Так и осталась лежать на спине. Потолок темный, но я-то знаю, что он идеально выбелен. Не прикопаешься. Ни одного темного пятнышка. Такой мне когда-то казалась наша семейная жизнь. Где же мы оступились в первый раз? Уж явно дело не в Паясо и уж точно не в Артеме.
— Мам, как ты? — Миша просунул голову в небольшую щелку и только потом распахнул дверь. — А где папа?
Его голос и вид выдавали удивление. Мои — нет.
— Понятия не имею…
Я проснулась в кровати одна. И, честно говоря, даже обрадовалась этому факту. Не спала полночи. Сначала не могла уснуть на спине, потом из-за боли в ноге. Задремала, наверное, как раз под утро, которое, видимо, закончилось давным-давно.
— Его и внизу нет, — продолжал между тем Миша и только сейчас додумался выглянуть в окно. То, из которого просматривалась дорога. — Мам, он куда-то собирался?
Я пожала плечами.
— Миш, ты же видишь, что я только проснулась.
Он виновато закусил губу, совсем как отец, но это не придало ему солидности. Миша наоборот превратился в абсолютного мальчишку. Даже подумать страшно, что такой юнец ночью надел камень на шею… ой, кольцо на палец какой-то девушке. Той, которую, дай Бог, понимал процентов так на семьдесят.
Я думала про это всю бесконечную ночь и пришла к выводу, что языкового барьера вообще не существует, ведь влюбленные разговаривают сердцем. А если этого разговора не происходит, то никакая общность языка не спасет.
— Эйлин испекла к завтраку хлеб. Тебе сюда принести чай или спустишься? И папу будем ждать?
— А который сейчас час? Дай мне телефон, пожалуйста.
Сын исполнил мою просьбу, но я не собиралась звонить Березову. Ушел — значит, у него есть какие-то дела за пределами дома. Я не собираюсь за ним следить.
— Кстати, свет включили. И как там твоя нога?
— Хреново, — не стала я красоваться, и Мишка предложил проводить меня до туалета.
Я с благодарностью приняла его помощь. Нога ныла сильнее вчерашнего, и я вообще боялась коснуться пола пальцами, которыми, кажется, не могла даже шевелить. Мишка так же заботливо вернул меня в кровать и сказал, что вернется с завтраком.
— Миш, я совершенно не голодная. Пожалуйста, отвези Эйлин хоть куда-нибудь. И бабушку забери из дома. Она так тебя ждала. А мы со Стеллой перекантуемся как-нибудь до папиного возвращения.
Собака стояла в дверях, ожидая особого собачьего приглашения, которого она от меня так и не дождалась и потому ушла следом за Мишкой. Хотя, вероятнее всего, она его и пасла. Охрана фигова… Лучше бы держала за штанину хозяина, чтобы не сматывался непонятно куда, не поставив никого в известность.
Еду мне принесла Эйлин. Наверное, бедняжка нашла предлог свалить с кухни, где с нее, уверена, не спускали внимательных глаз, ищущих даже те изъяны, которых в ней нет. Чай с мёдом и молоком явно готовила сама Эйлин, или же Мишка окончательно обырландился. Хлеб на соде моя будущая невестка испекла сдобным с изюмом. Но все равно намазала ломоть солёным маслом. Мы с ней разные, абсолютно разные. Но мне до этого нет никакого дела, пока мой сын с ней счастлив.
Не прошло и получаса, как все уехали. Раньше выпроводить мать не получилось. Она все не могла оставить меня одну, хотя я и заверила ее, что Слава вот-вот вернется. Даже солгать не получилось. Березов действительно приехал почти сразу после их отъезда. Может, минут через сорок.
— Как ты их отпустила? — возмутился он, застав меня в комнате одну и даже без собаки.
— Я их еле выпроводила. Где ты был? — спросила я без всякой паузы.
В ответ Слава бросил на кровать небольшой пакетик. Аптечный.
— Купил тебе мазь и испанский сапог.
Я улыбнулась.
— Я тебе и так все, как на духу, рассказываю. Зачем меня пытать?
Но пытка состоялась. Дома никого, и я могла не сдерживать крика, когда Слава взялся за мою ногу. Собака носилась вокруг кровати, поскуливая мне в такт. Попыталась даже пару раз запрыгнуть на меня, но была с позором выдворена за дверь.
