Не в этом суть: в дополнение рядом примостилась еще и двухъярусная, как в детских комнатах. В итоге я удивленно подняла на парня глаза и убрала от телефона руку.
— Это хостел, — пояснил Паясо. — В двух шагах отсюда. Друзей пока нет. Так что могу поделиться номером с вами. А завтра найдете что-то более приемлемое. Хотя это довольно сложно в сезон.
— В пятницу я поеду к себе домой. У меня здесь недалеко квартира. Я хотела просто посмотреть римские развалины, — говорила я скороговоркой, удивляясь своему неумению просто поблагодарить и сказать «нет». Кого я обижу отказом? Ребенка? — Но раз так, могу поехать к себе прямо сейчас…
Можно ведь и соврать.
— Зачем? — пожал плечами парень. — Живите у меня. На сдачу с этой двадцатки. Я столько не заработал. А если отказываетесь, я пойду разменяю банкноту. Подержите, пожалуйста, мою флейту, сеньора.
Мне нравилось, что он не использует английское «мэм» — иначе бы я сразу представила себя в образе жирной афроамериканки. А «сеньора» — это нечто воздушное, как раз для моих пятидесяти шести килограмм, из которых половина веса приходится на волосы. Они совсем скоро дорастут до пояса. Я начала их отращивать после заявления моего сына-подростка, что у девочек обязаны быть длинные волосы. Сын уехал, а я так и не дошла до парикмахера. Так что отлично, если длинные волосы, сейчас закрученные под шапку, будут у сеньоры. Лучше, чем слышать в свой адрес чужое имя — Ана. Хотя, кажется, парень просто забыл имя. А свое вообще не сказал. Паясо! Точно клоун.
— Не надо сдачу. Я согласна.
Он быстро положил флейту на колени, стер салфеткой следы белил, раскрутил, взял из футляра длинную спицу и с ее помощью начал пропихивать в трубу нежно-голубую тряпочку. И в эту минуту мое лицо сравнялось с ней по цвету: на что я только что согласилась? Остаться в запертой комнате с первым встречным, немного тронутым на голову, мальчишкой? Нет, я просто хочу, чтобы он взял деньги. После ресторана мы с ним расстанемся.
— Ты музыкант? — спросила я, чтобы хотя бы немного понять, кто же такой сидит передо мной.
Что творится в голове у русских детей, не поймешь, а что у американских — и подавно!
Парень нервно дернул все еще белым ртом — это он, наверное, так улыбнулся.
— Да что вы, сеньора!
Нет, нет, в голосе звучало именно — «ты». Что ты, что ты, что ты… Обращение «сеньора» не особо помогло: похоже, я расписалась в своем музыкальном профанстве.
— В школьном ансамбле играл. Никогда не думал, что пригодится. Но играющий на флейте клоун — шикарный образ, не находите?
Я кивнула.
— Вот у сестры взял на лето инструмент. Что-то кое-как вспомнил.
Что-то! Ничего себе — что-то!
— А чем ты вообще занимаешься? — начала я наступление.
Мне действительно стало интересно с ним общаться. Будет, о чем потрындеть с Алкой, а потом и со Славкой.
— Учусь в Беркли в бизнес-школе на маркетинге.
— А вот это вот все?
Я снова крутила кистью в воздухе.
— Это? Фан. Прошлым летом я «вуфером» был.
— Кем? — переспросила я.
— Это такой волонтер, который живет на ферме и помогает хозяевам с животными. За это хозяева его кормят и дают место, где спать. Ну и знаниями делятся. Больше ничего — никаких денег. Только опыт и хорошая компания. Мне хозяева вообще улетные попались. Они чуть старше вас, им лет сорок, ну максимум сорок пять…
Боже, а это уже комплимент — мне сорок один будет в этом году.
— Кэрри и Майкл. Оба инженеры из Бостона. Оба бывшие городские жители, которые долго мечтали о собственной ферме. И вот наконец они купили в Калифорнии кусок земли и завели коз и свиней, — парень, видимо, проснулся, потому что заговорил быстрее. — Теперь хотят сыр на продажу делать. Пока у них только для себя хватает, ну и гостям. И, конечно, ветчину к Рождеству. В общем, классные ребята. Мы с другими вуферами построили дом на дереве. Качающийся. Набросали туда подушек и вечерами, после работы, собирались там с гитарой и в «уно» заодно поиграть, а порой там же и спали. Когда лень было палатку ставить.
