– Ты эмарей с металлистами-то не путай! – рявкнула Гульшат. Среди остальных нарастало возмущение, и я поспешила вмешаться:
– Макс, ты нас оскорбляешь, сравнивая с эмо. Вспомни, ты сам-то на педика обиделся.
– Не обиделся. Меня расстроило, что ты не воспринимаешь меня, как парня. А так – в нашем обществе гламура много геев, и парней, и девушек, они не ущербные какие-то, просто – такие вкусы.
Он, похоже, почувствовал, что напряжение не спало, а напротив, усилилось.
– Я не разбираюсь в музыке. Самое тяжёлое, что я слушал – дабстеп. И то, не особо понравился. Я изучал стили макияжа и грима. Только в тяжёлой музыке приняты особые стили унисекс, поэтому мы осваивали всё вместе.
– Ты красишь эмарей? – я вспомнила ощущение его кисточек и рук на своём лице, и внезапно они перестали казаться мне приятными, скорее, какими-то холодными и мерзкими.
– Особенно перед концертами частенько бывает. Уметь это очень выгодно. Многие делают что-то похожее, я же знаю макияж эмо и готов. Поэтому те, кто хочет выглядеть в стиле, стараются попасть ко мне.
– И готы? – ну, против готов-то мы ничего не имели. По крайней мере, музыку они слушали нормальную, за это их можно уважать.
– Готический макияж призван не подчеркнуть красоту, а создать определённый образ. Ну, девушки любят совмещать обе цели. Это я тоже регулярно делаю. А вот другие направления – не доводилось. Например, корпспейнт. Делается белая маска на лице и тёмные провалы глаз. Довольно скучно, никакого простора для творчества на первый взгляд... но даже это можно очень разнообразить. Так делают металлисты, вроде вас.
– Так делают блэк-металлисты, – недовольно поправил Ванёк. – А мы – трэшеры.
– Панки красятся всегда по-разному. У них не принят какой-то стиль. Некоторые музыканты предпочитают художественный арт на лице и теле. На Евровидении были разок сильно загримированные – но тут маски, явно. Визажист корпел бы тут весь день. А выступающие группы часто делают макияж – незаметно подчёркивая глаза, убирая всякие прыщи и так далее. Они не геи, просто сцена обязывает.
– А помнишь, ты хотел нарисовать зомби на лице, Федь? – вспомнил Вова.
– У меня не получилось, – поморщился тот.
– Можем попробовать, – предложил Макс.
Все недоверчиво уставились на него. Особенно я.
– Нет, Макс, это не то. Не в стиле зомби, какие-нибудь зелёные тени и бледная помада. Сделать из лица ожившего мертвеца, такого противного.
– Да понял, понял. Я умею гримировать. Просто не доводилось. На Хеллоуин девочек делал ведьмами да вампирами, но это всё эстетика. Иногда хочется разнообразия, создать что-то действительно ужасное. Только кто же из клиенток согласится?
– Ты можешь сделать меня настоящим зомби? – Федя заинтересовался. – С гниющей плотью и мертвенной кожей?
– Нет, ты просто будешь выглядеть как настоящий зомби. Я ж не колдун-вудуист. Вонять не будешь.
Парни заржали.
– Тогда тебе придётся его хорошенько отмыть, – протянул Ахмет.
– Иди на @й! – отмахнулся Федя. – Одиннадцатого мы выступаем.
– Пятница? Давай попробуем. Знаешь, я не обещаю тебе стабильный сценический образ, грим и профессиональная косметика довольно дорогие даже для меня. Но разок можно. Мне нужно полчаса-час на одного человека.
– А на двоих? – спросил Ахмет.
– Тоже хочешь зомби?
– Если можно, не совсем такого же.
– Можно вообще другое. Могу сделать как куски содранной кожи на лице. Будет очень натурально смотреться.
– А ещё что-нибудь? – Вова тоже явно загорелся.
– Надо подумать. Монстры уже обкатаны со всех сторон, вампиры тоже. Придумаем что-то оригинальное.
– Макс, – я вдруг вспомнила его квартиру. – Ты вряд ли что-то с этого получишь. У нас мало мажоров, которые могут впечатлиться и заказать тебе макияж. Да и немного не то нас интересует. С этих концертов большинство из музыкантов ничего не имеет, наоборот, надо продать билеты, чтоб выступить... или заплатить из своего кармана. И даже если тебя заметят наши знаменитости – будущие Земфира-2 или Год Змеи-2, расценки на подобные услуги не такие уж и большие.