— Яна, либо не придуривайся, либо я повезу тебя к врачу.
Я закусила губу и позволила ему продолжить экзекуцию.
— Сапог не надеваю. Ты все равно в кровати.
— А я планировала покормить тебя завтраком…
Слава не улыбнулся, и я продолжила:
— Где ты был? До аптеки езды полчаса от силы.
— Нагуливал аппетит, — усмехнулся Березов и отвернулся к окну.
— Слушай, Слав, я сейчас на тебя испанский сапог надену! Я врала всем, что знаю, где ты. А я не люблю врать, ты знаешь…
Он молча поднялся и направился к двери. Вот, значит, как… Вторая часть Березовского балета…
— Я сейчас вернусь.
И действительно вернулся с пакетом, но его он на кровать не швырнул. Сел сам и аккуратно вынул из первого пакета еще один, а из него еще… вернее, уже что-то в упаковочной бумаге. Платье… Белое… Нет, все же цвета слоновой кости…
— Платье принцессы? Ты сдурел? Ты за этим ездил?
Он молча кивнул, закусил губу, затем облизал ее и выдохнул:
— Платье королевы. Моя принцесса чуть-чуть подросла.
Я тронула его пальцами за локоть. Для этого пришлось чуть приподняться, ну и пусть…
— Слав, сейчас не семнадцатое января, кажется…
Он снова улыбнулся, но лишь на мгновение.
— Ты все равно его раньше не наденешь, — он не смотрел на меня. — Если вообще когда-нибудь наденешь. У нас с тобой совершенно разные вкусы. Во всем…
Я отдернула руку, точно обожглась.
— И зачем ты тогда сжег бак бензина, скажи на милость?
Он пожал плечами. Так просто. Будто я спрашивала его о прогнозе погоды. Снова смотрит в сторону, хотя я, кажется, уже просверлила в его затылке дырку!
— Вот за этим…
Оставаясь ко мне вполоборота, но на мгновение все же взглянув в лицо, Слава протянул мне коробочку из ювелирного магазина. Раза в три больше утопшей предшественницы. Ничего не спрашивая, я взяла ее и открыла. На этот раз мне преподнесли кулон на витой цепочке и серьги. Жемчужные слезки с бриллиантами.
— А кольцо к ним не прилагается? — спросила я довольно бодрым голосом. Не для того, чтобы напомнить про вчерашнее, а чтобы Березов наконец обернулся.
Но он не обернулся, сунул руку в карман брюк и вуаля… Новая коробочка. Или…
— Так ты ее не выбросил?
Я даже чуть подскочила от удивления, позабыв про ногу. И снова удивилась — нога не болела, мазь оказалась волшебной.
— Выбросил. С утра полчаса в ледяной воде и я ее нашел, — головы Слава так и не повернул. — Держал всю дорогу открытой на торпеде, но внутри все равно не просохло, так что переложи кольцо в другую коробку, если… Если, конечно, хочешь…
Я снова приподнялась и даже чуть подвинулась к нему, смяв одеяло, на котором лежала. Уже не дотронулась до локтя, а сжала его так крепко, точно выпустила когти. Слава наконец повернулся ко мне. Глаза в глаза, а что в этих глазах — не понять.
— Ты мне так и не ответил, ты мне веришь или нет?
— Или да, — произнес он по слогам и в свой черед поймал в ладони мои локти. — Яна, мне хочется поверить. Даже не так… Пусть у тебя ничего не было с этим Артемом вчера, но как мне быть уверенным в завтрашнем дне?
Я хотела вырвать локти, но в последний момент передумала. Дома, кроме нас, никого — самое время поговорить. А бриллианты могут полежать в сторонке, и собака может поскулить за закрытой дверью, не беда. Беда другое — тема наших семейных разговоров.
— Слава, почему вообще ты должен сомневаться? Я давала тебе повод? Скажи честно.
Он опустил голову и покачал ею. Долго-долго, точно маятник.