— На ферме даже дома для вас не было?
Картинка жизни вуферов все никак не желала прорисовываться в моей голове.
— Не, не было. По правилам они и не обязаны нас в свой дом пускать. Они просто предоставляют землю под лагерь. Это так работает. Вам странно, сеньора, да? Так у нас же тепло летом. Даже жарко.
Я кивнула — что уж там, действительно странно!
— Так вот, этот Майкл на полгода в Антарктиду уезжает, сети им настраивает и еще какие-то инженерные работы делает. А потом Керри его заменяет на следующие полгода. Они реально классные ребята. Им бы детей, а они свиней завели…
Так и хотелось ответить: а когда им детей делать, если они на разных континентах живут? Но парень опередил меня с вопросом:
— У вас есть дети, синьора?
Я кивнула.
— Это очень хорошо.
— Почему?
— Потому что вы очень красивая. И ваша дочь, должно быть, такая же.
— У меня сын.
Он замер, но лишь на минуту.
— Вам нужна дочь. Обязательно.
Я кивнула. Просто так. Славка никогда не хотел второго ребенка. Говорил, одного не поднимем. Куда он его поднимать собирался, я никогда не понимала — если только на Олимп? А сейчас… Пару лет назад мы по обоюдному желанию подняли разговор о втором ребенке и пришли к общему мнению, что нам это не нужно. Не потянем уже физически — не хватит сил ни родить, ни вырастить. Как-то поздно спохватились!
— Так ты хочешь есть? — решила я прекратить дурацкий разговор.
Парень мотнул головой и придвинул ко мне полную бутылку пива.
— Вам теперь никуда ехать не надо. Можете спокойно пить. Вы все равно заплатили за это пиво.
Я смерила его долгим взглядом — клоун не улыбался. Просто поднял свой бокал и чокнулся с моей бутылкой. Странный он, но, кажется, нормальный — и я не иду с ним в палатку в поле. Мы в городе, где толпы людей. Это у меня просто синдром лихих девяностых, всех во всем подозревать.
Я не стала выливать пиво в бокал. Хлебнула прямо из горлышка. Уже теплое. Какая гадость… Но под пристальным взглядом клоуна я пила, пила и выпила все до последней капли. Что это — жадность? Ну да, я ж заплатила за пиво.
— Сеньора, почему вы все пытаетесь меня накормить? Я же сказал, что не хочу есть.
Мы завернули в крохотную лавочку за питьевой водой, которая по невыносимой, особенно ночью, жаре будет нашим единственным спасением. На нас в париках оборачивался каждый второй: кто с улыбкой, кто с недоумением. Но только от одной пары я услышала — вот же придурки! Думаю, не надо объяснять, на каком языке был сделан подобный комментарий?
— Мне кажется, ты просто стесняешься попросить, — попыталась я объяснить свой материнский инстинкт.
— Если мне что-то понадобится, я непременно попрошу вас. Знаете, на ферме рабочих собак кормят только рано утром. В одно корыто для всех псов насыпают корм и засекают десять минут. Кто сколько успел съесть, тот столько и съел, а в течение дня им дают только воду, — и парень потряс в воздухе двухлитровой бутылкой. Вторую он зажал под мышкой.
— Но ты же не собака! — я попыталась улыбнуться, но заразиться позитивом от некогда грустного клоуна у меня все равно не получилось. — И у тебя дома сейчас как раз завтракают.
— Вы правы, но я не хочу есть. Я хочу спать. Но вы можете купить что-то себе на завтрак. Если вдруг решите завтракать не в кафе.
Ну вот, малыш, так-то лучше. Просить открыто ты не умеешь или тебе просто стыдно. Но я понимаю твои намеки. Хотя мой сыночек свои желания выражает всегда довольно открыто. «Мам, есть что пожрать?» — в старших классах долго служило ему единственным приветствием в мой адрес.
