— Яна, ты где?
Это было часов восемь вечера. Где я? В Караганде, Березов. Проснулся!
— Я дома. Что тебе надо? — я ответила совершенно спокойно. Будто и не ждала все эти дни его звонка, как ненормальная.
— Чтобы ты не врала! — Я дернула головой, чтобы прочистить ухо. Чего же так орать, я не глухая! — Где ты?
— Я уже сказала тебе, что я дома.
Пауза. Ну, угомонился?
— Я дома. Где ты?
Мое сердце забилось сильнее. Серия — неожиданно возвращается муж…
— У вас слишком много домов, Вячеслав Юрьевич. Я у себя дома. Напрягите память или воображение.
— Яна, ты на Звенигородской? — голос сделался тихим-тихим.
— Да. И если спросишь, что я там делаю, я тебе отвечу — ремонт. Хочешь, чтобы я приехала к тебе домой?
Да, я специально выделила голосом «к тебе». В груди поднималась неконтролируемая волна протеста. В трубке звенела тишина. Пауза. Недолгая.
— К себе домой, ты хотела сказать!
Снова орет? Замечательно.
— Я сказала то, что хотела сказать.
— И что ты сказала, прости за вопрос?
— Констатировала факт раздельного проживания, — голос мой дрожал. Губы сделались горько-солеными. — Непонятно, что ли?
— Яна, ты рехнулась?
Судя по шуму, он хлопнул дверью. Входной?
— Рехнулся у нас ты! — Я с трудом, но продолжала говорить. — Ты меня бросил, а не я тебя.
Или орать…
— Я тебя не бросал…
Голос его скакал, как баскетбольный мяч. Он сбежал по лестнице, да?
— Ты можешь называть бабушку дедушкой, но хрен у нее от этого не вырастет!
Я вскочила на ноги. Он явно сейчас хлопнул дверью машины.
— Ты думал, я буду ждать тебя, как Карлсона? Надеяться и верить? Не слишком ли ты самонадеянный, а, господин Березов?
— Ян, ты можешь… помолчать?
Он явно хотел сказать — заткнуться, но в последний момент передумал.
— Если ты не хочешь слышать мой голос, то какого хрена звонишь?
— Чего я делаю? Я звоню тебе…
А что я сказала — звОнишь? Переобщалась с лимитой?
— Следи за дорогой, идиот, а не за моими ударениями!
Я сбросила звонок и рухнула на пол. Ну вот какого хрена! Господи, ну ведь даже не позвонил! Сволочь! Я ударилась лбом о деревянный пол. Глаза, полные слез, перевесили голову. С трудом соскребя себя с пола, я прошла в ванную умыться. На марафет не было сил. Джинсы, футболка — все, как он не любит. И плевать я хотела на его вкусы!
Уже поздно. Дороги пустые. Он гонщик. Но все же не стоит гипнотизировать дверь. Но я стояла в коридоре и моргала от напряжения. Ключей у него нет. Позвонит в звонок. Подойду к двери и спрошу, кто там? Кто, кто? Конь в пальто. Козел и без пальто. Почти две недели…
Звонок ударил в барабанные перепонки и парализовал тело. Стук, настойчивый, вернул его в движение. Но язык остался нем. Я просто повернула замок. Дверь он толкнул сам. Букет бросил. Я ведь не могла не поймать. Руки сжались вокруг талии. Сильные руки. Подняли вверх. Прокружили, не знаю. Перед глазами все плыло. От слез. Что я хотела сказать, забыла и уже не вспомню.
— Ты знаешь, дура, что я тебя ненавижу? Ты знаешь?
Он будто не знал, что отвечать с полным ртом нельзя. А во рту у меня были его губы. Значит, я поцеловала его первой. Огромная прихожая сжалась вокруг нас — я отбила локтями все ее углы. Что мы искали? Дверь? Куда? Он не знал планировки квартиры, а я прекрасно знала, что искать здесь нечего.
— Слава, блин, я вся в синяках буду…
Его губы замерли на моей щеке, потом он отстранился.
— Да мне убить тебя хочется за этот час!
— А мне — тебя, за все две недели. Гад!
— Прикуси язык!
— Сейчас я тебе его прикушу!