– Зоя, я сам разберусь, ладно? – он поджал губы. Кажется, недоволен. – Давайте, я освобождаю следующую пятницу.
24.
Первого сентября позвонил папа. Он будет на вахте ещё две недели и просто поздравлял меня с первым сентября. Интересовался, иду ли на линейку.
А что там делать? Второй курс, расписание и в Интернет выложат.
Папу этот ответ не устроил, он попытался поворчать. Но меня это не тронуло. Я апеллировала к тому, что студентка я прилежная и пары просто так не пропускаю.
Он не ругался. Мой папа не ругается. Только ворчит – ну и ладно, он же папа. Можно просто притвориться, что слушаю. Он мало что мне запрещает. Только то же, что и все родители. Наркотики там, ходить поздно одной и пить в незнакомых компаниях. Но я и сама не стану ничего из этого делать.
Хотя, если бы папа узнал про моего первого парня, список запретов бы раздулся в несколько раз.
Папа звонил, чтобы напомнить о своём дне рождения. Неужели я могу забыть?! двенадцатого сентября в этом году выпадало на субботу.
Вообще разницы особо нет. Папа вернётся с вахты и будет свободен. У меня в субботу всё равно день учебный, как в будни. Ну и что? Мы всё равно можем сходить в кино или в парк. Вместе.
А вот папа считал, что удачно. Потому, что у Нелли в субботу выходной.
Не-ет...
Ну зачем? Зачем из самого лучшего дня в году делать ад?
А ещё я спросила, не хочет ли он позвать и Камиллу.
И зачем только спрашивала?
25.
На фестиваль одиннацатого я пришла часа за полтора, но, видимо, Макс и наши ребята здесь были уже давно. «Fарш» – клуб для своих, и пройти в гримёрку было не трудно. Собственно, препятствий не было вообще никаких. Охрана в таких местах незаметная, своя и бесполезная. В самом деле, если что пойдёт не так, что могут пара крепких ребят сделать против множества крепких ребят? А если вызовут наряд полиции, или ЧОП, ещё неизвестно, чем это аукнется самому клубу. Здесь все свои. И – последний аргумент – буянов успокоят сами же посетители.
Мы не любим беспорядков.
Хочешь барагозить – иди в слэм.
В гримёрке меня ждали. Кстати, не только наши. Стандартный обмен всякими «Привет-привет! А вы тоже сегодня играете?» – и я дошла в угол к зеркалу.
Макса было видно издалека. Его одежда выглядела невообразимо пёстрой среди чёрного, джинсового и металлического.
– Зоя! Я ждал тебя раньше, – он радостно улыбнулся мне. Я собиралась ответить, как вдруг над ухом раздался дикий рык звучным гроулом:
– Здравствуй!
– ...ять!
Я отпрыгнула и едва удержалась, чтобы не зарядить в грудак. На меня глядел утопленник. Натуральный. С сине-бледным лицом, пиявками, распухшими губами, водорослями и рачками в волосах.
– Ник?!!
Дыхание перехватило.
Потом попустило малость:
– №№ твою мать!
– Зоя! – возмутился Макс. – Я больше не буду делать ничего такого, если будешь так комментировать.
– Извини. А ещё кто-нибудь? Ник, больше так не делай, если не хочешь получить.
Тот захохотал.
– Эй, зацени!
Меня дёрнул за рукав зомби. Натуральный. С зеленоватыми складками на лице, почерневшим ртом и гнойными глазницами.
– Эм... – кто там хотел быть зомби? Вова? Нет, волосы же короткие! – Федя? Тебе идёт, ты стал гораздо симпатичней! Так и ходи.
– Иди ты! Зацени Вована.
Вова тоже был вроде зомби, только с чёрными шрамами по лицу. Макс сосредоточенно гримировал Ахмета.
Я поразилась. Он же любит красивых девушек и делать девушек красивыми. Как согласился на это?
– Макс, ну ты даёшь! А если твои клиентки увидят?
– Ничего, скажу что меня похитили и угрожали принести в жертву, если не соглашусь. Айрат, не надо смеяться, пожалуйста.
– Как в кино.
– В кино маски делают.
Мазок за мазком, словно художник – по холсту.