— Я не стану завтракать одна. Так что выбирай, пожалуйста, на свой вкус. Я всеядна.
Он взял хлеб, мягкий сыр, йогурты и… Оглянулся спросить, нет ли у меня на что-то аллергии. Нет, можешь покупать и молоко, и сок. Он резво открыл дверцу холодильной камеры, но тут же закрыл.
— Я не уверен, что в хостеле есть холодильник. Оставим только хлеб.
— Бери йогурты. Не будет холодильника, съедим на месте.
Ну, ты же голодный! Хватит притворяться!
— Не надо. Утром сходим в магазин.
Но я все же заставила его взять огромную гроздь крупного винограда и ветку бананов. А на кассе меня уговорили купить еще и черную черешню: кассир слезно уверял, что конец сезона и такой сладкой мы нигде больше не поедим. И не надо смотреть, что ягода чуть помята… А я и не смотрела в стоящий на прилавке ящик, я искала глазами терминал для кредиток. Фу, он имелся. Иначе пришлось бы возвращать на место не только йогурты и сыр.
— Как тебя все же зовут? — спросила я, когда на улице парень присел подле рюкзака, пытаясь запихнуть бутылки в боковые кармашки и освободить руки для пакета, который несла я.
— Зовите меня Паясо, сеньора, — сказал он поднимаясь. — Я же уже представился вам.
Настаивать я не стала. Инкогнито так инкогнито. Желания детей надо уважать. Особенно те, в которых они без причины упрямы. Но помимо упрямства у парня отлично работала соображалка. Он сразу предложил сходить за моим чемоданом.
Мы спустились в гараж, и мой клоун замер перед стендом с правилами, которые были только на испанском и каталонском. Никакого английского.
— Просто хотел убедиться, что здесь можно оставлять машину на всю ночь, — объяснил он свое промедление.
— Я умею читать по-испански, — улыбнулась я.
И под его снисходительным взглядом, наверное, покраснела. Благо в гараже было темновато. И мне действительно стало жарко в теплой шапке! Чтобы сделать диалог для себя менее обидным, я поинтересовалась, откуда Паясо так хорошо знает испанский язык.
— В школе выучил.
Браво! Браво! Браво! И на дуде ака флейта игрец, и все в школе! Я в шоке. Приятном. И от обхождения тоже.
Паясо сразу предложил не тащить весь чемодан, а переложить пару вещей ему в рюкзак. Я смерила рюкзак взглядом: тот не казался таким уж безразмерным; скорее даже очень надутым, и я взяла свой. В него влезла косметичка и мокрый купальник, который следовало выстирать. Саму меня тоже не мешало поскорее помыть: все же пляжный душ — это и не душ вовсе, а так… только чтобы глубже загнать песок в те места, где ему не рады. Смена белья, футболка, шорты, еще один сарафан… Воспитанный парень смотрел в сторону, хотя мне бы сейчас очень даже пригодилась его сообразительность на счет пижамы, которой у меня не было. Надеюсь, что в номере хотя бы полотенца имеются! У меня нет с собой даже пляжного. Рассчитывала взять из гостевых запасов в нашей квартире.
— Я готова.
Багажник захлопнут. Машина пикнула. А вот лично я все еще не была готова к ночи в четырех стенах с американским студентом.
Еще не совсем стемнело. Было даже вовсе светло. А если он не сразу уснет, хоть и говорит, что валится с ног? Надо же будет тогда найти какие-то общие темы для разговоров. Да даже сейчас, когда Паясо уставился в экран своего айфона, чтобы следить за гугл-мапс, идти молча с моей стороны было не очень вежливо. Будь бы это мой сын, я бы преспокойно молчала, но сейчас меня с головой накрыло чувство неловкости. Да, я предпочла бы на месте американца своего псевдоирландца Майкла. Нашего Мишаню…
— Для чего ты стал этим, как его там… — решила я начать хоть какой-то разговор. Лучше буду спрашивать я, чем он. — На ферму поехал? Ты же маркетолог. Разве не хотелось летом по профессии поработать?
Парень стрельнул в мою сторону глазами и, сверившись в очередной раз с маршрутом, махнул рукой в сторону перехода.
