Глава 1
Развалившись в кресле-пуфе, Сильвестр с наслаждением потянулся.
Он учился уже на четвертом курсе “Лесной глубины”, но так и не мог нарадоваться своему пребыванию здесь. И пусть учиться порой было и не просто, но послеучебные вечера, вечера! Как, например, сейчас.
Вокруг – одна из небольших, но уютных комнат досуга общежития отделения “Покой”: серовато-зеленые стены, чем-то напоминающие об укутанном в мох светлом лесу; пара шкафов; несколько столов, в окружении таких же, как под Сильвестром, кресел-пуфов или стульев, которые некоторые, отчего-то, звали офисными; в дальнем углу – пианино, чей переливчатый голос наполнял сейчас комнату; из задернутого бледно-синими занавесками невысокого окна пробиваются лучи заходящего солнышка, но все вокруг залито теплым светом парящих под потолком зачарованных светильников. Занятия уже позади, внеурочные задания на завтра выполнены, а вокруг – немногочисленные в этот час друзья (остальные, ловя моменты ускользающего вечера, гуляют и развлекаются в парке снаружи).
– Сильвя, пошли с нами в “ягодный круг” играть!
Закатив глаза, Сильвестр негромко вздохнул. Единственное, в чем его друзья упорно не хотели быть лучшими, так это не коверкать уменьшительно его имя, сколько бы он не просил.
– Не, Рин, не хочу пока, – вяло отмахнулся он. – Сами давайте.
Друзья.
Тим и Рина, не смотря на пять свободных столиков, расстелили на полу покрывало, устроившись на нем и разложив игральные карты. Тим – вроде бы обычный парень, не слишком крепкий, светловолосый, но добродушный и простой. Рина – тоже не слишком спортивная, худенькая, с такими же светлыми волосами (их с Тимом, порой, принимали за брата и сестру), с лицом, перехваченным серебристой лентой, скрывающей отсутствующий глаз, и жизнерадостная.
Чуть в стороне, забравшись с ногами на кресло-пуф, устроилась Диана – старшекурсница, удивляющая незнакомых с ней причудливым сочетанием славянских и японских черт лица, черноволосая, добродушная и чуть застенчивая, деловито копающаяся в каком-то малопонятном конструкте (и, похоже, выполняющая внеурочное задание кружка артефакторики). А еще – третьим, что заполняло сейчас комнату кроме света и мелодии, была ее флафф-аура, повышающая настроение друзей и делающая пребывание неподалеку от нее вдвое уютнее.
И, наконец, за пианино восседала Маура – еще одна необычная на вид полукровка-японка, кроме черт лица привлекающая внимание еще и выкрашеными в сиреневый цвет волосами, однокурсница Дианы. Тоже приветливая к друзьям, творческая, умная, но при том – милая трусишка (что, впрочем, проявлялось в ней не так уж часто). Ее-то пальцы и пританцовывали сейчас по клавишам, выводя мелодию. И она же, после небольшого проигрыша, мягко запела:
“...Дружба, радость и мечта,
Пусть озаряют они каждый день!
Пусть заполнится в сердце любом пустота
И сгинет будто бы тень!
Солнечный, дождливый или ветреный день –
Ничто на сердце пусть не бросит тень!
Чтоб сияло оно, вдохновляясь мечтой,
И полнилось теплотой…”
– Красиво у тебя выходит, Маура! – оценил Сильвестр.
Он это, конечно, говорил не по разу в неделю, но что поделать, если ему и правда нравилось?
– Спасиб! – отозвалась девушка, чуть улыбаясь ему и не обрывая мелодии.
Юноша вернул улыбку и, потянувшись, задумался, чего же ему сегодня почитать: предыдущая книга закончилась накануне вечером, а вместе с нею закончилась и серия.
“А, да чего там думать, если я все равно всей библиотеки наперечет не помню?! Сходить туда, пока не закрылась на сегодня, да и дело с концом!”
Однако не успел Сильвестр утвердиться в этой мысли да подняться на ноги, как дверь в комнату отдыха отворилась, пропуская внутрь еще одного юношу – рослого, крепкого с колючим ежиком жестких волос, в рубахе и штанах камуфляжной расцветки, чуть припадающего на толстую трость.