– Вань, а тебе что нарисуют? – спросила Лиля, внимательно наблюдая за процессом.
– Ничего, – отрезал тот.
– В смысле? Ты серьёзно?
– Будет некрасиво смотреться, – заметил Макс, не отрываясь от процесса. – Все в образе, а ты – нет.
– Меня красить не надо, – с нажимом повторил Ванёк.
– Это фэйс-арт.
– Вань, ты на что намекаешь? – уточнил Ник. – Мы все, типа, в игрушки играем?
– Просто – не надо. Меня всё равно из-за установки не видно.
– Понимаю, – коротко сказал Макс. – Но если для тебя это всё несерьёзно и детские игрушки...
– Я не говорил!.. – начал Ванёк, но тот не дал себя перебить.
– Могу кое-что сделать простое и реалистичное. Так, что все будут говорить, что группа «Dead Realms» загримировалась, чтобы не выдавать тебя.
– Вань, – Лиля надула губки бантиком, – это лучше, чем скажут, что на ударника времени не хватило. Не выбивайся из коллектива.
Тот вздохнул:
– Ладно, в конце-то концов, один раз можно и попробовать.
26.
Через час Ахмет и Ваня были похожи на персонажей фильмов про борьбу. У первого лицо было покрыто гниющими рубцами. Второй...
Смотрелся даже может быть комично.
Порезы у него выглядели свежими. Мелкая сеть ран, словно разбил лицом стекло. Пара зубов казались выбитыми, но, если присмотреться, просто затемнены.
– Фу, Вань, кошмар какой! – ахнула Лиля. – Как настоящие.
– Но они не настоящие, – ровно ответил тот.
– Да ладно тебе! – удивился Федя. – Ты чего недоволен? Прикольно же вышло!
– Мы музыканты. Не шоумены. Сейчас очень прикольно, зрители будут довольны. А дальше что? Попса?
Ваня, похоже, не пугал, а говорил серьёзно. Попсой тру-металлисты называют всю музыку, которая пишется для широких масс, с всевозможными упрощениями. Это может быть и забористый тяжеляк – но если прогиб под слушателей – всё, попса.
– Вань, – сказал Макс. – Послушай.
Если он хочет успокоить таким мягким тоном, то зря. Ванька это может, наоборот, выбесить.
– Если ты хорошо играешь, то хоть розовое платье одень – публика решит, что это высмеивание, и всё. Сарказм. Или просто стёб. А если играешь плохо – можешь хоть костюмированную постановку дать. Уважать всё одно – не будут. Но почему бы не устроить зрелище тем, кто пришёл развлечься? От тебя не убудет.
– И нам интересно! – поддержал Ахмет.
– Да я ж ничего, – проворчал Ванёк. – Я просто сказал.
Гульшат Макс отказался гримировать наотрез.
– Девушки должны быть красивыми.
И стоял на этой позиции, пока та не начала злиться. Тогда он предложил кое-что вместо. Обещал не так натурально, но зрелищно.
Нарисовал он ей паутину на висок и лоб и паука, который спускался по ней к губам. И страшно, и Гульшат смотрелась очень красиво – как Тёмная Королева фэнтези. Я подозревала, что это макияж на Хэллоуин, но промолчала. Тем более, что ту рисунок удовлетворил. По крайней мере она уже в третий раз глядит в зеркало словно невзначай.
– Ой! – вдруг заволновался Ник. – Маша пришла!
– Ты только с ней не здоровайся, как со мной, – посоветовала я. Тот фыркнул и убежал.
У порога гримёрки неуверенно оглядывалась девушка со светлыми волосами. Ник шёл к ней широко улыбаясь, стараясь не показываться неожиданно.
С моей позиции было видно только часть лица Маши, но и этого хватило. Её аккуратно накрашенный ротик приоткрылся, потом скривился, и она отпрянула. Замотала головой и махнула руками.
Ник отпрянул. Что-то сказал. Ответила – гневно.
– Тоже не в восторге, – прокомментировал Ванёк.
Я вздохнула:
– Ты перестарался, Макс. Твоего макияжа девушки пугаются.
– Не макияжа, а грима. Моего макияжа, – сказал преувеличенно-гордо, – девушки желают!
Ник с Машей подошли, причём наш товарищ держался чуть поодаль.
– Нас гримировал профессионал, поэтому вышло похоже.