— Еще успею по профессии поработать. А вот вуфером побыть могу только сейчас. Вот вам лично разве никогда не хотелось обнять свинью?
Вот чего мне точно никогда не хотелось — так это обнять свинью!
— Вы просто никогда свинью не обнимали…
Наверное, ответил мой красноречивый взгляд, потому что рот до сих пор молчал. Глаза парня светились неподдельным счастьем. Что там Задорнов говорил про Америку? Страна непуганных идиотов…
— Они такие классные… Свиньи. Но пока не обнимешь их, не узнаешь.
Мое лицо сделалось каменным. Против воли я подошла к порогу дикого ржача. Наверное, пиво наконец смешалось с Сангрией и томатным соком. Я еле удержалась от хохота.
— А ты не подумал о том, что свинья не хотела с тобой обниматься? — спросила я совершенно серьезно, хотя серьезностью мои слова и не пахли. — А как же ваш пресловутый запрет на сексуальные домогательства на рабочем месте?
Паясо тоже сделался серьезным. Замигал глазами. Точно мозг его отказывался запроцессить мой вопрос. Дурацкий, конечно. Пиво ударило в голову не на шутку, похоже.
— Сейчас…
Он снова лихорадочно принялся тыкать пальцем в экран телефона, пока не протянул мне фотографию, на которой довольно симпатичный мальчик сидел нос к носу, вернее, к пяточку с огромной, размером с волкодава, если не больше, рыжей свиньей. С ее морды — как, впрочем, и с темной головы моего клоуна — свисали пучки соломы. Вокруг зеленела травка. За спиной белый заборчик. Идиллия. Самая настоящая деревенская пастораль.
— У нас со свиньей все было по обоюдному согласию, — наконец улыбнулся он. — А вот рабочих собак ласкать нельзя. Иначе они станут плохо выполнять свои обязанности. Они дурные — потому начнут лезть за лаской к любому человеку, вне зависимости, знают его или нет. И толку от них, как от охраны стада, не будет никакого.
Он говорил это уже не с улыбкой, а с ослепительным оскалом. Довольно серьезно защищался от моего обвинения. Чувство американского юмора явно уступает русскому. Даже пьяному. Так что больше шутить не буду. И чтобы выйти сухой из воды, то есть из этой неприятной ситуации, я призналась, что просто хотела пошутить.
— Да я понял, сеньора, — бросил Паясо как бы небрежно, но было видно, что моя шутка его не на шутку смутила, и в самом начале он воспринял мое заявление всерьез.
— Нам переходить через дорогу. Пошли. А то не успеем.
Я взяла его под локоть. Машинально. И не отпустила на другой стороне улицы. Парень не сопротивлялся, хотя и глянул на меня довольно удивленно. Ну, а что? Это же по обоюдному согласию! Чтобы на узких улочках не свалиться на проезжую часть. К тому же вот уже и нужный дом — я увидела название хостела. Улица сама страшная, хоть и центр города. Дома набраны из квадратных панелей тусклых цветов, окна зарешечены. В общем, эстетический кошмар… Но здесь все такое. Красиво только на пляже, если смотреть на море.
Здание хостела, впрочем, выбивалось из серой массы фасадом, исполненным в коричневых тонах. А вместо решеток были балконы с зеленью и пляжными полотенцами на просушке.
Обе полосы шли в нашу сторону, но сейчас здесь ни одной машины. Паясо дернул рукой, но я его не отпустила. Еще два шага под ручку, точно сын с мамочкой, мы можем пройти? Хотя в таком наряде мы можем хоть на голове стоять. Никто и не заметит, что что-то с нами не так.
Но «не так”началось у стойки регистрации. Хотя все было так… Мне следовало догадаться о намерениях американского мальчика после его финта ушами с пивом.
— Понимаете, сеньора…
Ну, конечно, я все понимаю, Паясо. Ты не раскручиваешь меня на деньги. Просто так получилось. Это не лохотрон, это тинейджерская дурь. Если бы у моего сына настолько поехала крыша, я была бы рада его встрече с женщиной, которая на время возьмет бедного за ручку и решит за него элементарные проблемы жилья и еды.
