Он принял это решение, и приняв его внезапно ощутил глубокое спокойствие, сознание очистилось, обретя поразительную ясность, все в нем пришло в равновесие. И хотя душа его была полна боли, в сердце крепла решимость исполнить предначертанное. Перед его внутренним взором возникли как никогда отчетливо лица его отца и матери. Они смотрели на него чуть печально и ласково улыбались, словно желая подбодрить, стояли рядом, держась за руки, такие молодые, такие красивые.
- Простите меня, - неслышно прошептал он им. - Я не могу поступить иначе. Я должен это сделать.
Сердце его рвалось на части от боли, но разум был ясен, а воля тверда. Реми еще раз внимательно осмотрел перо, потом убрал его в карман своей куртки и снова произнес. – Это был не я. Вы сами знаете где я был в эту ночь.
- И я тебе обещаю, - советник с ненавистью смотрел на Реми, сжав кулаки в бессильном гневе, - что ты туда и вернешься. Ненадолго, пока мы не решим какой казни тебя предать. Но перед этим ты все мне расскажешь, все раскроешь, до самого последнего, гнусного секрета вашего проклятого племени. Говоришь, это был не ты. Ну-ну. Посмотрим, что ты запоешь под пытками. Эй, вы, - прикрикнул он на поверженных стражей, продолжавших валяться посреди иссеченной следами копыт дороги, скорее из осторожности, не так уж эти доблестные мужи и пострадали. - Живей поднимайтесь. Схватите и свяжите покрепче этого проклятого оборотня-душегуба.
Не спеша, с тяжелыми стонами и причитаниями, стражи нехотя поднялись и, потирая бока, двинулись на Реми, опасливо выставив копья.
- Да послушайте меня, наконец, советник! - Реми предостерегающе поднял руки, предупреждая намерения стражников вновь скрутить его веревками. Под его суровым, полыхающим взглядом их служебное рвение значительно поугасло. – Да. Я знаю где ваша дочь. И моя вина в этом тоже есть, но я никогда, клянусь своей жизнью, не причинил бы ей зла и не позволил никому это сделать. Если бы я только мог быть рядом в эту ночь! Но сейчас не время сожалеть о том, что упущено. Эйфория в большой, очень большой опасности. И я не меньше вашего хочу, чтобы она вернулась домой живой и невредимой, чтобы с ней все было в порядке. И я единственный кто может вам ее вернуть. Поэтому, если вы попытаетесь посадить меня под замок, вы можете никогда больше не увидеть свою дочь. А сейчас мне нужно добраться как можно быстрее до города, поэтому прошу вас, не мешайте.
- Тебе не обмануть меня, проклятый ворон, - проскрежетал советник. – Я знаю, что ты задумал. Сначала твои дружки по твоему наущению похитили мою бедную девочку, а сейчас ты сам пытаешься улизнуть. Ничего у тебя не выйдет, негодяй! Презренный выродок, я прикажу насадить твою голову на кол на площади, чтобы люди могли плевать на нее, а тело бросим псам на городской свалке, где такому отбросу как ты самое место. Гнусный вор!
Он бросил негодующий взгляд на мнущихся в нерешительности стражников и закричал:
- Что медлите? Или вы с ним заодно? Помогаете скрыться государственному преступнику, злодею-убийце? В арестанты захотели? Я вам устрою!
Лица стражников побагровели, глаза выпучились, они запыхтели шумно и обреченно, но добавили прыти. Разбитые носы и головы были забыты ими под угрозами советника, о крутом нраве которого ходили легенды. Доблестные вояки сами не поняли как в одно мгновение их пленник вдруг освободился, словно полыхнуло что-то обжигающее, и они оказались на земле в страхе и недоумении. Держа перед собой копья, стражники двинулись на Реми, грозно покрикивая. Он понял, что только потеряет драгоценное время, пытаясь достучаться до советника, одержимого ненавистью и гордыней, и стал медленно отступать, пока спина его не уперлась в круп стоявшего посреди дороги лучшего рысака из конюшни Лэптона.
