Проклятый ухмыльнулся, но ответом Айрис не удовольствовался. Достал из кармана небольшую черную плитку, на поверхности которой так и бегали разноцветные огоньки, складываясь временами в сложный и непонятный узор. Айрис сжалась непроизвольно, когда он преодолел разделявшее их расстояние и начал водить над ней этим странным устройством.
– В самом деле, хорошо, – прокомментировал нелюдь, – даже странно, что настолько хорошо.
– Вы что-то со мной сделали? – внезапно охрипнув, спросила Айрис.
Ведь за стеной умирала Рина, медленно и мучительно.
– То же, что и со всеми, – черные тонкие губы дернулись в усмешке, – но, видимо, наконец нам повезло. Как и тебе.
– И у меня на руках будут знаки?
– Вряд ли, мы поменяли модель, – он пожал плечами, убрал мигающую штуку, – ешь. Ты должна хорошо питаться.
Потом, когда он ушел, Айрис заставила себя заглянуть в содержимое металлических квадратных мисок. А в груди жирной, скользкой личинкой ворочался страх. Похоже, они все же успели что-то с ней проделать, причем то же самое, что и с Риной. Но Рина умирала. Значило ли это, что и она, Айрис, скоро отправится в вечные сады Двуединого?
Руки тряслись. Но так нельзя. Она сбежит этой ночью, доберется до замка и… что тогда?
«Сперва к патеру, – мелькнула мысль, – если появлюсь в замке сама, то Рато меня точно убьет. Скажет, что шлюха, и убьет».
В мисках была самая обычная, хорошо разваренная ячменная каша, тушеное мясо кусочками, тонко нарезанные овощи и зелень. В последней емкости Айрис обнаружила розовый студень, который приятно пах земляникой. Ну, и бутылка с водой. Ее Айрис даже не сразу смогла открыть, потому что там не было пробки. Горлышко закрывал колпачок из неизвестного Айрис материала, и пришлось изрядно поломать голову, прежде чем она сообразила – его не надо пытаться сдернуть, его достаточно просто покрутить.
Айрис заставила себя съесть все, что привезли. Потом вспомнила про желтую и синюю кнопки, привела себя в порядок и снова легла в постель. За окном медленно собирались сумерки.
Она тихо лежала, поджав ноги, и ей казалось, что ее, маленькую и невесомую, швыряет в бурных, пенящихся водах страхов. Они были у Айрис разными, эти страхи: боялась, что Рато что-нибудь сделает Микаэлу, боялась, что с ней пойдет все, как с Риной. Да что уж там, ночная прогулка по лесу тоже была тем еще развлечением.
Но она дойдет. Двуединый будет идти следом, и ни зверь, ни человек не тронут ее, потому что будет самой большой подлостью – вырваться из лап Проклятых и не увидеть своего малыша.
А Двуединый ведь не подлый, нет?
В комнате медленно собиралась темнота. Никто больше не тревожил ее – ни Проклятые, ни Рина. Возможно, той стало совсем плохо. Возможно, она умерла, потому что ни единого звука не просачивалось сквозь отверстия в стене.
Потом Айрис увидела, как на бархатное небо в мелких точках звезд выкатилась медовая луна, большая, низкая. Почему-то из замка она всегда казалась куда меньше, так, еще одно пятно на небесном покрывале. Луне Айрис обрадовалась. Это значило, что ей не придется брести в кромешной уж темноте.
Потом… что-то словно толкнуло в бок.
Пора.
Айрис неслышно поднялась, прислушалась. Хотела подойти и позвать Рину, но передумала. Окно открывалось внутрь, что было очень удобно, и открывалось легко, стоило только потянуть за ручку. Сердце в груди замирало, когда Айрис взялась за решетку и осторожно начала ее толкать от себя. Заскреб металл по камню, и Айрис едва не рассмеялась в голос, когда решетка оказалась у нее в руках. Тяжелая и крепкая, но уже бесполезная.
