Соня смотрела на говорящего в профиль и вдруг решила для себя, что борода его портит — старит, не вяжется с глупостями, которые этот Роман ежеминутно выдает.
— Давай, проводи сестру руки вымыть и спускайтесь к печке. Я пойду дрова готовить. И попрошу у Женьки горячий шоколад для тебя с маршмеллоу сделать. А потом поджарим еще парочку, когда огонь разведем… А на нее не смотри, мы ее в этом году ни о чем спрашивать не будем, верно? Будет запреты раздавать уже в следующем году, договорились?
Роман лишь на секунду повернул к ней голову, в другую — уже протягивал Тихону раскрытую ладонь — их пальцы встретились, договорились, и даже не за спиной у нее, а перед самым носом.
— Он ел достаточно сладкого се…
“Годня” Соня не договорила — прикусила язык и вообще вся сжалась, когда руки Романа сомкнулись у нее на плечах.
— Можешь пять часов не побыть злюкой? Невыполнимая задача? Понимаю… Тогда мы тебя изолируем, ясно?
Улыбается, а в голосе ни намека на смех. Такой может и запереть, пусть даже в шутку.
— Не много, ладно? Он иначе не заснет, — проговорила Соня примирительным тоном.
— А кто в новогоднюю ночь спит? Я хлопушки купил. Да и соседи обязательно салют устроят. А ты не устраивай трагедию на сахарной почве. Новый год, блин. Релакс, окей?
Соня кивнула. Роман тут же убрал руки. И она сразу пожалела, что не взяла минуту на размышление, такие теплые у него оказались ладони. Вода, значит, теплая бежит у них в кране. Даже горячая. И он сбежит — от нее, вниз, к дровам. Не наломать бы ей дров, не показать своего интереса. А откуда он взялся вдруг? От возраста. Откуда еще берутся подобные мысли? И от свечного запаха, от яркого света, льющегося из верхних ламп — да еще, конечно же, из-за мокрых носков и поджатых пальцев. Страшно жить.
— Подожди! — одернула Соня брата, когда тот вцепился в край ее дурацкого свитера. — Я ноги промочила. Дай сухие носки надену.
Про то, что ей нужно ещё дыхание в норму привести после полуобъятий Романа, Соня, конечно же, умолчала — и даже себя пожурила за вольные мысли: куда она со свиным рылом… Знакомства бы не было, не попади Роман впросак со звонком Тихона, потом ему стало неловко или банально скучно, а она тут постольку поскольку… сестра. Сестра Тихона, не больше…
Да и пять лет разницы — это же целая пропасть, и со всеми ее дурацкими свитерами она в глазах Романа малолетка и только. Он их обоих забудет через день или два — непонятно просто сейчас, сколько он намерен еще провозиться с Тихоном. Пока не надоест… Живая игрушка.
Так что же? Тихон счастлив. Только как бы потом не попросился обратно. Не стал бы спрашивать, когда ещё поедем в гости… В несуществующие гости.
— Что ты копаешься? — выдал брат деловым тоном, очень точно копируя ее собственные слова и интонации.
В пору обидеться — на саму себя, и Соня спешно принялась расправлять высокие носки на ставших ледяными икрах. Джинсы на подкладке, но менять их на спортивные штаны она побоялась — дверь открыта, да и вообще, что если Роману взбредет в голову вывалиться на улицу? Засунуть ребенка в комбинезон — минутное дело, а вот бежать переодеваться… Они без нее уйдут, и тогда ей с этой Женей один на один оставаться и узнавать, что же та на самом деле про их приезд думает. Она-то мысли племянника хорошо знает…
— Тихон, дуй сюда!
Роман сидел на низенькой скамеечке возле печки — такие на праздничных открытках достаются обычно кошкам.
— Держись за перила! — крикнула Соня.
Теперь совесть ее была чиста хотя бы относительно чистоты рук брата.
Но Тихон не слушал ее предупреждений, летел, не считая ступеньки. Да что ж такого в этом Романе, что ребенка как подменили?! Да и она не чувствовала себя прежней. Никогда Соня не наблюдала в себе такой робости. Никогда специально не зализывала перед зеркалом волосы, чтобы стать ещё менее притягательной для мужского взгляда — пусть не думает, что она пытается ему понравиться, пусть не… Не смотрит на нее совсем.