- Жаль, что вы не хотите мне поверить, советник, - произнес Реми. – Вам все равно не удержать меня. Обещаю, что верну вам дочь. А когда я сделаю это, постарайтесь быть более справедливым и милосердным судьей поступкам простых людей, не таких как вы и ваши дружки из мэрии.
С этими словами Реми вскочил на коня и ухватив поводья, пустил его вскачь. Он неплохо держался в седле, привыкнув иметь дело с крепкими, крестьянскими лошадьми, которых разводили местные фермеры. В его памяти остались уже смутные воспоминания о детстве в горном приюте и о том, как отец сажал его на необъятно широкую спину лошади, чья теплая, шелковистая шкура отливала тусклым серебром и ее было так приятно гладить ладонями, вдыхая чуть острый запах конского пота.
Реми мчался на рысаке обратно по направлению к Городу, а вслед ему летели проклятья и угрозы, где-то уже далеко позади звонко тюкнуло о дорогу пущенное ему вдогонку копье. Ветер свистел в ушах у наездника, без устали погонявшего коня, и в этом свисте ему слышался чей-то тонкий, далекий плач и мольба. Мимо проносились поля и перелески, блеснула и мгновенно пропала из вида тихая речка с пологими, сонными берегами, вот позади остались березовая роща и пастбище, а впереди замаячили ветхие домишки городской окраины. Лишь на несколько минут Реми навестил свой дом, в который, он знал, ему не суждено больше вернуться. И забрав из тайника за потолочной балкой золотую цепочку с пластиной, где были начертаны слова на позабытом им языке, тут же отправился дальше, оставив слишком приметного коня у калитки, крепко-накрепко привязав его к ней поводьями. Он был уверен, что конь совсем скоро вернется в свое родное стойло.
Следующий кого Реми навестил был Джой, семья которого жила в небольшом, но уютном особнячке в той зеленой и спокойной части города, где селились мелкие конторские служащие и ничем особо не занятые обыватели, чье недостаточно высокое происхождение и скромный достаток не позволяли рассчитывать на более престижные жилища и участки. Реми, перемахнув через ограду на задворках дома, осторожно пробрался к задней двери, ведущей в пустую и до блеска вычищенную кухню, где еще витали запахи недавнего обеда: картофель с тушеной капустой и мясной подливкой. Он бесшумно и быстро пересек просторное помещение с большим деревенским столом для семейных трапез и на выходе наткнулся на Джоя в одежде для работы в саду. Тот уставился на него удивленно и забормотал растеряно:
- Ох, Реми! Ты откуда? Тебя отпустили? Все в порядке?
- Джой, - сказал Реми сурово. – Все совсем не в порядке. И нет, меня не отпустили, я сбежал. Поэтому не нужно, чтобы меня здесь видели.
И когда Син Джой, вытаращив глаза, испуганно охнул, добавил нетерпеливо.
- Мне пришлось это сделать. У нас беда, друг. Большая беда. Эйфория у воронов и мне нужна твоя помощь. Очень нужна, Джой.
Джой пошатнулся и закрыл стремительно побледневшее лицо руками, переживая страшное потрясение. А когда опустил ладони на глазах его блестели слезы.
- Да, Реми, хорошо. Конечно. Что я должен делать?
Голос его дрожал и прерывался. Реми положил ему на плечо свою руку и крепко сжал, потом встряхнул хорошенько и строго сказал:
- Соберись, Джой. Я верну ее, мы вернем ее. Мне нужно, чтобы ты пошел со мной. Я не буду подвергать тебя опасности, но ты понадобишься ей там.
- Да-да, конечно. Можешь на меня рассчитывать. – Джой осушил глаза и, не глядя на Реми, несколько раз глубоко вздохнул. Ужасная новость оглушила его, но он постарался взять себя в руки. Потом посмотрел на товарища и спросил с надеждой, от которой сердце Реми болезненно сжалось. – Ты ведь справишься с ними? Верно? Ты ведь сможешь это сделать?
