– Что с тобой? Позвать кого нибудь?
– Нет, – глухо отозвался мужчина. – Все нормально. Мне пора. Можешь идти к себе или остаться здесь. Завтрак принесут.
Он стремительно покинул комнату, даже не одевшись. Я ничего не успела понять, только ощутила острое чувство разочарования, словно лишилась чего то, на что давно надеялась. Размышляя о загадочном поведении Ладона, я вернулась в собственную спальню, где искупала Ларана и Рыса, позавтракала, переоделась и принялась думать, что же напишу в письме маме. Отвлек меня лишь Тхэш, зашедший уже ближе к вечеру, когда сумерки за окном вот вот готовились превратиться в ночь.
– Элла, спустись вниз, там к тебе пришли, – сказал он.
На миг я не поверила собственным ушам. Потом растерялась.
– Кто? Зачем?
– Хельга пришла, – улыбнулся Тхэш. – Не пугайся, она просто хочет поговорить.
– А… а Ладон разрешит?
– Куда ж он теперь денется? – как то странно выразился наг и, не дожидаясь моего ответа, выполз из комнаты.
Мы все вместе – я, Ларан и Рыс рванули вслед за ним. Гости – это хорошо! Гостей у меня в этом замке еще не было!
Хельга стояла в холле, неподалеку от входной двери. Выглядела она, конечно, усталой, но совсем не печальной, из чего я заключила, что с мальчиком все хорошо. Правда, о цели визита женщины я не догадывалась.
– Элла! – Она улыбнулась мне, когда заметила. – Ой, а кто это?
Это ее Рыс принялся обнюхивать, а у Рыса на спине сидел Ларан.
– Это мой кот, Рыс, – ответила я. – А это птенец, я его в горах подобрала, выхаживаю.
– И Ладон разрешил? – поразилась Хельга.
Я только пожала плечами. Уж что что, а поведение Темного Дракона я объяснить никак не могла.
– Как мальчик?
– Все хорошо, слава Высшему! Поправляется. Слабый еще, мало ест и не ходит, но оживает. Элечка, я пришла поблагодарить тебя. Не только от себя, но и от имени других детей и родителей. Ты нас всех спасла. Хотя и не обязана была. Мы знаем, что ты сбежала из замка и что Ладон злился. Собственно, вот…
Она протянула мне небольшой сверток, тот самый, который я заметила, спускаясь.
– Зачем? – опешила я.
– Небольшой подарок. – Хельга, кажется, смутилась. – Понимаю, не совсем то, что тебе сейчас нужно, но… Ты ведь знаешь, я швея. И я хочу подарить тебе что то, что сделала сама. Возьми, пожалуйста, мне будет очень приятно.
– Спасибо. – Я заглянула за краешек свертка и увидела что то белоснежное и, кажется, кружевное.
– Раньше такие платья я делала на заказ, – пояснила Хельга. – Но с некоторых пор заказы из Лесного и Верхнего мы не берем. Жалко, красивые платья получались. В общем, тебе очень пойдет, Элла. Порадуешь обитателей замка.
Она вдруг подмигнула мне и, наклонившись, тихо прошептала:
– Мне кажется, им очень не хватает света!
Возлюбленная
В комнате я не удержалась и достала платье, хотя сначала не собиралась этого делать. Почему то сознание того факта, что надеть мне его уже не представится случая, давило куда сильнее. Раньше я как то спокойно воспринимала пребывание в замке и планы Ладона. Настолько спокойно, насколько вообще можно было все это воспринимать. А здесь боялась, что совсем упаду духом. Но все же не выдержала. Я вообще к подаркам относилась с особой нежностью. Почему то любой подарок, будь это даже какая нибудь безделушка, которые мама каждый год выбрасывала десятками, радовал меня.
Платье же было… платье было невероятно красивым.
Кружевное. Сплошь из кружева, без рукавов, до пола, облегающее фигуру до бедер и расширяющееся книзу. Белое белое, как чистый снег. И действительно, оно мне шло. Вообще я платья не носила, но знала: если бы у меня когда нибудь был выпускной бал, я бы надела именно такое платье.
– Вот это да! – Я не заметила, как сзади подкрался Тхэш. – Красиво. Я и не думал, что в девочке подростке скрывается такая красота. Эй, Ладон, глянь на Эльчонка! Смотри, красотка какая!