Мне очень не понравились в его тоне виноватые нотки. Он оправдывался.
Ой, что за нежности! Это – девушка-металлистка?
Маша глянула на Макса, собирающего своё барахло, и...
Ротик её снова приоткрылся.
И спросил шёпотом:
– Это что, Резницкий?
– Где? Кто? – не понял Ник.
– Вас гримировал Максим Резницкий? Ничего себе! Это же он, да?
– Э... он Максим, да, – хмыкнула я. – Насчёт фамилии не скажу.
– Слушай, это ж таких денег, наверное, стоило?
Маша выглядела так, будто начала прикидывать.
– Нет, это просто по дружбе. Он дружит с Лилей и Зоей.
– О-о... Слушай, вот ведь шикарный грим! Совсем, как настоящий! Я испугалась даже! – сказала она уже громче, явно для Макса.
Тот шуточно поклонился и велел мне:
– Садись!
– А меня зачем? Я вообще группа поддержки!
– Простой небольшой макияж. Немного подкрашу и всё.
Стрелочки, реснички, брови, тени. Я уже привыкла к виду себя накрашенной и не пугалась. А вот Маша наблюдала за процессом неотрывно и в конце льстиво протянула:
– Здорово-о получилось!
– Ничего особенного, – Макс пожал плечами. – Каждая девушка себе такой сама делает. И ты, Зой, со временем научишься.
– М-м... А помаду не надо?
– Нет, она будет лишней. У тебя и так губы яркие. Там не началось двадцать минут назад?
Я засмеялась:
– Нет, это ещё настраиваются. Начало всегда задерживают. Пойдём в зал? Оставь здесь свои шмотки, послушаешь настоящую музыку.
– Эм... Зоя, – ответил он, следуя за мной, – я предпочитаю ненастоящую.
– Дана Балана? – с издёвкой спросила я.
– Эннио Морриконе, – парировал он так, что возразить я не смогла. Морриконе я уважала. Но слушать его? Увольте.
27.
Коридор, ведущий в зал, был тёмный и завален всяким хламом – колонки, стулья, столик... Заблудиться было трудно – просто идти на свет. Но Макс свернул не туда.
– Эй, выход там!
– Зачем мне выход? – удивился он и потянул меня за руку. Я сделала два шага по инерции – и попала в его объятья.
Он что, собирается снова... Что ему неясно?
– Давай, пожалуйста, сразу уясним...
– Зоя! – перебил он меня. – Не компостируй мне мозги. Если хочешь, чтобы я тебя поцеловал – стой смирно. Если не хочешь – можешь применить что-то из своего дзюдо.
– Ушу! – возмутилась я. Как можно путать?..
– Хорошо, ушу.
Мне определённо надо было больше времени на размышления. Выбор из двух – таких – вариантов совсем не очевидный.
Если я действительно хорошенько ему двину – вряд ли он повторит попытку.
Это хорошо или плохо?
В любом случае – у меня не было времени на размышления.
Макс обнял меня за талию – как будто с опаской. Или мне кажется?
Поцеловал.
На этот раз мне не нужно было оценивать, чтобы распробовать. Я сразу подалась ему навстречу, приоткрывая губы. Помню: его поцелуи – вино и мёд.
Его язык обжигает мой вкус – как алкоголь. Прикрываю глаза и запускаю ладонь в его волосы – чтобы сильнее прижаться, чтобы стать ещё ближе. И чувствую, как сжимаются его пальцы, почти до боли стискивают мою талию.
Теперь поцелуй Макса вовсе не был нежным и мягким. Скорее, похож на бросок в борьбе – крепкая хватка и головокружительный полёт.
И – голос тренера со стороны.
– Зоя?
Мы оторвались друг от друга, пытаясь отдышаться.
Ещё одно настойчивое:
– Зой?!
– Ахмет, чего надо?
Как-то слишком недовольно получилось. Более того, практически разъярённо.
Что, я всё ещё не хочу палиться?
Как бы этого, интересно, достичь?
– Ты хотела посмотреть весь концерт – или только нас? Первая группа на сцене.
– Да, спасибо.
Не слишком благодарное вышло «спасибо». Мне надо успокоиться.
– Разве отсюда мы бы не услышали начало? – иронично спросил Макс. Он, кажется, вообще не выведен из равновесия. Зараза!