- Послушай меня, Джой, - Реми вновь крепко сжал его плечи и заглянул в глаза, чтобы убедиться, что Джой его слышит и понимает. - Я буду ждать тебя в течение часа и не минутой больше на нашем старом месте у моста. Постарайся не опоздать, иначе мне придется уйти без тебя. Возьми с собой провизии на день пути и найди лошадей, поедем верхом. У нас очень мало времени. И Джой… Приходи один. Ты знаешь, о чем я. Если меня схватят, Эйфория погибла.
Первые проблески зари высветлили небо, когда Реми и Джой вступили под сень колдовской дубовой рощи, окружавшей Воронью крепость. Всю ночь они, не давая минуты отдыха ни себе, ни коням, спешили навстречу судьбе с единственным желанием вырвать из жестоких вороньих когтей беззащитную девушку.
На землях Воронов дорог было немного, мало кто рисковал без особой нужды путешествовать по этим опасным местам, с незапамятных времен снискавших себе с дурную, кровавую славу. Кое-где путникам приходилось спешившись, осторожным шагом, при тусклом свете щербатой луны, пробираться узкими тропами по уступам скалистых, горных отрогов. Там, на мрачных, каменных утесах, воздвигли, руками захваченных ими рабов, свою цитадель вороны, положив в ее основание немало человеческих жизней. Когда вдали над верхушками деревьев стали видны в свете восходящего солнца огромные черные стены и башни крепости, сердце Реми зашлось от боли и забилось с внезапной, неистовой силой, так что, показалось ему, не выдержит напора охвативших его чувств и горьких воспоминаний. Вновь ужасы прошлого встали у него перед глазами, заслонив на мгновение свет пробуждающегося дня. Он глубоко вздохнул, остановился и обернувшись к Син Джою, который неотступно следовал за ним с мрачным сосредоточенным видом, произнес негромко, чувствуя в груди стеснение скорби и вместе с тем решимость:
- Дальше я пойду один…
Джой сразу вскинул до того понуро поникшую голову и вперил в него подозрительный, пристальный взгляд:
- Ну уж нет. Я тоже иду и это совершенно точно. Ты можешь один не справиться, а у меня есть…
Тут он внезапно смутился и замолчал.
- У тебя есть оружие против них, - продолжил Реми. – Или против меня, если мои намерения окажутся не совсем такими какими нужно. Я знаю, Джой. И я понимаю тебя и твои опасения. Но прошу, поверь мне, пожалуйста. А если ты еще сомневаешься, то подумай сам: я бы давно мог сбежать, если бы захотел, если бы вдруг заимел такое желание. И ни ты, ни ваша стража, никто не помешали бы мне сделать это. Даже сейчас, Джой, я прошу тебя доверять, потому что мне нужна твоя помощь, чтобы вернуть Эйфорию домой. Именно поэтому я и позвал тебя. Но к воронам я пойду один, иначе никто из нас больше не увидит света.
Странная тишина царила в этот предутренний час в Колдовском бору, не слышно было здесь ни беспечного щебета птиц, что переливами звонких трелей встречают новую зарю, ни свежего, безмятежного шелеста листьев, разбуженных дыханием прохладного ветра с гор, лишь сухое, змеиное шуршание травы под ногами усталых путников. Джой достал из кармана платок и обстоятельно вытер обильно выступивший на лице и шее пот, уголки его губ опустились, выражая уныние и безнадежность.
- Хорошо, - наконец неохотно обронил он, так и не разгладив хмурую складку между бровями. Он пытался прочесть в ярко блестевших глазах Реми ответы на свои вопросы, но не смог проникнуть за их непроницаемо-темную завесу. Лицо его товарища было серьезным и строгим, без тени сомнений или страха, как у воина перед неизбежной, грядущей битвой. – Ты уверен, что справишься с воронами и при этом сможешь сдержать этот свой дар?