Я продолжала висеть на моем законном гаде, не ощущая ни рук, ни ног — все болталось в воздухе, или вообще парило в безвоздушном пространстве. Поцелуй был слишком долгим, чтобы помнить, что такое дышать…
— Можешь, не искать, я сплю на полу.
— А я ничего и не ищу…
И он поставил мне подножку — я не удержалась и рухнула на спальник. Он его все-таки нашел.
— Девочка должна носить платья, сколько раз повторять…
Но он сумел справиться с молнией на моих джинсах. Я не помогала ему, все держала в ладонях лицо — побрился в дороге, гад! Думал, что я встречу его с поцелуями… Сволочь! И мне безумно захотелось его оттолкнуть, ударить — я даже вскинула ногу, но, оказалось, лишь для того, чтобы сбросить с пальцев повисшую на них штанину.
— Те девочки, у которых есть мальчики… — простонала я, вытягивая руки, чтобы лишиться футболки одновременно с лифчиком. — А мой дядечка непонятно где шлялся две недели!
— Все ждал, чтобы ты к нему приехала… Но это, сейчас вижу, не входило в твои планы!
Он стянул футболку, а слаксы упали с него сами по себе, хотя им было, на чем задержаться. Ни о какой раскачке не шло и речи. Это не было актом любви, это было продлением контракта на владение телом — с обеих сторон. Наши объятия давно не были такими крепкими, такими скользкими и такими нежными одновременно. Я не могла молчать, и даже сквозь поцелуи прорывались мои стоны, звучавшие в унисон с его хриплым дыханием. А потом все замерло, часы перестали отсчитывать секунды. Земля остановилась. Однако на этот раз мы решили не спрыгивать с нее, а дать нашей планете еще один шанс. Или все-таки прелюдия была? Длинною в две одинокие недели…
— Яна, ты куришь?
Я почистила зубы перед его приходом. Не помогло? Нет, он просто крутил в руках почти пустую пачку, найденную на полу. Даже до подоконника не донесла.
— Еще б через неделю приехал, не то бы нашел, — усмехнулась я. Даже не по-доброму, а зло.
Он перевернулся на живот, вернее на меня, и стиснул мой подбородок.
— Я ждал тебя, как влюбленный подросток. Все думал, ну почему она такая упрямая… В кого? В мать? Катя знает?
Я хотела мотнуть головой, но муж слишком сильно держал меня. Пришлось открыть рот.
— Не знает. Думает, я помогла на почте и уехала к тебе.
— И почему ты не уехала?
— Потому что ты не позвонил. И потому что я не передумала.
Муж сел и отвернулся к окну, но новые шторы его явно не интересовали. Я провела ладонью по сгорбленной спине. До самого низа. И он расправил плечи.
— Яна, нам будет хорошо втроем. Не считай это моей дурью, пожалуйста. Или взяткой Богу, как выразилась твоя мать. Это все только для нас. Для нас с тобой.
Я приподнялась и повисла у него на спине, на его же манер вдавливая в плечо подбородок.
— Слава, это не бизнес. Его нельзя закрыть или продать. Здесь нельзя брать риски. Особенно, когда я четко понимаю, что не хочу быть дважды матерью. Я бы родила тебе ребенка, нашего, если бы ты настоял. Но взять на себя ответственность полюбить чужого я не могу.
Слава прижал мою руку к своей груди, такой мягкой под ворсом серебристых волос, что я не удержалась — начала гладить, но он отдернул мою руку, сжимая пальцы мертвой хваткой.
— Может съездим и посмотрим на девочку? Ничего не будем говорить. Привезем подарки всем детям, поиграем с ними…
— Слава, прекрати! — Я вырвала руку и встала. — Я надеялась, что ты соскучился, а ты просто решил сменить тактику. Не теряйте время, Вячеслав Юрьевич.
— Яна, я не теряю времени, — Слава поднял на меня глаза. — Я спасаю нашу семью.
— Что ты делаешь? — Я откинула назад спутанные волосы. — С какой стати надо что-то спасать?
— Да потому что у нас проблемы! — он провел пятерней по коротким волосам, как тогда, когда было что откидывать со лба. Когда он носил волну. — И проблемы не только в постели. Ты пропадаешь в своей студии, потому что не хочешь идти домой. Ты не любишь Финку, потому что ты не хочешь быть со мной. Потому что тебе со мной скучно. Ты отворачиваешься, как только я открываю рот. Ты говорила со мной только о Мишке, а теперь и о нем ты не хочешь со мной говорить.
