Аскила знала, что парню, в отличие от его отца, можно верить. Только много ли будет толку от безусого юнца?
Всё, что у него имеется, принадлежит отцу, а тот уж больно прижимист, всё под себя гребёт, оглоед.
- Если ребёнок выживет, буду приносить в ваш дом четвёртую часть добычи, - обозначил свои намерения Тимат и вышел за дверь.
За спиной Аскилы послышался вздох. А она и позабыла, что Илати всё это время находилась здесь же.
- Вот что, дочка, - обратилась к девушке мать, - хватит тебе простые рубахи носить. Открывай сундук. Посмотрим, какое из моих платьев тебе сгодится. Сегодня же и перешьём.
Илати радостно взвизгнула и бросилась в спальню родителей, а Аскила повернулась к приёмышу, которого дочь, кажется, даже не заметила, и капнула в маленький ротик одну каплю тягучего зелья, а после попыталась накормить малышку своим молоком. Грудь младенец не брал. Тогда Аскила сцедила немного молока в глиняную кружку и, смочив чистую тряпицу, принялась выжимать его по капле в приоткрытый рот ребёнка. Наконец, уверившись в том, что сделала всё, как надо, женщина просветлела лицом.
- Если выживешь, - шепнула она, склонившись к ребёнку, - я дам тебе имя.
Глаза малышки вдруг распахнулись, и Аскила едва не утонула в их бездонной синеве, не холодной и бездушной, как у Ватаура, а насыщенно-синей, как летнее небо. В деревне то у них все были черноволосые, да кареглазые, а тут вдруг такая диковинная красота невесть откуда взялась. Может и впрямь то боги её семью одарили?
Пять лет спустя.
Предательски скрипнула рассохшаяся половица, извещая Аскилу о возвращении старшей дочери. Опять, негодница, явилась под утро. Всё никак не намилуется с Тиматом. Был бы кто другой, женщина давно бы забила тревогу, но этому парню она доверяла. Сказал, что женится на Илати, значит, так тому и быть. Свадьбу, как водится, сыграют после сбора урожая. Соседские мужики помогут молодым поставить дом. Так уж у них в деревне заведено, что большие дела делаются сообща. Всяк знает, что в одиночку в их суровых краях не выжить, вот и держатся друг за друга, помогая, кто чем может.
Земли вокруг достаточно. Хватит и зерно посеять, и огород посадить, ещё и скотине на прокорм останется. Даже если староста будет возражать, Тимат и без его помощи сможет крепко встать на ноги.
Аскила осторожно перевернулась на другой бок, стараясь не разбудить мужа, но тот даже не шевельнулся. Крепкий сон у её Валха. Спит и не чует, какие дела нынче творятся. Женщина с любовью посмотрела на лежащего рядом мужчину. Решила, пусть его спит, намаялся, поди, за день. Сыновья хоть и переняли отцовскую науку, да всё одно за ними пригляд нужен. Всего то по двенадцать годков стукнуло близнецам Усхату и Аттаю, а они уже признанные в деревне охотники. На двоих у них получается забивать дичи не меньше, чем когда-то добывал их отец.
Теперь уж не приходится сомневаться в том, что Лариника принесла в их дом счастье. Маленькая непоседа с золотыми волосами и голубыми глазами стала любимицей всей деревни. Первое время на неё приходили посмотреть, как на чудо. Ну и подарки в дом приносили, не без этого. Каждый надеялся получить частичку божественного дара для себя и своих близких. Правда были и те, кто смотрел на малышку косо, ну да в семье не без урода, это всем известно.
Время показало, что правы были те, кто считал Ларинику подарком богов. С тех пор, как золотоволосая малышка появилась в их деревне, не случилось ни одного неурожая. Соседние поселения в прошлом году накрыла засуха, а их поля обошла стороной. А за год до этого полчища саранчи сдохли аккурат на подходе к их землям. Разве это не чудо?