- Это не дар, Джой, – тяжело вздохнул Реми. - Это – проклятие, но не волнуйся, я смогу забрать Эйфорию. А теперь, слушай меня внимательно: верхом здесь уже не пройти. Есть, правда, старый тракт по которому местные доставляют в крепость дань, но он лежит в стороне отсюда. Да нам туда и не нужно. Я быстрее доберусь пешком, через утесы, а ты должен будешь ждать меня вот под этим деревом. Именно здесь, Джой. Это важно, потому что, когда я вернусь с Эйфорией, на счету будет каждая минута, и я не хочу потерять время разыскивая тебя по этому проклятому лесу. Не отходи от дуба, - тут Реми дотронулся рукой до шершавой коры старого, искореженного временем и непогодой великана с раскидистой кроной, жухлая трава под которым была усыпана крупными, спелыми желудями. - Не дальше его тени в полдень. Здесь легко заблудиться.
- Я помню, как матушка говорила, раз войдя в Темный бор - уже не выйдешь, черное, воронье колдовство не позволит.
- Да, верно, - ответил Реми, доставая из седельной сумки уже наполовину осушенную фляжку с водой и крепкую веревку. – Если бы нас не защищал Знак, то так и было бы. Ну все, пожелай мне удачи, друг.
- Ты не сказал, сколько мне ждать.
- До первой, вечерней звезды, но мы придем раньше.
С этими словами Реми кивнул на прощание Джою, который стоял, крепко сжимая в руках поводья двух лошадей, чьи шкуры были темны от пота, потом развернулся и, вскинув на плечо моток веревки, быстро зашагал прочь и вскоре скрылся за деревьями в едва начинавшем брезжить свете утра…
…Крепость Воронов окружали четыре стены, которые поднимались неровными уступами к ее мрачной громаде, ощерившейся острыми пиками черных башен в небо. И в каждой стене – только одни ворота: северные, восточные, южные и западные, через которые в крепость могли, с ведома и разрешения воронов, пройти визитеры: откупщики с данью, собранной у местных крестьян и торговцев, да и не только местных. Все окрестные поселения на границе Вороньего края несли это ярмо, не рискуя ослушаться, в вечном страхе перед лихими, разбойничьими набегами черного племени, после которых на месте человеческого жилья оставалось лишь смердевшее гарью пепелище, а рудники и ямы крепости наполнялись новыми невольниками.
Сами вороны, прошедшие обряд посвящения и обретшие способность обращаться, покидали крепость и возвращались в нее по воздуху, в своем вороньем обличье. Никто из них не стал бы ронять достоинства пользуясь нижними вратами, предназначенными исключительно для этого сброда, скрогов, словно земляные черви, ползающих у них под ногами, годных лишь для рабского труда и кровавых утех. Ронгонки не часто выходили до Обряда за крепостные стены, проводя время в поединках и упражнениях на выносливость и силу, в прислуживании старшим воронам и редких, особенно нелюбимых ими, занятиях по ученым книгам. В Колдовской бор они отправлялись, когда наступало время обучаться выслеживать и настигать добычу, готовиться стать полноправными членами стаи. Для этого существовал особый ход из крепости, о котором никто из посторонних не знал, он шел каменным, извилистым туннелем под землей. Сначала Реми хотел воспользоваться им, чтобы быстрее проникнуть в крепость, но поразмыслив, передумал.
Преодолев череду крутых уступов, он обмотал вокруг пояса веревку, спрятав ее под рубашкой, и отправился к первым на своем пути в крепость, северным, воротам. Перед забранным решеткой угрюмым провалом, похожим на жадно оскаленную пасть, он остановился и решительно постучал, со всей силы опуская огромное, чугунное кольцо на толстые прутья. Звук ударов, глухой и напряженный, поплыл медленным гулом, тяжело осел на землю, придавленный душным, плотным воздухом, и скоро угас, потерялся в толще крепостной стены из черного камня. Никто не откликнулся на стук, стояла обманчивая, недобрая тишина, крепость казалась вымершей. Но Реми знал, что это было не так, в этой настороженной, зловещей тишине таилась насмешка и угроза, тому кто осмелился прийти к железным воротам.
