Галактиада

В корзинке оказалась свежая выпечка и небольшая баклага с каким-то питьем. Сей же миг она вспомнила три вещи: что обожает сдобу, что всю жизнь боролась с собой, чтобы блюсти фигуру склонную к полноте, и потому позволить себе такие излишества может исключительно по праздникам!
       Эту внутреннюю борьбу с непонятно откуда взявшимся искушением нарушил Ларум.
       - Лэйте, - он протянул кружку молока и марципановую булку. Взглянув на свои худые ножки, и тонкие ручки она вдруг осознала, что все ее сомнения абсолютно беспочвенны. А спустя пять минут уже просила добавки.
       - Бакья, - улыбнулся он, указывая на опустевшую кружку, но очередной стук в дверь смял улыбку с его лица.
       Тяжелая, окованная медью дверь открылась, и порог переступила высокая, дородная женщина, одетая в длинное, темно-синее шерстяное платье. Поверх платья красовался белоснежный передник, а голову покрывал чепец. Однако выбившаяся из-под него темная прядка волос выдавала в незнакомке жгучую брюнетку.
       Женщина, молча, прошествовала через комнату, неся в руке довольно объемный, накрытый деревянной крышкой котелок и скрылась в смежном, прятавшемся за атласной кремовой шторой, помещении. Простоватое, с крупными чертами лицо, так и не повернулось в их сторону, словно в комнате никого не было.
       За шторой сразу что-то стало происходить: послышался плеск выливаемой воды и сопение. Потом раздалось уже знакомое контральто: женщина задала вопрос. Ларум ответил утвердительно, после чего встал, прижал указательный палец к губам, произнес – «тсс-с» - понятное, наверное, всем и на всех языках, и ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
       Вскоре, незнакомка, что копошилась за шторой, вернулась в комнату, подошла к кровати, откинула одеяло и, буркнув что-то себе под нос, подхватила ее худенькое тельце на руки, прижала к полной груди, как матери носят маленькое дитя, и отнесла в смежное помещение, оказавшееся ванной комнатой и уборной.
       Небольшое окошко у потолка давало достаточно света, чтобы все рассмотреть. Здесь было гораздо теплее, даже жарко, по сравнению со спальней, поскольку горел камин. В одном из углов стояла деревянная, широкая кадка, с низкими, не выше человеческого пояса, бортами. Над ней поднимался пар. Чуть в стороне, за каменным бортиком находился удобный стульчак с подлокотниками и полукруглой спинкой, способной удержать человека в сидячем положении. Его удобство пришлось оценить в первую очередь.
       Краем глаза она наблюдала за незнакомкой в белом переднике и чепце. Та, перебрав несколько темных флаконов, в изобилии стоявших на каменной полке, выбрала один, подошла к кадке, и капнула в воду несколько капель. Затем, ухватив за деревянную ручку тот самый котелок, что принесла с собой, опрокинула, вылив содержимое в ту же кадку. Вода забурлила, вступив в реакцию с неизвестным веществом, и по комнате поплыл смолистый запах хвои. После этих манипуляций женщина снова взяла ее на руки и так, прямо в сорочке, опустила в кадку с теплой ароматной водой, не забыв заботливо подложить под голову кожаный валик.
       Вопрос, почему нужно молчать, не давал покоя, однако ее рассуждения по этому поводу прервало появление нового персонажа. Еще одна незнакомка, одетая в такое же, как и Контральто, темно-синее платье и белый, накрахмаленный передник, вошла в комнату, держа в руках стопку белья. Она была колоратурное сопрано. Голос соответствовал и ее внешности: такой же стройный и подвижный.
       Женщины о чем-то негромко переговаривались, не отвлекаясь, впрочем, от своих дел. Несколько раз, в разговоре, они произнесли знакомое уже слово «ариса». Упоминали и Ларума. При этом в их голосах звучало глубокое уважение, и даже восхищение. Сопрано обращалась к Контральто по имени, и стало понятно, что ту зовут Кайса. Как зовут Сопрано, узнать не удалось.