— А что о нем говорить?! Он вырос, у него своя жизнь. И это последнее, что я хочу делать — лезть в нее со своим неоспоримым мнением. Радуйся, что сын присылает тебе фотографии.
— Он присылает их тебе. Он звонит тебе. Меня вообще не существует. Даже собака жрет твои тапки, а не мои. Я не звонил тебе, потому что хотел понять, нужен ли тебе вообще. Те семь испанских дней я утешал себя тем лишь, что там Алла и ты не можешь говорить. А сейчас я понял, что ты просто не хочешь!
— Да, я не хочу! — кулаки мои сжались до выпуклых вен. — Не хочу соглашаться на твои условия, а именно этого ты добивался, свалив в Финку. Потому что когда тебе втемяшится что-то в голову, хоть кувалду бери — бесполезно! Нам не нужен ребенок, чтобы решить свои проблемы. Ребенок станет только еще одной проблемой. Той, которую ты даже вообразить себе не можешь. Ты не можешь даже собаку воспитать, какой к черту подросток!
— Значит, я плохой, да?
Он сжал губы, а я — снова кулаки.
— Нет, ты упрямый! И если я не хочу читать книги, то не надо меня заставлять. Если я не хочу жить в финской деревне, то не надо тащить меня туда. И потом обвинять, что я не хочу быть с тобой. Ты купил дом без спросу, ты взял собаку, когда я сказала свое твердое «нет». Потому что ты считал, что я смирюсь. Я всю жизнь мирюсь с твоими желаниями. Может, пора начать прислушиваться к моим? Хоть немного.
Он молчал. Просто смотрел на меня. В глаза. Я тоже не опускала взгляда ниже подбородка. Какой идиотизм — ругаться голыми, после любви, которая впервые за последние несколько лет была удачной!
— Думаешь, мне интересен твой дружок и его жена? Нет, но ты решил спасти их бизнес, и теперь я раскладываю посылки, припарковав напротив входа внедорожник. Не кажется ли тебе это немного смешным?
— Где я должен смеяться? — голос его сел. Или и был таким, да я не заметила. Простужен? Перекупался?
— Ты простыл?
— Нет, со мной все в порядке. Нет, со мной ничего не в порядке! — он снова хрипел. — Я загнал в шесть утра собаку в машину, поняв, что больше так не могу. Если я ей не нужен, то она мне нужна. Я не могу без тебя. Просто не могу!
Он снова сгреб меня, но обошлось без подножки. Я просто повисла на нем, уткнулась в плечо, но слез на глазах не почувствовала. Только тепло от его рук.
— Слава, пошли в душ и поедем домой. Там собака. И ты явно ее не покормил.
— Думаешь, я сам что-то ел? — его губы были на моей макушке. — Ждать под дверью, когда откроют. Потом открыть своим ключом и понять, что здесь никто не живет… Ну что ты за человек такой, Яна…
Я отстранилась. Но лишь на расстояние разогнутых локтей.
— Тебе нравится цвет стен и шторы?
Он не обернулся. Смотрел прямо мне в глаза.
— Мне плевать. Хоть серобуромалиновый в крапинку. Только бы тебе нравилось. Я уже двадцать пять лет ничего для себя не покупаю. Только для тебя. Даже собаку. Иначе бы она не любила тебя, так как любит. Только ты не видишь ее любви. И моей не видишь. Ничьей. Ты просто избалованная девчонка!
— Тобой избалованная.
— Я не спорю. Я во всем виноват, я это знаю.
— Ты приехал мне это сказать?
Я пыталась улыбнуться, но губы будто окаменели. А вот Березов улыбнулся.
— Я тебе много чего думал сказать, но сейчас понял, что хочу просто обнимать. Какая ты есть, такая ты есть. И ничего уже не поделаешь…
Я вырвалась.
— Сомнительный комплимент после всего сказанного! Ты в душ идешь?
— В холодный! С тобой только в спальнике на снегу спать. Купить кровать не подумала?