Реми постучал снова, вкладывая в каждый удар частицу темного пламени, так, что скоро решетка ворот начала неистово гудеть, отзываясь на его настойчивость.
- Простите меня, - неслышно прошептал он им. - Я не могу поступить иначе. Я должен это сделать.
Сердце его рвалось на части от боли, но разум был ясен, а воля тверда. Реми еще раз внимательно осмотрел перо, потом убрал его в карман своей куртки и снова произнес. – Это был не я. Вы сами знаете где я был в эту ночь.
- И я тебе обещаю, - советник с ненавистью смотрел на Реми, сжав кулаки в бессильном гневе, - что ты туда и вернешься. Ненадолго, пока мы не решим какой казни тебя предать. Но перед этим ты все мне расскажешь, все раскроешь, до самого последнего, гнусного секрета вашего проклятого племени. Говоришь, это был не ты. Ну-ну. Посмотрим, что ты запоешь под пытками. Эй, вы, - прикрикнул он на поверженных стражей, продолжавших валяться посреди иссеченной следами копыт дороги, скорее из осторожности, не так уж эти доблестные мужи и пострадали. - Живей поднимайтесь. Схватите и свяжите покрепче этого проклятого оборотня-душегуба.
Не спеша, с тяжелыми стонами и причитаниями, стражи нехотя поднялись и, потирая бока, двинулись на Реми, опасливо выставив копья.
- Да послушайте меня, наконец, советник! - Реми предостерегающе поднял руки, предупреждая намерения стражников вновь скрутить его веревками. Под его суровым, полыхающим взглядом их служебное рвение значительно поугасло. – Да. Я знаю где ваша дочь. И моя вина в этом тоже есть, но я никогда, клянусь своей жизнью, не причинил бы ей зла и не позволил никому это сделать. Если бы я только мог быть рядом в эту ночь! Но сейчас не время сожалеть о том, что упущено. Эйфория в большой, очень большой опасности. И я не меньше вашего хочу, чтобы она вернулась домой живой и невредимой, чтобы с ней все было в порядке. И я единственный кто может вам ее вернуть. Поэтому, если вы попытаетесь посадить меня под замок, вы можете никогда больше не увидеть свою дочь. А сейчас мне нужно добраться как можно быстрее до города, поэтому прошу вас, не мешайте.
- Тебе не обмануть меня, проклятый ворон, - проскрежетал советник. – Я знаю, что ты задумал. Сначала твои дружки по твоему наущению похитили мою бедную девочку, а сейчас ты сам пытаешься улизнуть. Ничего у тебя не выйдет, негодяй! Презренный выродок, я прикажу насадить твою голову на кол на площади, чтобы люди могли плевать на нее, а тело бросим псам на городской свалке, где такому отбросу как ты самое место. Гнусный вор!
Он бросил негодующий взгляд на мнущихся в нерешительности стражников и закричал:
- Что медлите? Или вы с ним заодно? Помогаете скрыться государственному преступнику, злодею-убийце? В арестанты захотели? Я вам устрою!
Лица стражников побагровели, глаза выпучились, они запыхтели шумно и обреченно, но добавили прыти. Разбитые носы и головы были забыты ими под угрозами советника, о крутом нраве которого ходили легенды. Доблестные вояки сами не поняли как в одно мгновение их пленник вдруг освободился, словно полыхнуло что-то обжигающее, и они оказались на земле в страхе и недоумении. Держа перед собой копья, стражники двинулись на Реми, грозно покрикивая. Он понял, что только потеряет драгоценное время, пытаясь достучаться до советника, одержимого ненавистью и гордыней, и стал медленно отступать, пока спина его не уперлась в круп стоявшего посреди дороги лучшего рысака из конюшни Лэптона.
- Жаль, что вы не хотите мне поверить, советник, - произнес Реми. – Вам все равно не удержать меня. Обещаю, что верну вам дочь. А когда я сделаю это, постарайтесь быть более справедливым и милосердным судьей поступкам простых людей, не таких как вы и ваши дружки из мэрии.