Старики говорили, что в давние времена от таких вот напастей людей оберегали хасуры. Только нынче их правители не те, что были раньше. Не осталось в них ни доброты, ни сострадания. Давно уж никто не обращался к хасурам за помощью. Привыкли как-то обходиться своими силами. А вот дань они собирают исправно, и попробуй только не уплати положенного в срок, мигом нашлют наводнения и ураганы. Не пожалеют ни старых, ни малых, всех оставят без крова и пищи. Такое уже случалось и не раз. С тех пор люди стали бояться и ненавидеть хасур, но выступать против них уже не решались, справедливо полагая, что лучше потуже затянуть пояса в голодный год, чем хоронить погибших и заново отстраивать разрушенные дома.
От тягостных мыслей Аскила вновь вернулась к той единственной, что наполняла счастьем её душу. Сбылась её давняя мечта - хорошего мужа выбрала себе Илати. Радостно было Аскиле за дочь. Даже когда сама выходила замуж за Валха, кажется, не чувствовала себя такой счастливой, хоть и любила его сильно.
Аскила позволила себе ещё немного помечтать, а после уж встала - её день начинался задолго до рассвета.
***
Лариника проснулась от тихого смеха сестры. Илати кружилась по комнате, чудом не задевая выступающие углы.
Глядя на неё, и Лариника начала улыбаться. Она прислушивалась к настроению сестры, пропускала через себя её радость и ощущала, как внутри неё начинает распускаться чудесный цветок. Жаль, что такие чистые и светлые эмоции встречались ей не часто. После них Лариника чувствовала себя всемогущей. Казалось, стоит только захотеть, и она с лёгкостью сможет повелевать ветром и облаками, научится понимать язык птиц и зверей, и даже растения непременно откликнутся на её призыв.
Однажды Лариника не удержалась и попробовала воздействовать на гадюку, пробравшуюся на их подворье.
"Пошла прочь!", - мысленно приказала малышка ядовитой гадине, и та её послушалась. Не сразу, конечно, сперва попыталась возразить: шипела яростно, только что ядом не плевалась. Но в конце концов подчинилась и повернула обратно в лес.
А Лариника без сил опустилась на землю, ноги её не держали. И всё же она поняла главное - её фантазии реальны, вот только насколько велики её силы, ещё только предстояло выяснить. Главное тут не надорваться. Не помешал бы знающий человек, тот, кто помог бы ей во всём разобраться. Да где же такого взять?
Не будучи уверенной в том, как отнесутся к её необычным способностям жители деревни, Лариника, именуемая в прошлой жизни Ларисой, решила хранить всё в тайне. Становиться изгоем в её планы не входило. Да и родителей было жалко. Необычность дочери может отразиться на них не самым лучшим образом. А им и без того приходится нелегко.
Пять лет назад, очнувшись в теле младенца, Лариса испытала настоящий шок. После долго болела, то ли от перенесённых телом реципиента испытаний, то ли от нервного потрясения. А быть может, причина была и в том, и в другом одновременно. Но как бы то ни было, она выжила, хоть и не знала радоваться ей или огорчаться по этому поводу, ведь впереди ждала неизвестность.
Постепенно Лариса смирилась и с новым телом, и с новым именем, и с этим отсталым миром, и с тем, что пришлось учиться всему заново: сначала ползать, потом ходить, бегать, говорить. К слову, новое имя ей очень понравилось. Оно представлялось ей, как производное от двух имён: Лариса и Вероника. Как будто получила маленький привет из прошлого.
Первый год жизни ожидаемо стал для неё самым сложным в плане недееспособности. Разумом взрослой женщины Лариса понимала, что никуда ей от этого не деться и хочешь, не хочешь, придётся терпеть определённые неудобства, как моральные, так и физические, пока тело не наберёт силу. Но кто бы знал, как тяготила её эта беспомощность. Когда не можешь сама о себе позаботиться и вынуждена уповать на чью-то милость.