Да так и есть, Роман не спускает глаз с новой живой игрушки — с Тихона. Нравится производимый на него эффект? Доволен…
Недовольна она, хотя должна бы радоваться зимнему приключению — она бы дальше загородного парка, в котором можно покормить белочек, брата не вывезла до конца зимы. С дачей знакомых нет. Тех, кто мог бы пригласить. Кому она с ребёнком нужна на праздники? Обуза да и только…
— Соня, он не первый раз это делает…
Она не вздрогнула от прикосновения хозяйки к ее плечам. Она сжалась от произнесенных этой тетей Женей слов. Что не в первый раз? Тащит на дачу непонятно кого? И непонятно зачем…
— Разжигает печку, — к счастью для Сони, Женя сама догадалась пояснить свою мысль.
Соня, конечно, смотрела на склоненные головы разновозрастных мужчин, но думала в этот момент совсем не о дровах, спичках и печном огне… Другой разгорался внутри, и она не хотела признаваться, что ее сжигает обида на такое демонстративное игнорирование Романом ее особы.
— Расслабься…
Соня повела плечами, надеясь, что Женя даже на секунду не подумает про иные причины кислой мины гостьи. Пусть будет только страх за брата. Пусть!
— Тарелки поможешь расставить?
Жаль, Женя не добавила «и не разбить» в свой вопрос. Тогда бы Соня хоть иллюзий не строила о своем внешнем виде и поведении.
— Конечно. А что ещё можно сделать?
Сделать… Не только с подготовкой к застолью, а вообще — со всей сложившейся ситуацией, со снегом ей на голову в виде Santa Ромы.
Глава 14 Подарочек или чудо?
Женя часто задавалась простым вопросом — почему Ромка чудит исключительно в ее доме? Психологи сказали бы, что только с теткой племянник чувствует себя в безопасности. Но Женя считала всех психологов шарлатанами, а причину видела в своем брате и его жене — затюкали “ее” ребеночка в конец. Все хотели видеть в нем идеального, вот Ромка и сбежал под крылышко к первой дуре, позволив себя облапошить. Не влюбился, а был нагло в любовь затащен на аркане длинных ног и сладких речей и будучи хорошо воспитанным, не ушел, а взял в привычку подчиняться капризной крале.
Назвать Агату девушкой у Жени не поворачивался язык, а называть сучкой не хотелось. Тогда пришлось бы согласиться с братом, что все мужики по природе кабели, и в молодости совсем не плохо иметь постоянную бабу, которая, кроме денег, ничего особо и не требует. А вот Женю такое безразличие к смене статуса в Агате сразу насторожило — не хочет замуж, хотя после энного количества лет совместного житья-бытья девушки не то что задумываются о кольце на пальце, а всяческими правдами и порой даже неправдами требуют его у второй до сей поры незаконной половинки.
А не хочет, значит, не любит и бросит при первом удобном случае. Женя это знала наперед и нисколечки не удивилась вчерашнему явлению и заявлению племянника о предательстве “не-девушки”. Только обрадовалась, что это случилось рано, а не поздно.
Однако сейчас не знала, радоваться или плакать появлению в доме новой “дамы под вопросом”. Или вообще ругать себя, на чем свет стоит за дурацкие записочки высшим силам зимы… Или не стоит? В общем-то не в том она возрасте, чтобы в Дедов Морозов верить. Полвека Красный Нос не слышал ее просьб, а тут даже Нового года не стал дожидаться. До Нового Устюга от них далеко, до финской границы сподручнее как-то добираться и от нее до них тоже: выходит финский дед учудил или удружил им эту Соню, с финской медлительностью аккурат через неделю после Рождества или вообще спустя целый год, ведь Женя еще под прошлой елкой мечтала, чтобы Агата провалилась сквозь землю, растаяла, как Снегурочка, в облако превратилась и исчезла из жизни Ромки навсегда. А теперь? Не проспи свое счастье, типа. Но нужно ли им это счастье? В лице Сони.