— Это хостел, — пояснил Паясо. — В двух шагах отсюда. Друзей пока нет. Так что могу поделиться номером с вами. А завтра найдете что-то более приемлемое. Хотя это довольно сложно в сезон.
— В пятницу я поеду к себе домой. У меня здесь недалеко квартира. Я хотела просто посмотреть римские развалины, — говорила я скороговоркой, удивляясь своему неумению просто поблагодарить и сказать «нет». Кого я обижу отказом? Ребенка? — Но раз так, могу поехать к себе прямо сейчас…
Можно ведь и соврать.
— Зачем? — пожал плечами парень. — Живите у меня. На сдачу с этой двадцатки. Я столько не заработал. А если отказываетесь, я пойду разменяю банкноту. Подержите, пожалуйста, мою флейту, сеньора.
Мне нравилось, что он не использует английское «мэм» — иначе бы я сразу представила себя в образе жирной афроамериканки. А «сеньора» — это нечто воздушное, как раз для моих пятидесяти шести килограмм, из которых половина веса приходится на волосы. Они совсем скоро дорастут до пояса. Я начала их отращивать после заявления моего сына-подростка, что у девочек обязаны быть длинные волосы. Сын уехал, а я так и не дошла до парикмахера. Так что отлично, если длинные волосы, сейчас закрученные под шапку, будут у сеньоры. Лучше, чем слышать в свой адрес чужое имя — Ана. Хотя, кажется, парень просто забыл имя. А свое вообще не сказал. Паясо! Точно клоун.
— Не надо сдачу. Я согласна.
Он быстро положил флейту на колени, стер салфеткой следы белил, раскрутил, взял из футляра длинную спицу и с ее помощью начал пропихивать в трубу нежно-голубую тряпочку. И в эту минуту мое лицо сравнялось с ней по цвету: на что я только что согласилась? Остаться в запертой комнате с первым встречным, немного тронутым на голову, мальчишкой? Нет, я просто хочу, чтобы он взял деньги. После ресторана мы с ним расстанемся.
— Ты музыкант? — спросила я, чтобы хотя бы немного понять, кто же такой сидит передо мной.
Что творится в голове у русских детей, не поймешь, а что у американских — и подавно!
Парень нервно дернул все еще белым ртом — это он, наверное, так улыбнулся.
— Да что вы, сеньора!
Нет, нет, в голосе звучало именно — «ты». Что ты, что ты, что ты… Обращение «сеньора» не особо помогло: похоже, я расписалась в своем музыкальном профанстве.
— В школьном ансамбле играл. Никогда не думал, что пригодится. Но играющий на флейте клоун — шикарный образ, не находите?
Я кивнула.
— Вот у сестры взял на лето инструмент. Что-то кое-как вспомнил.
Что-то! Ничего себе — что-то!
— А чем ты вообще занимаешься? — начала я наступление.
Мне действительно стало интересно с ним общаться. Будет, о чем потрындеть с Алкой, а потом и со Славкой.
— Учусь в Беркли в бизнес-школе на маркетинге.
— А вот это вот все?
Я снова крутила кистью в воздухе.
— Это? Фан. Прошлым летом я «вуфером» был.
— Кем? — переспросила я.
— Это такой волонтер, который живет на ферме и помогает хозяевам с животными. За это хозяева его кормят и дают место, где спать. Ну и знаниями делятся. Больше ничего — никаких денег. Только опыт и хорошая компания. Мне хозяева вообще улетные попались. Они чуть старше вас, им лет сорок, ну максимум сорок пять…
Боже, а это уже комплимент — мне сорок один будет в этом году.
— Кэрри и Майкл. Оба инженеры из Бостона. Оба бывшие городские жители, которые долго мечтали о собственной ферме. И вот наконец они купили в Калифорнии кусок земли и завели коз и свиней, — парень, видимо, проснулся, потому что заговорил быстрее. — Теперь хотят сыр на продажу делать. Пока у них только для себя хватает, ну и гостям. И, конечно, ветчину к Рождеству. В общем, классные ребята. Мы с другими вуферами построили дом на дереве. Качающийся. Набросали туда подушек и вечерами, после работы, собирались там с гитарой и в «уно» заодно поиграть, а порой там же и спали. Когда лень было палатку ставить.