Как ни странно, имелись и положительные моменты попадания в тело младенца.
Во-первых, у Ларисы было время выучить чужой язык и немного освоиться в незнакомом месте, не выдавая своего иномирного происхождения.
Во-вторых, ей не было нужды заботиться о пропитании и крыше над головой.
Оказавшись под защитой семьи, маленькая Лариника не голодала, не мёрзла, не подвергалась какому-либо риску или насилию, в общем, не испытывала физических трудностей. Даже не смотря на то, что отец её оказался безруким калекой. Да, семья их жила не богато, но и не бедствовала, не в последнюю очередь благодаря Аскиле - её матери. Именно эта сильная женщина не позволила мужу впасть в отчаяние, когда с ним случилось несчастье. И вместо того, чтобы спиться или наложить на себя руки, он взялся за обучение сыновей охотничьему делу и довольно успешно. При других обстоятельствах, Валх не стал бы так рано давать мальчишкам в руки оружие, считая, что им нужно ещё немного подрасти и окрепнуть. Вот только жизнь не спрашивает, хотим ли мы становиться взрослыми. Так и Усхату с Аттаем рано пришлось повзрослеть.
Иногда Лариса думала, что попала не слишком удачно. Окружающая действительность, мягко говоря, не внушала ей оптимизма. В прошлой жизни она была городской жительницей и потому с ужасом представляла себя в роли безграмотной крестьянки, с натруженными руками и измученным частыми родами телом. А именно такое будущее её и ожидало, если только не случится ничего из ряда вон выходящего. Однако, она понимала, как мало надежды на то, что в её нынешней жизни что-то изменится. И скорее всего, придётся довольствоваться тем, что есть.
Изрядная доля оптимизма, прихваченная Ларисой из прошлой жизни, помогла ей примирится с действительностью и продолжить жить дальше, старательно отмечая все положительные моменты и не зацикливаясь на мелочах вроде неустроенности быта и неясного будущего.
Поддержанию позитивного настроя попаданки немало способствовало наличие у неё сестры близняшки Вилланы. Эта кроха стала смыслом её жизни. Забота о ней помогла Ларисе не скатиться в пучину отчаяния, когда никакие разумные доводы уже не действовали. Душа взрослой женщины видела в этом ребёнке свою не родившуюся внучку и дарила ей всю себя.
Аскила только диву давалась, глядя на то, как Лариника опекает сестру. Поначалу такое поведение крохи казалось всем странным, а после к этому привыкли и уже не обращали внимания на то, что одна малышка настойчиво учит ходить другую, вытирает ей слёзы, успокаивает и всегда встаёт на её защиту.
Со временем Аскила стала замечать и другие странности в поведении Лариники. Её ничему не приходилось учить. Девочка сама находила себе занятие. То примется двор подметать, то за помывку посуды возьмётся. И всегда рядом с ней крутилась Виллана, стараясь во всём подражать сестре.
К пяти годам девочки стали настолько самостоятельными, что с лёгкостью выполняли нехитрую работу по дому, пропалывали грядки и кормили цыплят. Аскила не могла нарадоваться на дочерей. Она давно не вспоминала о том, что светловолосая Лариника им чужая. Да и Валх принял девочку как родную. В деревне же год-другой посудачили о найдёныше и тоже забыли. У людей хватало своих забот, чтобы помнить, кто из Валховых девчонок появился на свет из материнского чрева, а кого из них принесла река. Достаточно было того, что и Аскила, и Валх признали Ларинику своей, большего и не надо.
А Лариника решила не останавливаться на достигнутом, однажды решив для себя, что она вовсе не обязана мириться с окружающими её невежеством и безграмотностью. Пусть здешнее образование, если таковое вообще существовало, ей не доступно, хватит и того, что у неё уже имеется. Ещё и других сможет научить кое-чему полезному. Начинать, разумеется, нужно с малого, в противном случае можно и надорваться. Сперва следует обучить чтению и письму сестру, как самого близкого человека, к тому же воспринимающего все её странности, как нечто само собой разумеющееся, а после и до остальных дело дойдёт.