Она высунулась из окна, спустила решетку в траву, а затем и сама выбралась наружу, сразу присев на корточки и прижавшись к стене. Оказалось, ее держали в длинном, сложенном из камня доме. В одной его стороне окна светились, и сквозь стекла Айрис увидела нескольких Проклятых. Они были заняты своими делами: кто беседовал, кто переставлял с места на место тонкие колбы, наполненные разноцветными жидкостями, кто просто шел куда-то, мелькая то в одном окне, то в другом. Но все казалось спокойным, и тревогу пока никто не поднял. До леса оставался жалкий десяток шагов. Айрис, пригибаясь, метнулась к деревьям, но, когда добежала, остановилась. Ей показалось, что в траве что-то блеснуло. Наклонилась – и в самом деле, тонкая проволока огораживала поселение. Две блестящих стальных нити, одна на уровне колен, другая на уровне груди. Айрис подобрала руками рубаху, чтобы невзначай не коснуться проволоки, и проскользнула сквозь ограждение.
Вздохнула. Прислушалась. Тишина и шепот ночного леса.
Сбежать от Проклятых оказалось на удивление просто.
Ну и, в конце концов, Золька тоже ведь сбежал, чем она хуже.
Айрис ощупала несколько деревьев, прежде чем определила южную сторону по мху.
Прощай, Рина. Ты сделала благое дело, тебе зачтется.
И смело шагнула вглубь леса.
Чтобы не думать о том, что вокруг шастает зверье, Айрис не выпускала из мыслей образ Мики, самого лучшего малыша с парой крепких белых зубиков. Она представляла себе, как будет гладить его по пушистым и мягким волосикам, как прижмет к себе и будет с наслаждением вдыхать его особенный, детский аромат. Сожаление о том, что она не смогла сама его кормить, больно вгрызалось в грудь, выжимая слезы из глаз. Но ведь она не виновата. Это после того, как Рато ее в очередной раз избил, а потом она два дня валялась, не в состоянии подняться, молоко пропало.
И мысли плавно перетекли в сторону воспоминаний. Айрис вновь увидела себя совсем еще юной и, в общем-то, счастливой девушкой. Ее семья не была слишком богатой, и у Айрис были сестры, которые не очень-то с ней церемонились. И маленький братик, которого она очень любила. Но самое важное – Айрис могла быть собой, могла ходить, куда вздумается, и могла делать все, к чему лежало сердце. Она ведь любила рукоделие, покров на алтарь Двуединого, расшитый бисером, до сих пор украшает храм. И еще она умела читать. Но Рато все уничтожил, все растоптал. Такое впечатление, что ему просто нравилось давить всех вокруг себя. Как букашек.
Айрис не знала, долго ли шла. Порядочно исколов ноги, она невольно ойкала и шипела с каждым шагом. И постоянно проверяла направление. Хорошо еще, что здесь лес не был непроходимым, и она просто петляла меж деревьев. Лунный свет едва сочился сквозь кроны, и этого было довольно. Айрис тихо радовалась тому, что полнолуние так удачно совпало с ее побегом.
…И вдруг она поняла, что не одна.
Неясное это было чувство, ощущение опасности, и при этом в животе все скрутилось в тугой узел. Во рту моментально пересохло.
Айрис остановилась, чувствуя, как дрожат и подгибаются коленки.
Что-то… ходило рядом. Что-то страшное, чужое и… живое.
Хруст ветки.
Шелест прошлогодней листвы.
Айрис дернулась, пытаясь проследить взглядом за звуком. Как будто кто-то большой двигался за кустами, стремительно, целенаправленно.
Волк? Рысь? Медведь? Кто?..
Она должна дойти. Должна, во что бы то ни стало. Неужели Двуединый позволит умереть вот так, глупо, так и не увидев свое маленькое солнышко?
В груди заныло. И – по-прежнему тело охвачено сладковатой жутью, от которой руки и ноги делаются ватными.
– Эй, – громко сказала Айрис, в основном, чтоб самой услышать собственный голос, зацепиться за него и не сойти с ума от ужаса.
В ближайших кустах затрещало так, словно там и в самом деле крутился медведь.
Айрис тяжело сглотнула.
И в следующий миг увидела.