– Пошли, послушаем, – я высвободилась и потянула его за руку. – Ахмет! Не говори никому! Ничего! Вообще!
– Макс, ты нас оскорбляешь, сравнивая с эмо. Вспомни, ты сам-то на педика обиделся.
– Не обиделся. Меня расстроило, что ты не воспринимаешь меня, как парня. А так – в нашем обществе гламура много геев, и парней, и девушек, они не ущербные какие-то, просто – такие вкусы.
Он, похоже, почувствовал, что напряжение не спало, а напротив, усилилось.
– Я не разбираюсь в музыке. Самое тяжёлое, что я слушал – дабстеп. И то, не особо понравился. Я изучал стили макияжа и грима. Только в тяжёлой музыке приняты особые стили унисекс, поэтому мы осваивали всё вместе.
– Ты красишь эмарей? – я вспомнила ощущение его кисточек и рук на своём лице, и внезапно они перестали казаться мне приятными, скорее, какими-то холодными и мерзкими.
– Особенно перед концертами частенько бывает. Уметь это очень выгодно. Многие делают что-то похожее, я же знаю макияж эмо и готов. Поэтому те, кто хочет выглядеть в стиле, стараются попасть ко мне.
– И готы? – ну, против готов-то мы ничего не имели. По крайней мере, музыку они слушали нормальную, за это их можно уважать.
– Готический макияж призван не подчеркнуть красоту, а создать определённый образ. Ну, девушки любят совмещать обе цели. Это я тоже регулярно делаю. А вот другие направления – не доводилось. Например, корпспейнт. Делается белая маска на лице и тёмные провалы глаз. Довольно скучно, никакого простора для творчества на первый взгляд... но даже это можно очень разнообразить. Так делают металлисты, вроде вас.
– Так делают блэк-металлисты, – недовольно поправил Ванёк. – А мы – трэшеры.
– Панки красятся всегда по-разному. У них не принят какой-то стиль. Некоторые музыканты предпочитают художественный арт на лице и теле. На Евровидении были разок сильно загримированные – но тут маски, явно. Визажист корпел бы тут весь день. А выступающие группы часто делают макияж – незаметно подчёркивая глаза, убирая всякие прыщи и так далее. Они не геи, просто сцена обязывает.
– А помнишь, ты хотел нарисовать зомби на лице, Федь? – вспомнил Вова.
– У меня не получилось, – поморщился тот.
– Можем попробовать, – предложил Макс.
Все недоверчиво уставились на него. Особенно я.
– Нет, Макс, это не то. Не в стиле зомби, какие-нибудь зелёные тени и бледная помада. Сделать из лица ожившего мертвеца, такого противного.
– Да понял, понял. Я умею гримировать. Просто не доводилось. На Хеллоуин девочек делал ведьмами да вампирами, но это всё эстетика. Иногда хочется разнообразия, создать что-то действительно ужасное. Только кто же из клиенток согласится?
– Ты можешь сделать меня настоящим зомби? – Федя заинтересовался. – С гниющей плотью и мертвенной кожей?
– Нет, ты просто будешь выглядеть как настоящий зомби. Я ж не колдун-вудуист. Вонять не будешь.
Парни заржали.
– Тогда тебе придётся его хорошенько отмыть, – протянул Ахмет.
– Иди на @й! – отмахнулся Федя. – Одиннадцатого мы выступаем.
– Пятница? Давай попробуем. Знаешь, я не обещаю тебе стабильный сценический образ, грим и профессиональная косметика довольно дорогие даже для меня. Но разок можно. Мне нужно полчаса-час на одного человека.
– А на двоих? – спросил Ахмет.
– Тоже хочешь зомби?
– Если можно, не совсем такого же.
– Можно вообще другое. Могу сделать как куски содранной кожи на лице. Будет очень натурально смотреться.
– А ещё что-нибудь? – Вова тоже явно загорелся.
– Надо подумать. Монстры уже обкатаны со всех сторон, вампиры тоже. Придумаем что-то оригинальное.
– Макс, – я вдруг вспомнила его квартиру. – Ты вряд ли что-то с этого получишь. У нас мало мажоров, которые могут впечатлиться и заказать тебе макияж. Да и немного не то нас интересует. С этих концертов большинство из музыкантов ничего не имеет, наоборот, надо продать билеты, чтоб выступить... или заплатить из своего кармана. И даже если тебя заметят наши знаменитости – будущие Земфира-2 или Год Змеи-2, расценки на подобные услуги не такие уж и большие.