Сначала я подумала, что Ладона в замке нет. Молчал он слишком уж долго, непривычно для меня. Обычно, если был в замке, отвечал сразу. А здесь повисла тишина, и только треск поленьев в камине ее нарушал.
А когда Ладон все же ответил, я не сразу поняла смысл его слов.
– Приведи ее, – пронесся по комнате его голос.
– Идем, Элла. – Тхэш мгновенно открыл дверь комнаты.
– Зачем? – не поняла я.
– Ладон хочет тебя видеть, пойдем.
– Зачем?
– Понятия не имею, Элла, быстрее выслушаешь, быстрее вернешься. Не волнуйся ты так.
– Что, прямо так идти? – Я оглядела платье.
– Да, прямо так. Красиво же, авось настроение Ладону поднимешь. Он с утра на меня рявкнул. Вот честное слово, Элька, уволюсь. На кой мне такая дружба, а?
Я пожала плечами. Не хотелось сейчас разговаривать с нагом. Голос Ладона меня изрядно напугал, в голову лезли нехорошие мысли. Например о том, что молодых девчонок хоронят в белых платьях.
Это были те же покои, в которых я проснулась утром. Кровать уже убрали, как и все следы нашего утреннего пребывания. Сменили плед.
Ладон, в человеческом обличье, смотрел в окно, не то любуясь закатом, не то высматривая что то в лесу. Во всяком случае, лица его я не видела, и это внесло еще большую тревожность.
– Ладон, – Тхэш осторожно позвал мужчину, – Элла здесь. Если что, я у себя, но… может, ты все таки не будешь так часто превращаться?
– Я сам решу, как часто буду превращаться! – рыкнул Ладон так, что я подпрыгнула. – Ты свободен. Эллу заберешь утром.
Живую Эллу, надеюсь?
Когда дверь за нагом захлопнулась, я уставилась в пол. Сама не знаю почему. Но чувствовала что то нехорошее, тяжелое. Ладон тоже молчал.
Я не выдержала первой.
– Зачем ты хотел меня видеть?
– Тебе идет это платье.
– Спасибо. Хельга очень талантлива. Я никогда не видела ничего подобного у нас, в Лесном. Может, стоит разрешить ей и дальше работать на заказ?
– Ей никто не запрещал. С вашей стороны идут ограничения. Не волнуйся, она получает компенсацию.
– Я не о том. Очень красивое кружево, красивое платье. Жаль, что такая красота пропадает там, где ее почти некому оценить.
– Ну, – медленно произнес мужчина, – ее оценил я.
– Хельге должно быть приятно. Похоже, они неплохо к тебе относятся.
Я имела в виду жителей деревни, конечно.
– Их жизнь во многом стала лучше. – Он пожал плечами. – Но я не хочу говорить о деревне и о людях.
– Тогда чего ты хочешь?
– Тебя.
Я отшатнулась и подняла голову, пытаясь понять, шутит он или нет.
Не шутил. Следил за каждым моим движением, чуть прищурившись, и напряжение, исходящее от мужчины, я ощущала физически.
– Нет, – медленно покачала головой. – Ты же сказал, что не собираешься меня еще и мучить, прежде чем убить.
– Кто сказал, что я буду тебя мучить? – удивился он. – Мое желание не предполагает причинение тебе боли. Скорее даже наоборот.
– А если я… откажусь?
– Я надеюсь, ты этого не сделаешь.
Я сглотнула и поежилась; вдруг стало прохладно.
– Ладон, я не могу. То есть… Погоди, я объясню! Сил сопротивляться тебе у меня не хватит. Ты можешь взять все, что захочешь. Только знаешь, я у тебя в замке, жду, когда ты соберешься меня убить, знаю, что семья сходит с ума, знаю, что мой друг, который виновен лишь в том, что папа когда то его, бездомного котенка, спас, погибнет из за меня. И птенец, которому нужна помощь, который никогда не будет видеть, не выживет без меня. Просыпаясь каждое утро, я думаю: как это произойдет? Каким способом? А вдруг он сейчас придет? Засыпая ночью, желаю маме, папе, сестренкам и братику спокойной ночи. Пытаюсь сказать Рысу, как я его люблю. Потому что не знаю, проснусь ли наутро, будет ли в моей жизни новый день.
