Взвизгнув от неожиданности, я подскочила и облилась горячим кофе. От боли выругалась, стиснула зубы и застонала. Да что это такое!
Приоткрытая дверь с грохотом захлопнулась, обиженно щелкнув замком.
Чуть поодаль, прислонившись к дверному косяку, стоял Дар. В прошлые встречи я толком не обратила на него внимание, все внимание приковывал Дэваль. А сейчас могла как следует рассмотреть худощавого (даже излишне) парня с растрепанными темно-каштановыми волосами. На носу у него болтались круглые очки, а лицо было испачкано в краске.
- Не понимаю, о чем ты, - холодно ответила я.
Прекрасно помню, как именно Дар стоял рядом с Дэвалем, когда вокруг моих запястий сомкнулись кандалы в заброшенном парке. И как именно Дар сидел рядом с братом, когда он в компании друзей пришел поиздеваться в бар. Не имею никакого желания с ним любезничать.
Похоже, примерно это он и прочитал на моем лице, потому что преградил мне дорогу.
- Не злись. Я не хотел тебя обижать. И отговаривал Дэва.
- Но послушно выполнял все его приказы.
Дар нервно пожал плечами.
- Он умеет убеждать. Ты с ним с детства не жила! Ты либо союзник Дэваля, либо его враг, и второе, поверь, намного хуже.
- Союз вам да любовь.
- Не злись, ну пожалуйста, я правда не хотел! И не знал даже, что Дэв собирается делать. Он никому о своих планах не рассказывает! Дай хоть шанс с тобой подружиться. Раз уж мы живем по соседству. И… я не хочу получить наказание от отца, как Дэв.
Он кивнул на дверь рядом с моей.
- Ладно, забыли, - наконец вздохнула я. – Расслабься, дверную ручку мазать зубной пастой не буду. Но повремени с дружбой. Я тебе не доверяю. Что мешает Дэвалю снова тебя использовать? А может, он делает это прямо сейчас, заставляя тебя изображать раскаяние?
- Он бы, думаю, хотел. Но отец ясно выразился: тот, кто подойдет к тебе с темными помыслами, уйдет из дома с нехваткой конечностей. Ну а еще мне действительно интересно с тобой познакомиться. Ты на моей памяти единственная, у кого хватило духу огрызнуться.
- И много таких было?
- Да нет. – Дар пожал плечами. – Дэв всегда был сам по себе. Понятия не имею, что на него нашло. Наложилось одно на другое. Даже я не могу сказать, что не ревную, хотя для меня Вельзевул – это что-то вроде бабайки. Им пугала мама, он вроде бы даже пару раз снисходил до того, чтобы со мной пообщаться. Но на этом и все. А ты на особом положении. Это бесит.
- Ну спасибо. – Я хмыкнула. – Я же не просила этого особого положения. И вообще…
Хотелось вывалить на бедолагу все свои страдания, вопросы и теории, но я решила не откровенничать лишний раз с кем-то из окружения Дэваля. Все, что я скажу, будет использовано им против меня.
- Хочешь, покажу рисунки?
- Нет.
На лице Дара появилось разочарование. Даже жаль его стало. Многим художникам важно получать одобрение от тех, кто видит его картины. Что-то я не заметила в Мортруме музеев и картинных галерей. Деньги тоже были не в ходу. И как Дар реализовывает свой талант? Складывает картины в подвал и рисует новые?
- Думаешь, я заманиваю тебя в ловушку? – тоскливо вздохнув, спросил он.
- Есть такая мысль.
- А если я оставлю дверь в комнату открытой?
- Еще больше мыслей.
- Ладно, сдаюсь. А если… давай я принесу альбом с эскизами к тебе… нет, не к тебе, в гостиную?
- Понятия не имею, где здесь гостиная. Тебе что, вообще некому показать рисунки?
- Селин, - ответил Дар. – Но в последнее время она ходит мрачнее тучи и не интересуется даже собственным отражением в зеркале. Дэв и Сэм заняты. Больше никого нет.