— Слав, я здесь только две ночи спала. Тебя дома отсутствие бардака удивило? Я не включала там ничего, кроме кофемашины. Вот сдалась мне ваша почта! Вот всю жизнь мечтала Печкиным быть. Вот всю жизнь…
— Яна! — он снова схватил меня за плечи, но уже ласково, без силы. — Это все твои жесты доброй воли, которые ты сначала делаешь, а потом обвиняешь весь мир, будто тебя заставили. Ты прекрасно знаешь, что мы не живет ни с почты, ни с твоей студии. Но есть вещи, которые мы делаем, потому что это надо, как и…
— Как надо помочь ребенку! Кто о чем, а Березов о своем! Иди в душ, если вообще хочешь, чтобы я поехала с тобой.
— Я очень хочу, чтобы ты со мной поехала. Я не могу без тебя, просто не могу. Хочешь на оперу, пошли на оперу… Хочешь напиться, напивайся… Делай что хочешь, только рядом со мной, поняла?
— В душ с тобой?
— Я уже стар для этого. Можно после меня?
— Иди, там все есть. А я тебе кофе сварю в новой машине. Надо было попросить тебя привезти из Финки, но я не знала, вернешься ли ты…
— Яна… Помолчи немного, ладно?
— Пойду кофе варить. Молча.
Он усмехнулся и покачал головой, а я пожалела, что дома только сахар. С удовольствием всыпала бы ему фунт соли в чашечку. Нет, ну мама права — мужики с возрастом становятся хуже маленьких детей. Детей-то есть хоть какой-то шанс перевоспитать, а тут бесполезняк — остается только смириться.
— Ян, принеси мне одежду, пожалуйста.
Вспомнил. Хорошо, полотенце на крючке. Мишка тоже, когда решил, что вырос и мама его больше не моет, орал из душа, чтобы ему все принесли. Почему мужики могут играть в шахматы, а пойти в душ без помощи женщины не способны?
— Как кофе? — спросила я, когда муж пришел на кухню одетый.
— Когда его подает нагая женщина, каким он должен быть, как думаешь?
— Сногсшибательным. Спасибо за букет.
Я уже поставила цветы в… Канистру из-под питьевой воды. Прямо в питьевую воду.
— Второй дома. Если собака его не сожрала.
— С таким папой будешь и шипы жрать.
— Мама, иди в душ и поехали домой. Знаешь, который час? Половина десятого. Нет, уже без пятнадцати. Волосы только не мой. Что-то холодно стало.
— Снова август, чертова эта пора, — переделала я слова Александра Галича и ушла в душ.
Через шум бегущей воды я услышала звонок в дверь. Почти десять? Не могла же Настя припереться так поздно на кофе? Я ведь просто так пригласила, не конкретно сегодня.
Глава 16 "Это конец или только начало?"
Я торопилась, потому не до конца вытерлась, и на футболке остались влажные пятна — ничего страшного. С квадроцикла я не такой еще слезала!
— Что ты тут делаешь? — я на ходу заплетала косу и сейчас выпустила ее.
Я смотрела на Артема, он — на меня. На кухонном столе стояла пустая кофейная чашка. И лежал новый букет из роз. Из пяти цветков. С розовыми лепестками.
— Где мой муж? — спросила я, не получив еще ответа на предыдущий вопрос.
Снова тишина, потом Артем заморгал.
— Вячеслав Юрьевич? — он произносил имя по слогам, явно с трудом припоминая имя человека, который проводил собеседование и не взял его на работу. — Он ушел.
— Чёрт!
Я ринулась в комнату, отыскала у стены телефон, набрала номер — Березов не ответил. Набрала еще — сбросил звонок. Твою ж мать!
— Что ты ему сказал?! — ворвалась я на кухню, потрясая телефоном, точно гранатой.
— Ничего. Поздоровался. Спросил про тебя. Где ты? Он сказал, что в душе. Пригласил зайти и ушел.
Господи… Я прикрыла глаза.
— Что ты тут делаешь?!
Бежать вниз бесполезно. Он уже уехал. Остается только нестись по всем красным домой.
— Я…
Он явно еще находился в шоке.
— Ты время видел? Кто тебя вообще приглашал?
— Я просто…
— Ты просто дурак!
А я просто дура, что изначально притащила сюда этого идиота. Что он возомнил себе — припереться ночью с цветочками! Резинка в кармане тоже имеется? Чтобы утешить старую бабу!
— Проваливай отсюда, быстро!