Все, что мне остается, – это мечты и воспоминания. Воспоминания о семье, а мечты о любви. О той свадьбе, о которой я мечтала, о человеке, который бы любил меня и защищал, о детях. И эти мечты, они как спасение, они постоянно со мной, я ухожу в них и не думаю ни о чем. Ты забрал у меня семью. А сейчас хочешь забрать последнее, что у меня осталось.
Я умолкла, переводя дух. Ладон молчал, ничем не выдавая реакцию на мои слова.
– А еще мне очень нравится это платье. И знаешь, невинных хоронят в белом. Меня же можно будет похоронить, да?
Он приблизился. Почти вплотную, так, что я ощутила едва уловимый приятный запах.
– Тебе нравилось спать рядом. – Он говорил тихо, но каждое слово я пропускала через себя, не в силах оторвать взгляда. – Ты помнишь, как мы спали? Как ты прижималась, обнимала, как бормотала что то во сне? Скажешь, это было из великой ненависти ко мне? Или из желания сохранить свои мечты? Ты не Морриган, которая просчитывает каждое свое движение и каждое слово. Тебя выдает твое поведение. Скажешь, тебе не нравится, когда я касаюсь твоей спины?
С этими словами он осторожно коснулся кожи у самого края платья на спине.
– Болит? – прошептал он.
– Это жестоко, – ответила я. – Меня всегда любили больше, чем нужно. Я привыкла к этому. К объятиям, к заботе. А ты в один миг меня этого лишил и теперь упрекаешь, что я ищу тепла.
– Почему же, – Ладон усмехнулся, – вовсе не упрекаю.
Мне тяжело было говорить. И от волнения, и от страха, и от преступной жалости к себе. А еще от расстояния между нами, неприлично маленького.
Ладон избавил меня от необходимости отвечать. Вдруг резко отстранился и отошел к столу, где валялись какие то свитки и лежали раскрытые книги.
– Иди сюда. – Он уселся в удобное на вид кресло. – Элла, подойди.
Неуверенно, все еще опасаясь мужчины, я подошла.
– Садись.
– Куда?
Он удивленно на меня посмотрел, но глазами указал на колени.
– Давай быстрее.
Наконец он сам обхватил мою талию и заставил усесться к себе на колени, как тогда, в библиотеке. Неловкость сменилась весельем, когда я едва не свалилась на пол, запутавшись в юбке.
– Как же ты дожила до семнадцати лет? – вздохнул мужчина и пододвинул ко мне небольшой кусочек пергамента. – Я обещал тебе письмо к родителям. Пиши.
Медленно, все еще не веря в собственную удачу, я взяла карандаш.
– А что писать? – Вдруг поняла, что не знаю, о чем написать родителям, которые, должно быть, с ума сходили.
– Пиши, – хмыкнул Ладон. – Дорогие мама и папа…
Улыбнувшись, я так и написала, потому как по другому сказать действительно не могла.
– Со мной все хорошо, – продолжил диктовать Ладон. – Я живу в замке, на Плато, но где именно – говорить нельзя. Со мной хорошо обращаются, кормят вкусными блюдами, дарят красивые платья и выводят гулять. В замке есть собственный живой уголок с драконом, нагом, волком, котом, птенцом и блондинкой. Иногда мы деремся. А еще у меня началась линька. Мои волосы даже Ладон находит то на зубах, то на хвосте. А уж наг и вовсе весь в колтунах – шерсть к чешуе хорошо прилипает.
– Никакой линьки у меня нет, – возмутилась я. – Хватит издеваться! Это с тебя чешуя падает!
– Пиши дальше, – фыркнул Ладон.
Спустя пару минут я отложила карандаш и быстро пробежала глазами письмо. Я постаралась максимально успокоить маму и уверить, что со мной все хорошо. Не выдать страха и не рассказать о судьбе, уготованной Ладоном. Хотя безумно хотелось поделиться и пожаловаться.
– Давай я отправлю, – сказал мужчина.
Взял листок и, не глядя, подбросил. Пергамент вспыхнул, а после небольшая искорка возвестила о том, что письмо попало к адресату.
– А… а проверять? – Я растерянно взглянула на Ладона.