Еще немного, и я начну жалеть бедных потерянных мальчиков Вельзевула. Погрузившийся в работу Самаэль, старший, вынужденный нести за всех ответственность и выслушивать упреки. Взбунтовавшийся Дэваль, мстящий отцу за внезапную нелюбовь. Забытый всеми Дарий, проводящий дни наедине с холстами. Как можно быть настолько плохим отцом?
- Если ты мне соврал, и это очередная выходка твоего брата, я изменю своим принципам и нажалуюсь на вас обоих сразу всем, от Харона до Вельзевула.
- Договорились! – просиял Дар и повел меня к двери в комнату.
Которая, впрочем, оказалась мастерской – спал он явно не здесь.
Огромное пространство – сюда можно было уместить штуки три моих спальни – было заставлено стеллажами и мольбертами. Как и положено обители творческого человека, она была завалена листами, папками и альбомами. Пахло краской. Мне понравилось.
- Так ты их слышишь? – снова спросил Дар.
- Их – это…?
- Комнаты. Зеркала. Лестницы. Дом. Иногда он как будто говорит с тобой. Дэв и Сэм его не слышат. А мне кажется, дому одиноко.
- Это какая-то магия?
- Не знаю. – Дар пожал плечами. – Наверное. В Мотруме много затерянных уголков, подобных этому. Отец не строил особняк для себя, когда он получил власть, то решил, что поселиться отдельно от остального Мортрума – отличная идея. Я спрашивал у Самаэля, что значит шепот, но он отмахнулся.
- А у отца?
- Никогда не было шанса спросить.
- Серьезно? – Я посмотрела на Дара. – Вы не общаетесь?
- Не повезло, - тот развел руками. – Когда я родился, у них с мамой уже все шло наперекосяк. И отец отдалился. Сэм был взрослый, ему пришлось встать во главе министерства. Дэв прочувствовал на себе все прелести развода. Он же очень сильный, его с самого начала прочили наследником. Мама с папой использовали его как оружие. Ну а я был слишком мал, чтобы что-то понимать и кого-то интересовать. Отец ушел к Пределу, с тех пор мы виделись несколько раз.
- Потрясающе. Ему бы книги по воспитанию писать.
- Надо отдать ему должное: он гордится моим талантом. Для иных умение творить – редкий дар. Так меня и назвали. Дар. Дарий. Ну как тебе?
- У тебя талант.
От картин словно исходило свечение. Мягкие мазки, совершенно лишенные привычной грубости масляной краски. Да и масляная ли она была? Больше похожая на пастель или… не знаю.
- Я смешиваю краски с пеплом. Благодаря ему у картин бархатистая поверхность и мягкое смешение. И эффект, видишь, как будто некоторые линии светятся? И это символично. Я использую пепел, в который мы превратили наш мир, чтобы создавать что-то новое.
В основном Дар рисовал людей. С холстов на меня смотрели десятки лиц. Некоторые улыбались, некоторые грустили. Тысячи оттенков эмоций – в глазах, в лицах, в позах и жестах.
- Кто они?
- Души. Студенты колледжа, сотрудники министерства. Стражи, проводники. Я рисую их, чтобы запомнить. После того, как кастодиометр вынесет приговор, они потеряют себя. Отправятся в новую жизнь, с новым телом, сознанием. Или в аид. Эти портреты – последнее свидетельство их присутствия. Знаешь…
Дар оценивающе на меня посмотрел, словно сомневался, что мне можно доверять.
- Мы считаем новую жизнь в немагическом мире наградой. Но как по мне это просто смерть.
И я бы не смогла поспорить, даже если бы захотела.
Были здесь и портреты Дэваля, Самаэля и Селин. Причем последней Дар явно польстил, а вот братьев нарисовал… проникновенно. От холста с изображением Самаэля веяло холодной уверенностью. А в ярких голубых глазах Дэваля почудилась тоска.
- Иди сюда, покажу кое-что еще.
Когда я подошла, Дар снял с одного из мольбертов холст и перевернул. Вместо подрамника на обороте оказалась еще одна сторона, на этот раз с пейзажем. Невероятной красоты звездным небом какого-то иного мира, непохожего ни на Землю, ни на Мортрум.
- После того, как я рисую портрет, то прошу рассказать что-нибудь об их мире. Описать прекрасное место. Что-то, что я могу перенести на холст. Я пытаюсь смотреть на миры, в которых никогда не смогу побывать, чужими глазами.