– Зоя, я сам разберусь, ладно? – он поджал губы. Кажется, недоволен. – Давайте, я освобождаю следующую пятницу.
24.
Первого сентября позвонил папа. Он будет на вахте ещё две недели и просто поздравлял меня с первым сентября. Интересовался, иду ли на линейку.
А что там делать? Второй курс, расписание и в Интернет выложат.
Папу этот ответ не устроил, он попытался поворчать. Но меня это не тронуло. Я апеллировала к тому, что студентка я прилежная и пары просто так не пропускаю.
Он не ругался. Мой папа не ругается. Только ворчит – ну и ладно, он же папа. Можно просто притвориться, что слушаю. Он мало что мне запрещает. Только то же, что и все родители. Наркотики там, ходить поздно одной и пить в незнакомых компаниях. Но я и сама не стану ничего из этого делать.
Хотя, если бы папа узнал про моего первого парня, список запретов бы раздулся в несколько раз.
Папа звонил, чтобы напомнить о своём дне рождения. Неужели я могу забыть?! двенадцатого сентября в этом году выпадало на субботу.
Вообще разницы особо нет. Папа вернётся с вахты и будет свободен. У меня в субботу всё равно день учебный, как в будни. Ну и что? Мы всё равно можем сходить в кино или в парк. Вместе.
А вот папа считал, что удачно. Потому, что у Нелли в субботу выходной.
Не-ет...
Ну зачем? Зачем из самого лучшего дня в году делать ад?
А ещё я спросила, не хочет ли он позвать и Камиллу.
И зачем только спрашивала?
25.
На фестиваль одиннацатого я пришла часа за полтора, но, видимо, Макс и наши ребята здесь были уже давно. «Fарш» – клуб для своих, и пройти в гримёрку было не трудно. Собственно, препятствий не было вообще никаких. Охрана в таких местах незаметная, своя и бесполезная. В самом деле, если что пойдёт не так, что могут пара крепких ребят сделать против множества крепких ребят? А если вызовут наряд полиции, или ЧОП, ещё неизвестно, чем это аукнется самому клубу. Здесь все свои. И – последний аргумент – буянов успокоят сами же посетители.
Мы не любим беспорядков.
Хочешь барагозить – иди в слэм.
В гримёрке меня ждали. Кстати, не только наши. Стандартный обмен всякими «Привет-привет! А вы тоже сегодня играете?» – и я дошла в угол к зеркалу.
Макса было видно издалека. Его одежда выглядела невообразимо пёстрой среди чёрного, джинсового и металлического.
– Зоя! Я ждал тебя раньше, – он радостно улыбнулся мне. Я собиралась ответить, как вдруг над ухом раздался дикий рык звучным гроулом:
– Здравствуй!
– ...ять!
Я отпрыгнула и едва удержалась, чтобы не зарядить в грудак. На меня глядел утопленник. Натуральный. С сине-бледным лицом, пиявками, распухшими губами, водорослями и рачками в волосах.
– Ник?!!
Дыхание перехватило.
Потом попустило малость:
– №№ твою мать!
– Зоя! – возмутился Макс. – Я больше не буду делать ничего такого, если будешь так комментировать.
– Извини. А ещё кто-нибудь? Ник, больше так не делай, если не хочешь получить.
Тот захохотал.
– Эй, зацени!
Меня дёрнул за рукав зомби. Натуральный. С зеленоватыми складками на лице, почерневшим ртом и гнойными глазницами.
– Эм... – кто там хотел быть зомби? Вова? Нет, волосы же короткие! – Федя? Тебе идёт, ты стал гораздо симпатичней! Так и ходи.
– Иди ты! Зацени Вована.
Вова тоже был вроде зомби, только с чёрными шрамами по лицу. Макс сосредоточенно гримировал Ахмета.
Я поразилась. Он же любит красивых девушек и делать девушек красивыми. Как согласился на это?
– Макс, ну ты даёшь! А если твои клиентки увидят?
– Ничего, скажу что меня похитили и угрожали принести в жертву, если не соглашусь. Айрат, не надо смеяться, пожалуйста.
– Как в кино.
– В кино маски делают.
Мазок за мазком, словно художник – по холсту.
– Вань, а тебе что нарисуют? – спросила Лиля, внимательно наблюдая за процессом.
