ПРОЛОГ
Все слова, что приходят на ум, когда глаза видят небо этого мира, в сравнении с его красотой, слишком ничтожны и блеклы. Кто бы мог описать этот сверкающий, фантастический фейерверк цвета? Может художник, ночи и дни напролет грезящий о далеких галактиках. Пожалуй, да. Он бы взял свои краски и, не жалея, выдавил их на холст, растер широким, щедрым мазком, а потом, чуть подумав, уже четко выверяя каждое движение кистью, добавил еще несколько оттенков золотого, янтарного, ярко-желтого и шафранового. И, наконец, отодвинув картину, замер бы с трепетным сердцем, мечтая увидеть созданный им же самим пейзаж, но не в грезах, а наяву, зная, что в бесконечности космоса он где-то, непременно, существует.
Небом этого древнего мира можно любоваться неизмеримо долго, ведь этот мир будто создан для медитации, проникновения в суть вещей и осознания самого себя во вселенной. Казалось бы, так. Но двое, что бьются сейчас не на жизнь, а на смерть, под небесами, окрашенными самоцветной россыпью звезд и туманностей, нарушают эту вселенскую гармонию. Красота их лиц искажена гримасой горячности боя. У каждой за плечами, будто сотканные из мерцающей дымки, развеваются крылья. Схватка длится уже три дня и три ночи и лазурный песок под ногами вытоптан тысячами следов. Острые мечи, отражающие сияние звезд, со свистом распарывают воздух, в надежде встретить на своем разящем пути беззащитную плоть, но силы равны и ни одна из воительниц не уступает другой в ратном умении.
Вдалеке возвышается золотая ротонда. Задрапированные в мраморную вуаль кариатиды и обнаженные теламоны держат руками сверкающий, в холодном свете голубой звезды, купол. Таинственный зодчий видимо сам обладал божественным даром, иначе как можно было создать столь совершенный мартирион.
Каменные скульптуры взирают на бой. Их лица непроницаемы, а взгляды равнодушны. Им неведомы муки страстей живущих. Они беспристрастны.
Но что это? Потревоженные внезапным вторжением, головы статуй вдруг оживают, медленно поворачиваются внутрь ротонды, желая узреть, кто нарушил их вековечный покой. Только тот, кто осмелился это сделать, не обращает внимания на хмурые каменные лица и открытые рты, вопрошающие любого, вошедшего под этот золотой свод. Быстро, как ветер, бежит он туда, где звенят клинки, и лиловый песок еще не обагрен пролитой кровью.
- Остановитесь! – кричит он. – Не смейте!
Звук его голоса гремит, бьет барабанами и литаврами. И одна из воительниц на миг теряет сосредоточенность. Лишь на миг! Но даже этого много. Острый клинок соперницы вонзается в грудь. А следом, неуловимым движением, меч отсекает и крылья, что обычному человеческому глазу невидимы.
- Что ты наделала?! – тот, кто явился виновником окончания поединка, потрясен. Он опускается перед поверженным телом, убирает с лица разметавшиеся локоны цвета вороного крыла, в надежде, что в синих глазах еще теплится искра жизни. Но, тщетно.
- Так решило провидение. Кому из нас возвращаться к Истоку, а кому продолжить Путь, - победительница не принимает его упрека. Она спокойна.
- Ты обрекла несчастную томиться в Предверье! Целую вечность! – бросает мужчина новый упрек. Напрасно. Красавица не желает слушать.
- Это пойдет ей только на пользу, - отвечает она, разглаживая помятые в бою крылья и разметавшиеся, цвета платины и серебра, волосы.
- Вселенная! Это немыслимо! – восклицает он. И будто услышав это отчаяние, статуи мартириона вновь оживают. Кто потревожил их каменный сон, вот уже в третий раз за последние дни? Их двое. Оба высокие, сильные. Они приближаются, не спеша, с достоинством. На них черные доспехи фемиды. Сейчас будет суд.
- Знаешь ли ты, что попрала закон? – задает вопрос первый из судей: черноволосый, голубоглазый муж. В его руках Инсигния, серебряный жезл отражающий небесное самоцветье
- Да, мой супруг, знаю.