— На ферме даже дома для вас не было?
Картинка жизни вуферов все никак не желала прорисовываться в моей голове.
— Не, не было. По правилам они и не обязаны нас в свой дом пускать. Они просто предоставляют землю под лагерь. Это так работает. Вам странно, сеньора, да? Так у нас же тепло летом. Даже жарко.
Я кивнула — что уж там, действительно странно!
— Так вот, этот Майкл на полгода в Антарктиду уезжает, сети им настраивает и еще какие-то инженерные работы делает. А потом Керри его заменяет на следующие полгода. Они реально классные ребята. Им бы детей, а они свиней завели…
Так и хотелось ответить: а когда им детей делать, если они на разных континентах живут? Но парень опередил меня с вопросом:
— У вас есть дети, синьора?
Я кивнула.
— Это очень хорошо.
— Почему?
— Потому что вы очень красивая. И ваша дочь, должно быть, такая же.
— У меня сын.
Он замер, но лишь на минуту.
— Вам нужна дочь. Обязательно.
Я кивнула. Просто так. Славка никогда не хотел второго ребенка. Говорил, одного не поднимем. Куда он его поднимать собирался, я никогда не понимала — если только на Олимп? А сейчас… Пару лет назад мы по обоюдному желанию подняли разговор о втором ребенке и пришли к общему мнению, что нам это не нужно. Не потянем уже физически — не хватит сил ни родить, ни вырастить. Как-то поздно спохватились!
— Так ты хочешь есть? — решила я прекратить дурацкий разговор.
Парень мотнул головой и придвинул ко мне полную бутылку пива.
— Вам теперь никуда ехать не надо. Можете спокойно пить. Вы все равно заплатили за это пиво.
Я смерила его долгим взглядом — клоун не улыбался. Просто поднял свой бокал и чокнулся с моей бутылкой. Странный он, но, кажется, нормальный — и я не иду с ним в палатку в поле. Мы в городе, где толпы людей. Это у меня просто синдром лихих девяностых, всех во всем подозревать.
Я не стала выливать пиво в бокал. Хлебнула прямо из горлышка. Уже теплое. Какая гадость… Но под пристальным взглядом клоуна я пила, пила и выпила все до последней капли. Что это — жадность? Ну да, я ж заплатила за пиво.
Глава 3 "Обнимашки со свиньёй"
— Сеньора, почему вы все пытаетесь меня накормить? Я же сказал, что не хочу есть.
Мы завернули в крохотную лавочку за питьевой водой, которая по невыносимой, особенно ночью, жаре будет нашим единственным спасением. На нас в париках оборачивался каждый второй: кто с улыбкой, кто с недоумением. Но только от одной пары я услышала — вот же придурки! Думаю, не надо объяснять, на каком языке был сделан подобный комментарий?
— Мне кажется, ты просто стесняешься попросить, — попыталась я объяснить свой материнский инстинкт.
— Если мне что-то понадобится, я непременно попрошу вас. Знаете, на ферме рабочих собак кормят только рано утром. В одно корыто для всех псов насыпают корм и засекают десять минут. Кто сколько успел съесть, тот столько и съел, а в течение дня им дают только воду, — и парень потряс в воздухе двухлитровой бутылкой. Вторую он зажал под мышкой.
— Но ты же не собака! — я попыталась улыбнуться, но заразиться позитивом от некогда грустного клоуна у меня все равно не получилось. — И у тебя дома сейчас как раз завтракают.
— Вы правы, но я не хочу есть. Я хочу спать. Но вы можете купить что-то себе на завтрак. Если вдруг решите завтракать не в кафе.
Ну вот, малыш, так-то лучше. Просить открыто ты не умеешь или тебе просто стыдно. Но я понимаю твои намеки. Хотя мой сыночек свои желания выражает всегда довольно открыто. «Мам, есть что пожрать?» — в старших классах долго служило ему единственным приветствием в мой адрес.