       Немного спустя, водные процедуры были закончены. Женщины уложили ее на деревянный полог, и сняли промокшую насквозь сорочку. Затем, ни на минуту не переставая о чем-то судачить, приподняли шею, подложили под нее удобный валик, чтобы вымыть волосы, которые после долго сушили у камина, расчесывали и заплетали,
       Позже, отчего-то неимоверно уставшая, уже засыпая в своей кровати, она еще какое-то время слышала их мерную убаюкивающую болтовню.
       

       
       Глава 3

       Ларум торопился. Стремительная походка целителя напоминала бег, недостойный его должности и статуса в этом Доме, и если бы в этот момент спросили любого живущего в Рок Биндвид, что он об этом думает, то выяснилось, что никто и никогда не видел мага в таком возбужденном состоянии. Словно ураган ворвался он в свою келью, находящуюся на вершине самой высокой башни Замка, заметался по ней, натыкаясь на вещи будто слепец, зацепился широким рукавом своей мантии за острый край книги, той самой, что утром оставил лежать на столе. Книга слетела, потащив за собой и песочные часы – старую, добрую память о друге. Это его отрезвило. За мгновение до падения вещей на пол, он успел выкрикнуть нужное заклинание. Оба предмета зависли в воздухе, потом плавно поднялись и, будто поставленные чьей-то заботливой, невидимой рукой, заняли свое прежнее место на столе. Маг сделал глубокий вдох-выдох, выпрямил спину, и уже более не делая резких движений, подошел к овальному зеркалу, одиноко стоящему в одном из углов комнаты.
       Зеркало было большим: Ларум видел свое отражение полностью, вплоть до меховых сапог на ногах. Пару минут он вглядывался в зазеркалье, отражавшее обстановку за его спиной, непривычную с этого ракурса, будто и не его это комната, где он прожил последние полгода. Счастливые полгода!
       - Ну, что же. Видимо настало время, - кончиком пальца правой руки он дотронулся до поверхности зеркала и произнес заклинание. Зеркальная гладь пошла рябью, как бывает от брошенного в тихую воду камешка. «Волны» становились все крупнее, поглотив отражение вещей и его самого, превратив все в бесформенную мешанину цвета. А через несколько секунд исчез и цвет. Поверхность зеркала, еще минуту назад бывшая ровной, кипела и бурлила, словно живая ртуть. Маг выкрикнул еще одно заклинание и кипение прекратилось. Какое-то время поверхность оставалась мутной, но вскоре в ней стали проявляться очертания предметов.
       Однако отражение в зеркале, теперь, совершенно не соответствовало реальной обстановке. Во-первых, в комнате Ларума было светло. Он любил встречать рассветы и провожать закаты, и держал ставни всегда открытыми, поэтому, свет солнца лился в открытые окна расположенные с запада и востока. Отражение же показывало отблеск мерцания зажженных свечей, на плотных, синего бархата, задернутых шторах. Во-вторых, горящие во множестве свечи освещали также и хозяина зазеркальной комнаты, сухонького старичка, сидевшего в глубоком мягком кресле, спинка которого возвышалась над головой его владельца не менее чем на полметра, превращая кресло в трон, достойный самих королей.
       - Наконец-то, - произнес старик глухим, отдававшим хрипотцой голосом. - А я уж было начал думать, что никогда не удостоюсь твоего внимания. Неужели произошло нечто экстраординарное? Ариса встала и пошла?
       В словах собеседника явно сквозил сарказм, но Ларум не обиделся. Он хорошо знал своего учителя. Впрочем, учитель так же хорошо знал своего ученика и поэтому не удивился реакции на свою колкость.
       - Тон Эрм…, - целитель склонил голову в знаке почтения и приветствия. - Процветания и благодати Дому Тон`ат Альпин, и всем его домочадцам, - кончики губ Ларума еле заметно изогнулись в легкой улыбке.
       - И тебе, всех благ, целитель, - ответил бывший учитель Ларума и бессменный настоятель Белой цитадели. – Вижу дела твои пошли на поправку. Совсем обосновался в Рок Биндвид? Или как?
       - Мне здесь по сердцу.