- Ого, - только и смогла произнести я. – Знаешь, мне говорили, что ты талантливый и все такое. А я пожимала плечами. Ну рисует, и что? На Земле таких рисующих… миллионы!
- Теперь что-то изменилось?
- Да, начинаю думать, что талант – это не умение накладывать на холст краску. А способность увидеть что-то чужими глазами. Это здорово, правда.
- Можно я тебя нарисую? – спросил вдруг парень.
И, надо сказать, окончательно вверг меня в растерянность. Никогда еще меня не рисовали.
- Можешь показать мне кусочек своего мира, Аида?
- А что на оборотах портретов твоих братьев?
Вместо ответа Дар перевернул портрет Дэваля, продемонстрировав тьму, заполнившую холст.
- Так что? Можно я порисую? Это не займет много времени. Час в день – и к выходным я закончу. Пожалуйста. В последнее время мне некого рисовать.
- Если не больше часа… - пробормотала я.
Дар улыбнулся и вытащил из шкафа чистый холст.
Теперь об Аиде Даркблум останется воспоминание. Вне зависимости от места, в которое она отправится после того, как кастодиометр в последний раз взвесит ее душу.
С Даром оказалось интересно болтать.
Мне определенно не стоило ему доверять, но оказалось, что поболтать с кем-то просто так, ни о чем, так хотелось, что я легко отмахнулась от аргументов за то, чтобы это не делать. Подумаешь, участвовал в развлечениях брата. Похоже, Дар готов на что угодно, лишь бы получить хоть немного общения. Сначала я заподозрила, что весь этот образ одинокого никому не нужного художника – лишь способ навешать на уши лапши, но, посмотрев на парня за работой, почти уверилась в правдивости им сказанного. Он действительно много и с упоением рисовал.
- Расскажи о вашей матери, - попросила я. – Если это для тебя не слишком тяжело.
Дар заставил меня сесть на высокий стул посреди мастерской и не двигаться, пока он делает набросок.
- Нечего рассказывать. Я почти ее не помню. Знаю, что они вместе участвовали в войне, прошли большой путь, вместе сделали наш мир таким, какой он есть. Любили друг друга, несмотря ни на что. Были одержимы идеей спасти наш мир. Потом что-то разладилось. Мама ушла, оставив нас отцу. И я не знаю, что с ней случилось. Думаю, она выбрала перерождение.
- Разве иным это доступно? – спросила я.
- Некоторым. Это дар, сродни моему. Умение переходить в немагические миры. Редкий и ценный. Но на самом деле я точно не знаю. Отец запретил говорить о маме. Его уязвило ее предательство.
И он перестал любить ее детей. Что ж, история почти классическая. И даром, что они все – бессмертные властители судеб. Двое разводятся, используют детей как оружие против друг друга, забивая на их благополучие. А потом, когда жизнь налаживается, дети становятся не нужны. Они теперь – напоминание об ошибках.
- А что насчет тебя? Кем были твои родители?
- Мама давно умерла, я почти ее не помню. Только какие-то обрывки. Она была актрисой. Папа всегда говорил, что у нее было слабое сердце, но она отказывалась ходить по врачам. Мы остались вдвоем. Жили небогато, но счастливо. Папа старался, как мог, почти все заработанное он вкладывал в мои тренировки. Мы надеялись, талант раскроется, и я смогу выступать на высоком уровне.
- На коньках? Я видел, как ты катаешься. Это так же невероятно, как рисовать. Я бы хотел научиться.
- Ну, если добудешь коньки, я стану твоим тренером. Но в вашем мире их не бывает, а за контрабанду с Земли надо дорого платить. Не рекомендую.
- У тебя получилось выступать?
- Нет. Талант оказался лишь в воображении любящего отца. Я была неплохой фигуристкой, но недостаточно хорошей для топа и международного уровня.
Я рассмеялась. Неплохая, но недостаточно для Олимпиады фигуристка. Неплохой, но недостаточно для Элизиума человек.