С этими словами Реми вскочил на коня и ухватив поводья, пустил его вскачь. Он неплохо держался в седле, привыкнув иметь дело с крепкими, крестьянскими лошадьми, которых разводили местные фермеры. В его памяти остались уже смутные воспоминания о детстве в горном приюте и о том, как отец сажал его на необъятно широкую спину лошади, чья теплая, шелковистая шкура отливала тусклым серебром и ее было так приятно гладить ладонями, вдыхая чуть острый запах конского пота.
Реми мчался на рысаке обратно по направлению к Городу, а вслед ему летели проклятья и угрозы, где-то уже далеко позади звонко тюкнуло о дорогу пущенное ему вдогонку копье. Ветер свистел в ушах у наездника, без устали погонявшего коня, и в этом свисте ему слышался чей-то тонкий, далекий плач и мольба. Мимо проносились поля и перелески, блеснула и мгновенно пропала из вида тихая речка с пологими, сонными берегами, вот позади остались березовая роща и пастбище, а впереди замаячили ветхие домишки городской окраины. Лишь на несколько минут Реми навестил свой дом, в который, он знал, ему не суждено больше вернуться. И забрав из тайника за потолочной балкой золотую цепочку с пластиной, где были начертаны слова на позабытом им языке, тут же отправился дальше, оставив слишком приметного коня у калитки, крепко-накрепко привязав его к ней поводьями. Он был уверен, что конь совсем скоро вернется в свое родное стойло.
Следующий кого Реми навестил был Джой, семья которого жила в небольшом, но уютном особнячке в той зеленой и спокойной части города, где селились мелкие конторские служащие и ничем особо не занятые обыватели, чье недостаточно высокое происхождение и скромный достаток не позволяли рассчитывать на более престижные жилища и участки. Реми, перемахнув через ограду на задворках дома, осторожно пробрался к задней двери, ведущей в пустую и до блеска вычищенную кухню, где еще витали запахи недавнего обеда: картофель с тушеной капустой и мясной подливкой. Он бесшумно и быстро пересек просторное помещение с большим деревенским столом для семейных трапез и на выходе наткнулся на Джоя в одежде для работы в саду. Тот уставился на него удивленно и забормотал растеряно:
- Ох, Реми! Ты откуда? Тебя отпустили? Все в порядке?
- Джой, - сказал Реми сурово. – Все совсем не в порядке. И нет, меня не отпустили, я сбежал. Поэтому не нужно, чтобы меня здесь видели.
И когда Син Джой, вытаращив глаза, испуганно охнул, добавил нетерпеливо.
- Мне пришлось это сделать. У нас беда, друг. Большая беда. Эйфория у воронов и мне нужна твоя помощь. Очень нужна, Джой.
Джой пошатнулся и закрыл стремительно побледневшее лицо руками, переживая страшное потрясение. А когда опустил ладони на глазах его блестели слезы.
- Да, Реми, хорошо. Конечно. Что я должен делать?
Голос его дрожал и прерывался. Реми положил ему на плечо свою руку и крепко сжал, потом встряхнул хорошенько и строго сказал:
- Соберись, Джой. Я верну ее, мы вернем ее. Мне нужно, чтобы ты пошел со мной. Я не буду подвергать тебя опасности, но ты понадобишься ей там.
- Да-да, конечно. Можешь на меня рассчитывать. – Джой осушил глаза и, не глядя на Реми, несколько раз глубоко вздохнул. Ужасная новость оглушила его, но он постарался взять себя в руки. Потом посмотрел на товарища и спросил с надеждой, от которой сердце Реми болезненно сжалось. – Ты ведь справишься с ними? Верно? Ты ведь сможешь это сделать?
- Послушай меня, Джой, - Реми вновь крепко сжал его плечи и заглянул в глаза, чтобы убедиться, что Джой его слышит и понимает. - Я буду ждать тебя в течение часа и не минутой больше на нашем старом месте у моста. Постарайся не опоздать, иначе мне придется уйти без тебя. Возьми с собой провизии на день пути и найди лошадей, поедем верхом. У нас очень мало времени. И Джой… Приходи один. Ты знаешь, о чем я. Если меня схватят, Эйфория погибла.