Женя пыталась разглядеть в этом несуразном то ли подростке, то ли переростке взрослую женщину, но видела только затюканного ребенка, который на контрасте с живчиком Тихоном смотрелся существом абсолютно чужеродным. Волосы красивые и чистые. Их длина сразу бросилась в глаза: их шелковистость можно было легко оценить на глазок. Это порадовало Женю несказанно — первое, что запускают замотанные “мамочки” — голову. Своевременное мытье волос — это единственная крепкая связь с реальностью. Ромка завалился без приглашения, так что ко встречи с ним девчонка не готовилась, и Жене, получается, в первый же день повезло увидеть прикрытую лишь дурацким свитером природную красу Сони.
То, что из гадкого утенка вырастет лебедушка, Женя не сомневалась — не могла только прикинуть, когда же это случится. Не первого января точно!
— Считай, сдала ребенка с потрохами. Расслабься, — проговорила Женя и как бы ненароком тронула гостью за локоть.
От свитера током шибануло — да и от самой Сони тоже.
— Извини… те… — сказали обе чуть ли не в унисон, пропустив через тело нехилый разряд.
Жаль, что не зарядились от него бодростью духа, а так хотелось светиться без лампочек и бенгальских огней. И без двух пальцев в розетку, а от одной только улыбки.
— Соня, ты можешь отдохнуть. Считай это подарком на Новый год. От Деда Мороза.
— От Романа, что ли? — спросила гостья все так же скованно, как просила до этого прощения за искру, в которой не была виновата.
— Считай, что от него, если не даешь мне примазаться.
— Вы такой стол накрыли, — вновь стыдливо потупилась гостья.
— Ты еще ничего не пробовала… И вообще, Соня, поверь, это все неважно.
Женя снова протянула руку. Обнять, приобнять, просто прикоснуться — она вдруг почувствовала, что это необходимо сделать прямо сейчас, у окна, у стола, за спиной у Ромки. Девчонка не просто так искрит — она электрический ежик, и шелк волос — обман зрения, на самом деле это наждачка, защитная пленка, непробиваемая скорлупа… Убиться об асфальт, бедный ребенок!
— Я про твою помощь, — Женя тронула свитер и оставила ладонь на плече девушки. — Просто сядь и отдохни.
— Я не устала! — ответила Соня так быстро, что Женя не сумела вовремя усилить хватку и поэтому упустила колючую птичку.
Далеко, конечно, не улетит — в теплом доме, точно в клетке. Они все.
— Соня, отдохни… Ты уже стол сегодня накрывала. Ромка мне рассказал. И я попытаюсь не обидеться, если он ничего у меня есть не будет…
Соня не улыбнулась: по-прежнему до предела напряжена. Взять и встряхнуть ее. Или обнять — обнимали бы ее, не гудела бы, точно трансформаторная будка под напряжением. Девчонка — сгусток страхов и проблем. Нужна ли такая проблема Ромке? Или пусть отдохнет после Агаты? Впрочем, а чего это она за него решает. И за нее — девчонка не маленькая, может и мутить с кем-нибудь уже. Сама Женька в ее возрасте только и делала, что парням глазки строила, а эта прячет… Но, возможно, Соня не такая и скромница, как кажется, просто затюканная жизнью. Да и вообще — с чего это она решила, что Соня и есть тот самый подарок от Деда Мороза. Может, это чудо оленье вообще не подарок…
Но подарок для незнакомки Женя все же приготовила — такой, какой и просил Ромка: бусики. Не бусы, а именно бусики: премилое девчачье сочетание синего с красным бисера — новогоднее непритязательное украшение, чтобы Соня не почувствовала себя неловко, получив его в подарок. Сделать ребенку приятное в Новый год — святое, а кто тут ребенок, Тихон или Соня, еще поспорить можно на целую бутылку шампанского. Соня — ребенок, ребенок, которого взрослые лишили детства.