– О, Вадим! – обрадовался при виде парня Тим. – Айда хоть ты в карты!
– Не, не хочу в “круг”! – отмахнулся тот. – Если во что посерьезнее начнете – тогда зови. Но вообще я к Весту…
“Хоть кто-то мои пожелания уважает,” – хмыкнул про себя Сильвестр.
– …тебя к дежурному ментору! – закончил старшекурсник.
– Меня?! – удивился успевший-таки подняться на ноги Сильвестр. – Зачем?! Я ж, вроде, ничего такого не натворил?
– Да ну откуда ж я-то знаю, родной?! – воззрился на него Вадим. – Мне сказано было позвать тебя – я зову. Дуй давай!
– Вай, ладно, ладно…
Вздохнув – что еще делать, если и правда вызвали? – Сильвестр направился к выходу из комнаты, гадая, зачем его могли вызвать под самый вечер, если он ничего не натворил, и прикидывая, успеет ли, все же, потом в библиотеку.
Шаг за дверь – и точно теплый прилив схлынул, оставляя лишь прохладу коридора и чувство легкой удрученности: флафф-аура Дианы была, увы, далеко не безгранична.
***
– Вызывали, Оксана Александровна?
Кабинет дежурных менторов отделения не поражал воображения: небольшое деловое помещение со светлыми стенами (Сильвестр все не мог решить, это смесь тускло-золотистого оттенка с темно-белым или какая-то вариация на тему персикового), шкаф для документов и рядом – для одежды, большой письменный стол, аккуратно заложенный бумагами, вдоль стены – несколько таких же, как в комнате досуга, стульев. А за столом, склонившись над ним – немолодая на вид женщина: толстая коса белоснежных волос, строгое лицо, темно-серая водолазка, в руке – ручка.
“Она все еще работает?! – невольно поразился юноша. – Бедная. Уже ж вечер почти…”
Однако почти сразу взгляд болотно-зеленых глаз женщины-ментора устремился на него.
– Ага, Плавнев, – констатировала она, откладывая ручку. – Проходи, присаживайся.
Сильвестр, кивнув, вошел в кабинет, беря ближайший стул и придвигая его к столу.
“Мда, кажется, в библиотеку я все же не успею…”
– Я ничего не натворил, Оксана Александровна, честно! – выпалил он, едва выполнив указание.
Женщина чуть улыбнулась, однако тут же вновь помрачнела.
– Да я тебя и не собиралась ни в чем уличать. С учебой у тебя неплохо, с поведением тоже, по внеклассным заданиям хвостов за тобой не водится – прелесть, а не ученик. Хотя лучше бы я вызвала тебя по какому-то из этих поводов, да…
– Простите?
Ментор сцепила пальцы ладоней и глянула прямо на него.
– Мне горько сообщать тебе об этом, Сильвестр, – заговорила она несколько тише прежнего, – но, к сожалению, твоих родителей больше нет в живых.
Сильвестр замер, чувствуя, как холодеет у него внутри.
– П-п… простите? – едва сумел выдавить он.
– Твои мать и отец возвращались из поездки, и их автобус попал в аварию. Про твоего отца мне, увы, не сообщили, а госпожа Плавнева до последнего помогала вытаскивать других пострадавших. Это, увы, ее и погубило…
Ментор говорила что-то еще – поддерживающее, ободряющее, правильное, – однако Сильвестр ее уже почти не слышал. Внутри будто ледяное озеро образовалось, глаза заволокло, зажгло слезами, а услышанное никак не хотело помещаться в сознании.
Его родителей больше нет. Добрых, родных, пусть и строгих порой… любимых.
Оксана Александровна наконец смолкла и, протянув руку, накрыла его лежащую на столе ладонь своей.
Темны минуты сменяли друг друга, и сменяли, и сменяли…
– И-и… что же теперь? – потерянно спросил наконец Сильвестр, когда, как ему показалось, в окружившем его вдруг царстве скорбного безвременья прошло не меньше недели.