— Ты самая лучшая Яна. Дело во мне. Я только сейчас понял, насколько тебя старше. Раньше я гнал эти мысли прочь. Ну… выгребем, что уж там… Утешал себя тем, что ты тоже уже не девочка, — он вскинул на меня глаза, улыбнулся краешком рта и снова уставился в покрывало. — Но ты все еще девочка, понимаешь?
— Слав, только в этом дело? Мне вот кажется, что нет. Давай уж, вычеркивай из своего списка постель. Что там у тебя еще осталось?
Теперь он смотрел мне в глаза.
— Да ничего не осталось, Яна. И я не уверен, что что-то было. У нас не оставалось ни на что другое времени. Мишка был важен, не спорю, но мы как-то на нем зациклились, что ли… Вернее, я. Хотя я, кажется, только и делал, что охотился на мамонта.
Его пальцы с локтей скользнули мне на пальцы, но не сжали их, а просто накрыли.
— Ян, я тебе вообще нужен для чего-то другого?
В голове, как когда-то давно, когда мне было всего семнадцать, закрутилась песня Ирины Аллегровой: «Ты мне нужен, как свет весны грозе, ты мне нужен, ты не такой как все…»
— Мамонт уже пойман, — продолжал мой муж между тем. — Нам хватит до конца наших дней, если сильно не кутить. А другое как бы… Я не хочу об этом, сама понимаешь почему… Что мы будем делать вместе?
— Жить, — ответила я просто, хотя не совсем понимала смысловое наполнение этого глагола. Как раз жить у нас и не получалось.
Слава молчал. Тоже думал, что такое жить.
— Слушай, пошли в тир, что ли, сходим…
Увы, на мое предложение он не отреагировал даже улыбкой. Тогда я открыла злосчастную коробочку и сама надела новое кольцо на безымянный палец левой руки. Заменять им то, что я гордо носила двадцать четыре года, я не стану в любом случае.
— Иди завтракай. Сам. Захочешь, поднимешься ко мне. Я к тебе не спущусь…
Я говорила слова с улыбкой, но все равно использовала приказной тон. Он поднялся с таким же тяжелым вздохом, с каким до сих пор сидел на кровати.
— Слав, до эНГэ мне есть что делать: буду гладить тебе рубашки. А потом вдруг у вас на кафедре корпоративчик какой замутят с членами семьи — тогда я надену туда новое платье. А в феврале у ребенка свадьба, и мы можем заодно покрутиться по острову или смотаться в ту же Англию. Смотри, сколько уже планов на жизнь. Куда тебе больше?
Губы мужа чуть дрогнули. В улыбке ли?
— Ты забыла включить сюда театры, выставки и прочую свою фигню. А где во всем этом я?
Я хотела выдохнуть, тяжело и громко, но решила вложить всю силу в голос.
— Знаешь, Березов, хочется ответить грубо. Именно там! У тебя нет никаких интересов, вот в чем главная проблема. Тебе не нравится читать, тебе просто скучно. Иначе бы ты хоть иногда, хоть в аудиоформате, брал книги, пока работал в офисе. Собаку ты тоже завел от скуки, чтобы тебе было что делать — гулять, дрессировать, кормить… Может, тебе какой-нибудь новый бизнес замутить, помимо своих игр на бирже? Я даже не знаю, какой… Но я понимаю, что студенты могут достать, и не заставляю тебя преподавать, если надоело, но и запираться в четырех стенах нельзя. Спорт для тебя тоже рутина. Это как почистить зубы, чтобы не идти лишний раз к стоматологу. И пока ты не придумаешь себе нормальное занятие, будь любезен, делай то, что делаю я. И, главное, я же не прошу от тебя невозможного. И я устала слышать: сходи сама в театр, мне это не интересно. А мне твоя рыбалка не интересна, но я иду на нее, и как дура сижу с удочкой.
— А я, как дурак, выходит, должен сидеть в театре?
— Почему как дурак? Как муж.
— А дура у нас синоним жены, что ли? Следуя твоей логике. То есть ты чувствуешь себя со мной дурой? Ну так поумней, пока не поздно, уходи…
Господи! Какое счастье, что он не принимает экзамены! Извратит же все слова!
Я свесила с кровати ногу и вновь почувствовала боль, которая электрическими разрядами пошла от пальцев вверх к коленке.
— Не могу! Не могу никуда от тебя уйти, не видишь, что ли?!