К слову, Виллана ни разу не задумалась о том, что Лариника чем-то отличается от других детей, да вот хотя бы от неё самой. Им просто было весело и интересно вдвоём. А ещё, находясь рядом с Лариникой, она чувствовала себя защищённой. Даже к матери Виллана не ощущала такой сильной привязанности, какую испытывала к сестре, которую почему-то считала старшей, хотя они и родились в один день.
Новая игра увлекла её сразу. У Вилланы даже глаза расширились от удивления, когда она поняла, что слова можно рисовать точно так же, как они рисовали собачку, солнышко или домик.
Малышка окунулась в неизвестный мир букв и слов со страстью первооткрывателя. А Лариника к тому же умело подогревала её интерес, намекая на возможность передачи тайных сообщений друг другу при помощи таких вот рисунков. Вскоре Виллана довольно сносно читала по слогам короткие слова и немного коряво выписывала угольком на бересте отдельные буквы.
О бумаге и простейшем карандаше можно было только мечтать. Зато угля хватало с лихвой, как и бересты. Её заготавливали отец с братьями в большом количестве в конце весны. После долго сушили и складывали в сухом сарае. Дальше мастерили из неё колчаны для стрел, делали различные короба, а ещё плели лапти - незаменимую обувь для всех жителей деревни, от мала до велика. С весны до осенней распутицы удавалось сносить не одну пару лаптей, так что плели их постоянно. Из-за своего увечья отец мог только руководить сыновьями, но делал он это настолько толково, что у братьев любое изделие выходило на диво ладным. Находились и покупатели на короба и берестяные плетёнки. Расплачивались, кто чем мог: птицей, холстиной, зерном. Прибыток выходил небольшой, но и он в семье был не лишним.
Вот такой ценный материал присмотрела Лариника для своих нужд. Ей сгодились и те берестёнки, что по каким-то причинам забраковал отец. Мать обычно использовала их для растопки печи, но дочери в столь малой просьбе отказывать не стала. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось…
Местного алфавита Лариника не знала, да и сильно сомневалась в его существовании. Уж слишком допотопным выглядело всё вокруг. Разумеется, с подворья многого не разглядишь, им с сестрой по причине малолетства запрещалось выходить за ворота, но хотя бы раз за всё время мать с отцом должны были обмолвиться о каких-нибудь письменах или грамотах, если бы таковые имелись. Так нет же, создавалась впечатление, что безграмотность тут распространена повсеместно. Хорошо хоть худо-бедно научились считать. Да и то пользовались этим знанием неохотно. К примеру, говорили: заготовили полклети зерна. Вместо того, чтобы назвать точное количество мешков, которое сгрузили в ту самую клеть. Кур и гусей вообще не считали. Корова-кормилица была одна, ещё имелась пара коз, да пяток овец - вот и всё хозяйство. Чего его считать? Лошадь при необходимости брали у соседа. Охотнику она ни к чему, корми её целый год, чтобы воспользоваться раз-другой, если возникнет такая необходимость, а она, по причине отцовского увечья, возникала не часто.
Вот такое простое житьё-бытьё, можно сказать, не жизнь, а топтание на месте, из года в год, из века в век, с непременным соблюдением сложившихся веками традиций и заветов предков, которые ни в коем случае нельзя нарушать.
"Нельзя то оно нельзя, но если очень хочется, то можно", - сказала себе Лариника и принялась потихоньку расшатывать устоявшуюся систему, перво-наперво решив бороться с безграмотностью.
Не долго думая, за основу местного алфавита она взяла родную кириллицу. Применить метод транслитерации оказалось не сложно. Знакомые буквы отлично вписались в чужой язык.