– В ближайшие дни кто-то из нас, менторов, сопроводит тебя на прощание, – женщина, кажется, чувствовала себя неловко, говоря о таких приземленных вещах. – Потом – у тебя впереди еще полтора учебных месяца. Я соболезную твоему горю, но, все же, постарайся не забрасывать учебу. После… мне пока не сообщили о беседах с твоими родственниками, но если никто из них не согласится взять тебя под опеку…
– Боюсь, не согласятся, – уныло и едва слышно перебил юноша. – Моими самыми близкими людьми были родители, мать со своей родней порвала за много лет до моего рождения, из родни отца, кажется, и не осталось никого… во всяком случае я таких не знаю.
– Оу, вот даже как… – Оксана Александровна неловко кашлянула. – Ну, я, все же, подожду судить столь категорично. Но если все действительно окажется так, как ты говоришь – боюсь, ближайшее лето тебе придется провести в детдоме.
– Ну нет!.. – настроение рухнуло еще глубже в минус, хотя, казалось бы, куда еще. – Оксана Александровна, ну у нас же при школе есть летний лагерь – я вот только прошлым летом в нем был…
– Да, я знаю, но, к сожалению, таковы удручающие формальности, – ментор чуть сжала его пальцы, но затем отпустила и поднялась на ноги. – Не буду тебя ими пока загружать, но, к сожалению, дела обстоят именно так… Это будет не обычный детдом технократов, не волнуйся – у нас, магов, есть места поприличнее. Но вот со следующего лета ты уже действительно сможешь просто оставаться в лагере при нашей школе (разумеется, если сам захочешь).
– Как будто есть кто-то, кто не захочет, – горько усмехнулся Сильвестр.
– Не будем об этом, – пара движений, и перед юношей возникает небольшая белоснежная чашечка, истекающая ярким, непривычным ароматом трав. – Выпей-ка, пожалуйста.
Уныло вздохнув, юноша послушался.
***
Следующие полторы недели прошли как в тумане.
Прощания Сильвестр вообще почти не запомнил. Прочие же дни слились в какую-то серую, аморфную массу. На занятия он, правда, ходил, хоть и скорее по инерции, что-то писал, кое-что вроде бы, даже отложиться в голове умудрилось…
Друзья же, к их чести, не оставляли его ни на минуту (кроме тех, разумеется, когда он сам об этом просил) – Рина и без того всегда делила с ним парту, Тим неизменно подтягивался на переменах. Со старшими, разве что, было посложнее – обычно приходилось ждать окончания занятий, но вот Диана то и дело находила его на перемене, участливо приобнимая и будто окуная в одну из своих поддерживающих аур.
Немного отпустило Сильвестра к исходу второй недели. Да и то сказать: с занятий их в тот день отпустили пораньше, впереди были выходные, день был на редкость погожим и ясным, а Рина как всегда шагала рядом (Тима, увы, ждала отработка) – остаться совершенно безучастным было непросто.
Покинув здание школы, ребята вышли в парк.
– Хочешь прогуляться, Сильвя? – Рина была просто сказочно последовательна в своем упорном именовании, но сейчас юноша отразил только ее заботу о нем.
– М-м-м, пока не очень, Рин, прости. Я, наверно…
Он вдруг остановился, точно споткнувшись о нагнавший его знакомый призыв “Плавнев!”, и обернулся.
Уши не обманули его – к ним с Риной и правда направлялась Ольга Александровна, а с ней…
Сильвестру показалось, что его сердце пропустило удар или два: рядом с ментором шла его помолодевшая мама!
“Н-не может быть! Н-но к-как, я же… она же…”
Женщины, тем временем, уже были почти рядом. И с каждым шагом невероятное наваждение рассеивалось - спутница Оксаны Александровны, все же, не была его, Сильвестра, мамой, хотя и по-прежнему выглядела до странности знакомо.
– Это… это он? – недоуменно переспросила она, развеивая последние сомнения – голос мамы юноша узнал бы и из миллиона.
– Ну я же Вам сказала, – в голосе ментора явственно прозвучала укоризна.
Незнакомка кивнула… и вдруг шагнула к Сильвестру, порывисто его обнимая!
– Боже, так это действительно правда?! Так похож!.. Сильвестр, я и не знала о тебе!.. – выдохнула она странно дрожащим голосом.
“Ч-что происходит?..” – юноша окончательно растерялся.