Прода от 03.06.2022, 17:39
Глава тридцать вторая. ВЫСШАЯ КЛЯТВА
Первые проблески зари высветлили небо, когда Реми и Джой вступили под сень колдовской дубовой рощи, окружавшей Воронью крепость. Всю ночь они, не давая минуты отдыха ни себе, ни коням, спешили навстречу судьбе с единственным желанием вырвать из жестоких вороньих когтей беззащитную девушку.
На землях Воронов дорог было немного, мало кто рисковал без особой нужды путешествовать по этим опасным местам, с незапамятных времен снискавших себе с дурную, кровавую славу. Кое-где путникам приходилось спешившись, осторожным шагом, при тусклом свете щербатой луны, пробираться узкими тропами по уступам скалистых, горных отрогов. Там, на мрачных, каменных утесах, воздвигли, руками захваченных ими рабов, свою цитадель вороны, положив в ее основание немало человеческих жизней. Когда вдали над верхушками деревьев стали видны в свете восходящего солнца огромные черные стены и башни крепости, сердце Реми зашлось от боли и забилось с внезапной, неистовой силой, так что, показалось ему, не выдержит напора охвативших его чувств и горьких воспоминаний. Вновь ужасы прошлого встали у него перед глазами, заслонив на мгновение свет пробуждающегося дня. Он глубоко вздохнул, остановился и обернувшись к Син Джою, который неотступно следовал за ним с мрачным сосредоточенным видом, произнес негромко, чувствуя в груди стеснение скорби и вместе с тем решимость:
- Дальше я пойду один…
Джой сразу вскинул до того понуро поникшую голову и вперил в него подозрительный, пристальный взгляд:
- Ну уж нет. Я тоже иду и это совершенно точно. Ты можешь один не справиться, а у меня есть…
Тут он внезапно смутился и замолчал.
- У тебя есть оружие против них, - продолжил Реми. – Или против меня, если мои намерения окажутся не совсем такими какими нужно. Я знаю, Джой. И я понимаю тебя и твои опасения. Но прошу, поверь мне, пожалуйста. А если ты еще сомневаешься, то подумай сам: я бы давно мог сбежать, если бы захотел, если бы вдруг заимел такое желание. И ни ты, ни ваша стража, никто не помешали бы мне сделать это. Даже сейчас, Джой, я прошу тебя доверять, потому что мне нужна твоя помощь, чтобы вернуть Эйфорию домой. Именно поэтому я и позвал тебя. Но к воронам я пойду один, иначе никто из нас больше не увидит света.
Странная тишина царила в этот предутренний час в Колдовском бору, не слышно было здесь ни беспечного щебета птиц, что переливами звонких трелей встречают новую зарю, ни свежего, безмятежного шелеста листьев, разбуженных дыханием прохладного ветра с гор, лишь сухое, змеиное шуршание травы под ногами усталых путников. Джой достал из кармана платок и обстоятельно вытер обильно выступивший на лице и шее пот, уголки его губ опустились, выражая уныние и безнадежность.
- Хорошо, - наконец неохотно обронил он, так и не разгладив хмурую складку между бровями. Он пытался прочесть в ярко блестевших глазах Реми ответы на свои вопросы, но не смог проникнуть за их непроницаемо-темную завесу. Лицо его товарища было серьезным и строгим, без тени сомнений или страха, как у воина перед неизбежной, грядущей битвой. – Ты уверен, что справишься с воронами и при этом сможешь сдержать этот свой дар?