Всё, что у него имеется, принадлежит отцу, а тот уж больно прижимист, всё под себя гребёт, оглоед.
- Если ребёнок выживет, буду приносить в ваш дом четвёртую часть добычи, - обозначил свои намерения Тимат и вышел за дверь.
За спиной Аскилы послышался вздох. А она и позабыла, что Илати всё это время находилась здесь же.
- Вот что, дочка, - обратилась к девушке мать, - хватит тебе простые рубахи носить. Открывай сундук. Посмотрим, какое из моих платьев тебе сгодится. Сегодня же и перешьём.
Илати радостно взвизгнула и бросилась в спальню родителей, а Аскила повернулась к приёмышу, которого дочь, кажется, даже не заметила, и капнула в маленький ротик одну каплю тягучего зелья, а после попыталась накормить малышку своим молоком. Грудь младенец не брал. Тогда Аскила сцедила немного молока в глиняную кружку и, смочив чистую тряпицу, принялась выжимать его по капле в приоткрытый рот ребёнка. Наконец, уверившись в том, что сделала всё, как надо, женщина просветлела лицом.
- Если выживешь, - шепнула она, склонившись к ребёнку, - я дам тебе имя.
Глаза малышки вдруг распахнулись, и Аскила едва не утонула в их бездонной синеве, не холодной и бездушной, как у Ватаура, а насыщенно-синей, как летнее небо. В деревне то у них все были черноволосые, да кареглазые, а тут вдруг такая диковинная красота невесть откуда взялась. Может и впрямь то боги её семью одарили?
ГЛАВА 2
Пять лет спустя.
Предательски скрипнула рассохшаяся половица, извещая Аскилу о возвращении старшей дочери. Опять, негодница, явилась под утро. Всё никак не намилуется с Тиматом. Был бы кто другой, женщина давно бы забила тревогу, но этому парню она доверяла. Сказал, что женится на Илати, значит, так тому и быть. Свадьбу, как водится, сыграют после сбора урожая. Соседские мужики помогут молодым поставить дом. Так уж у них в деревне заведено, что большие дела делаются сообща. Всяк знает, что в одиночку в их суровых краях не выжить, вот и держатся друг за друга, помогая, кто чем может.
Земли вокруг достаточно. Хватит и зерно посеять, и огород посадить, ещё и скотине на прокорм останется. Даже если староста будет возражать, Тимат и без его помощи сможет крепко встать на ноги.
Аскила осторожно перевернулась на другой бок, стараясь не разбудить мужа, но тот даже не шевельнулся. Крепкий сон у её Валха. Спит и не чует, какие дела нынче творятся. Женщина с любовью посмотрела на лежащего рядом мужчину. Решила, пусть его спит, намаялся, поди, за день. Сыновья хоть и переняли отцовскую науку, да всё одно за ними пригляд нужен. Всего то по двенадцать годков стукнуло близнецам Усхату и Аттаю, а они уже признанные в деревне охотники. На двоих у них получается забивать дичи не меньше, чем когда-то добывал их отец.
Теперь уж не приходится сомневаться в том, что Лариника принесла в их дом счастье. Маленькая непоседа с золотыми волосами и голубыми глазами стала любимицей всей деревни. Первое время на неё приходили посмотреть, как на чудо. Ну и подарки в дом приносили, не без этого. Каждый надеялся получить частичку божественного дара для себя и своих близких. Правда были и те, кто смотрел на малышку косо, ну да в семье не без урода, это всем известно.
Время показало, что правы были те, кто считал Ларинику подарком богов. С тех пор, как золотоволосая малышка появилась в их деревне, не случилось ни одного неурожая. Соседние поселения в прошлом году накрыла засуха, а их поля обошла стороной. А за год до этого полчища саранчи сдохли аккурат на подходе к их землям. Разве это не чудо?
