— Яна, ну ты как всегда… — встретила меня Настя. — С пустыми руками не можешь. У бабушки всегда есть пироги, забыла?
Да, с капустой и с яблоками. И даже без собачьей шерсти. Мешок Березов сразу бросил в багажник. У меня была знакомая старушка, которая вязала из собачьей шерсти носки. На продажу. Не много, но все же хоть какая-то прибавка к пенсии. Всучить ей деньги никогда не удавалось. Но я приносила ей разную пряжу. Бывают же такие гордые люди. И это хорошо.
Посидели, поболтали, выпили, сходили в баньку, легли спать… Утром отправились кататься на квадроциклах. Лететь под горку было страшно, но по прямой — ничего, даже забавно. Но их невестка права: не для детей это развлечение. Не для маленьких.
— Слушай, ты не думала родить еще ребенка? — спросила меня Настя, когда мы накрывали стол к обеду.
— Зачем? — с трудом выговорила я, тяжело отходя от шока, вызванного вопросом.
— А чтобы не скучно было…
— Мне не скучно. Да и потом. Уже сорок, поздно как бы…
— А усыновить?
— Зачем? Я уже внуков подожду.
— Так тебе их и дали…
— Знаю, что не дадут, но… Они будут. По факту. Хотя и страшно. Безумно страшно. Для меня Мишка еще мальчик. Совсем мальчик.
— Ян, — Настя вдруг понизила голос, хотя мы в комнате были одни. — Я даже не знаю, как сказать… В общем… Мой брат…
— Настя, чего ты шепчешь? — сказала я, бросая на стол вилки. — Сколько надо? Мы перечислим.
Ее брат был директором детского дома в небольшом городке, откуда Настя была родом.
— Нет, не то. Там девочка есть. Подросток. Тринадцать ей, почти четырнадцать. Коля говорит, чудо-девочка. Умница, всегда поможет, всегда улыбается. Учится хорошо…
— Настя, — я постучала пальцем по столу. — Сколько? Ей операция нужна или что?
— Мама и папа ей нужны, — Настя выпрямилась. И я тоже. — Она учиться хочет. Ей дается учеба, Коля так говорит. Но какая у нас там учеба… Послушай, она попала к нему в пять лет, таких уже не берут. Даже когда деньги за детей давали и всех расхватали, мимо нее прошли… Ну помнишь, когда детей потом пачками возвращать начали? Он же приезжал, рассказывал. Вы же были тогда у нас…
— Настя, что ты хочешь?
Мне надо было остановить этот несвязный поток речи.
— Возьмите Леночку себе.
— Что?! Ты в своем уме?
Я не возмутилась в голос, я заорала. И в этот момент из гаража вернулись Слава с Костей.
— Ты ей сказала уже? — спросил тот жену.
— Да вы что сдурели?! — у меня аж ресницы увлажнились от обиды! — Вы для этого нас пригласили? Мы не собираемся никого усыновлять. Тем более подростка. Нам собаки хватает!
Я много чего тогда сказала. Березов пытался меня урезонить. А когда Костя выдал, что мне должно быть стыдно просто так небо коптить, я схватила сумку и выскочила во двор, к машине. Настя звала меня назад, но я крикнула Березову, что мы уезжаем.
— Яна, это было некрасиво, — сказал он тихо, оставив позади дом друзей.
Бывших. Бывших друзей и бывших партнеров по бизнесу. Я как бы совсем не уверена, что после подобного могу поддерживать с ними хотя бы нормальные рабочие отношения.
— Это было подло с их стороны, — не стала я искать других выражений. — Я не обязана брать в дом ребенка только потому, что так хочет ее брат. Или потому, что кто-то считает, что у нас денег куры не клюют. Может, мы много берем из прибыли? Может, нам вообще забрать деньги из дела и пусть крутятся как хотят? Пусть щенками торгуют в конце концов!
— Яна, успокойся! К тебе обратились, потому что обратиться больше не к кому. Но если ты откажешься, никто тебе и слова не скажет.
— Если откажусь? — я даже рот открыла. — Какие «если»? Ты вообще о чем?
— Об этой девочке. Если мы можем дать этому ребенку шанс…
— Какой шанс? Какой ребенок? Это подросток! Это не разрешить знакомой девочке пожить у тебя в квартире, пока она учится. Это взять дикого зверя. Из клетки.
