Я уж не говорю о высокопоставленных чиновниках от государства, охране высших государственных лиц или человека, у которого миллиарды долларов крутятся в финансовых операциях – там совершенно другая постановка, иной уровень охраны, своя контрразведка, как финансово-экономическая, так и касающееся защиты личности на разных кругах. Но когда ему объяснялось что тут высвечивается совсем другая сторона – вышли вы из своей секретной конторы, путь до машины составляет, к примеру, минут десять. И в это время выруливает из-за ближайшего угла пьяная компания, после словесной перепалки разбивают о голову бутылку шампанского – и все на этом закончилось, дальше черепно-мозговая травма с большим списком последствий излечиваемых в лучшем случае месяцами и годами, вот от такой непредвиденной бытовой стычки и нужен телохранитель в большинстве своем, когда нужно разогнать элементарно пинками эту вонючую пьянь, не думающую ни о чем. Так зачем же это делать самому, неумело и неэффективно, рискуя здоровьем а зачастую и жизнью? То же самое и остальные ситуации – выход из дома, поездки хоть изредка на общественном транспорте, походы в магазин, посещение ресторана, да что далеко ходить – мусор вынести в ста метрах от подъезда и то может произойти спонтанное, ничем не обоснованное нападение. Так вот от таких стычек в большинстве своем и нужен телохранитель. Ну на ступени генерального директора предприятия, средней руки бизнесмена или в ситуации, когда необходима временная защита обывателя.
- И что с ним стало в итоге?
- Вполне закономерный исход – когда он выезжал один на машине из своей дачи в подмосковном поселке, вышел закрыть ворота и калитку. Сзади из кустов выбегают двое, ударили по затылку кирпичом, угнали иномарку. Наткнулись на него только через несколько часов соседи, пока вызвали скорую, пока довезли до больницы, состояние становилось все хуже и хуже. Конструктор этот полгода пролежал в реанимации, потерял память и способность разговаривать так как раньше, возникли проблемы с памятью, мышлением, психическим состоянием, с трудом передвигался и оказался на уровне развития годовалого ребенка. Через полгода после выписки из больницы домой, ухаживающие близкие родственники сообщили о его кончине. Я уж не говорю о том, что пришлось пережить жене, детям и остальным родственникам в связи со всем этим. И таких случаев, доложу я вам, громадное количество, как показатель беспечности и недопонимания общей ситуации, предвидения простейших событий у казалось бы умных, образованных людей.
Мы можем восстановить практически все органы, все ткани и кости человеческого организма до идеального состояния здоровья, но для нас самих человеческий мозг остается глубокой тайной, непознанной и темной сферой, еще нужно провести множество глубочайших исследований, чтобы составить полное представление и без биологического материала в виде экспериментальных образцов тут никак не обойтись, даже таких как эти жестокие гиены, в которых не осталось ничего человечного и вам, Игорь Петрович, нужно отметить их для отправки нам. И так как исходя из незавершенности исследования мозговой деятельности нами, вполне возможны осечки. Я имею в виду что мы конечно память то у них почистили, но могут возникнуть непредвиденное развитие событий, когда мозг выкинет свой фортель и вернет удаленные куски памяти о вас, Игорь Петрович. Еще и поэтому я убедительно вас прошу включить Сюин в эту ситуацию, до окончательной их транспортировки или вернее телепортации, тогда и можно сказать что ваша история с убийством друга и его семьи закончена, обратно оттуда они уже не вернутся. Никто из них. Никогда.
Игорь затушил очередную выкуренную сигару, переменил позу на стуле и выпрямив спину, спросил:
- Когда ожидается у них эта встреча?
- Через семь дней, после встречи с будущими избирателями Кащеева утром, они начинают собираться с шестнадцати часов, в течении получаса все подъедут в ресторан. Но сложность в том, что на этой встрече они тоже будут частично, но вы можете не успеть поставить свою отметку на них или вовсе с ними не столкнуться. А вот после, в ресторане - это самый оптимальный вариант, они все вместе в одно время, выискивать их по одному – очень затратное действие, как по времени, так и по энергетическим ресурсам, да к тому же небезопасное и непредсказуемое. Почуяв слежку а после убедившись, что она действительно есть, предвидеть что они могут вытворить невозможно, начиная
от похищения для выяснения всех обстоятельств и заканчивая выстрелом в голову, когда покажется что кто-либо из конкурирующей группировки за какие-то прошлые грехи их преследует или разыгрывается очередная интрига в виде зачистки ненужных людей. Почти все они с психическими отклонениями, не поддающимися лечению, у многих проблемы с алкоголем и наркотиками, их место в клинике у Черепкова, до конца своей бесполезной жизни.