Старики говорили, что в давние времена от таких вот напастей людей оберегали хасуры. Только нынче их правители не те, что были раньше. Не осталось в них ни доброты, ни сострадания. Давно уж никто не обращался к хасурам за помощью. Привыкли как-то обходиться своими силами. А вот дань они собирают исправно, и попробуй только не уплати положенного в срок, мигом нашлют наводнения и ураганы. Не пожалеют ни старых, ни малых, всех оставят без крова и пищи. Такое уже случалось и не раз. С тех пор люди стали бояться и ненавидеть хасур, но выступать против них уже не решались, справедливо полагая, что лучше потуже затянуть пояса в голодный год, чем хоронить погибших и заново отстраивать разрушенные дома.
От тягостных мыслей Аскила вновь вернулась к той единственной, что наполняла счастьем её душу. Сбылась её давняя мечта - хорошего мужа выбрала себе Илати. Радостно было Аскиле за дочь. Даже когда сама выходила замуж за Валха, кажется, не чувствовала себя такой счастливой, хоть и любила его сильно.
Аскила позволила себе ещё немного помечтать, а после уж встала - её день начинался задолго до рассвета.
***
Лариника проснулась от тихого смеха сестры. Илати кружилась по комнате, чудом не задевая выступающие углы.
Глядя на неё, и Лариника начала улыбаться. Она прислушивалась к настроению сестры, пропускала через себя её радость и ощущала, как внутри неё начинает распускаться чудесный цветок. Жаль, что такие чистые и светлые эмоции встречались ей не часто. После них Лариника чувствовала себя всемогущей. Казалось, стоит только захотеть, и она с лёгкостью сможет повелевать ветром и облаками, научится понимать язык птиц и зверей, и даже растения непременно откликнутся на её призыв.
Однажды Лариника не удержалась и попробовала воздействовать на гадюку, пробравшуюся на их подворье.
"Пошла прочь!", - мысленно приказала малышка ядовитой гадине, и та её послушалась. Не сразу, конечно, сперва попыталась возразить: шипела яростно, только что ядом не плевалась. Но в конце концов подчинилась и повернула обратно в лес.
А Лариника без сил опустилась на землю, ноги её не держали. И всё же она поняла главное - её фантазии реальны, вот только насколько велики её силы, ещё только предстояло выяснить. Главное тут не надорваться. Не помешал бы знающий человек, тот, кто помог бы ей во всём разобраться. Да где же такого взять?
Не будучи уверенной в том, как отнесутся к её необычным способностям жители деревни, Лариника, именуемая в прошлой жизни Ларисой, решила хранить всё в тайне. Становиться изгоем в её планы не входило. Да и родителей было жалко. Необычность дочери может отразиться на них не самым лучшим образом. А им и без того приходится нелегко.
Пять лет назад, очнувшись в теле младенца, Лариса испытала настоящий шок. После долго болела, то ли от перенесённых телом реципиента испытаний, то ли от нервного потрясения. А быть может, причина была и в том, и в другом одновременно. Но как бы то ни было, она выжила, хоть и не знала радоваться ей или огорчаться по этому поводу, ведь впереди ждала неизвестность.
Постепенно Лариса смирилась и с новым телом, и с новым именем, и с этим отсталым миром, и с тем, что пришлось учиться всему заново: сначала ползать, потом ходить, бегать, говорить. К слову, новое имя ей очень понравилось. Оно представлялось ей, как производное от двух имён: Лариса и Вероника. Как будто получила маленький привет из прошлого.
Первый год жизни ожидаемо стал для неё самым сложным в плане недееспособности. Разумом взрослой женщины Лариса понимала, что никуда ей от этого не деться и хочешь, не хочешь, придётся терпеть определённые неудобства, как моральные, так и физические, пока тело не наберёт силу. Но кто бы знал, как тяготила её эта беспомощность. Когда не можешь сама о себе позаботиться и вынуждена уповать на чью-то милость.