— Я не стану завтракать одна. Так что выбирай, пожалуйста, на свой вкус. Я всеядна.
Он взял хлеб, мягкий сыр, йогурты и… Оглянулся спросить, нет ли у меня на что-то аллергии. Нет, можешь покупать и молоко, и сок. Он резво открыл дверцу холодильной камеры, но тут же закрыл.
— Я не уверен, что в хостеле есть холодильник. Оставим только хлеб.
— Бери йогурты. Не будет холодильника, съедим на месте.
Ну, ты же голодный! Хватит притворяться!
— Не надо. Утром сходим в магазин.
Но я все же заставила его взять огромную гроздь крупного винограда и ветку бананов. А на кассе меня уговорили купить еще и черную черешню: кассир слезно уверял, что конец сезона и такой сладкой мы нигде больше не поедим. И не надо смотреть, что ягода чуть помята… А я и не смотрела в стоящий на прилавке ящик, я искала глазами терминал для кредиток. Фу, он имелся. Иначе пришлось бы возвращать на место не только йогурты и сыр.
— Как тебя все же зовут? — спросила я, когда на улице парень присел подле рюкзака, пытаясь запихнуть бутылки в боковые кармашки и освободить руки для пакета, который несла я.
— Зовите меня Паясо, сеньора, — сказал он поднимаясь. — Я же уже представился вам.
Настаивать я не стала. Инкогнито так инкогнито. Желания детей надо уважать. Особенно те, в которых они без причины упрямы. Но помимо упрямства у парня отлично работала соображалка. Он сразу предложил сходить за моим чемоданом.
Мы спустились в гараж, и мой клоун замер перед стендом с правилами, которые были только на испанском и каталонском. Никакого английского.
— Просто хотел убедиться, что здесь можно оставлять машину на всю ночь, — объяснил он свое промедление.
— Я умею читать по-испански, — улыбнулась я.
И под его снисходительным взглядом, наверное, покраснела. Благо в гараже было темновато. И мне действительно стало жарко в теплой шапке! Чтобы сделать диалог для себя менее обидным, я поинтересовалась, откуда Паясо так хорошо знает испанский язык.
— В школе выучил.
Браво! Браво! Браво! И на дуде ака флейта игрец, и все в школе! Я в шоке. Приятном. И от обхождения тоже.
Паясо сразу предложил не тащить весь чемодан, а переложить пару вещей ему в рюкзак. Я смерила рюкзак взглядом: тот не казался таким уж безразмерным; скорее даже очень надутым, и я взяла свой. В него влезла косметичка и мокрый купальник, который следовало выстирать. Саму меня тоже не мешало поскорее помыть: все же пляжный душ — это и не душ вовсе, а так… только чтобы глубже загнать песок в те места, где ему не рады. Смена белья, футболка, шорты, еще один сарафан… Воспитанный парень смотрел в сторону, хотя мне бы сейчас очень даже пригодилась его сообразительность на счет пижамы, которой у меня не было. Надеюсь, что в номере хотя бы полотенца имеются! У меня нет с собой даже пляжного. Рассчитывала взять из гостевых запасов в нашей квартире.
— Я готова.
Багажник захлопнут. Машина пикнула. А вот лично я все еще не была готова к ночи в четырех стенах с американским студентом.
Еще не совсем стемнело. Было даже вовсе светло. А если он не сразу уснет, хоть и говорит, что валится с ног? Надо же будет тогда найти какие-то общие темы для разговоров. Да даже сейчас, когда Паясо уставился в экран своего айфона, чтобы следить за гугл-мапс, идти молча с моей стороны было не очень вежливо. Будь бы это мой сын, я бы преспокойно молчала, но сейчас меня с головой накрыло чувство неловкости. Да, я предпочла бы на месте американца своего псевдоирландца Майкла. Нашего Мишаню…
— Для чего ты стал этим, как его там… — решила я начать хоть какой-то разговор. Лучше буду спрашивать я, чем он. — На ферму поехал? Ты же маркетолог. Разве не хотелось летом по профессии поработать?
Парень стрельнул в мою сторону глазами и, сверившись в очередной раз с маршрутом, махнул рукой в сторону перехода.