Это было не похоже ни на одного известного ей зверя. Огромный, на четырех мощных лапах. Морда вытянутая, клыки торчат такие, что понимаешь – этот зверь легко перекусывает кости. И весь покрыт чешуей, но не рыбьей, у этого зверя каждая чешуйка костяная, поблескивает в лунном свете как будто перламутр.
Айрис забыла, как дышать.
Тело походило на деревянную колоду, неповоротливое, руки не поднять, с места не сойти.
И она подумала, что, должно быть, Двуединый та еще подлюка. Дать сбежать от Проклятых – и толкнуть навстречу ожившему кошмару.
«У него есть хвост», – отстраненно подумала Айрис.
Чудовище посмотрело на нее и двинулось вперед, сокращая расстояние. На клыках танцевали лунные блики, и чешуя, казалось, мягко светится во мраке. Айрис судорожно вздохнула, попятилась, споткнулась и упала навзничь.
Вот и все.
Сейчас эти огромные зубищи перекусят ее как тростинку. И она уже никогда… И Мика не будет помнить, что у него была мама.
«Может, оно к лучшему?»
От чудовища пахло. Сладковатой свежестью, сыростью, водой. Айрис даже не нашла в себе сил зажмуриться, просто лежала и смотрела, как склоняется к ней гладкая, жемчужно блестящая голова самого настоящего дракона.
Только ведь… драконы огромные и с крыльями. А этот… мелковат.
И она едва не рассмеялась. Ну надо же, тут бы по-хорошему молиться, а ее занимают такие глупости.
Ее затрясло, когда чудовище ткнулось носом в ключицу, когда дракон шумно втянул воздух, видимо, обнюхивая. Нос его был теплым.
– Пожалуйста… сделай это быстро, – пробормотала она.
Пронзительное сожаление о том, что у Мики не будет больше мамы. О том, что она уже не сможет обнять его, прижаться губами к шелковой пухлой щечке.
Ни о чем другом Айрис не жалела. В ее нынешней жизни не было ровным счетом ничего, достойного сожаления.
Внезапно дракон отстранился, рыкнул что-то неразборчиво. Айрис услышала хруст ломаемых веток, и поняла, что он ушел. Не тронул. Просто ушел.
На рассвете Айрис вышла к озеру. Ее била крупная дрожь, то ли от холода, то ли от страха – потому что тот, чешуйчатый, тащился за ней всю ночь, шуршал в кустах, шумно вздыхал, но больше не показывался. Айрис не видела его, но отчего-то была уверена, что это не волк и не медведь – они бы давно напали.
Она заставила себя не думать о чудовище, крадущемся в ночи, потому что в противном случае и вовсе сошла бы с ума от ужаса. Стискивая зубы, пыталась размышлять о том, как правильно поступить дальше. Когда дойдет. Обязательно дойдет.
Первым ее порывом было сразу бежать к патеру Сколту, но эту мысль Айрис откинула как совершенно негодную. Если она явится к патеру в одной рубашонке из неизвестного материала, сразу станет ясно, где она была и откуда пришла. И патер Сколт наверняка позовет храмовников, потому что наипервейшая обязанность любого патера – искоренять скверну, а заодно и тех, кто ее несет в себе. Тех, кто мечен проклятием…
Поэтому Айрис, подумав еще немного, решилась пойти в родительский дом и для начала попросить у матери платье. Какое-нибудь, старое, на время. А уж приодевшись, можно отправиться к патеру, рассказать ему о том, как ее избил муж, и попросить защиты. В конце концов, к кому ей еще идти? Только патер может повлиять на барона этих земель. Наставить на путь истинный.
Над озером плыл туман. Густой, молочный у воды, выше он редел, и сквозь дымку был виден баронский замок – как будто в камень обратился уродливый, несуразный зверь. Вокруг рассыпались каменные дома, крытые черепицей, те, что ближе к замку – кокетливо-белые, двухэтажные, с балконами. Те, что ближе к окраинам – низкие, серые. Самые бедные были крыты камышом.
Айрис торопилась. Ей хотелось успеть добраться до родительского дома до того, как проснутся горожане и будут тыкать в нее пальцами – а то как же, госпожа баронесса почти голая на улице. Впрочем, вряд ли бы ее узнали. Барон не слишком-то показывал свою жену и на все городские праздники ходил сам, предпочитая веселых девок из дома развлечений.