Однако едва незнакомка отстранилась на расстояние вытянутых рук, разглядывая его во все глаза, как мальчик вдруг вспомнил, где видел ее – на матчах по вентэсенозе, где он, как верный сын, болел за свою мать, а эта молодая женщина несколько раз играла против нее.
“Дочь моего врага” – материнская характеристика была весьма лаконична и недружелюбна, и Сильвестр ничего, кроме глухого неодобрения каждый раз не испытывал. А после матчей – и вовсе быстро забывал об этой особе до следующего раза (тем более, что его мама и сама обычно поминала недобрым словом лишь свою противницу).
Но вот теперь эта странная женщина возникла перед ним, обняла его – Сильвестра, – и…
“Н-ничего не понимаю…”
– П-простите? – только и нашелся он.
Но молодая женщина, кажется, и сама немного опомнилась, разжимая наконец пальцы и отступая на полшага назад.
– Это ты прости, Сильвестр, – произнесла она, словно извиняясь. – Я до последнего не верила и… не совладала с эмоциями. Ты… не узнаешь меня, верно?
– Э-э-э… – Сильвестр замялся. – Вы – дочь врага моей матери, и игрок в вентэсенозу, как и она. Мама упоминала Вас, н-но и только.
Незнакомка от его слов горько усмехнулась и, прикрыв лицо ладонью, покачала головой.
– Боже, она… хотя этого стоило ожидать, – глубоко вздохнув, она вновь глянула на него. – Я Татьяна, можно Таня. Светлана моя… я ее старшая дочь, и, соответственно, твоя сестра.
У Сильвестра даже рот приоткрылся.
“Моя… сестра?! Она – дочь моей мамы?! Но… но у моей мамы нет больше… это…”
– Это невозможно! – выпалил он, мрачнея. – Я всю жизнь прожил рядом с мамой, а Вас вижу… четвертый или пятый раз, и впервые – не на игре!
– Сильвестр, не спеши, пожалуйста, – увещевающе обратилась к нему Оксана Александровна. – Позволь госпоже Окада объясниться.
“Госпожа Окада… это фамилия врага моей матери – какие тут могут быть объяснения?! Она…”
Однако Татьяна уже приняла из рук ментора какую-то папку (которую, похоже, попросила подержать перед этим), открывая и протягивая ему несколько документов.
– Сильвестр, все… несколько сложнее, чем тебе кажется, – она неловко улыбнулась. – Мне стоило ожидать подобного, а ты, выходит, и не мог обо мне знать. Твоя мать отказалась от меня, когда тебя еще и на свете-то не было, а у меня не было ни единого, кроме соревнований, повода встретиться с ней.
– Чт-то В-вы такое говорите?! – несмотря на увещевания, злость все сильнее закипала в Сильвестре. – Как В-вы смеете так говорить про мою маму?! Моя мама – самая лучшая, она бы никогда!..
– Просто посмотри бумаги, – тихо и виновато попросила Татьяна. – Сильвестр, прости, пожалуйста, что так вторгаюсь в твое горе – я не хотела обижать тебя.
Сильвестр злобно выдохнул, однако все же мрачно глянул в протянутый ему документ – “все равно ж не отстанут”. Это оказался зеленый ламинированный лист свидетельства о рождении. Следующий документ был составлен на малопонятном ему общеазиатском, однако Татьяна почти сразу подсунула ему еще один лист – похоже, с переводом, поясняющим, что это “свидетельство о приеме в семью”.
“Татьяна Плавнева”… – юноша нехотя перевел взгляд с одного листа на другой, а затем – и на третий с четвертым (копия заграничного паспорта и перевод свидетельства о браке). – “Плавнева-Окада”, а затем и просто “Окада”. Год рождения, год свадьбы… н-ну д-да, она более, чем вдвое старше меня. И инициалы отца и матери в точности как у меня… Но не могла же моя мама в самом деле… Да и папа тоже…”
В голове просто не укладывалось.
– М-моя мама не могла… – голос его сорвался.
– Увы – могла, – голос Татьяны звучал все так же виновато. – Ты именно поэтому и не знал обо мне, а я – о тебе, и меня порядком ошарашило, когда мне сообщили о случившемся.
– Ее документы проверены ответственными лицами – все именно так, как она говорит, – негромко заметила Оксана Александровна.