— Еще успею по профессии поработать. А вот вуфером побыть могу только сейчас. Вот вам лично разве никогда не хотелось обнять свинью?
Вот чего мне точно никогда не хотелось — так это обнять свинью!
— Вы просто никогда свинью не обнимали…
Наверное, ответил мой красноречивый взгляд, потому что рот до сих пор молчал. Глаза парня светились неподдельным счастьем. Что там Задорнов говорил про Америку? Страна непуганных идиотов…
— Они такие классные… Свиньи. Но пока не обнимешь их, не узнаешь.
Мое лицо сделалось каменным. Против воли я подошла к порогу дикого ржача. Наверное, пиво наконец смешалось с Сангрией и томатным соком. Я еле удержалась от хохота.
— А ты не подумал о том, что свинья не хотела с тобой обниматься? — спросила я совершенно серьезно, хотя серьезностью мои слова и не пахли. — А как же ваш пресловутый запрет на сексуальные домогательства на рабочем месте?
Паясо тоже сделался серьезным. Замигал глазами. Точно мозг его отказывался запроцессить мой вопрос. Дурацкий, конечно. Пиво ударило в голову не на шутку, похоже.
— Сейчас…
Он снова лихорадочно принялся тыкать пальцем в экран телефона, пока не протянул мне фотографию, на которой довольно симпатичный мальчик сидел нос к носу, вернее, к пяточку с огромной, размером с волкодава, если не больше, рыжей свиньей. С ее морды — как, впрочем, и с темной головы моего клоуна — свисали пучки соломы. Вокруг зеленела травка. За спиной белый заборчик. Идиллия. Самая настоящая деревенская пастораль.
— У нас со свиньей все было по обоюдному согласию, — наконец улыбнулся он. — А вот рабочих собак ласкать нельзя. Иначе они станут плохо выполнять свои обязанности. Они дурные — потому начнут лезть за лаской к любому человеку, вне зависимости, знают его или нет. И толку от них, как от охраны стада, не будет никакого.
Он говорил это уже не с улыбкой, а с ослепительным оскалом. Довольно серьезно защищался от моего обвинения. Чувство американского юмора явно уступает русскому. Даже пьяному. Так что больше шутить не буду. И чтобы выйти сухой из воды, то есть из этой неприятной ситуации, я призналась, что просто хотела пошутить.
— Да я понял, сеньора, — бросил Паясо как бы небрежно, но было видно, что моя шутка его не на шутку смутила, и в самом начале он воспринял мое заявление всерьез.
— Нам переходить через дорогу. Пошли. А то не успеем.
Я взяла его под локоть. Машинально. И не отпустила на другой стороне улицы. Парень не сопротивлялся, хотя и глянул на меня довольно удивленно. Ну, а что? Это же по обоюдному согласию! Чтобы на узких улочках не свалиться на проезжую часть. К тому же вот уже и нужный дом — я увидела название хостела. Улица сама страшная, хоть и центр города. Дома набраны из квадратных панелей тусклых цветов, окна зарешечены. В общем, эстетический кошмар… Но здесь все такое. Красиво только на пляже, если смотреть на море.
Здание хостела, впрочем, выбивалось из серой массы фасадом, исполненным в коричневых тонах. А вместо решеток были балконы с зеленью и пляжными полотенцами на просушке.
Обе полосы шли в нашу сторону, но сейчас здесь ни одной машины. Паясо дернул рукой, но я его не отпустила. Еще два шага под ручку, точно сын с мамочкой, мы можем пройти? Хотя в таком наряде мы можем хоть на голове стоять. Никто и не заметит, что что-то с нами не так.
Но «не так”началось у стойки регистрации. Хотя все было так… Мне следовало догадаться о намерениях американского мальчика после его финта ушами с пивом.
— Понимаете, сеньора…
Ну, конечно, я все понимаю, Паясо. Ты не раскручиваешь меня на деньги. Просто так получилось. Это не лохотрон, это тинейджерская дурь. Если бы у моего сына настолько поехала крыша, я была бы рада его встрече с женщиной, которая на время возьмет бедного за ручку и решит за него элементарные проблемы жилья и еды.