Хотелось свести все к шутке, но мой «пингвин» не улыбался.
— Слав, серьезно тебе говорю, ну хватит… Пожалуйста, накорми себя сам. Я не могу этого сделать. Но если ты спустить меня вниз, я выпью с тобой кофе. А хочешь, поднимайся ко мне. Можем перейти на диван или… Остаться в постели.
Слава не сводил с меня взгляда. Нет, взгляд его все же бегал от лица к забинтованной ноге.
— Я бы остался с тобой в постели без завтрака. Но, увы, ты у нас колченогая… В наших отношениях действительно нет места для романтики. Подари я тебе кольцо не на пристани, ты бы осталась цела.
Я улыбнулась. И с каждой секундой улыбалась все сильнее и сильнее.
— Ну, если бы мой муж не считал свою жену конченной дурой, то он бы точно не поверил, что она может изменить ему так открыто с парнем, который, кроме всего прочего, еще и на него работает. У меня реально в голове это не укладывается… Ты действительно считаешь меня полной идиоткой?
Его лицо не осветилось даже румянцем гнева, не то что улыбкой!
— То есть о твоей измене я никогда не узнаю?
Я кивнула.
— Слав, потрать лучше силы на изучение английского. Он теперь тебе просто необходим. Думаю, это даже круче нового бизнеса. Он отлично встряхнет тебе мозги и в голове не останется места на всякую херню.
— А на тебя?
— Я к херне себя никогда не относила. И, думаю, мне придется самой тебя учить. Вряд ли у кого-нибудь хватит на тебя терпения.
Он был уже в двери. И теперь шагнул обратно и, опустившись передо мной на колени, протянул ко мне ладошку.
— Что? — не поняла я.
— Отдай кольцо. Я сам хочу надеть его тебе на палец. И в конце концов услышать от тебя — да.
Я скинула кольцо. Он взял его двумя пальцами и задал вопрос, с которого началась наша вчерашняя увечная ссора, и я ответила ему «да». А какого ответа он от меня ждал?
— А теперь жених может поцеловать невесту, — улыбнулась я, снова почувствовав на пальце кольцо.
— И только? — Слава забавно поднял брови.
— У меня нога. Или ты забыл?
Я попыталась приподнять ногу, но Слава перехватил мою коленку.
— Это даже хорошо, что у тебя нога. Когда будешь ойкать, я смогу представить себе, что это от чего-то другого.
Я снова улыбалась. До ушей.
— Березов, почему твое чувство юмора иногда тебя подводит?
Он пожал плечами. Забавно так.
— Не знаю. Думаю, я слишком долго женат. И это уже не лечится.
Его губы нашли сначала мой лоб, затем нос и наконец губы. Нога ныла, но я не хотела разводить рук, которые сомкнулись за его уже чуть влажной шеей. Я не хотела разводиться… с этим мужчиной.
Хорошо все-таки иметь собаку — она залаяла, и мы с Березовым избежали знаменитой сцены из не менее знаменитого фильма «Москва слезам не верит». Впрочем, мне нужно было всего лишь одеться. Что я делаю в такой час в постели, меня бы никто по-любому не спросил. Телевизора наверху нет, так что, понятное дело — болею. Снова болею дядей Славой, который, наспех одевшись, сбежал вниз к нашим гостям всех мастей и возрастов.
— Тебе не лучше?
Интересно, теща с разрешения зятя поднялась к нам в спальню или все-таки вероломно нарушила оговоренную границу?
— Мам, мне давно не было так хорошо, — сказала я правду. — Меня обхаживают в кой-то веке.
— Да тебя всю жизнь обхаживают!
Интересно, это она сказала со злостью или с завистью? Какая разница… У меня сейчас нет сил злиться. Закончились.
— Мам, ты вставать не будешь?
У меня здесь что, проходной двор?
— Нет, Миш, я лучше полежу… Вы уж там сами похозяйничайте, ладно? И как было? — спросила я наконец то, что нормальные люди спрашивают сразу.
Но я не была сейчас нормальной. Сейчас я была счастливой.
— Хорошо было.