– Ничего, – отрезал тот.
– В смысле? Ты серьёзно?
– Будет некрасиво смотреться, – заметил Макс, не отрываясь от процесса. – Все в образе, а ты – нет.
– Меня красить не надо, – с нажимом повторил Ванёк.
– Это фэйс-арт.
– Вань, ты на что намекаешь? – уточнил Ник. – Мы все, типа, в игрушки играем?
– Просто – не надо. Меня всё равно из-за установки не видно.
– Понимаю, – коротко сказал Макс. – Но если для тебя это всё несерьёзно и детские игрушки...
– Я не говорил!.. – начал Ванёк, но тот не дал себя перебить.
– Могу кое-что сделать простое и реалистичное. Так, что все будут говорить, что группа «Dead Realms» загримировалась, чтобы не выдавать тебя.
– Вань, – Лиля надула губки бантиком, – это лучше, чем скажут, что на ударника времени не хватило. Не выбивайся из коллектива.
Тот вздохнул:
– Ладно, в конце-то концов, один раз можно и попробовать.
26.
Через час Ахмет и Ваня были похожи на персонажей фильмов про борьбу. У первого лицо было покрыто гниющими рубцами. Второй...
Смотрелся даже может быть комично.
Порезы у него выглядели свежими. Мелкая сеть ран, словно разбил лицом стекло. Пара зубов казались выбитыми, но, если присмотреться, просто затемнены.
– Фу, Вань, кошмар какой! – ахнула Лиля. – Как настоящие.
– Но они не настоящие, – ровно ответил тот.
– Да ладно тебе! – удивился Федя. – Ты чего недоволен? Прикольно же вышло!
– Мы музыканты. Не шоумены. Сейчас очень прикольно, зрители будут довольны. А дальше что? Попса?
Ваня, похоже, не пугал, а говорил серьёзно. Попсой тру-металлисты называют всю музыку, которая пишется для широких масс, с всевозможными упрощениями. Это может быть и забористый тяжеляк – но если прогиб под слушателей – всё, попса.
– Вань, – сказал Макс. – Послушай.
Если он хочет успокоить таким мягким тоном, то зря. Ванька это может, наоборот, выбесить.
– Если ты хорошо играешь, то хоть розовое платье одень – публика решит, что это высмеивание, и всё. Сарказм. Или просто стёб. А если играешь плохо – можешь хоть костюмированную постановку дать. Уважать всё одно – не будут. Но почему бы не устроить зрелище тем, кто пришёл развлечься? От тебя не убудет.
– И нам интересно! – поддержал Ахмет.
– Да я ж ничего, – проворчал Ванёк. – Я просто сказал.
Гульшат Макс отказался гримировать наотрез.
– Девушки должны быть красивыми.
И стоял на этой позиции, пока та не начала злиться. Тогда он предложил кое-что вместо. Обещал не так натурально, но зрелищно.
Нарисовал он ей паутину на висок и лоб и паука, который спускался по ней к губам. И страшно, и Гульшат смотрелась очень красиво – как Тёмная Королева фэнтези. Я подозревала, что это макияж на Хэллоуин, но промолчала. Тем более, что ту рисунок удовлетворил. По крайней мере она уже в третий раз глядит в зеркало словно невзначай.
– Ой! – вдруг заволновался Ник. – Маша пришла!
– Ты только с ней не здоровайся, как со мной, – посоветовала я. Тот фыркнул и убежал.
У порога гримёрки неуверенно оглядывалась девушка со светлыми волосами. Ник шёл к ней широко улыбаясь, стараясь не показываться неожиданно.
С моей позиции было видно только часть лица Маши, но и этого хватило. Её аккуратно накрашенный ротик приоткрылся, потом скривился, и она отпрянула. Замотала головой и махнула руками.
Ник отпрянул. Что-то сказал. Ответила – гневно.
– Тоже не в восторге, – прокомментировал Ванёк.
Я вздохнула:
– Ты перестарался, Макс. Твоего макияжа девушки пугаются.
– Не макияжа, а грима. Моего макияжа, – сказал преувеличенно-гордо, – девушки желают!
Ник с Машей подошли, причём наш товарищ держался чуть поодаль.
– Нас гримировал профессионал, поэтому вышло похоже.
Мне очень не понравились в его тоне виноватые нотки. Он оправдывался.