Она скорым шагом обогнула тот участок озера, что отделял от первых домов, решительно нырнула в ближайший проулок и пошла, торопясь, но почти на цыпочках, потому что на окраинах было грязновато, сливные канавы никто не чистил. Ступать по помоям – то еще удовольствие.
Пока что ей везло, просто невообразимо.
Она миновала два квартала, а на улицах все еще было пустынно. Только в пекарне хлопали ставни, да мимо старик прокатил тележку с дровами.
«Ну и славно», – подумала Айрис.
Ей оставалось уже недолго, всего-то три квартала до дома, где она провела детство.
Отец Айрис, Герхард Ленне, был известным мастером-оружейником, и мог себе позволить хороший дом в Оружейном же переулке. Мать Айрис, Лависия, за всю жизнь не подняла ничего тяжелее кастрюли с супом, но в ее взгляде постоянно читалось легкое презрение к мужу. Тогда Айрис никогда не задумывалась, почему это так – но вот потом, накануне свадьбы с бароном, Лависия честно призналась, что отец ее, разорившийся и проигравшийся в пух и прах благородный человек, был вынужден отдать свою дочь за простого оружейника. А вот теперь, мол, Айрис по счастливому стечению обстоятельств возвращается к «благородной» жизни.
«Он старше меня в два раза и забил до смерти предыдущих жен», – только и сказала тогда Айрис.
«А ты не будь дурой. Любого мужчину можно заставить плясать под свою дудку», – ответила матушка.
Наверное, Айрис с самого начала все делала не так.
Возможно, если бы не потеряла сознание в первую брачную ночь, если бы была веселой и развязной, то тогда… Рато не счел бы ее пугливой истеричной курицей. Возможно, обращался бы по-иному. Наверное, мужчины в самом деле любят веселых, разбитных женщины – ну, вроде кормилицы Микаэла. Поэтому Рато и ходит к ней по ночам. Ему хорошо и весело, ну и понятное дело, кормилица не может отказать господину барону.
Айрис шмыгнула носом, быстро вытерла набежавшие слезы.
Все это ерунда. Не важно. Важно быть рядом с малышом. Он прижимается к ней всем своим маленьким телом, и сердце не ноет, и забываются все синяки и шишки, полученные от Рато.
Когда Айрис уже подходила к дому, горло снова сжалось в спазме. Ничего здесь не изменилось с тех пор, как ее забрали и повезли в замок: все те же ставни, покрашенные синей краской, те же оштукатуренные и беленые стены. Над входом в лавку оружейника поскрипывала на цепях старая деревянная вывеска. Ее нарисовала сама Айрис, красками – прекрасный рыцарь в доспехах на коне скачет с копьем наперевес. Потом – надпись, «Мечи, топоры, доспех». А с краю – зеленый дракон, улепетывающий от рыцаря.
Когда она рисовала вывеску, то чувствовала себя совершенно счастливой.
Как же давно это было…
Айрис огляделась по сторонам и, убедившись, что никто не заинтересовался полуголой девицей, разгуливающей по городу, постучалась.
Сперва за дверью царила полная тишина. Айрис постучалась еще раз.
«Ну пожалуйста, откройте. Не хватало еще, чтобы храмовники заметили… кто их знает, может не спится им, вышли по городу прогуляться…»
По ту сторону двери раздался скрежет отпираемого замка. Дверь распахнулась, на пороге стояла матушка.
– Чего желаете? – начала она елейным голосом, но, поняв, кто стоит по ту сторону порога, резко замолчала и даже отшатнулась.
Потом внезапно сделала попытку закрыть дверь, но Айрис, бросившись вперед, успела протиснуться в щель, при этом едва не сбив мать с ног.
– Айрис! – прошипела та, – Двуединый, что случилось? Что ты здесь делаешь? Барон нам головы поснимает!
– Матушка, у меня случилась беда, – Айрис мертвой хваткой вцепилась в рукав материного платья, – мне нужна твоя помощь. Очень нужна.
