийский воин, с юношеских лет обладал необходимым минимумом знаний о целебных растениях, ягодах и прочей флоре и фауне в различных регионах, где была возможность побывать.
Взяв один лепесток в рот, Кассий начал усиленно пережевывать его; другой лепесток он стал растирать пальцами, дробя его на маленькие-маленькие лепесточки; третий лепесток положил себе на здоровую ногу. Спустя минуту кастадиец выплюнул все лепесточки на рану, которая тут же зашипела, и острая, жгучая боль начала сковывать все правое бедро. Кассий понимал, что нужно действовать быстро: тут же вторым слоем на прижженную рану он скинул сухие растертые кусочки лесовейника, и из раны начала исходить небольшое, едва заметное подобие пара; затем поверх наложил обычный лепесток и завязал эту смесь аккуратно, морщась от боли и запаха, голубым платком Ремори.
- Хоть на что-то ты сгодишься, – пробормотал кастадиец корсаку.
По его расчетам лесовейник должен дать положительный эффект где-то спустя полчаса, сейчас же рана просто сильно щипала, и от нее исходил тошнотворный запах гари.
«Теперь самое неприятное», – мрачно подумал Кассий, глубоко вздохнул и начал искать ровную гладкую поверхность на берегу. Найдя твердый квадрат пространства без камней и песка, он сел, стараясь сильно не беспокоить только что сделанную повязку, согнул колени и сильно прижал их к туловищу. Обхватив ноги руками, Кассий сцепил пальцы в некоторое подобие замка. Он сгруппировался и начал отклоняться назад, приложив всю силу на травмированное плечо.
«Я, родом из Кастадии...»
Боль из плеча смерчем прокатилась по всем телу, ослепляя и дезориентируя Кассия, но он продолжал отклоняться.
«...Заслужу честью...Если кости сместятся неправильно, или будет ущемление, это конец...»
Боль продолжала свое наступление, однако кастадиец не сдавался и все дальше и дальше тянулся, сдерживая колени.
«...умру благородным...»
Что-то внутри Кассия щелкнуло, хлопнуло, заскрипело недовольно, из глаз невольно пошли скупые слезы боли, все тело покрылось нездоровым потом и неприятным жаром, однако пытка закончилась. Кассий разомкнул руки из замка, отпустил колени – он вправил плечо.
Рана на ноге уже не казалась такой болезненной. Кассий осторожно потрогал сустав и выдохнул. Вспышка безрассудной радости от того, что он живой и продолжает жить, на миг охватила все его естество, однако кастадиец тут же привел себя в порядок, выругав себя и напомнив, что он здесь делает.
«Успех всегда бьет по холодному рассудку, – отрезал Кассий. – Мне же очень сильно повезло. Я не должен рассчитывать на удачу. Я должен рассчитывать на себя. Нужно идти все дальше и дальше».
Он посмотрел на северо-восточные, далекие и угрюмые Фрасийские горы, от которых не спеша уходило огромное черное полотно туч; на многочисленные спокойные деревья, которые словно приглашали к себе в чащу отдохнуть и затаиться; на текущую в своем, известной лишь ей одной ритме реку, которая рано или поздно впадет в его любимое Великое море.
Кассий встал по колено в воду и провел своей испещренной различными царапинами ладонью по сияющей водной поверхности.