— Яна, что у тебя за сравнения?
— У меня нормальные сравнения. Это детский дом! Это переходный возраст. Какого хрена мне эти проблемы?
— Потому что у тебя нет других. У тебя ничего нет, кроме твоих дурацких шапочек и вазочек с кошечками. Надо было тебе рожать еще детей…
— Мне? — Я перебила. Или он договорил мысль и замолчал. Нет, он, кажется, договорился! — Это ты не хотел больше детей! А я тебе предлагала ребенка даже три года назад до очередной спирали. Ты сказал — нет. Твердое «нет».
— Конечно, нет! Сейчас уже нет. Какой младенец! Но четырнадцатилетнюю девочку я могу вырастить. У меня хватит на это сил и денег. И у меня есть опыт.
Он подмигнул, и у меня сорвало крышу.
— Какой опыт? Какой у тебя опыт? Никакого опыта у тебя нет! Ты приезжал поиграть со мной от скуки. Ты любил драться и стрелять, а мне просто было скучно и абсолютно нечего делать на даче. Вот я и ждала тебя. От безысходности!
Он перестал улыбаться, а я и не начинала.
— Ты понятия не имеешь, что такое девочка, которой нравятся платья, бантики и мальчики. А это то, что нравится девочкам в четырнадцать лет, а не пневматические ружья! Вот только попробуй… Попробуй взять ее без спроса, как эту собаку!
Я ткнула пальцем назад, где Стелла поджала уши от моих криков.
— Ребенок не собака, — процедил Березов сквозь зубы. — И я не могу взять ее один. И хватит орать, как истеричка!
— Я не ору, — я прикрыла глаза и вжала пульсирующий затылок в подголовник. — Я в шоке. В полном шоке… Как они могли…
— Так и могли. Знаешь же, как Николай переживает за этих детей. Конечно, он делится всем с сестрой. И о ком она могла подумать, если не о нас?
— Знаешь, если бы я хотела взять ребенка, я бы взяла. Сама. Но я не хочу.
— Я уже понял, что не хочешь. Не ори. И не порти ни с кем отношения.
— Да все с твоим бизнесом будет в порядке!
— Это не бизнес. Это люди. И это ребенок, который хочет, чтобы ему дали шанс. И шанс ему может дать только такая, как ты…
— Нет! И не смей меня обрабатывать! Скажи честно, ты знал?
Зачем спросила — ответ очевиден. Он даже не задал в гостях ни одного вопроса. Как же я сразу не просекла…
— Ты меня подставил. Какая низость, Березов!
— Выбирай слова, Яна, — он сжал губы и сильнее стиснул пальцы на руле. — Я слежу за Леной уже полгода. Мы поможем ей, она поможет нам.
— Как?
— Так… У нас снова будет семья.
— А что у нас сейчас?
Мое сердце то взлетало вверх, то замирало, падая.
— Яна, у нас не все хорошо. И не только в постели. Мы будем вместе делать уроки, водить ее по музеям, в театры, ездить вместе в отпуск…
Я не слушала. Я не могла слушать дальше. Это была первая ночь, когда… Когда я спала одна. Я просто легла на диван и сказала, что до утра не встану. Березов не стал настаивать. Он не вышел даже когда услышал — не мог не услышать — как я открыла стеклянные дверцы бара. Амаретто хотелось скинуть с балкона. Я плеснула себе виски. Сначала чуть-чуть. И, выпив залпом, налила чуть ли не полстакана. Подействовало сразу. До головокружения. Я легла на диван и больше не встала.
Проснулась я в квартире одна. Собаки не было. По времени они давно должны были вернуться с прогулки. Я выглянула в окно и отпрянула — машины под окнами тоже не было. Схватила телефон, но передумала набирать… Березову. Набрала Алле. Впервые я собиралась пожаловаться на мужа.
— Слушай, ну он не может говорить такое серьезно? Какой ребенок из детдома, он что, тронулся? И вообще какой это ребенок — четырнадцать лет!
— Считаешь, я права?
— Даже не думай… Мужикам вообще все просто. Не они же растят!
И через секунду:
— А я сегодня опять с Шиловым встречаюсь. После работы.
— А на дачу?
— Сказала маме, что завал на работе. На всю неделю остаюсь в городе. Поеду только в субботу. Он к своим, я — к своим.