Как ни странно, имелись и положительные моменты попадания в тело младенца.
Во-первых, у Ларисы было время выучить чужой язык и немного освоиться в незнакомом месте, не выдавая своего иномирного происхождения.
Во-вторых, ей не было нужды заботиться о пропитании и крыше над головой.
Оказавшись под защитой семьи, маленькая Лариника не голодала, не мёрзла, не подвергалась какому-либо риску или насилию, в общем, не испытывала физических трудностей. Даже не смотря на то, что отец её оказался безруким калекой. Да, семья их жила не богато, но и не бедствовала, не в последнюю очередь благодаря Аскиле - её матери. Именно эта сильная женщина не позволила мужу впасть в отчаяние, когда с ним случилось несчастье. И вместо того, чтобы спиться или наложить на себя руки, он взялся за обучение сыновей охотничьему делу и довольно успешно. При других обстоятельствах, Валх не стал бы так рано давать мальчишкам в руки оружие, считая, что им нужно ещё немного подрасти и окрепнуть. Вот только жизнь не спрашивает, хотим ли мы становиться взрослыми. Так и Усхату с Аттаем рано пришлось повзрослеть.
Иногда Лариса думала, что попала не слишком удачно. Окружающая действительность, мягко говоря, не внушала ей оптимизма. В прошлой жизни она была городской жительницей и потому с ужасом представляла себя в роли безграмотной крестьянки, с натруженными руками и измученным частыми родами телом. А именно такое будущее её и ожидало, если только не случится ничего из ряда вон выходящего. Однако, она понимала, как мало надежды на то, что в её нынешней жизни что-то изменится. И скорее всего, придётся довольствоваться тем, что есть.
Изрядная доля оптимизма, прихваченная Ларисой из прошлой жизни, помогла ей примирится с действительностью и продолжить жить дальше, старательно отмечая все положительные моменты и не зацикливаясь на мелочах вроде неустроенности быта и неясного будущего.
Поддержанию позитивного настроя попаданки немало способствовало наличие у неё сестры близняшки Вилланы. Эта кроха стала смыслом её жизни. Забота о ней помогла Ларисе не скатиться в пучину отчаяния, когда никакие разумные доводы уже не действовали. Душа взрослой женщины видела в этом ребёнке свою не родившуюся внучку и дарила ей всю себя.
Аскила только диву давалась, глядя на то, как Лариника опекает сестру. Поначалу такое поведение крохи казалось всем странным, а после к этому привыкли и уже не обращали внимания на то, что одна малышка настойчиво учит ходить другую, вытирает ей слёзы, успокаивает и всегда встаёт на её защиту.
Со временем Аскила стала замечать и другие странности в поведении Лариники. Её ничему не приходилось учить. Девочка сама находила себе занятие. То примется двор подметать, то за помывку посуды возьмётся. И всегда рядом с ней крутилась Виллана, стараясь во всём подражать сестре.
К пяти годам девочки стали настолько самостоятельными, что с лёгкостью выполняли нехитрую работу по дому, пропалывали грядки и кормили цыплят. Аскила не могла нарадоваться на дочерей. Она давно не вспоминала о том, что светловолосая Лариника им чужая. Да и Валх принял девочку как родную. В деревне же год-другой посудачили о найдёныше и тоже забыли. У людей хватало своих забот, чтобы помнить, кто из Валховых девчонок появился на свет из материнского чрева, а кого из них принесла река. Достаточно было того, что и Аскила, и Валх признали Ларинику своей, большего и не надо.
А Лариника решила не останавливаться на достигнутом, однажды решив для себя, что она вовсе не обязана мириться с окружающими её невежеством и безграмотностью. Пусть здешнее образование, если таковое вообще существовало, ей не доступно, хватит и того, что у неё уже имеется. Ещё и других сможет научить кое-чему полезному. Начинать, разумеется, нужно с малого, в противном случае можно и надорваться. Сперва следует обучить чтению и письму сестру, как самого близкого человека, к тому же воспринимающего все её странности, как нечто само собой разумеющееся, а после и до остальных дело дойдёт.