Здорово, когда всем хорошо…
— Нам даже экскурсию по музею провели, все инструменты включили, — Мишка присел в ногах кровати. — Шикарный английский у финнов. Никогда прежде не замечал этого.
Глава 8 "Колченогая любовь"
— Мам, как ты? — Миша просунул голову в небольшую щелку и только потом распахнул дверь. — А где папа?
Его голос и вид выдавали удивление. Мои — нет.
— Понятия не имею…
Я проснулась в кровати одна. И, честно говоря, даже обрадовалась этому факту. Не спала полночи. Сначала не могла уснуть на спине, потом из-за боли в ноге. Задремала, наверное, как раз под утро, которое, видимо, закончилось давным-давно.
— Его и внизу нет, — продолжал между тем Миша и только сейчас додумался выглянуть в окно. То, из которого просматривалась дорога. — Мам, он куда-то собирался?
Я пожала плечами.
— Миш, ты же видишь, что я только проснулась.
Он виновато закусил губу, совсем как отец, но это не придало ему солидности. Миша наоборот превратился в абсолютного мальчишку. Даже подумать страшно, что такой юнец ночью надел камень на шею… ой, кольцо на палец какой-то девушке. Той, которую, дай Бог, понимал процентов так на семьдесят.
Я думала про это всю бесконечную ночь и пришла к выводу, что языкового барьера вообще не существует, ведь влюбленные разговаривают сердцем. А если этого разговора не происходит, то никакая общность языка не спасет.
— Эйлин испекла к завтраку хлеб. Тебе сюда принести чай или спустишься? И папу будем ждать?
— А который сейчас час? Дай мне телефон, пожалуйста.
Сын исполнил мою просьбу, но я не собиралась звонить Березову. Ушел — значит, у него есть какие-то дела за пределами дома. Я не собираюсь за ним следить.
— Кстати, свет включили. И как там твоя нога?
— Хреново, — не стала я красоваться, и Мишка предложил проводить меня до туалета.
Я с благодарностью приняла его помощь. Нога ныла сильнее вчерашнего, и я вообще боялась коснуться пола пальцами, которыми, кажется, не могла даже шевелить. Мишка так же заботливо вернул меня в кровать и сказал, что вернется с завтраком.
— Миш, я совершенно не голодная. Пожалуйста, отвези Эйлин хоть куда-нибудь. И бабушку забери из дома. Она так тебя ждала. А мы со Стеллой перекантуемся как-нибудь до папиного возвращения.
Собака стояла в дверях, ожидая особого собачьего приглашения, которого она от меня так и не дождалась и потому ушла следом за Мишкой. Хотя, вероятнее всего, она его и пасла. Охрана фигова… Лучше бы держала за штанину хозяина, чтобы не сматывался непонятно куда, не поставив никого в известность.
Еду мне принесла Эйлин. Наверное, бедняжка нашла предлог свалить с кухни, где с нее, уверена, не спускали внимательных глаз, ищущих даже те изъяны, которых в ней нет. Чай с мёдом и молоком явно готовила сама Эйлин, или же Мишка окончательно обырландился. Хлеб на соде моя будущая невестка испекла сдобным с изюмом. Но все равно намазала ломоть солёным маслом. Мы с ней разные, абсолютно разные. Но мне до этого нет никакого дела, пока мой сын с ней счастлив.
Не прошло и получаса, как все уехали. Раньше выпроводить мать не получилось. Она все не могла оставить меня одну, хотя я и заверила ее, что Слава вот-вот вернется. Даже солгать не получилось. Березов действительно приехал почти сразу после их отъезда. Может, минут через сорок.
— Как ты их отпустила? — возмутился он, застав меня в комнате одну и даже без собаки.
— Я их еле выпроводила. Где ты был? — спросила я без всякой паузы.
В ответ Слава бросил на кровать небольшой пакетик. Аптечный.
— Купил тебе мазь и испанский сапог.
Я улыбнулась.
— Я тебе и так все, как на духу, рассказываю. Зачем меня пытать?
Но пытка состоялась. Дома никого, и я могла не сдерживать крика, когда Слава взялся за мою ногу. Собака носилась вокруг кровати, поскуливая мне в такт. Попыталась даже пару раз запрыгнуть на меня, но была с позором выдворена за дверь.