— А Стас?
— Какая разница? Я ему на пиво дала. А кому я другое дала — не его дело.
Я опустила телефон. Снова хотела набрать мужу, но передумала. Набрала — не поверите, маме.
— Мам, можно я к вам приеду сейчас?
— Что-то случилось?
— А что, чувствуется?
— Думаешь нет, у тебя голос дрожит! Что он сделал?
— Почему сразу Славка! — я выдохнула. — Да, Березов учудил… Эта дура Настя убедила его взять из приюта… Блин, из детского дома… Ну, у нее же брат директор, помнишь? Ну, девочку… Мам, ты чего молчишь?
— Я слушаю. Говорила тебе, что после пятидесяти мужики тупеют, говорила? Ты когда приедешь? С ним?
— Нет, одна.
Я отключила телефон и бросила на колени. Дура, зачем я матери рассказала? Я что, не протрезвела до сих пор? Надо было дождаться Березова. Он, небось, на собачью площадку псину повез. Славка не мог говорить про эту Леночку серьезно, не мог… Зачем я позвонила матери?
— Березов, ну возьми ты телефон! — шипела я в трубку. — Неужели в машине бросил?
Умылась, оделась, сварила кофе. Набрала еще раз. Ответил.
— Ты где?
— С собакой гулял, — ответил он тихо.
Ну, так и есть. Я же его как облупленного знаю!
— Проснулась? Сколько вчера выпила?
— Много. Зато меня отпустило. Только я дура. Я матери все рассказала.
— И что? Теща предложила отправить меня на Пряжку?
— Почти. Извини. Я уже выдохнула. Ты когда будешь дома?
— Через полчаса. В состоянии ехать сегодня в Финку?
— Я сказала матери, что приеду. Одна. Но поедем вместе. Чтобы она не думала, что мы поругались. Зачем тещу радовать, верно?
— Будь готова через полчаса. Или через сорок минут. Я за патронами заеду. Для пневматической винтовки.
— Березов, ты не умеешь молчать?
— Моя жена не умеет. А я только поддакиваю.
Мы приехали с арбузом. Желтым. И получили отповедь за то, что жрем нитраты. Нормально. Ничего нового.
— Слава, я очень хотела, чтобы у вас родилась дочь, — вдруг выдала мать за столом. — Чтобы ты понял, что мы чувствовали тогда.
Березов откинул голову и закачался на стуле.
— Катя, у тебя же было столько возможностей меня отравить, что же ты на мышьяке сэкономила, бухгалтер, милый мой бухгалтер?
Он улыбался. Мать тоже улыбнулась. Впервые, кажется, на его шутку.
— Березов, не бери чужого ребенка. Не полюбишь. И когда захочется прибить за дурость, прибьешь.
— Не прибью, у меня нервы железные. И почему я должен ее любить? — Теперь он поставил локти на стол. — Послушай, у меня есть деньги. Я могу купить очередную квартиру или машину. Прожрать их, в конце концов. Или могу сделать счастливым одного несчастного ребенка. Катя, что я должен сделать?
— Переведи деньги в этот детский дом и успокойся.
— Нет! — Слава встал и отошел к окну. — Очередная конфета и новое платье не то, что Лене нужно. Шанс в жизни — вот что она ждет.
— Слав, почему ты?
Он обернулся к теще:
— Потому что у меня есть деньги. Вот почему. И только поэтому. У меня есть этот выбор. И именно поэтому обратились ко мне. Я знал, что вы все воспримете это в штыки. Но если вы подумаете, каково этой девочке сейчас… И что для нас это в общем-то пустяк довести этого ребенка до диплома о высшем образовании. Короче, Николай ждет ответа. Эта девочка никуда не денется. Она никому не нужна. Но только нам будет с ней куда тяжелее потом, чем сейчас.
Я молчала. И слушала, как ухает в груди сердце.
— То есть ты все решил? — Мать повысила голос. — Сам. Один. Без жены. Про нас с Игорем я вообще молчу. Впрочем, как всегда…
Я встала и пошла к двери. Стелла за мной. Во двор. К калитке. Я не взяла ее и пошла вниз по дорожке к реке одна. Почему-то в голову лезли булгаковские мысли: дойти до реки и утопиться. Просто вот так… Чего дальше? Я же просто так небо копчу. Покупаю себе машины, одежду, жру, в конце концов.