       - Не удивлен, - старик хитро прищурился. - Зная Вистана и тебя – не удивлен, – повторил он. – Так что же, - тон Эрм, как-то по-детски, подложил ладошку под морщинистую щеку, – неужели мой бывший ученик совершил невозможное. Иначе, я думаю, ты бы не осмелился обратиться ко мне.
       Ларум молчал. Признаться, он не собирался говорить об арисе с учителем. Но тот, как всегда, оказался слишком проницательным, будто у Ларума все было написано на лице. А может так оно и было.
       Наконец прикинув в уме все «за» и «против» он ответил:
       - Ариса Тарья встретит свое тринадцатилетие в полном уме и здравии.
       Тон Эрм странно отреагировал на слова мага. Его рука в характерном жесте шлепнула по подлокотнику, сам же он подскочил в кресле так, будто ему не четыре, с хвостиком, сотни лет, а не набралось и пяти десятков. Даже Ларум, в свои семьдесят пять, вряд ли мог позволить такую реакцию на людях. Хотя…. Что позволено тону Эрму, не позволено другим.
       - Я знал, что ты это сделаешь! – в голосе настоятеля прозвучали нотки гордости. – У тебя истинный Дар и я горжусь, что этот дар выпестован в Тон`ат Альпин!
       Эмоции старого мага не дали тому разглядеть в лице Ларума зарождающегося стыда. «Но что будет, если все узнают правду? – билась мысль в голове целителя. – Страшно даже представить!». И впервые в своей, как он думал, никчемной жизни, маг сделал над собою усилие и дал оправдание собственному поступку: он не солгал, он просто не сказал всей правды. В этот же момент, Ларум поклялся, что унесет тайну арисы в могилу.
       - К сожалению, память девочки пострадала, - маг прервал хвалебные речи в свой адрес. – Ей придется многое вспомнить.
       - Не сомневаюсь, что вспомнит. С таким-то целителем! – совершенно искренне ответил тон Эрм.
       - Боюсь, здесь случится загвоздка, учитель, - Ларум прикрыл веки, пряча глаза и боясь разоблачения. – Я могу лечить тело, а не Душу.
       - О! Я помогу тебе справиться с этой проблемой, - настоятель Тон`ат Альпин был явно польщен подобным обращением к своей персоне, ведь маг такого уровня, как Ларум имел положение, не обязывающее называть старого мага учителем. Они были практически равны. А в некоторых Высоких Домах Кэллорума маги-целители имели превосходство, перед остальными магами. Настоятель мог рассчитывать со стороны Ларума лишь на вежливо-учтивое обращение по имени, не более. Но, похоже, за последние пятьдесят лет, что они не виделись, он стал более падок на подобную мелкую лесть.
       - У меня, как раз, кое-что для тебя есть! - кресло тона Эрма плавно приподнялось и медленно поплыло в направлении высокого стеллажа, занимавшего всю западную стену. Потертые от старости деревянные полки хранили величайшее сокровище этого мира, древнюю библиотеку магических рукописей. Ларум с интересом наблюдал за действиями старого учителя. Сердце его забилось, когда в руки того легла объемная книга. – «Неужели!?» - только и успел подумать он.
       - Вот, что поможет тебе, - настоятель развернул фолиант так, что Ларум увидел тиснение на черном переплете. Он сразу узнал этот символ: два клина, соединенных перекладиной за нижний слева и верхний край справа. Знак Пространства. Символ магов воздуха. Целитель понял, чья эта книга, а точнее, кто ее автор. По крайней мере, очень на это надеялся. И он не ошибся.
       - Рукопись великого Скаттербрана «О памяти человеческой, эльфийской и гномьей, в двух главах, с заклинаниями помрачения и просветления». Подлинник! – тон Эрм приподнял бровь, внимательно разглядывая реакцию Ларума. Она ему понравилась.
       - Не ожидал такого? – старческий голос заскрежетал, выражая смех. – Эта книга у меня недавно, - маг любовно погладил по шероховатой, местами сильно затертой поверхности кожи. – И если бы ты знал, сколько трудов мне стоило добыть ее.