– Ты с ума сошла, – пробормотала женщина, – тебе надо в замок. Очень быстро. Еще не хватало, чтобы господин барон объявил тебя шлюхой и выставил вон. Тогда мы позора не оберемся.
– В самом деле, хорошо, – прокомментировал нелюдь, – даже странно, что настолько хорошо.
– Вы что-то со мной сделали? – внезапно охрипнув, спросила Айрис.
Ведь за стеной умирала Рина, медленно и мучительно.
– То же, что и со всеми, – черные тонкие губы дернулись в усмешке, – но, видимо, наконец нам повезло. Как и тебе.
– И у меня на руках будут знаки?
– Вряд ли, мы поменяли модель, – он пожал плечами, убрал мигающую штуку, – ешь. Ты должна хорошо питаться.
Потом, когда он ушел, Айрис заставила себя заглянуть в содержимое металлических квадратных мисок. А в груди жирной, скользкой личинкой ворочался страх. Похоже, они все же успели что-то с ней проделать, причем то же самое, что и с Риной. Но Рина умирала. Значило ли это, что и она, Айрис, скоро отправится в вечные сады Двуединого?
Руки тряслись. Но так нельзя. Она сбежит этой ночью, доберется до замка и… что тогда?
«Сперва к патеру, – мелькнула мысль, – если появлюсь в замке сама, то Рато меня точно убьет. Скажет, что шлюха, и убьет».
В мисках была самая обычная, хорошо разваренная ячменная каша, тушеное мясо кусочками, тонко нарезанные овощи и зелень. В последней емкости Айрис обнаружила розовый студень, который приятно пах земляникой. Ну, и бутылка с водой. Ее Айрис даже не сразу смогла открыть, потому что там не было пробки. Горлышко закрывал колпачок из неизвестного Айрис материала, и пришлось изрядно поломать голову, прежде чем она сообразила – его не надо пытаться сдернуть, его достаточно просто покрутить.
Айрис заставила себя съесть все, что привезли. Потом вспомнила про желтую и синюю кнопки, привела себя в порядок и снова легла в постель. За окном медленно собирались сумерки.
Она тихо лежала, поджав ноги, и ей казалось, что ее, маленькую и невесомую, швыряет в бурных, пенящихся водах страхов. Они были у Айрис разными, эти страхи: боялась, что Рато что-нибудь сделает Микаэлу, боялась, что с ней пойдет все, как с Риной. Да что уж там, ночная прогулка по лесу тоже была тем еще развлечением.
Но она дойдет. Двуединый будет идти следом, и ни зверь, ни человек не тронут ее, потому что будет самой большой подлостью – вырваться из лап Проклятых и не увидеть своего малыша.
А Двуединый ведь не подлый, нет?
В комнате медленно собиралась темнота. Никто больше не тревожил ее – ни Проклятые, ни Рина. Возможно, той стало совсем плохо. Возможно, она умерла, потому что ни единого звука не просачивалось сквозь отверстия в стене.
Потом Айрис увидела, как на бархатное небо в мелких точках звезд выкатилась медовая луна, большая, низкая. Почему-то из замка она всегда казалась куда меньше, так, еще одно пятно на небесном покрывале. Луне Айрис обрадовалась. Это значило, что ей не придется брести в кромешной уж темноте.
Потом… что-то словно толкнуло в бок.
Пора.
Айрис неслышно поднялась, прислушалась. Хотела подойти и позвать Рину, но передумала. Окно открывалось внутрь, что было очень удобно, и открывалось легко, стоило только потянуть за ручку. Сердце в груди замирало, когда Айрис взялась за решетку и осторожно начала ее толкать от себя. Заскреб металл по камню, и Айрис едва не рассмеялась в голос, когда решетка оказалась у нее в руках. Тяжелая и крепкая, но уже бесполезная.