- Потом папа погиб, и я бросила. Перестала приходить на тренировки. Никто не задавал вопросов. Не платишь – не тренируешься. Хотя мачеха пыталась заставить. Нам выплатили страховку, так что деньги были. Но меня тошнило при виде льда.
- Почему умер твой отец?
- Автокатастрофа. Заснул за рулем. Они с Хелен съехались за год до этого. Папа считал, что должен обеспечивать нам достойную жизнь. Колледж и машина для меня, машина для новой жены, совместный отдых, страховки, шмотки, техника, ремонт в доме. Он брал горы работы, постоянно мотался по командировкам. И вот результат.
- Мне жаль. Звучит так, будто твоя мачеха во всем виновата.
- Я так и считала. Не знаю. Может, это была его судьба. Не усни папа за рулем, погиб бы как-то иначе. А может, у него был шанс. Я уже ни в чем не уверена.
- Но ты осталась с мачехой?
- Ей передали опеку. И мое наследство. До достижения мной двадцати одного года Хелен распоряжалась папиными деньгами. Ну а теперь вообще богатая вдова в самом расцвете сил. Удобно. Хотя перед смертью я собиралась свалить. Мы с Хелен не ладили. Я всегда была против того, чтобы в нашу маленькую семью влезла какая-то женщина. А если такой ребенок, как я, против, то шансов почти нет. Только отъявленная стерва могла со мной справиться, Хелен и была такой.
- Сложно представить, чтобы отец привел женщину, - улыбнулся Дар.
То и дело поглядывая на меня поверх очков, он что-то рисовал на холсте острым кусочком угля. Мне ужасно хотелось взглянуть, но я держалась и сидела неподвижно.
- О, Хелен единственная, кто бы мог справиться с твоим братом, - фыркнула я. – Она кого хочешь доведет до нервного тика.
- Придумала, что будем рисовать на обороте твоего портрета?
- О да. В городе, где мы жили, зимой устраивали каток на замерзшем озере. Ставили палатки с глинтвейном, выпечкой, карамельными яблоками. Украшали все гирляндами и световыми фигурами. Весь город вечерами собирался там, катался на коньках. Я помню, как отец впервые меня туда привел, четырехлетнюю кроху. Папа тогда только-только потерял жену и понятия не имел, что делать с дочерью, как быть отцом одиночкой. В тот вечер он впервые нашел в себе силы жить дальше, радовать меня, улыбаться. У нас не было денег, но он все равно купил мне стакан безалкогольного глинтвейна и булочку. А я отказалась притрагиваться к ним без него. Мы так и поделили вкусности, сидя на лавочке. Я вся вывозилась в снегу, потом заболела, а потом папа отвел меня на каток, к тренеру. Закаляться и учиться кататься.
- Твой отец был хорошим человеком.
- Для меня – лучшим. Но я, увы, его разочаровала.
- Как и мы своего, - горько усмехнулся Дар.
Болтая, мы не услышали шаги в коридоре, несмотря на распахнутую дверь. Лишь когда в мастерскую вошел Дэваль, я вздрогнула и едва заставила себя сидеть спокойно. Не хватало еще дергаться в его присутствии!
Сегодня он был трезв. Но все так же холоден и мрачен.
- Дар, мне нужна карта, которую я просил сделать.
- Дэв, я занят, я рисую.
- А я спасаю задницы, и твою в том числе. Дай мне карту!
- За пятнадцать минут апокалипсис не случится. Я делаю скетч. Будь добр, помолчи и не дергай Аиду! Это важно, мать твою, Дэв!
Ого. Дар почти рыкнул на брата, что совершенно не вязалось с образом мальчика на побегушках, каким он предстал при первой встрече. Но самое странное: Дэваль послушался! Прислонился к косяку, сложил на груди руки и стал ждать.
Я бы, конечно, предпочла, чтобы наследничек свалил восвояси, потому что сидеть под его пристальным взглядом было сложно.
Хватило его ненадолго. Устав молча на нас пялиться, Дэваль прошелся туда-сюда по мастерской, поковырялся в банке с кистями, вытащил одну, задумчиво хмыкнул и полез ею в палитру, еще не успевшую высохнуть.
Поняв, что с грязной кистью наперевес Дэваль направляется ко мне, я дернулась.