— Яна!
Это был не Березов. Это был Кузьмин. Я остановилась, чтобы дождаться отца. Ему ведь нельзя бежать. Будет одышка.
— Пап, со мной все хорошо. Я просто хочу пройтись. Голова болит.
— У меня тоже.
Мы пошли нога в ногу. Мои, правда, заплетались.
— Славка упрямый. Но и ты не лучше. Вы так ни к чему не придете.
— Мы ни к чему и не идем. Он мне только вчера сообщил это пренеприятнейшее известие. Я даже не начала еще убеждать его, что это глупость. Не переживай. И маму успокой. Мы справимся.
Господи, как мне хотелось в это верить. Березов, где твои мозги?!
Глава 14 "А был ли... мальчик..."
Все оказалось намного серьезнее, чем я думала. Березов повел настоящую мозговую атаку — собрал целую подборку фотографий девочки. Он знал все ее оценки, интересы в учебе и досуге. Навел даже справки про питерских репетиторов, школы и кружки.
— Яна, у нее со здоровьем все хорошо, если это тебя волнует. Она до пяти лет в семье жила. Пока… Пока папаша не убил по пьяни ее мать. Не на глазах у ребенка. И она не знает, что произошло. Папаше еще сидеть и сидеть. У нас будут на нее полные права. И Яна…
Он сунул мне под нос листок.
— Смотри.
Я посмотрела.
— У вас день рождения в один день. Это знак.
— Да, это знак.
Я встала из-за стола и отошла к окну, чтобы не смотреть мужу в глаза.
— Это знак того, что нам с тобой надо сходить к семейному психологу. Если ты не можешь со мной просто поговорить и сказать, почему тебе со мной вдруг стало скучно.
— Мне с тобой не скучно!
Слава вскочил, встал у меня за спиной, но не протянул ко мне рук. Слава Богу! Сейчас я бы по ним ударила. И очень сильно!
— Я не искал ее. Она нашла меня. Если Свердловы к нам обратились, значит, они думают, что мы справимся. Ты ведь такая хорошая мама, — теперь он обнял меня, сцепив пальцы на моем пульсирующем от нервов животе. — Ты можешь подарить счастье еще одному ребенку. Яна, это всего на пять лет. Ну, может, на десять. Она вырастет в самодостаточную женщину. Ты ее вырастишь. Ты нужна ей.
Я развернулась в кольце его рук, чтобы видеть глаза.
— Она меня не знает.
— Она о тебе мечтает.
— Слава, ты пьян! Думай по-трезвому. Детей возвращают, но мы лично не сможем вернуть ребенка, просто не сможем. А шанс, что мы не уживемся с этой Леной, велик. Это человек. Уже человек со своими привычками.
— Какие привычки… Что она видела в жизни? А мы можем показать ей жизнь. Мы можем. Главное, что мы можем. Вон, люди берут детей, не имея ничего за душой, кроме желания подарить им тепло. А у нас… Неужели у нас есть только деньги?
— Слава, я не могу. Я не готова. Называй меня черствой, но я не хочу ребенка. Ни конкретно этого. А вообще никакого!
Он убрал руки. Взял ключи и позвал собаку.
— Ты гулял с ней час назад.
Он обернулся.
— Я уезжаю. Захочешь, купишь билет на поезд. Я тебя встречу. Не захочешь, так не захочешь.
Я тряхнула головой.
— Слава, ты офонарел?
— Наверное. Я просто вдруг понял, что живу с незнакомой женщиной. Я был уверен, что ты согласишься взять Лену. Давай. Пока.
Встать? Я как-то села на стул и даже не заметила этого. Ноги, наверное, подкосились. Схватить его за руку и, развернув, надавать оплеух, чтобы он наконец очнулся. Как же его обработали! Точно в секте! Ах, Настя, ах, Николай, ну спасибо! И, Костя, тебе тоже спасибо! От всей души!
Дверь хлопнула. А я так и не встала. Двадцать четыре года счастливой семейной жизни разбила какая-то четырнадцатилетняя дура! Я не подошла к окну. Не выглянула проверить машину. Сказал — уедет. Значит, уедет. Это Березов.
Я пошла к бару, открыла его, достала бутылку амаретто и вылила остатки любовного зелья в раковину на кухне и бросила пустую тару в помойное ведро.