Она высунулась из окна, спустила решетку в траву, а затем и сама выбралась наружу, сразу присев на корточки и прижавшись к стене. Оказалось, ее держали в длинном, сложенном из камня доме. В одной его стороне окна светились, и сквозь стекла Айрис увидела нескольких Проклятых. Они были заняты своими делами: кто беседовал, кто переставлял с места на место тонкие колбы, наполненные разноцветными жидкостями, кто просто шел куда-то, мелькая то в одном окне, то в другом. Но все казалось спокойным, и тревогу пока никто не поднял. До леса оставался жалкий десяток шагов. Айрис, пригибаясь, метнулась к деревьям, но, когда добежала, остановилась. Ей показалось, что в траве что-то блеснуло. Наклонилась – и в самом деле, тонкая проволока огораживала поселение. Две блестящих стальных нити, одна на уровне колен, другая на уровне груди. Айрис подобрала руками рубаху, чтобы невзначай не коснуться проволоки, и проскользнула сквозь ограждение.
Вздохнула. Прислушалась. Тишина и шепот ночного леса.
Сбежать от Проклятых оказалось на удивление просто.
Ну и, в конце концов, Золька тоже ведь сбежал, чем она хуже.
Айрис ощупала несколько деревьев, прежде чем определила южную сторону по мху.
Прощай, Рина. Ты сделала благое дело, тебе зачтется.
И смело шагнула вглубь леса.
Чтобы не думать о том, что вокруг шастает зверье, Айрис не выпускала из мыслей образ Мики, самого лучшего малыша с парой крепких белых зубиков. Она представляла себе, как будет гладить его по пушистым и мягким волосикам, как прижмет к себе и будет с наслаждением вдыхать его особенный, детский аромат. Сожаление о том, что она не смогла сама его кормить, больно вгрызалось в грудь, выжимая слезы из глаз. Но ведь она не виновата. Это после того, как Рато ее в очередной раз избил, а потом она два дня валялась, не в состоянии подняться, молоко пропало.
И мысли плавно перетекли в сторону воспоминаний. Айрис вновь увидела себя совсем еще юной и, в общем-то, счастливой девушкой. Ее семья не была слишком богатой, и у Айрис были сестры, которые не очень-то с ней церемонились. И маленький братик, которого она очень любила. Но самое важное – Айрис могла быть собой, могла ходить, куда вздумается, и могла делать все, к чему лежало сердце. Она ведь любила рукоделие, покров на алтарь Двуединого, расшитый бисером, до сих пор украшает храм. И еще она умела читать. Но Рато все уничтожил, все растоптал. Такое впечатление, что ему просто нравилось давить всех вокруг себя. Как букашек.
Айрис не знала, долго ли шла. Порядочно исколов ноги, она невольно ойкала и шипела с каждым шагом. И постоянно проверяла направление. Хорошо еще, что здесь лес не был непроходимым, и она просто петляла меж деревьев. Лунный свет едва сочился сквозь кроны, и этого было довольно. Айрис тихо радовалась тому, что полнолуние так удачно совпало с ее побегом.
…И вдруг она поняла, что не одна.
Неясное это было чувство, ощущение опасности, и при этом в животе все скрутилось в тугой узел. Во рту моментально пересохло.
Айрис остановилась, чувствуя, как дрожат и подгибаются коленки.
Что-то… ходило рядом. Что-то страшное, чужое и… живое.
Хруст ветки.
Шелест прошлогодней листвы.
Айрис дернулась, пытаясь проследить взглядом за звуком. Как будто кто-то большой двигался за кустами, стремительно, целенаправленно.
Волк? Рысь? Медведь? Кто?..
Она должна дойти. Должна, во что бы то ни стало. Неужели Двуединый позволит умереть вот так, глупо, так и не увидев свое маленькое солнышко?
В груди заныло. И – по-прежнему тело охвачено сладковатой жутью, от которой руки и ноги делаются ватными.
– Эй, – громко сказала Айрис, в основном, чтоб самой услышать собственный голос, зацепиться за него и не сойти с ума от ужаса.
В ближайших кустах затрещало так, словно там и в самом деле крутился медведь.
Айрис тяжело сглотнула.
И в следующий миг увидела.
Это было не похоже ни на одного известного ей зверя. Огромный, на четырех мощных лапах. Морда вытянутая, клыки торчат такие, что понимаешь – этот зверь легко перекусывает кости. И весь покрыт чешуей, но не рыбьей, у этого зверя каждая чешуйка костяная, поблескивает в лунном свете как будто перламутр.