Ой, что за нежности! Это – девушка-металлистка?
Маша глянула на Макса, собирающего своё барахло, и...
Ротик её снова приоткрылся.
И спросил шёпотом:
– Это что, Резницкий?
– Где? Кто? – не понял Ник.
– Вас гримировал Максим Резницкий? Ничего себе! Это же он, да?
– Э... он Максим, да, – хмыкнула я. – Насчёт фамилии не скажу.
– Слушай, это ж таких денег, наверное, стоило?
Маша выглядела так, будто начала прикидывать.
– Нет, это просто по дружбе. Он дружит с Лилей и Зоей.
– О-о... Слушай, вот ведь шикарный грим! Совсем, как настоящий! Я испугалась даже! – сказала она уже громче, явно для Макса.
Тот шуточно поклонился и велел мне:
– Садись!
– А меня зачем? Я вообще группа поддержки!
– Простой небольшой макияж. Немного подкрашу и всё.
Стрелочки, реснички, брови, тени. Я уже привыкла к виду себя накрашенной и не пугалась. А вот Маша наблюдала за процессом неотрывно и в конце льстиво протянула:
– Здорово-о получилось!
– Ничего особенного, – Макс пожал плечами. – Каждая девушка себе такой сама делает. И ты, Зой, со временем научишься.
– М-м... А помаду не надо?
– Нет, она будет лишней. У тебя и так губы яркие. Там не началось двадцать минут назад?
Я засмеялась:
– Нет, это ещё настраиваются. Начало всегда задерживают. Пойдём в зал? Оставь здесь свои шмотки, послушаешь настоящую музыку.
– Эм... Зоя, – ответил он, следуя за мной, – я предпочитаю ненастоящую.
– Дана Балана? – с издёвкой спросила я.
– Эннио Морриконе, – парировал он так, что возразить я не смогла. Морриконе я уважала. Но слушать его? Увольте.
27.
Коридор, ведущий в зал, был тёмный и завален всяким хламом – колонки, стулья, столик... Заблудиться было трудно – просто идти на свет. Но Макс свернул не туда.
– Эй, выход там!
– Зачем мне выход? – удивился он и потянул меня за руку. Я сделала два шага по инерции – и попала в его объятья.
Он что, собирается снова... Что ему неясно?
– Давай, пожалуйста, сразу уясним...
– Зоя! – перебил он меня. – Не компостируй мне мозги. Если хочешь, чтобы я тебя поцеловал – стой смирно. Если не хочешь – можешь применить что-то из своего дзюдо.
– Ушу! – возмутилась я. Как можно путать?..
– Хорошо, ушу.
Мне определённо надо было больше времени на размышления. Выбор из двух – таких – вариантов совсем не очевидный.
Если я действительно хорошенько ему двину – вряд ли он повторит попытку.
Это хорошо или плохо?
В любом случае – у меня не было времени на размышления.
Макс обнял меня за талию – как будто с опаской. Или мне кажется?
Поцеловал.
На этот раз мне не нужно было оценивать, чтобы распробовать. Я сразу подалась ему навстречу, приоткрывая губы. Помню: его поцелуи – вино и мёд.
Его язык обжигает мой вкус – как алкоголь. Прикрываю глаза и запускаю ладонь в его волосы – чтобы сильнее прижаться, чтобы стать ещё ближе. И чувствую, как сжимаются его пальцы, почти до боли стискивают мою талию.
Теперь поцелуй Макса вовсе не был нежным и мягким. Скорее, похож на бросок в борьбе – крепкая хватка и головокружительный полёт.
И – голос тренера со стороны.
– Зоя?
Мы оторвались друг от друга, пытаясь отдышаться.
Ещё одно настойчивое:
– Зой?!
– Ахмет, чего надо?
Как-то слишком недовольно получилось. Более того, практически разъярённо.
Что, я всё ещё не хочу палиться?
Как бы этого, интересно, достичь?
– Ты хотела посмотреть весь концерт – или только нас? Первая группа на сцене.
– Да, спасибо.
Не слишком благодарное вышло «спасибо». Мне надо успокоиться.
– Разве отсюда мы бы не услышали начало? – иронично спросил Макс. Он, кажется, вообще не выведен из равновесия. Зараза!
– Пошли, послушаем, – я высвободилась и потянула его за руку. – Ахмет! Не говори никому! Ничего! Вообще!