- Это не дар, Джой, – тяжело вздохнул Реми. - Это – проклятие, но не волнуйся, я смогу забрать Эйфорию. А теперь, слушай меня внимательно: верхом здесь уже не пройти. Есть, правда, старый тракт по которому местные доставляют в крепость дань, но он лежит в стороне отсюда. Да нам туда и не нужно. Я быстрее доберусь пешком, через утесы, а ты должен будешь ждать меня вот под этим деревом. Именно здесь, Джой. Это важно, потому что, когда я вернусь с Эйфорией, на счету будет каждая минута, и я не хочу потерять время разыскивая тебя по этому проклятому лесу. Не отходи от дуба, - тут Реми дотронулся рукой до шершавой коры старого, искореженного временем и непогодой великана с раскидистой кроной, жухлая трава под которым была усыпана крупными, спелыми желудями. - Не дальше его тени в полдень. Здесь легко заблудиться.
- Я помню, как матушка говорила, раз войдя в Темный бор - уже не выйдешь, черное, воронье колдовство не позволит.
- Да, верно, - ответил Реми, доставая из седельной сумки уже наполовину осушенную фляжку с водой и крепкую веревку. – Если бы нас не защищал Знак, то так и было бы. Ну все, пожелай мне удачи, друг.
- Ты не сказал, сколько мне ждать.
- До первой, вечерней звезды, но мы придем раньше.
С этими словами Реми кивнул на прощание Джою, который стоял, крепко сжимая в руках поводья двух лошадей, чьи шкуры были темны от пота, потом развернулся и, вскинув на плечо моток веревки, быстро зашагал прочь и вскоре скрылся за деревьями в едва начинавшем брезжить свете утра…
…Крепость Воронов окружали четыре стены, которые поднимались неровными уступами к ее мрачной громаде, ощерившейся острыми пиками черных башен в небо. И в каждой стене – только одни ворота: северные, восточные, южные и западные, через которые в крепость могли, с ведома и разрешения воронов, пройти визитеры: откупщики с данью, собранной у местных крестьян и торговцев, да и не только местных. Все окрестные поселения на границе Вороньего края несли это ярмо, не рискуя ослушаться, в вечном страхе перед лихими, разбойничьими набегами черного племени, после которых на месте человеческого жилья оставалось лишь смердевшее гарью пепелище, а рудники и ямы крепости наполнялись новыми невольниками.
Сами вороны, прошедшие обряд посвящения и обретшие способность обращаться, покидали крепость и возвращались в нее по воздуху, в своем вороньем обличье. Никто из них не стал бы ронять достоинства пользуясь нижними вратами, предназначенными исключительно для этого сброда, скрогов, словно земляные черви, ползающих у них под ногами, годных лишь для рабского труда и кровавых утех. Ронгонки не часто выходили до Обряда за крепостные стены, проводя время в поединках и упражнениях на выносливость и силу, в прислуживании старшим воронам и редких, особенно нелюбимых ими, занятиях по ученым книгам. В Колдовской бор они отправлялись, когда наступало время обучаться выслеживать и настигать добычу, готовиться стать полноправными членами стаи. Для этого существовал особый ход из крепости, о котором никто из посторонних не знал, он шел каменным, извилистым туннелем под землей. Сначала Реми хотел воспользоваться им, чтобы быстрее проникнуть в крепость, но поразмыслив, передумал.
Преодолев череду крутых уступов, он обмотал вокруг пояса веревку, спрятав ее под рубашкой, и отправился к первым на своем пути в крепость, северным, воротам. Перед забранным решеткой угрюмым провалом, похожим на жадно оскаленную пасть, он остановился и решительно постучал, со всей силы опуская огромное, чугунное кольцо на толстые прутья. Звук ударов, глухой и напряженный, поплыл медленным гулом, тяжело осел на землю, придавленный душным, плотным воздухом, и скоро угас, потерялся в толще крепостной стены из черного камня. Никто не откликнулся на стук, стояла обманчивая, недобрая тишина, крепость казалась вымершей. Но Реми знал, что это было не так, в этой настороженной, зловещей тишине таилась насмешка и угроза, тому кто осмелился прийти к железным воротам.
Реми постучал снова, вкладывая в каждый удар частицу темного пламени, так, что скоро решетка ворот начала неистово гудеть, отзываясь на его настойчивость.