- Есть ли в тебе раскаяние?
- Нет!
- Тогда, лишь став смертной ты поймешь ценность даже самой короткой жизни, - звучит приговор и каждое произнесенное слово пульсирует в сознании тех, кто его услышал.
- Кайрос! – второй судья, чьи рыжие локоны под светом голубой звезды кажутся расплавленной медью, поднимает руку. Его пальцы сжаты в кулак. Это знак возражения. Но, поздно. Жезл вспыхнул. Из камня на его вершине вырвался луч и ударил в грудь своенравной убийцы. Та вскинула руки, закричала. И вдруг, обмякла и рухнула на лиловый песок, а в воздухе замерцал сгусток энергии. На несколько ударов человеческого сердца, он завис над обездвиженным телом, потом, быстро набирая скорость, взмыл вверх и исчез, затерявшись в сверкающем звездами небосводе.
- Что скажут драконы Эллазия? – рыжеволосый растерян. – Твой приговор слишком суров. И слишком поспешен!
- Я сам отвечу перед синедрионом, ведь право родства дает мне вершить этот суд, - обрекший душу своей супруги на вечные скитания в межзвездном пространстве не сожалеет.
- Встань! – взывает он, к поверженной в схватке воительнице. - Пора возвращаться к Истоку!
И о чудо! Пронзенное острым клинком тело дернулось, будто еще живое, и отторгло душу. Но душа не взмыла в небесные дали, а нашла пристанище в камне, венчающем вершину Инсигния.
- Илес Триэль, есть ли что сказать тебе, против нашего приговора?
- Это твой выбор, Высокий, - не поднимая взгляда, ответил тот, что так и остался стоять на коленях перед двумя лежащими на лиловом песке телами.
- Да, будет так!
ГЛАВА 1
В окне уже забрезжил рассвет. Тон* Ларум оторвал взгляд от страницы и отодвинул книгу. «Опять ничего, - с раздражением подумал он. – А ведь времени почти не осталось! Арис** Вистан возвращается завтра. Что ответить ему? Как смотреть в глаза?».
Мужчина тяжело вздохнул. Разве мог он думать, что замок Рок Биндвид станет ему родным настолько, что сердце сжималось от мысли покинуть эти крепкие стены, и светлую башню с камином, у которого так приятно вытянуть вечером ноги, наслаждаясь, после сытного ужина, легким игристым вином, из щедрых хозяйских запасов. Он уже и не знал, жалеть ли ему о том дне, когда встретил Вистана, и пообещал арису совершить невозможное. А ведь в тот миг Ларум не сомневался, что действительно сможет. Разве не он считался одним из лучших в Тон`ат, кто овладел наукой целительства?
- Да, дрянной маг из меня вышел, - Ларум скривил губы, а память-злодейка тут же услужливо подбросила воспоминания: - «Пятнадцать лет псу под хвост!» – прогремели в его голове, возвращая в далекое прошлое, слова тона Эрма.
Сейчас те давние события вспоминались уже не так болезненно. Он стал мудрее, научился контролировать себя и давно не тот честолюбивый юнец, которым, в порыве эмоций, покидал Тон`ат Альпин***.
- Надо признаться, что ты потерпел фиаско, - пробурчал маг себе под нос. – Все рецепты испробованы, девочку не вернуть. И никакая целительная магия здесь уже не поможет.
Ларум походил по комнате, прибрался на рабочем столе, разложил книги и свитки по полкам, потом оглядел свое жилище, удовлетворенно кивнул головой и вышел, плотно прикрыв за собой массивную, дубовую дверь.
Каменные ступени спиралью вились вокруг высокой северной башни. Узкие щели в стене, которые при надобности становились бойницами, давали уже достаточно света, чтобы не зажигать свечу. Лестница вывела его во внутренний дворик, вымощенный идеально подогнанным камнем, покрытым, в этот ранний час, тонким слоем искрящегося под утренними лучами солнца, выпавшего ночью снега. Ларум уже было шагнул на гладкие плиты, чтобы направиться в сторону широкой арки, ведущей в центральную часть замка, как его отвлек звук открывшейся в стене двери. Воздух колыхнулся. В проеме показалась накрытая поварским колпаком голова, и на Ларума обрушился аппетитный запах свежевыпеченной сдобы.