– Ты что, неграмотно пишешь? А с виду умная девочка.
– А если я написала там, как меня найти?
– Я надеюсь, ты этого не сделала, – непринужденно, словно речь шла об ужине или утренней прогулке, ответил он. – А если сделала, к утру я буду мертв.
Я вздрогнула, представив, что может к этому привести. Вряд ли наши боевые драконы и Погонщики отличаются гуманностью. И деревне конец, и замку, и даже Тхэшу. А смерти я им не желала.
– Ты вкусно пахнешь. И волосы мокрые. Жаль, водными процедурами насладиться не удастся. И коньяком тоже. Хотя коньяка, пожалуй, тебе хватит, сопьешься еще. Что я с тобой делать буду?
Он словно разговаривал с пустотой, совершенно не ожидая от меня ответа, лишь не размыкал рук и не давал мне слезть с колен. Так мы и сидели, думая каждый о своем, и было в этом вечере что то, доселе мне неведомое. Вроде и враг, а вроде вполне приятный собеседник. Понять бы только его перепады настроения. Утверждает, что хочет меня, и тут же разрешает мне написать родным, шутит…
– Что с тобой? – Я заметила, как он поморщился.
– Ничего, – отмахнулся Ладон. – Просто болит голова.
Часто она у него болела. Может, ему намекнуть, что спать надо и в человеческом обличье, и в обличье дракона?
– Можно я попробую помочь? – Я спохватилась, только когда сказала это. – Когда у папы болит голова, у меня получается.
– Гильотину не предлагай, не дождешься, – хмыкнул Ладон.
Но препятствовать мне не стал.
В последнее время у отца голова болела часто. И когда он не притворялся, желая достать маму, а действительно болел, я вполне сносно избавляла от головной боли. Ну, или мне так говорили.
Ладон настороженно наблюдал за мной, словно был готов в любую минуту не то отпрыгнуть подальше, не то вломить мне. Это состояние, естественно, снижению головной боли не способствовало.
– Элла, мне не поможет массаж, – хмыкнул он, когда я осторожно начала массировать виски. – Это не та головная боль, которую можно снять твоими ручками. Не трать силы.
– Молчать!
– Какие мы суровые, – фыркнул он.
Но все таки послушно прикрыл глаза, всем своим видом выражая скептицизм. Ничего, я упорная. И настроение у меня отличное, после письма то родителям. И мысли нехорошие в голову почти не лезут.
Он вдруг схватил меня за запястье, заставив остановиться. И усадил обратно на колени. Золотистые глаза смотрели настороженно и даже удивленно. А еще в них плясали искорки веселья, хоть немного, но успокаивая. И взгляд отвести было невозможно.
– Элла, какая же ты глупая, – тихо сказал мужчина.
– Что я опять сделала? Верю, что массаж спасает от головной боли?
– Тебя привели сюда, чтобы ты провела со мной ночь. Ты попросила не делать этого, просьбу я исполнил. Другая на твоем месте уже давно бы сбежала к себе, закрылась в ванной и забаррикадировала дверь. А ты, Элла, сидишь у меня на коленях, касаешься, прижимаешься. И главное, совершенно не понимаешь, какой эффект оказывают твои действия.
– А какой…
Когда до меня дошло, о чем он говорит, я даже покраснела вроде бы. И тут же попыталась слезть, дабы, собственно, и последовать мудрому совету – уйти к себе и стать как можно незаметней. Но уйти мне не дали, против силы Ладона я и пары секунд бы не продержалась.
От вопроса, заданного драконом, на миг перехватило дыхание.
– Ты целовалась когда нибудь?
Медленно я покачала головой.
– Совсем? – удивился мужчина.
– Совсем, – прошептала я.
Горячее дыхание опалило губы, сердце бешено стучало, руки поднялись было, чтобы оттолкнуть Ладона, но затем бессильно опустились.
Я много думала о том, с кем будет первый поцелуй и будет ли он вообще. Глядя на опытную и легкомысленную Эстер, на счастливых маму и папу, я думала о том, когда я встречу человека, которого захочу поцеловать. И который захочет поцеловать меня. Но ни разу, даже в самом страшном сне, я не могла представить, что этим человеком будет Ладон, которым меня в детстве пугали, когда безобразничала.
И уж точно я не думала, что это будет… так.