Приоткрытая дверь с грохотом захлопнулась, обиженно щелкнув замком.
Прода от 11.08.2023, 05:26
Чуть поодаль, прислонившись к дверному косяку, стоял Дар. В прошлые встречи я толком не обратила на него внимание, все внимание приковывал Дэваль. А сейчас могла как следует рассмотреть худощавого (даже излишне) парня с растрепанными темно-каштановыми волосами. На носу у него болтались круглые очки, а лицо было испачкано в краске.
- Не понимаю, о чем ты, - холодно ответила я.
Прекрасно помню, как именно Дар стоял рядом с Дэвалем, когда вокруг моих запястий сомкнулись кандалы в заброшенном парке. И как именно Дар сидел рядом с братом, когда он в компании друзей пришел поиздеваться в бар. Не имею никакого желания с ним любезничать.
Похоже, примерно это он и прочитал на моем лице, потому что преградил мне дорогу.
- Не злись. Я не хотел тебя обижать. И отговаривал Дэва.
- Но послушно выполнял все его приказы.
Дар нервно пожал плечами.
- Он умеет убеждать. Ты с ним с детства не жила! Ты либо союзник Дэваля, либо его враг, и второе, поверь, намного хуже.
- Союз вам да любовь.
- Не злись, ну пожалуйста, я правда не хотел! И не знал даже, что Дэв собирается делать. Он никому о своих планах не рассказывает! Дай хоть шанс с тобой подружиться. Раз уж мы живем по соседству. И… я не хочу получить наказание от отца, как Дэв.
Он кивнул на дверь рядом с моей.
- Ладно, забыли, - наконец вздохнула я. – Расслабься, дверную ручку мазать зубной пастой не буду. Но повремени с дружбой. Я тебе не доверяю. Что мешает Дэвалю снова тебя использовать? А может, он делает это прямо сейчас, заставляя тебя изображать раскаяние?
- Он бы, думаю, хотел. Но отец ясно выразился: тот, кто подойдет к тебе с темными помыслами, уйдет из дома с нехваткой конечностей. Ну а еще мне действительно интересно с тобой познакомиться. Ты на моей памяти единственная, у кого хватило духу огрызнуться.
- И много таких было?
- Да нет. – Дар пожал плечами. – Дэв всегда был сам по себе. Понятия не имею, что на него нашло. Наложилось одно на другое. Даже я не могу сказать, что не ревную, хотя для меня Вельзевул – это что-то вроде бабайки. Им пугала мама, он вроде бы даже пару раз снисходил до того, чтобы со мной пообщаться. Но на этом и все. А ты на особом положении. Это бесит.
- Ну спасибо. – Я хмыкнула. – Я же не просила этого особого положения. И вообще…
Хотелось вывалить на бедолагу все свои страдания, вопросы и теории, но я решила не откровенничать лишний раз с кем-то из окружения Дэваля. Все, что я скажу, будет использовано им против меня.
- Хочешь, покажу рисунки?
- Нет.
На лице Дара появилось разочарование. Даже жаль его стало. Многим художникам важно получать одобрение от тех, кто видит его картины. Что-то я не заметила в Мортруме музеев и картинных галерей. Деньги тоже были не в ходу. И как Дар реализовывает свой талант? Складывает картины в подвал и рисует новые?
- Думаешь, я заманиваю тебя в ловушку? – тоскливо вздохнув, спросил он.
- Есть такая мысль.
- А если я оставлю дверь в комнату открытой?
- Еще больше мыслей.
- Ладно, сдаюсь. А если… давай я принесу альбом с эскизами к тебе… нет, не к тебе, в гостиную?
- Понятия не имею, где здесь гостиная. Тебе что, вообще некому показать рисунки?
- Селин, - ответил Дар. – Но в последнее время она ходит мрачнее тучи и не интересуется даже собственным отражением в зеркале. Дэв и Сэм заняты. Больше никого нет.
Еще немного, и я начну жалеть бедных потерянных мальчиков Вельзевула. Погрузившийся в работу Самаэль, старший, вынужденный нести за всех ответственность и выслушивать упреки. Взбунтовавшийся Дэваль, мстящий отцу за внезапную нелюбовь. Забытый всеми Дарий, проводящий дни наедине с холстами. Как можно быть настолько плохим отцом?