- Тон Ларум! – повар выплыл из-за двери, и вежливо поклонился. В руках он держал плетеную из лозы корзинку, накрытую белоснежной салфеткой.
- О! Рапио, - маг склонил голову в ответном жесте.
- Я увидел свет в башне и понял, что вам не помешает вот это, - с этими словами он протянул корзинку, и она перекочевала в руки Ларума.
Мужчина приподнял салфетку. На дне лежали две усыпанные сахарной пудрой и розовым марципаном булки. Рядом аккуратно примостилась глиняная бутыль.
- Молоко парное, - добавил повар.
- Спасибо, Рапио. Очень заботливо с твоей стороны.
- Ах, тон Ларум, - повар всплеснул руками. - Что моя забота, по сравнению с вашими заслугами. Если бы не вы, мой Рани так и остался бы калекой!
- Ну, полноте, Рапио. Любой целитель мог справиться с этой хворью, - улыбнулся маг. Но повар, не слушая больше никаких возражений, лишь махнул рукой, и скрылся за дверью замковой кухни.
Немного сбитый с толку словами и поведением повара, Ларум еще раз заглянул под салфетку и вдохнул ароматный запах. Настроение мага уж было поднялось, но мысли, как это часто бывало, внезапно вернулись к насущным проблемам, смыв благодушие с его лица. Он немного постоял, размышляя, и передумав идти кратчайшим путем, чуть прихрамывая на правую ногу, направился в сторону восточной галереи.
Галерея примыкала к наружной стене и тянулась, опоясывая Замок, практически по всему его периметру. Резные дубовые колонны подпирали навес, защищающий от жарких лучей солнца и от дождя, но не от снега, шедшего весь прошлый вечер и ночь. Снега набилось по щиколотку, и Ларум похвалил себя, что надел высокие сапоги, подбитые мехом. Он благодарно усмехнулся своему подсознательному чутью. Настроение снова пошло в гору.
Воздух был свеж, а солнце светило уже по-весеннему. – «Будет прекрасный день», - подумал маг. Почему-то эта неожиданная мысль, никак не отражавшая сегодняшнее его плачевное положение, засела и никак не желала уходить из головы. Не спеша, он шел, любуясь видом, открывающимся отсюда, с высоты, хотя восточная галерея никогда не была любимым местом его прогулок. Но сейчас, этот суровый горный пейзаж с видневшимся широким разломом в земле и тремя мостами, ведущими к Замку, давал ощущение душевного подъема.
Вдоволь налюбовавшись прекрасным видом и надышавшись свежим воздухом, он свернул в одно из боковых углублений в стене, спустился по узкой винтовой лесенке и оказался в замковом дворе.
Здесь уже вовсю кипела работа. Слуги чистили двор от снега, а садовник и две юные служанки украшали ветки деревьев блестящими гирляндами, искусственными цветами и свечами в круглых, стеклянных колбах. Через три дня в Замке будет празднество в честь тринадцатилетия дочери ариса Вистана.
Ларум вновь приуныл. Поздоровавшись со всеми и пожелав доброго утра и хорошего дня, маг пересек двор и поднялся по ступенькам, ведущим к парадному входу.
На пороге он встретил Кайсу, личную служанку дочери ариса. Они перекинулись парой фраз, также пожелав друг другу доброго утра.
С самого начала, попав в Рок Биндвид, южный оплот королевства Кэллорум, Ларум удивлялся той благожелательной атмосфере, что царила здесь, тому уважению, что проявляли живущие в нем друг к другу, не важно, какого сословия или статуса человек был перед тобой. Это было именно уважение, а не льстивое угодничество и низкопоклонство, обыкновенно царившие в Высоких Домах Кэллорума. Здесь признавался закон равенства личности: слуг не унижали, и они в ответ платили своей добродетелью, усердием и преданностью.