Женя убедилась в этом, пытаясь наводящими вопросами нарушить мрачную тишину, повисшую над праздничным столом. Кухонная перегородка скрыла от глаз печку, и теперь ничего не мешало заботливой тетушке прощупывать почву — вернее, тут же соскользнуть с обледенелой кочки в подмерзшее болотце беспросветной безнадеги. Соня говорила тихо, но открыто — ничего не скрыла ни про мать, ни про отца, ни про заваленную школу и дурацкую работу. Расхождений с кратким рассказом Ромки не обнаружилось, зато открылось море подробностей, ему, скорее всего, неизвестных.
Жене в начале показалось, что девушка специально сгущает краски своего житья-бытья: только не для того, чтобы сильнее разжалобить, а чтобы выставить себя с братом в самом невыгодном свете. Да — мы другие, мы для вас плохая компания, радуйтесь — вы нас облагодетельствовали, мы не забудем, но скоро свалим.
Ну, это грубая выжимка монолога гостьи — Соня ни разу даже голоса не подняла. Ни одного грубого слова не проскользнуло в ее речи, но суть была кристально ясной: Соня не рада приглашению, ей здесь неуютно, она хочет, чтобы поскорее наступил Новый год и… уехать. Забыть их, как можно быстрее — вот то желание, которое она загадает под бой курантов.
Да, это Женя поняла к концу беседы. Поняла, что Соне ужасно стыдно за выходку брата. Еще поняла, что это первая такая откровенная беседа девушки с посторонним человеком или же… Бедная Соня говорит сама с собой, повторяет вслух то, что талдычил ее внутренний голос изо дня в день, из года в год. Неужели этой женщине живется спокойно, зная, как страдает ее дочь? Но что может сделать Женя? Накормить, обогреть, выслушать — помочь? Нет, тут только чудо поможет.
И это чудо не может быть рукотворным. Ромка лишь дров наломает. Он не чуток, он прет напролом — да и вообще, с чего она решила, что Соня его увлекла? Вон сидит у печки с мальчишкой и даже не обернется. Это она специально выглянула из-за угла, чтобы собраться с мыслями и успокоиться. Может, и хорошо, что в Ромке только воспитание сработало, а не другие инстинкты. Теперь и сама Женя ждет не дождется Нового года, чтобы забыть последний день старого, как страшный сон. Вывалила эта Сонечка весь сор своей семьи прямо на их нарядную скатерть. Тут салфеточки трубочками сложены, фужерчики сверкают, мандаринки благоухают — а у нее теперь, вместо предвкушения праздника, совы на душе ухают. Да, так вот и стояла, поддакивала, не в силах вымолвить ни слова утешения.
Может, и хорошо, что молчала — жалость только унижает. Кому надо по шапке надавать, так это нерадивому папашке, который должен был в лепешку разбиться, чтобы дети оставались детьми до положенного срока. Вот, не раздумывая, дала бы ему подзатыльник чугунной сковородой… Завтра, кстати, случай такой и представится.
За этими мыслями Женю и поймал Роман, высунувшись из-за угла с сообщением, что они пойдут снеговика лепить, раз есть им все равно не дают.
— Ребенок с мороза уснет, — выдала она, раньше чем тоже самое сказала бы сестра мальчика. — Давайте сначала за стол.
— Я хочу снеговика, — высунулся из-за мужской спины виновник этой всей новогодней самодеятельности.
— Ты тут не главный! — все же сумела вставить свои пять копеек вредная сестренка.
— А кто главный?
Вот за эти слова Жене захотелось огреть сковородой заодно и племянника. Еще в году старом.
— Я здесь главная, я хозяйка! — выдала она, краем глаза успев заметить, как вспыхнула Соня. — Сказала, никуда не пойдете, вот и сидите тут!
— Надо больно… Мы пойдем наверх шары гонять… Ты идешь?
Соня отказалась — тихо, скромно. Женя бы сама не приняла приглашения, сделанного таким тоном. Ромка вообще перестал за собой следить. Может, и правда не хотел тащить сестру с братом в гости.
— Нам есть, чем заняться, — вступилась Женя на правах хозяйки за девушку. — Чтобы духу вашего здесь не было, пока не позовем.