- Если ты мне соврал, и это очередная выходка твоего брата, я изменю своим принципам и нажалуюсь на вас обоих сразу всем, от Харона до Вельзевула.
- Договорились! – просиял Дар и повел меня к двери в комнату.
Которая, впрочем, оказалась мастерской – спал он явно не здесь.
Огромное пространство – сюда можно было уместить штуки три моих спальни – было заставлено стеллажами и мольбертами. Как и положено обители творческого человека, она была завалена листами, папками и альбомами. Пахло краской. Мне понравилось.
- Так ты их слышишь? – снова спросил Дар.
- Их – это…?
- Комнаты. Зеркала. Лестницы. Дом. Иногда он как будто говорит с тобой. Дэв и Сэм его не слышат. А мне кажется, дому одиноко.
- Это какая-то магия?
- Не знаю. – Дар пожал плечами. – Наверное. В Мотруме много затерянных уголков, подобных этому. Отец не строил особняк для себя, когда он получил власть, то решил, что поселиться отдельно от остального Мортрума – отличная идея. Я спрашивал у Самаэля, что значит шепот, но он отмахнулся.
- А у отца?
- Никогда не было шанса спросить.
- Серьезно? – Я посмотрела на Дара. – Вы не общаетесь?
- Не повезло, - тот развел руками. – Когда я родился, у них с мамой уже все шло наперекосяк. И отец отдалился. Сэм был взрослый, ему пришлось встать во главе министерства. Дэв прочувствовал на себе все прелести развода. Он же очень сильный, его с самого начала прочили наследником. Мама с папой использовали его как оружие. Ну а я был слишком мал, чтобы что-то понимать и кого-то интересовать. Отец ушел к Пределу, с тех пор мы виделись несколько раз.
- Потрясающе. Ему бы книги по воспитанию писать.
- Надо отдать ему должное: он гордится моим талантом. Для иных умение творить – редкий дар. Так меня и назвали. Дар. Дарий. Ну как тебе?
- У тебя талант.
От картин словно исходило свечение. Мягкие мазки, совершенно лишенные привычной грубости масляной краски. Да и масляная ли она была? Больше похожая на пастель или… не знаю.
- Я смешиваю краски с пеплом. Благодаря ему у картин бархатистая поверхность и мягкое смешение. И эффект, видишь, как будто некоторые линии светятся? И это символично. Я использую пепел, в который мы превратили наш мир, чтобы создавать что-то новое.
В основном Дар рисовал людей. С холстов на меня смотрели десятки лиц. Некоторые улыбались, некоторые грустили. Тысячи оттенков эмоций – в глазах, в лицах, в позах и жестах.
- Кто они?
- Души. Студенты колледжа, сотрудники министерства. Стражи, проводники. Я рисую их, чтобы запомнить. После того, как кастодиометр вынесет приговор, они потеряют себя. Отправятся в новую жизнь, с новым телом, сознанием. Или в аид. Эти портреты – последнее свидетельство их присутствия. Знаешь…
Дар оценивающе на меня посмотрел, словно сомневался, что мне можно доверять.
- Мы считаем новую жизнь в немагическом мире наградой. Но как по мне это просто смерть.
И я бы не смогла поспорить, даже если бы захотела.
Были здесь и портреты Дэваля, Самаэля и Селин. Причем последней Дар явно польстил, а вот братьев нарисовал… проникновенно. От холста с изображением Самаэля веяло холодной уверенностью. А в ярких голубых глазах Дэваля почудилась тоска.
Прода от 11.08.2023, 19:56
- Иди сюда, покажу кое-что еще.
Когда я подошла, Дар снял с одного из мольбертов холст и перевернул. Вместо подрамника на обороте оказалась еще одна сторона, на этот раз с пейзажем. Невероятной красоты звездным небом какого-то иного мира, непохожего ни на Землю, ни на Мортрум.
- После того, как я рисую портрет, то прошу рассказать что-нибудь об их мире. Описать прекрасное место. Что-то, что я могу перенести на холст. Я пытаюсь смотреть на миры, в которых никогда не смогу побывать, чужими глазами.