       - Представляю, учитель, - Ларум почти не дышал, боясь спугнуть удачу.
       - Представляет он, - пробурчал тон Эрм, сдувая невидимые пылинки с переплета. – Ну да ладно. Дам тебе ее. Конечно на время. Потом вернешь.
       Ларум закивал головой.
       - Откроешь портал или наручным прислать, - хитровато спросил старик.
       - Открою, - укоряя себя, за излишне торопливое согласие ответил целитель.
       - Помогу тебе, - настоятель то ли смилостивился, то ли просто уже устал держать тяжелую книгу в руках.
       Мужчины в унисон произнесли заклинание, и в зеркале возник темный вихрь. Он разрастался, пока не занял всю поверхность скрыв за собою и старого мага, и обстановку комнаты в которой тот находился. А через несколько секунд в центре этого вихря появилась книга, будто кто-то протягивал ее с той, обратной стороны зеркала. Ларум с осторожностью взял фолиант. Вихрь тут же пропал.
       - Вылечи девочку, Ларум, - в голосе Эрма прозвучала мольба. Только сейчас он позволил себе настоящие, непритворные чувства. Ариса приходилась ему праправнучкой по линии ее матери и это была трагедия всей семьи, а не только ариса Вистана.
       - Я сделаю все, что в моих силах, учитель.
       - Сделай Ларум. Сделай.
       

***

       Ее разбудило чье-то легкое прикосновение.
       Нет, это не было сном. Она находилась в той же комнате, с высоким сводчатым потолком и стенами, обитыми дубовыми панелями, высотою от пола и до плеча человека среднего роста, скрывающими крупную каменную кладку. Выше панелей камень был выбелен в светло коричневый, почти бежевый цвет, что создавало ощущение тепла и комфорта.
       На деревянном, подогнанном доска к доске, и чисто выскобленном полу, лежала пушистая, серебристая шкура какого-то животного. Здесь же, у кровати, в ногах, стоял резной сундук с ровной лакированной поверхностью. Единственное в этой комнате окно, сводчатое, под стать потолка, впускало солнечный, послеполуденный свет. Обрамленное в темно-коричневый гобелен штор оно казалось огромным. Недалеко примостился тот самый изящный столик, которым она любовалась недавно и два «венских» стула с плоскими, вышитыми золотой ниткой подушками для сидения. Несколько полок с массой безделушек и книг в толстых переплетах, объемный, резной как сундук, и украшенный лепкой, черного дерева шкаф завершали убранство.
       Полностью, во всех деталях, рассмотреть комнату мешало натянутое над головой полотно розово-перламутрового цвета с белоснежным рисунком в виде крупных цветов. Оно держалось на четырех сдвоенных деревянных пилонах, установленных по углам кровати. С обеих сторон пилонов крепились шторы того же материала и цвета, что полотно над головой. При необходимости эти шторы можно было задернуть.
       Рядом, на кровати, сидел Ларум и улыбался. В руках он держал пачку картонок, а заметив ее интерес, таинственно подмигнул и отложил карточки на прикроватный сундук. Дальше стало происходить нечто странное. Мужчина приподнял руки ладонями вверх, впился в нее гипнотическим взглядом, и заговорил. В его незнакомой речи звучал ритм присущий поэзии, и неожиданно она поняла, что уже не может вырваться из плена серых, будто хмурое, осеннее небо, глаз.
       Слова лились ровным потоком, рождая в голове и воображении целые картины. Она видела мир. Видела чудеса, происходящие в этом мире и чудесных волшебных существ населявших его, и совсем не удивлялась этому.
       Наконец слова иссякли. Ларум опустил ладони, отпустил ее взгляд, и вновь взял в руки карточки, на которых, с обеих сторон, оказались рисунки простых вещей и предметов. Он показывал карточки и называл изображенные предметы. Она повторяла.
       Вскоре рисунки стали сложнее, на них появились действия людей и животных. Последовали целые предложения. Через час или чуть больше они уже понимали друг друга.
       Их занятие прервал звук открываемой двери.