К слову, Виллана ни разу не задумалась о том, что Лариника чем-то отличается от других детей, да вот хотя бы от неё самой. Им просто было весело и интересно вдвоём. А ещё, находясь рядом с Лариникой, она чувствовала себя защищённой. Даже к матери Виллана не ощущала такой сильной привязанности, какую испытывала к сестре, которую почему-то считала старшей, хотя они и родились в один день.
Новая игра увлекла её сразу. У Вилланы даже глаза расширились от удивления, когда она поняла, что слова можно рисовать точно так же, как они рисовали собачку, солнышко или домик.
Малышка окунулась в неизвестный мир букв и слов со страстью первооткрывателя. А Лариника к тому же умело подогревала её интерес, намекая на возможность передачи тайных сообщений друг другу при помощи таких вот рисунков. Вскоре Виллана довольно сносно читала по слогам короткие слова и немного коряво выписывала угольком на бересте отдельные буквы.
О бумаге и простейшем карандаше можно было только мечтать. Зато угля хватало с лихвой, как и бересты. Её заготавливали отец с братьями в большом количестве в конце весны. После долго сушили и складывали в сухом сарае. Дальше мастерили из неё колчаны для стрел, делали различные короба, а ещё плели лапти - незаменимую обувь для всех жителей деревни, от мала до велика. С весны до осенней распутицы удавалось сносить не одну пару лаптей, так что плели их постоянно. Из-за своего увечья отец мог только руководить сыновьями, но делал он это настолько толково, что у братьев любое изделие выходило на диво ладным. Находились и покупатели на короба и берестяные плетёнки. Расплачивались, кто чем мог: птицей, холстиной, зерном. Прибыток выходил небольшой, но и он в семье был не лишним.
Вот такой ценный материал присмотрела Лариника для своих нужд. Ей сгодились и те берестёнки, что по каким-то причинам забраковал отец. Мать обычно использовала их для растопки печи, но дочери в столь малой просьбе отказывать не стала. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось…
Местного алфавита Лариника не знала, да и сильно сомневалась в его существовании. Уж слишком допотопным выглядело всё вокруг. Разумеется, с подворья многого не разглядишь, им с сестрой по причине малолетства запрещалось выходить за ворота, но хотя бы раз за всё время мать с отцом должны были обмолвиться о каких-нибудь письменах или грамотах, если бы таковые имелись. Так нет же, создавалась впечатление, что безграмотность тут распространена повсеместно. Хорошо хоть худо-бедно научились считать. Да и то пользовались этим знанием неохотно. К примеру, говорили: заготовили полклети зерна. Вместо того, чтобы назвать точное количество мешков, которое сгрузили в ту самую клеть. Кур и гусей вообще не считали. Корова-кормилица была одна, ещё имелась пара коз, да пяток овец - вот и всё хозяйство. Чего его считать? Лошадь при необходимости брали у соседа. Охотнику она ни к чему, корми её целый год, чтобы воспользоваться раз-другой, если возникнет такая необходимость, а она, по причине отцовского увечья, возникала не часто.
Вот такое простое житьё-бытьё, можно сказать, не жизнь, а топтание на месте, из года в год, из века в век, с непременным соблюдением сложившихся веками традиций и заветов предков, которые ни в коем случае нельзя нарушать.
"Нельзя то оно нельзя, но если очень хочется, то можно", - сказала себе Лариника и принялась потихоньку расшатывать устоявшуюся систему, перво-наперво решив бороться с безграмотностью.
Не долго думая, за основу местного алфавита она взяла родную кириллицу. Применить метод транслитерации оказалось не сложно. Знакомые буквы отлично вписались в чужой язык.