- Ого, - только и смогла произнести я. – Знаешь, мне говорили, что ты талантливый и все такое. А я пожимала плечами. Ну рисует, и что? На Земле таких рисующих… миллионы!
- Теперь что-то изменилось?
- Да, начинаю думать, что талант – это не умение накладывать на холст краску. А способность увидеть что-то чужими глазами. Это здорово, правда.
- Можно я тебя нарисую? – спросил вдруг парень.
И, надо сказать, окончательно вверг меня в растерянность. Никогда еще меня не рисовали.
- Можешь показать мне кусочек своего мира, Аида?
- А что на оборотах портретов твоих братьев?
Вместо ответа Дар перевернул портрет Дэваля, продемонстрировав тьму, заполнившую холст.
- Так что? Можно я порисую? Это не займет много времени. Час в день – и к выходным я закончу. Пожалуйста. В последнее время мне некого рисовать.
- Если не больше часа… - пробормотала я.
Дар улыбнулся и вытащил из шкафа чистый холст.
Теперь об Аиде Даркблум останется воспоминание. Вне зависимости от места, в которое она отправится после того, как кастодиометр в последний раз взвесит ее душу.
***
С Даром оказалось интересно болтать.
Мне определенно не стоило ему доверять, но оказалось, что поболтать с кем-то просто так, ни о чем, так хотелось, что я легко отмахнулась от аргументов за то, чтобы это не делать. Подумаешь, участвовал в развлечениях брата. Похоже, Дар готов на что угодно, лишь бы получить хоть немного общения. Сначала я заподозрила, что весь этот образ одинокого никому не нужного художника – лишь способ навешать на уши лапши, но, посмотрев на парня за работой, почти уверилась в правдивости им сказанного. Он действительно много и с упоением рисовал.
- Расскажи о вашей матери, - попросила я. – Если это для тебя не слишком тяжело.
Дар заставил меня сесть на высокий стул посреди мастерской и не двигаться, пока он делает набросок.
- Нечего рассказывать. Я почти ее не помню. Знаю, что они вместе участвовали в войне, прошли большой путь, вместе сделали наш мир таким, какой он есть. Любили друг друга, несмотря ни на что. Были одержимы идеей спасти наш мир. Потом что-то разладилось. Мама ушла, оставив нас отцу. И я не знаю, что с ней случилось. Думаю, она выбрала перерождение.
- Разве иным это доступно? – спросила я.
- Некоторым. Это дар, сродни моему. Умение переходить в немагические миры. Редкий и ценный. Но на самом деле я точно не знаю. Отец запретил говорить о маме. Его уязвило ее предательство.
И он перестал любить ее детей. Что ж, история почти классическая. И даром, что они все – бессмертные властители судеб. Двое разводятся, используют детей как оружие против друг друга, забивая на их благополучие. А потом, когда жизнь налаживается, дети становятся не нужны. Они теперь – напоминание об ошибках.
- А что насчет тебя? Кем были твои родители?
- Мама давно умерла, я почти ее не помню. Только какие-то обрывки. Она была актрисой. Папа всегда говорил, что у нее было слабое сердце, но она отказывалась ходить по врачам. Мы остались вдвоем. Жили небогато, но счастливо. Папа старался, как мог, почти все заработанное он вкладывал в мои тренировки. Мы надеялись, талант раскроется, и я смогу выступать на высоком уровне.
- На коньках? Я видел, как ты катаешься. Это так же невероятно, как рисовать. Я бы хотел научиться.
- Ну, если добудешь коньки, я стану твоим тренером. Но в вашем мире их не бывает, а за контрабанду с Земли надо дорого платить. Не рекомендую.
- У тебя получилось выступать?
- Нет. Талант оказался лишь в воображении любящего отца. Я была неплохой фигуристкой, но недостаточно хорошей для топа и международного уровня.
Я рассмеялась. Неплохая, но недостаточно для Олимпиады фигуристка. Неплохой, но недостаточно для Элизиума человек.
- Потом папа погиб, и я бросила. Перестала приходить на тренировки. Никто не задавал вопросов. Не платишь – не тренируешься. Хотя мачеха пыталась заставить. Нам выплатили страховку, так что деньги были. Но меня тошнило при виде льда.