– Нет, – глухо отозвался мужчина. – Все нормально. Мне пора. Можешь идти к себе или остаться здесь. Завтрак принесут.
Он стремительно покинул комнату, даже не одевшись. Я ничего не успела понять, только ощутила острое чувство разочарования, словно лишилась чего то, на что давно надеялась. Размышляя о загадочном поведении Ладона, я вернулась в собственную спальню, где искупала Ларана и Рыса, позавтракала, переоделась и принялась думать, что же напишу в письме маме. Отвлек меня лишь Тхэш, зашедший уже ближе к вечеру, когда сумерки за окном вот вот готовились превратиться в ночь.
– Элла, спустись вниз, там к тебе пришли, – сказал он.
На миг я не поверила собственным ушам. Потом растерялась.
– Кто? Зачем?
– Хельга пришла, – улыбнулся Тхэш. – Не пугайся, она просто хочет поговорить.
– А… а Ладон разрешит?
– Куда ж он теперь денется? – как то странно выразился наг и, не дожидаясь моего ответа, выполз из комнаты.
Мы все вместе – я, Ларан и Рыс рванули вслед за ним. Гости – это хорошо! Гостей у меня в этом замке еще не было!
Хельга стояла в холле, неподалеку от входной двери. Выглядела она, конечно, усталой, но совсем не печальной, из чего я заключила, что с мальчиком все хорошо. Правда, о цели визита женщины я не догадывалась.
– Элла! – Она улыбнулась мне, когда заметила. – Ой, а кто это?
Это ее Рыс принялся обнюхивать, а у Рыса на спине сидел Ларан.
– Это мой кот, Рыс, – ответила я. – А это птенец, я его в горах подобрала, выхаживаю.
– И Ладон разрешил? – поразилась Хельга.
Я только пожала плечами. Уж что что, а поведение Темного Дракона я объяснить никак не могла.
– Как мальчик?
– Все хорошо, слава Высшему! Поправляется. Слабый еще, мало ест и не ходит, но оживает. Элечка, я пришла поблагодарить тебя. Не только от себя, но и от имени других детей и родителей. Ты нас всех спасла. Хотя и не обязана была. Мы знаем, что ты сбежала из замка и что Ладон злился. Собственно, вот…
Она протянула мне небольшой сверток, тот самый, который я заметила, спускаясь.
– Зачем? – опешила я.
– Небольшой подарок. – Хельга, кажется, смутилась. – Понимаю, не совсем то, что тебе сейчас нужно, но… Ты ведь знаешь, я швея. И я хочу подарить тебе что то, что сделала сама. Возьми, пожалуйста, мне будет очень приятно.
– Спасибо. – Я заглянула за краешек свертка и увидела что то белоснежное и, кажется, кружевное.
– Раньше такие платья я делала на заказ, – пояснила Хельга. – Но с некоторых пор заказы из Лесного и Верхнего мы не берем. Жалко, красивые платья получались. В общем, тебе очень пойдет, Элла. Порадуешь обитателей замка.
Она вдруг подмигнула мне и, наклонившись, тихо прошептала:
– Мне кажется, им очень не хватает света!
Часть вторая
Возлюбленная
В комнате я не удержалась и достала платье, хотя сначала не собиралась этого делать. Почему то сознание того факта, что надеть мне его уже не представится случая, давило куда сильнее. Раньше я как то спокойно воспринимала пребывание в замке и планы Ладона. Настолько спокойно, насколько вообще можно было все это воспринимать. А здесь боялась, что совсем упаду духом. Но все же не выдержала. Я вообще к подаркам относилась с особой нежностью. Почему то любой подарок, будь это даже какая нибудь безделушка, которые мама каждый год выбрасывала десятками, радовал меня.
Платье же было… платье было невероятно красивым.
Кружевное. Сплошь из кружева, без рукавов, до пола, облегающее фигуру до бедер и расширяющееся книзу. Белое белое, как чистый снег. И действительно, оно мне шло. Вообще я платья не носила, но знала: если бы у меня когда нибудь был выпускной бал, я бы надела именно такое платье.
– Вот это да! – Я не заметила, как сзади подкрался Тхэш. – Красиво. Я и не думал, что в девочке подростке скрывается такая красота. Эй, Ладон, глянь на Эльчонка! Смотри, красотка какая!