— Яна, либо не придуривайся, либо я повезу тебя к врачу.
Я закусила губу и позволила ему продолжить экзекуцию.
— Сапог не надеваю. Ты все равно в кровати.
— А я планировала покормить тебя завтраком…
Слава не улыбнулся, и я продолжила:
— Где ты был? До аптеки езды полчаса от силы.
— Нагуливал аппетит, — усмехнулся Березов и отвернулся к окну.
— Слушай, Слав, я сейчас на тебя испанский сапог надену! Я врала всем, что знаю, где ты. А я не люблю врать, ты знаешь…
Он молча поднялся и направился к двери. Вот, значит, как… Вторая часть Березовского балета…
— Я сейчас вернусь.
И действительно вернулся с пакетом, но его он на кровать не швырнул. Сел сам и аккуратно вынул из первого пакета еще один, а из него еще… вернее, уже что-то в упаковочной бумаге. Платье… Белое… Нет, все же цвета слоновой кости…
— Платье принцессы? Ты сдурел? Ты за этим ездил?
Он молча кивнул, закусил губу, затем облизал ее и выдохнул:
— Платье королевы. Моя принцесса чуть-чуть подросла.
Я тронула его пальцами за локоть. Для этого пришлось чуть приподняться, ну и пусть…
— Слав, сейчас не семнадцатое января, кажется…
Он снова улыбнулся, но лишь на мгновение.
— Ты все равно его раньше не наденешь, — он не смотрел на меня. — Если вообще когда-нибудь наденешь. У нас с тобой совершенно разные вкусы. Во всем…
Я отдернула руку, точно обожглась.
— И зачем ты тогда сжег бак бензина, скажи на милость?
Он пожал плечами. Так просто. Будто я спрашивала его о прогнозе погоды. Снова смотрит в сторону, хотя я, кажется, уже просверлила в его затылке дырку!
— Вот за этим…
Оставаясь ко мне вполоборота, но на мгновение все же взглянув в лицо, Слава протянул мне коробочку из ювелирного магазина. Раза в три больше утопшей предшественницы. Ничего не спрашивая, я взяла ее и открыла. На этот раз мне преподнесли кулон на витой цепочке и серьги. Жемчужные слезки с бриллиантами.
— А кольцо к ним не прилагается? — спросила я довольно бодрым голосом. Не для того, чтобы напомнить про вчерашнее, а чтобы Березов наконец обернулся.
Но он не обернулся, сунул руку в карман брюк и вуаля… Новая коробочка. Или…
— Так ты ее не выбросил?
Я даже чуть подскочила от удивления, позабыв про ногу. И снова удивилась — нога не болела, мазь оказалась волшебной.
— Выбросил. С утра полчаса в ледяной воде и я ее нашел, — головы Слава так и не повернул. — Держал всю дорогу открытой на торпеде, но внутри все равно не просохло, так что переложи кольцо в другую коробку, если… Если, конечно, хочешь…
Я снова приподнялась и даже чуть подвинулась к нему, смяв одеяло, на котором лежала. Уже не дотронулась до локтя, а сжала его так крепко, точно выпустила когти. Слава наконец повернулся ко мне. Глаза в глаза, а что в этих глазах — не понять.
— Ты мне так и не ответил, ты мне веришь или нет?
— Или да, — произнес он по слогам и в свой черед поймал в ладони мои локти. — Яна, мне хочется поверить. Даже не так… Пусть у тебя ничего не было с этим Артемом вчера, но как мне быть уверенным в завтрашнем дне?
Я хотела вырвать локти, но в последний момент передумала. Дома, кроме нас, никого — самое время поговорить. А бриллианты могут полежать в сторонке, и собака может поскулить за закрытой дверью, не беда. Беда другое — тема наших семейных разговоров.
— Слава, почему вообще ты должен сомневаться? Я давала тебе повод? Скажи честно.
Он опустил голову и покачал ею. Долго-долго, точно маятник.
— Ты самая лучшая Яна. Дело во мне. Я только сейчас понял, насколько тебя старше. Раньше я гнал эти мысли прочь. Ну… выгребем, что уж там… Утешал себя тем, что ты тоже уже не девочка, — он вскинул на меня глаза, улыбнулся краешком рта и снова уставился в покрывало. — Но ты все еще девочка, понимаешь?