- Почему умер твой отец?
- Автокатастрофа. Заснул за рулем. Они с Хелен съехались за год до этого. Папа считал, что должен обеспечивать нам достойную жизнь. Колледж и машина для меня, машина для новой жены, совместный отдых, страховки, шмотки, техника, ремонт в доме. Он брал горы работы, постоянно мотался по командировкам. И вот результат.
- Мне жаль. Звучит так, будто твоя мачеха во всем виновата.
- Я так и считала. Не знаю. Может, это была его судьба. Не усни папа за рулем, погиб бы как-то иначе. А может, у него был шанс. Я уже ни в чем не уверена.
- Но ты осталась с мачехой?
- Ей передали опеку. И мое наследство. До достижения мной двадцати одного года Хелен распоряжалась папиными деньгами. Ну а теперь вообще богатая вдова в самом расцвете сил. Удобно. Хотя перед смертью я собиралась свалить. Мы с Хелен не ладили. Я всегда была против того, чтобы в нашу маленькую семью влезла какая-то женщина. А если такой ребенок, как я, против, то шансов почти нет. Только отъявленная стерва могла со мной справиться, Хелен и была такой.
- Сложно представить, чтобы отец привел женщину, - улыбнулся Дар.
То и дело поглядывая на меня поверх очков, он что-то рисовал на холсте острым кусочком угля. Мне ужасно хотелось взглянуть, но я держалась и сидела неподвижно.
- О, Хелен единственная, кто бы мог справиться с твоим братом, - фыркнула я. – Она кого хочешь доведет до нервного тика.
- Придумала, что будем рисовать на обороте твоего портрета?
- О да. В городе, где мы жили, зимой устраивали каток на замерзшем озере. Ставили палатки с глинтвейном, выпечкой, карамельными яблоками. Украшали все гирляндами и световыми фигурами. Весь город вечерами собирался там, катался на коньках. Я помню, как отец впервые меня туда привел, четырехлетнюю кроху. Папа тогда только-только потерял жену и понятия не имел, что делать с дочерью, как быть отцом одиночкой. В тот вечер он впервые нашел в себе силы жить дальше, радовать меня, улыбаться. У нас не было денег, но он все равно купил мне стакан безалкогольного глинтвейна и булочку. А я отказалась притрагиваться к ним без него. Мы так и поделили вкусности, сидя на лавочке. Я вся вывозилась в снегу, потом заболела, а потом папа отвел меня на каток, к тренеру. Закаляться и учиться кататься.
- Твой отец был хорошим человеком.
- Для меня – лучшим. Но я, увы, его разочаровала.
- Как и мы своего, - горько усмехнулся Дар.
Болтая, мы не услышали шаги в коридоре, несмотря на распахнутую дверь. Лишь когда в мастерскую вошел Дэваль, я вздрогнула и едва заставила себя сидеть спокойно. Не хватало еще дергаться в его присутствии!
Сегодня он был трезв. Но все так же холоден и мрачен.
Прода от 14.08.2023, 01:52
- Дар, мне нужна карта, которую я просил сделать.
- Дэв, я занят, я рисую.
- А я спасаю задницы, и твою в том числе. Дай мне карту!
- За пятнадцать минут апокалипсис не случится. Я делаю скетч. Будь добр, помолчи и не дергай Аиду! Это важно, мать твою, Дэв!
Ого. Дар почти рыкнул на брата, что совершенно не вязалось с образом мальчика на побегушках, каким он предстал при первой встрече. Но самое странное: Дэваль послушался! Прислонился к косяку, сложил на груди руки и стал ждать.
Я бы, конечно, предпочла, чтобы наследничек свалил восвояси, потому что сидеть под его пристальным взглядом было сложно.
Хватило его ненадолго. Устав молча на нас пялиться, Дэваль прошелся туда-сюда по мастерской, поковырялся в банке с кистями, вытащил одну, задумчиво хмыкнул и полез ею в палитру, еще не успевшую высохнуть.
Поняв, что с грязной кистью наперевес Дэваль направляется ко мне, я дернулась.