Сначала я подумала, что Ладона в замке нет. Молчал он слишком уж долго, непривычно для меня. Обычно, если был в замке, отвечал сразу. А здесь повисла тишина, и только треск поленьев в камине ее нарушал.
А когда Ладон все же ответил, я не сразу поняла смысл его слов.
– Приведи ее, – пронесся по комнате его голос.
– Идем, Элла. – Тхэш мгновенно открыл дверь комнаты.
– Зачем? – не поняла я.
– Ладон хочет тебя видеть, пойдем.
– Зачем?
– Понятия не имею, Элла, быстрее выслушаешь, быстрее вернешься. Не волнуйся ты так.
– Что, прямо так идти? – Я оглядела платье.
– Да, прямо так. Красиво же, авось настроение Ладону поднимешь. Он с утра на меня рявкнул. Вот честное слово, Элька, уволюсь. На кой мне такая дружба, а?
Я пожала плечами. Не хотелось сейчас разговаривать с нагом. Голос Ладона меня изрядно напугал, в голову лезли нехорошие мысли. Например о том, что молодых девчонок хоронят в белых платьях.
Это были те же покои, в которых я проснулась утром. Кровать уже убрали, как и все следы нашего утреннего пребывания. Сменили плед.
Ладон, в человеческом обличье, смотрел в окно, не то любуясь закатом, не то высматривая что то в лесу. Во всяком случае, лица его я не видела, и это внесло еще большую тревожность.
– Ладон, – Тхэш осторожно позвал мужчину, – Элла здесь. Если что, я у себя, но… может, ты все таки не будешь так часто превращаться?
– Я сам решу, как часто буду превращаться! – рыкнул Ладон так, что я подпрыгнула. – Ты свободен. Эллу заберешь утром.
Живую Эллу, надеюсь?
Когда дверь за нагом захлопнулась, я уставилась в пол. Сама не знаю почему. Но чувствовала что то нехорошее, тяжелое. Ладон тоже молчал.
Я не выдержала первой.
– Зачем ты хотел меня видеть?
– Тебе идет это платье.
– Спасибо. Хельга очень талантлива. Я никогда не видела ничего подобного у нас, в Лесном. Может, стоит разрешить ей и дальше работать на заказ?
– Ей никто не запрещал. С вашей стороны идут ограничения. Не волнуйся, она получает компенсацию.
– Я не о том. Очень красивое кружево, красивое платье. Жаль, что такая красота пропадает там, где ее почти некому оценить.
– Ну, – медленно произнес мужчина, – ее оценил я.
– Хельге должно быть приятно. Похоже, они неплохо к тебе относятся.
Я имела в виду жителей деревни, конечно.
– Их жизнь во многом стала лучше. – Он пожал плечами. – Но я не хочу говорить о деревне и о людях.
– Тогда чего ты хочешь?
– Тебя.
Я отшатнулась и подняла голову, пытаясь понять, шутит он или нет.
Не шутил. Следил за каждым моим движением, чуть прищурившись, и напряжение, исходящее от мужчины, я ощущала физически.
– Нет, – медленно покачала головой. – Ты же сказал, что не собираешься меня еще и мучить, прежде чем убить.
– Кто сказал, что я буду тебя мучить? – удивился он. – Мое желание не предполагает причинение тебе боли. Скорее даже наоборот.
– А если я… откажусь?
– Я надеюсь, ты этого не сделаешь.
Я сглотнула и поежилась; вдруг стало прохладно.
– Ладон, я не могу. То есть… Погоди, я объясню! Сил сопротивляться тебе у меня не хватит. Ты можешь взять все, что захочешь. Только знаешь, я у тебя в замке, жду, когда ты соберешься меня убить, знаю, что семья сходит с ума, знаю, что мой друг, который виновен лишь в том, что папа когда то его, бездомного котенка, спас, погибнет из за меня. И птенец, которому нужна помощь, который никогда не будет видеть, не выживет без меня. Просыпаясь каждое утро, я думаю: как это произойдет? Каким способом? А вдруг он сейчас придет? Засыпая ночью, желаю маме, папе, сестренкам и братику спокойной ночи. Пытаюсь сказать Рысу, как я его люблю. Потому что не знаю, проснусь ли наутро, будет ли в моей жизни новый день.