Айрис забыла, как дышать.
Тело походило на деревянную колоду, неповоротливое, руки не поднять, с места не сойти.
И она подумала, что, должно быть, Двуединый та еще подлюка. Дать сбежать от Проклятых – и толкнуть навстречу ожившему кошмару.
«У него есть хвост», – отстраненно подумала Айрис.
Чудовище посмотрело на нее и двинулось вперед, сокращая расстояние. На клыках танцевали лунные блики, и чешуя, казалось, мягко светится во мраке. Айрис судорожно вздохнула, попятилась, споткнулась и упала навзничь.
Вот и все.
Сейчас эти огромные зубищи перекусят ее как тростинку. И она уже никогда… И Мика не будет помнить, что у него была мама.
«Может, оно к лучшему?»
От чудовища пахло. Сладковатой свежестью, сыростью, водой. Айрис даже не нашла в себе сил зажмуриться, просто лежала и смотрела, как склоняется к ней гладкая, жемчужно блестящая голова самого настоящего дракона.
Только ведь… драконы огромные и с крыльями. А этот… мелковат.
И она едва не рассмеялась. Ну надо же, тут бы по-хорошему молиться, а ее занимают такие глупости.
Ее затрясло, когда чудовище ткнулось носом в ключицу, когда дракон шумно втянул воздух, видимо, обнюхивая. Нос его был теплым.
– Пожалуйста… сделай это быстро, – пробормотала она.
Пронзительное сожаление о том, что у Мики не будет больше мамы. О том, что она уже не сможет обнять его, прижаться губами к шелковой пухлой щечке.
Ни о чем другом Айрис не жалела. В ее нынешней жизни не было ровным счетом ничего, достойного сожаления.
Внезапно дракон отстранился, рыкнул что-то неразборчиво. Айрис услышала хруст ломаемых веток, и поняла, что он ушел. Не тронул. Просто ушел.
ГЛАВА 3. Патер Сколт
На рассвете Айрис вышла к озеру. Ее била крупная дрожь, то ли от холода, то ли от страха – потому что тот, чешуйчатый, тащился за ней всю ночь, шуршал в кустах, шумно вздыхал, но больше не показывался. Айрис не видела его, но отчего-то была уверена, что это не волк и не медведь – они бы давно напали.
Она заставила себя не думать о чудовище, крадущемся в ночи, потому что в противном случае и вовсе сошла бы с ума от ужаса. Стискивая зубы, пыталась размышлять о том, как правильно поступить дальше. Когда дойдет. Обязательно дойдет.
Первым ее порывом было сразу бежать к патеру Сколту, но эту мысль Айрис откинула как совершенно негодную. Если она явится к патеру в одной рубашонке из неизвестного материала, сразу станет ясно, где она была и откуда пришла. И патер Сколт наверняка позовет храмовников, потому что наипервейшая обязанность любого патера – искоренять скверну, а заодно и тех, кто ее несет в себе. Тех, кто мечен проклятием…
Поэтому Айрис, подумав еще немного, решилась пойти в родительский дом и для начала попросить у матери платье. Какое-нибудь, старое, на время. А уж приодевшись, можно отправиться к патеру, рассказать ему о том, как ее избил муж, и попросить защиты. В конце концов, к кому ей еще идти? Только патер может повлиять на барона этих земель. Наставить на путь истинный.
Над озером плыл туман. Густой, молочный у воды, выше он редел, и сквозь дымку был виден баронский замок – как будто в камень обратился уродливый, несуразный зверь. Вокруг рассыпались каменные дома, крытые черепицей, те, что ближе к замку – кокетливо-белые, двухэтажные, с балконами. Те, что ближе к окраинам – низкие, серые. Самые бедные были крыты камышом.
Айрис торопилась. Ей хотелось успеть добраться до родительского дома до того, как проснутся горожане и будут тыкать в нее пальцами – а то как же, госпожа баронесса почти голая на улице. Впрочем, вряд ли бы ее узнали. Барон не слишком-то показывал свою жену и на все городские праздники ходил сам, предпочитая веселых девок из дома развлечений.