— Слав, только в этом дело? Мне вот кажется, что нет. Давай уж, вычеркивай из своего списка постель. Что там у тебя еще осталось?
Теперь он смотрел мне в глаза.
— Да ничего не осталось, Яна. И я не уверен, что что-то было. У нас не оставалось ни на что другое времени. Мишка был важен, не спорю, но мы как-то на нем зациклились, что ли… Вернее, я. Хотя я, кажется, только и делал, что охотился на мамонта.
Его пальцы с локтей скользнули мне на пальцы, но не сжали их, а просто накрыли.
— Ян, я тебе вообще нужен для чего-то другого?
В голове, как когда-то давно, когда мне было всего семнадцать, закрутилась песня Ирины Аллегровой: «Ты мне нужен, как свет весны грозе, ты мне нужен, ты не такой как все…»
— Мамонт уже пойман, — продолжал мой муж между тем. — Нам хватит до конца наших дней, если сильно не кутить. А другое как бы… Я не хочу об этом, сама понимаешь почему… Что мы будем делать вместе?
— Жить, — ответила я просто, хотя не совсем понимала смысловое наполнение этого глагола. Как раз жить у нас и не получалось.
Слава молчал. Тоже думал, что такое жить.
— Слушай, пошли в тир, что ли, сходим…
Увы, на мое предложение он не отреагировал даже улыбкой. Тогда я открыла злосчастную коробочку и сама надела новое кольцо на безымянный палец левой руки. Заменять им то, что я гордо носила двадцать четыре года, я не стану в любом случае.
— Иди завтракай. Сам. Захочешь, поднимешься ко мне. Я к тебе не спущусь…
Я говорила слова с улыбкой, но все равно использовала приказной тон. Он поднялся с таким же тяжелым вздохом, с каким до сих пор сидел на кровати.
— Слав, до эНГэ мне есть что делать: буду гладить тебе рубашки. А потом вдруг у вас на кафедре корпоративчик какой замутят с членами семьи — тогда я надену туда новое платье. А в феврале у ребенка свадьба, и мы можем заодно покрутиться по острову или смотаться в ту же Англию. Смотри, сколько уже планов на жизнь. Куда тебе больше?
Губы мужа чуть дрогнули. В улыбке ли?
— Ты забыла включить сюда театры, выставки и прочую свою фигню. А где во всем этом я?
Я хотела выдохнуть, тяжело и громко, но решила вложить всю силу в голос.
— Знаешь, Березов, хочется ответить грубо. Именно там! У тебя нет никаких интересов, вот в чем главная проблема. Тебе не нравится читать, тебе просто скучно. Иначе бы ты хоть иногда, хоть в аудиоформате, брал книги, пока работал в офисе. Собаку ты тоже завел от скуки, чтобы тебе было что делать — гулять, дрессировать, кормить… Может, тебе какой-нибудь новый бизнес замутить, помимо своих игр на бирже? Я даже не знаю, какой… Но я понимаю, что студенты могут достать, и не заставляю тебя преподавать, если надоело, но и запираться в четырех стенах нельзя. Спорт для тебя тоже рутина. Это как почистить зубы, чтобы не идти лишний раз к стоматологу. И пока ты не придумаешь себе нормальное занятие, будь любезен, делай то, что делаю я. И, главное, я же не прошу от тебя невозможного. И я устала слышать: сходи сама в театр, мне это не интересно. А мне твоя рыбалка не интересна, но я иду на нее, и как дура сижу с удочкой.
— А я, как дурак, выходит, должен сидеть в театре?
— Почему как дурак? Как муж.
— А дура у нас синоним жены, что ли? Следуя твоей логике. То есть ты чувствуешь себя со мной дурой? Ну так поумней, пока не поздно, уходи…
Господи! Какое счастье, что он не принимает экзамены! Извратит же все слова!
Я свесила с кровати ногу и вновь почувствовала боль, которая электрическими разрядами пошла от пальцев вверх к коленке.
— Не могу! Не могу никуда от тебя уйти, не видишь, что ли?!
Хотелось свести все к шутке, но мой «пингвин» не улыбался.