Все, что мне остается, – это мечты и воспоминания. Воспоминания о семье, а мечты о любви. О той свадьбе, о которой я мечтала, о человеке, который бы любил меня и защищал, о детях. И эти мечты, они как спасение, они постоянно со мной, я ухожу в них и не думаю ни о чем. Ты забрал у меня семью. А сейчас хочешь забрать последнее, что у меня осталось.
Я умолкла, переводя дух. Ладон молчал, ничем не выдавая реакцию на мои слова.
– А еще мне очень нравится это платье. И знаешь, невинных хоронят в белом. Меня же можно будет похоронить, да?
Он приблизился. Почти вплотную, так, что я ощутила едва уловимый приятный запах.
– Тебе нравилось спать рядом. – Он говорил тихо, но каждое слово я пропускала через себя, не в силах оторвать взгляда. – Ты помнишь, как мы спали? Как ты прижималась, обнимала, как бормотала что то во сне? Скажешь, это было из великой ненависти ко мне? Или из желания сохранить свои мечты? Ты не Морриган, которая просчитывает каждое свое движение и каждое слово. Тебя выдает твое поведение. Скажешь, тебе не нравится, когда я касаюсь твоей спины?
С этими словами он осторожно коснулся кожи у самого края платья на спине.
– Болит? – прошептал он.
– Это жестоко, – ответила я. – Меня всегда любили больше, чем нужно. Я привыкла к этому. К объятиям, к заботе. А ты в один миг меня этого лишил и теперь упрекаешь, что я ищу тепла.
– Почему же, – Ладон усмехнулся, – вовсе не упрекаю.
Мне тяжело было говорить. И от волнения, и от страха, и от преступной жалости к себе. А еще от расстояния между нами, неприлично маленького.
Ладон избавил меня от необходимости отвечать. Вдруг резко отстранился и отошел к столу, где валялись какие то свитки и лежали раскрытые книги.
– Иди сюда. – Он уселся в удобное на вид кресло. – Элла, подойди.
Неуверенно, все еще опасаясь мужчины, я подошла.
– Садись.
– Куда?
Он удивленно на меня посмотрел, но глазами указал на колени.
– Давай быстрее.
Наконец он сам обхватил мою талию и заставил усесться к себе на колени, как тогда, в библиотеке. Неловкость сменилась весельем, когда я едва не свалилась на пол, запутавшись в юбке.
– Как же ты дожила до семнадцати лет? – вздохнул мужчина и пододвинул ко мне небольшой кусочек пергамента. – Я обещал тебе письмо к родителям. Пиши.
Медленно, все еще не веря в собственную удачу, я взяла карандаш.
– А что писать? – Вдруг поняла, что не знаю, о чем написать родителям, которые, должно быть, с ума сходили.
– Пиши, – хмыкнул Ладон. – Дорогие мама и папа…
Улыбнувшись, я так и написала, потому как по другому сказать действительно не могла.
– Со мной все хорошо, – продолжил диктовать Ладон. – Я живу в замке, на Плато, но где именно – говорить нельзя. Со мной хорошо обращаются, кормят вкусными блюдами, дарят красивые платья и выводят гулять. В замке есть собственный живой уголок с драконом, нагом, волком, котом, птенцом и блондинкой. Иногда мы деремся. А еще у меня началась линька. Мои волосы даже Ладон находит то на зубах, то на хвосте. А уж наг и вовсе весь в колтунах – шерсть к чешуе хорошо прилипает.
– Никакой линьки у меня нет, – возмутилась я. – Хватит издеваться! Это с тебя чешуя падает!
– Пиши дальше, – фыркнул Ладон.
Спустя пару минут я отложила карандаш и быстро пробежала глазами письмо. Я постаралась максимально успокоить маму и уверить, что со мной все хорошо. Не выдать страха и не рассказать о судьбе, уготованной Ладоном. Хотя безумно хотелось поделиться и пожаловаться.
– Давай я отправлю, – сказал мужчина.
Взял листок и, не глядя, подбросил. Пергамент вспыхнул, а после небольшая искорка возвестила о том, что письмо попало к адресату.
– А… а проверять? – Я растерянно взглянула на Ладона.
– Ты что, неграмотно пишешь? А с виду умная девочка.