Она скорым шагом обогнула тот участок озера, что отделял от первых домов, решительно нырнула в ближайший проулок и пошла, торопясь, но почти на цыпочках, потому что на окраинах было грязновато, сливные канавы никто не чистил. Ступать по помоям – то еще удовольствие.
Пока что ей везло, просто невообразимо.
Она миновала два квартала, а на улицах все еще было пустынно. Только в пекарне хлопали ставни, да мимо старик прокатил тележку с дровами.
«Ну и славно», – подумала Айрис.
Ей оставалось уже недолго, всего-то три квартала до дома, где она провела детство.
Отец Айрис, Герхард Ленне, был известным мастером-оружейником, и мог себе позволить хороший дом в Оружейном же переулке. Мать Айрис, Лависия, за всю жизнь не подняла ничего тяжелее кастрюли с супом, но в ее взгляде постоянно читалось легкое презрение к мужу. Тогда Айрис никогда не задумывалась, почему это так – но вот потом, накануне свадьбы с бароном, Лависия честно призналась, что отец ее, разорившийся и проигравшийся в пух и прах благородный человек, был вынужден отдать свою дочь за простого оружейника. А вот теперь, мол, Айрис по счастливому стечению обстоятельств возвращается к «благородной» жизни.
«Он старше меня в два раза и забил до смерти предыдущих жен», – только и сказала тогда Айрис.
«А ты не будь дурой. Любого мужчину можно заставить плясать под свою дудку», – ответила матушка.
Наверное, Айрис с самого начала все делала не так.
Возможно, если бы не потеряла сознание в первую брачную ночь, если бы была веселой и развязной, то тогда… Рато не счел бы ее пугливой истеричной курицей. Возможно, обращался бы по-иному. Наверное, мужчины в самом деле любят веселых, разбитных женщины – ну, вроде кормилицы Микаэла. Поэтому Рато и ходит к ней по ночам. Ему хорошо и весело, ну и понятное дело, кормилица не может отказать господину барону.
Айрис шмыгнула носом, быстро вытерла набежавшие слезы.
Все это ерунда. Не важно. Важно быть рядом с малышом. Он прижимается к ней всем своим маленьким телом, и сердце не ноет, и забываются все синяки и шишки, полученные от Рато.
Когда Айрис уже подходила к дому, горло снова сжалось в спазме. Ничего здесь не изменилось с тех пор, как ее забрали и повезли в замок: все те же ставни, покрашенные синей краской, те же оштукатуренные и беленые стены. Над входом в лавку оружейника поскрипывала на цепях старая деревянная вывеска. Ее нарисовала сама Айрис, красками – прекрасный рыцарь в доспехах на коне скачет с копьем наперевес. Потом – надпись, «Мечи, топоры, доспех». А с краю – зеленый дракон, улепетывающий от рыцаря.
Когда она рисовала вывеску, то чувствовала себя совершенно счастливой.
Как же давно это было…
Айрис огляделась по сторонам и, убедившись, что никто не заинтересовался полуголой девицей, разгуливающей по городу, постучалась.
Сперва за дверью царила полная тишина. Айрис постучалась еще раз.
«Ну пожалуйста, откройте. Не хватало еще, чтобы храмовники заметили… кто их знает, может не спится им, вышли по городу прогуляться…»
По ту сторону двери раздался скрежет отпираемого замка. Дверь распахнулась, на пороге стояла матушка.
– Чего желаете? – начала она елейным голосом, но, поняв, кто стоит по ту сторону порога, резко замолчала и даже отшатнулась.
Потом внезапно сделала попытку закрыть дверь, но Айрис, бросившись вперед, успела протиснуться в щель, при этом едва не сбив мать с ног.
– Айрис! – прошипела та, – Двуединый, что случилось? Что ты здесь делаешь? Барон нам головы поснимает!
– Матушка, у меня случилась беда, – Айрис мертвой хваткой вцепилась в рукав материного платья, – мне нужна твоя помощь. Очень нужна.
– Ты с ума сошла, – пробормотала женщина, – тебе надо в замок. Очень быстро. Еще не хватало, чтобы господин барон объявил тебя шлюхой и выставил вон. Тогда мы позора не оберемся.