Хозяин Замка, высокородный арис Вистан, слыл человеком чести и достоинства. Этих качеств он требовал и от всех домочадцев, и от гостей, посещающих Рок Биндвид. Будучи ближайшим родственником короля, его двоюродным братом, Вистан мог это себе позволить, тем более, в собственном доме, вдали от королевского Двора с его интригами и «ничтожными», как любил выражаться сам арис, манерами.
Оставив служанку, немного продрогший Ларум нырнул в боковую дверь, ведущую в теплую прихожую, оборудованную печью. В «лакейской», как ее чаще всего называли, всегда кто-то находился: стражники из охраны, дворники, садовники, конюхи, все те, кому подолгу службы приходилось много времени проводить вне Замка. Здесь можно было выпить горячего взвара, чтобы согреть озябшие от работы руки, обсохнуть у огня, просто посудачить, делясь нехитрыми новостями. Бывало, что и Ларум шедший по своим делам, заходил сюда, угощался предложенными травяным взваром, слушал забавные истории старожил Рок Биндвид.
- Тон Ларум! Доброе утречко! – нестройный хор голосов поприветствовал вошедшего мага.
- Действительно, доброе, - несмотря на грустные мысли, мужчина улыбнулся. Ему уже протягивали кружку с горячим питьем и освободили место у печи, согнав с табурета рыжего кота. Кот возмущенно мяукнул, но увидев, что нагретое место уже занято, сначала потерся об ноги присутствующих, а потом нагло запрыгнул на колени конюху Макину и сделал вид, что спит.
- Тон Ларум, - обратился к магу Макин, поглаживая блестящую шерстку животного. – Готов поклясться, что вы сегодня бодрствовали до рассвета.
- Ты прав, - прикрыв веки, ответил целитель. Он расслабился, сидя у горячего очага, и даже грустные мысли покинули в этот момент его бедную, уставшую за ночь голову.
- Тогда, мне мнится, - продолжил конюх, - вы в курсе того, что творилось этой ночью.
- Творилось? – маг лениво повел бровью. – Всю ночь валил снег.
В лакейской повисла тишина. Ларум приоткрыл одно веко и оглядел присутствующих. Те, пожимая плечами, переглядывались. Это было странно. Макин же, убедившись, что целитель не в курсе происшествия, поднял указательный палец вверх и, сильно сбавив тон, прошептал:
- На рассвете, Илария видела падающую звезду!
- Тоже мне диво, - разочарованно фыркнул маг. – Начинается пора зимнего звездопада. Он, конечно, не такой обильный, как летний, но все же….
- Нет! - неучтиво перебил его конюх, что означало высокую степень взволнованности. – Это была не простая звезда. Илария говорит, что она упала прямо на Замок!
- А, Иларии это случайно во сне не приснилось? – сыронизировал Ларум. При этих словах все остальные присутствовавшие захихикали, и даже кот, лежащий на коленях конюха, хитро приоткрыл правый глаз, будто понимая, о чем люди ведут речь. Все давно знали, что у конюха и бонны затянувшиеся отношения.
- А вы вот сами возьмите, и все у нее расспросите, - совершенно не обидевшись на намеки, ответил конюх. – Иларии незачем выдумывать. Она женщина строгая.
Маг почесал нос. Действительно, на Иларию это не походило: болтать, что попало, и выдумывать разные истории. Поблагодарив за угощение, он вышел из лакейской, не забыв прихватить свою корзинку. Ему предстояло подняться на третий этаж, в комнату маленькой хозяйки Замка, арисы Тарьи, дочери ариса Вистана.
Несмотря на иронию, которую Ларум позволил в отношении конюха, слова Макина не выходили из его головы. Чем дальше он отходил от лакейской, тем больше у него возникало желание поговорить с Иларией. Наконец, подсознательное победило и, решив, что ариса точно никуда не денется, маг сменил направление.
Бонну он нашел лишь через пятнадцать минут в винном погребе. Та выполняла поручение Рапио: отбирала напитки для предстоящего праздника. В одной руке она держала внушительный список, а другой руководила мальчиком-служкой. Одна из полок, в огромном количестве занимавших погреб, значительно опустела, а на полу, в аккуратных квадратных корзинах, по пять штук в ряд, уже стояли пузатенькие бутылки.