– А если я написала там, как меня найти?
– Я надеюсь, ты этого не сделала, – непринужденно, словно речь шла об ужине или утренней прогулке, ответил он. – А если сделала, к утру я буду мертв.
Я вздрогнула, представив, что может к этому привести. Вряд ли наши боевые драконы и Погонщики отличаются гуманностью. И деревне конец, и замку, и даже Тхэшу. А смерти я им не желала.
– Ты вкусно пахнешь. И волосы мокрые. Жаль, водными процедурами насладиться не удастся. И коньяком тоже. Хотя коньяка, пожалуй, тебе хватит, сопьешься еще. Что я с тобой делать буду?
Он словно разговаривал с пустотой, совершенно не ожидая от меня ответа, лишь не размыкал рук и не давал мне слезть с колен. Так мы и сидели, думая каждый о своем, и было в этом вечере что то, доселе мне неведомое. Вроде и враг, а вроде вполне приятный собеседник. Понять бы только его перепады настроения. Утверждает, что хочет меня, и тут же разрешает мне написать родным, шутит…
– Что с тобой? – Я заметила, как он поморщился.
– Ничего, – отмахнулся Ладон. – Просто болит голова.
Часто она у него болела. Может, ему намекнуть, что спать надо и в человеческом обличье, и в обличье дракона?
– Можно я попробую помочь? – Я спохватилась, только когда сказала это. – Когда у папы болит голова, у меня получается.
– Гильотину не предлагай, не дождешься, – хмыкнул Ладон.
Но препятствовать мне не стал.
В последнее время у отца голова болела часто. И когда он не притворялся, желая достать маму, а действительно болел, я вполне сносно избавляла от головной боли. Ну, или мне так говорили.
Ладон настороженно наблюдал за мной, словно был готов в любую минуту не то отпрыгнуть подальше, не то вломить мне. Это состояние, естественно, снижению головной боли не способствовало.
– Элла, мне не поможет массаж, – хмыкнул он, когда я осторожно начала массировать виски. – Это не та головная боль, которую можно снять твоими ручками. Не трать силы.
– Молчать!
– Какие мы суровые, – фыркнул он.
Но все таки послушно прикрыл глаза, всем своим видом выражая скептицизм. Ничего, я упорная. И настроение у меня отличное, после письма то родителям. И мысли нехорошие в голову почти не лезут.
Он вдруг схватил меня за запястье, заставив остановиться. И усадил обратно на колени. Золотистые глаза смотрели настороженно и даже удивленно. А еще в них плясали искорки веселья, хоть немного, но успокаивая. И взгляд отвести было невозможно.
– Элла, какая же ты глупая, – тихо сказал мужчина.
– Что я опять сделала? Верю, что массаж спасает от головной боли?
– Тебя привели сюда, чтобы ты провела со мной ночь. Ты попросила не делать этого, просьбу я исполнил. Другая на твоем месте уже давно бы сбежала к себе, закрылась в ванной и забаррикадировала дверь. А ты, Элла, сидишь у меня на коленях, касаешься, прижимаешься. И главное, совершенно не понимаешь, какой эффект оказывают твои действия.
– А какой…
Когда до меня дошло, о чем он говорит, я даже покраснела вроде бы. И тут же попыталась слезть, дабы, собственно, и последовать мудрому совету – уйти к себе и стать как можно незаметней. Но уйти мне не дали, против силы Ладона я и пары секунд бы не продержалась.
От вопроса, заданного драконом, на миг перехватило дыхание.
– Ты целовалась когда нибудь?
Медленно я покачала головой.
– Совсем? – удивился мужчина.
– Совсем, – прошептала я.
Горячее дыхание опалило губы, сердце бешено стучало, руки поднялись было, чтобы оттолкнуть Ладона, но затем бессильно опустились.
Я много думала о том, с кем будет первый поцелуй и будет ли он вообще. Глядя на опытную и легкомысленную Эстер, на счастливых маму и папу, я думала о том, когда я встречу человека, которого захочу поцеловать. И который захочет поцеловать меня. Но ни разу, даже в самом страшном сне, я не могла представить, что этим человеком будет Ладон, которым меня в детстве пугали, когда безобразничала.
И уж точно я не думала, что это будет… так.