— Слав, серьезно тебе говорю, ну хватит… Пожалуйста, накорми себя сам. Я не могу этого сделать. Но если ты спустить меня вниз, я выпью с тобой кофе. А хочешь, поднимайся ко мне. Можем перейти на диван или… Остаться в постели.
Слава не сводил с меня взгляда. Нет, взгляд его все же бегал от лица к забинтованной ноге.
— Я бы остался с тобой в постели без завтрака. Но, увы, ты у нас колченогая… В наших отношениях действительно нет места для романтики. Подари я тебе кольцо не на пристани, ты бы осталась цела.
Я улыбнулась. И с каждой секундой улыбалась все сильнее и сильнее.
— Ну, если бы мой муж не считал свою жену конченной дурой, то он бы точно не поверил, что она может изменить ему так открыто с парнем, который, кроме всего прочего, еще и на него работает. У меня реально в голове это не укладывается… Ты действительно считаешь меня полной идиоткой?
Его лицо не осветилось даже румянцем гнева, не то что улыбкой!
— То есть о твоей измене я никогда не узнаю?
Я кивнула.
— Слав, потрать лучше силы на изучение английского. Он теперь тебе просто необходим. Думаю, это даже круче нового бизнеса. Он отлично встряхнет тебе мозги и в голове не останется места на всякую херню.
— А на тебя?
— Я к херне себя никогда не относила. И, думаю, мне придется самой тебя учить. Вряд ли у кого-нибудь хватит на тебя терпения.
Он был уже в двери. И теперь шагнул обратно и, опустившись передо мной на колени, протянул ко мне ладошку.
— Что? — не поняла я.
— Отдай кольцо. Я сам хочу надеть его тебе на палец. И в конце концов услышать от тебя — да.
Я скинула кольцо. Он взял его двумя пальцами и задал вопрос, с которого началась наша вчерашняя увечная ссора, и я ответила ему «да». А какого ответа он от меня ждал?
— А теперь жених может поцеловать невесту, — улыбнулась я, снова почувствовав на пальце кольцо.
— И только? — Слава забавно поднял брови.
— У меня нога. Или ты забыл?
Я попыталась приподнять ногу, но Слава перехватил мою коленку.
— Это даже хорошо, что у тебя нога. Когда будешь ойкать, я смогу представить себе, что это от чего-то другого.
Я снова улыбалась. До ушей.
— Березов, почему твое чувство юмора иногда тебя подводит?
Он пожал плечами. Забавно так.
— Не знаю. Думаю, я слишком долго женат. И это уже не лечится.
Его губы нашли сначала мой лоб, затем нос и наконец губы. Нога ныла, но я не хотела разводить рук, которые сомкнулись за его уже чуть влажной шеей. Я не хотела разводиться… с этим мужчиной.
Глава 9 "Шорохи и вздохи"
Хорошо все-таки иметь собаку — она залаяла, и мы с Березовым избежали знаменитой сцены из не менее знаменитого фильма «Москва слезам не верит». Впрочем, мне нужно было всего лишь одеться. Что я делаю в такой час в постели, меня бы никто по-любому не спросил. Телевизора наверху нет, так что, понятное дело — болею. Снова болею дядей Славой, который, наспех одевшись, сбежал вниз к нашим гостям всех мастей и возрастов.
— Тебе не лучше?
Интересно, теща с разрешения зятя поднялась к нам в спальню или все-таки вероломно нарушила оговоренную границу?
— Мам, мне давно не было так хорошо, — сказала я правду. — Меня обхаживают в кой-то веке.
— Да тебя всю жизнь обхаживают!
Интересно, это она сказала со злостью или с завистью? Какая разница… У меня сейчас нет сил злиться. Закончились.
— Мам, ты вставать не будешь?
У меня здесь что, проходной двор?
— Нет, Миш, я лучше полежу… Вы уж там сами похозяйничайте, ладно? И как было? — спросила я наконец то, что нормальные люди спрашивают сразу.
Но я не была сейчас нормальной. Сейчас я была счастливой.
— Хорошо было.
Здорово, когда всем хорошо…
— Нам даже экскурсию по музею провели, все инструменты включили, — Мишка присел в ногах кровати. — Шикарный английский у финнов. Никогда прежде не замечал этого.