Когда с ними разговариваешь, вот так, один на один, они откровенно не понимают - почему нельзя делать того, что они совершают. Почему, если я хочу взять, забрать, убить мне это запрещено? Ведь я хочу и мне это надо, я иду и беру! Неважно что это – машина, квартира, бизнес или жена кого-либо, чей то кошелек, велосипед, мотоцикл, да хоть что, куда глаз упадет, чья то жизнь - забитые до смерти их же деревянной тростью родные беспомощные дедушка с бабушкой из-за полученной пенсии, когда в запое не хватает на бутылку водки. Никакие беседы, разъяснения о моральных и уголовных ограничениях, ответственности по закону и последствиях разрушенной жизни, как его, так и жертвы, внушительные слова и призывы о том, что живя в цивилизованном обществе такие действия под запретом бесполезны и вызывают отрешенность, непринятие, а потом смех, циничное издевательство и полное отсутствие понимания того, что им пытаются сказать. Таким только одна дорога – стереть их с лица Земли, без места на кладбище и вообще каких-либо памятных следов, как и не было никого.
Тут конечно можно развернуть обширнейшую либерально-слюнявую дискуссию о добре, человеколюбии, приписать церковные заповеди, внести муторные рассуждения и домыслы о причинах такого поведения, рыться в их истоках, например, в искалеченном детстве, родовых травмах, генетике родителей, травмирующих психику обстоятельствах в юном возрасте – но это не меняет ничего и все эти пустые разговоры идут ровно до той поры, пока когда-нибудь это не коснется тех, кто любит об этом вести такого рода беседы, расчесывая свою мнимую, показную доброту и любуясь самим собой при этом, зачастую перед телевизионными камерами и при большом количестве людей, среди которых много журналистов и теоретиков всех мастей. Я не говорю о тех, кто попал не в то место и не в то время, кого подставили или навешали статей в результате милицейского беспредела, кто не являясь таковым по своей сути, в состоянии аффекта совершил преступление. Я о тех диких бабуинах, вырвавшихся из клетки и ничего кроме крови, переломанных жизней и судеб не приносящих в этом мир, потому как иначе они не могут себя вести и даже не представляют себе, каково это, жить по-другому. Там все просто и ясно – психологическая схема действий как у автомата Калашникова - нажали на спусковой крючок, он выстрелил - безо всяких сомнений, угрызений совести и душевных мучений после всего того, что они сделали, неважно что – карманная кража, разбой, изнасилование или жестокое убийство.
- Я понял, каков план?
- План? Да нет никакого плана, Игорь Петрович. Через неделю, в девять часов утра вы можете подъехать на это сборище с Кащеевым, там вам никакая опасность не грозит, Кащеев будет все время в пределах отличной видимости, вы спокойно все свои действия сможете произвести, затесавшись в толпе, ну или в где-нибудь в конце людской массы. А после, как вы вернетесь домой, много времени у вас это не займет, вам позвонят на домашний телефон, примерно в половине четвертого за вами заедет машина с водителем и Сюин. До ресторана по городу вместе с пробками уйдет минут сорок, пока вы приедете, все будет выглядеть так, как будто вы зашли в ресторан случайными посетителями, отобедать. Только я вас умоляю, не нужно брать с собой их фотографии и сверяться с ними сидя напротив.
- П-ф-ф-ф … Алена-а-а … вы за кого меня держите то, неужели вы вправду считаете меня таким дурачком? – спросил Игорь.
- Нет, Игорь Петрович, я так не думаю, но говорю это на всякий случай, потому как раньше такое было, у других, заканчивалось очень плачевно. Они забронировали один большой стол в конце зала, возможно что будет их больше, но это на ваши действия не должно повлиять, по крайней мере мне так было велено вам передать, как подстраховка выделить вам Сюин. Сами вы ни во что не вмешиваетесь, даже если очень захочется раскидать ситуацию, если возникнет инцидент, дайте сделать свою работу Сюин. То есть приехали, поели вместе с ней, сделали то что нужно и ушли, дальше как обычно, я вам сама позвоню. А после выходим на финальную стадию, мы забираем их к себе через сутки. Но не будем спешить, сделаем все в порядке очередности.
Игорь встал со стула, кивнул головой и вышел из зала не оглядываясь и не ожидая от Алены прощальных слов, оставив ее одну в пустынном зале.
Ровно через неделю Игорь в начале десятого часа утра подъехал на своем черном, бронированном“Гелендвагене” к ДК “Пионер”, в центре города, немного покрутился вокруг здания Дворца Культуры, поискал где поставить машину и припарковался на небольшой площадке заднего двора ДК. В последнее время он снова стал все чаще ездить за рулем, его уже не волновали мысли о нерациональности личного управления и вероятности попасть в аварию, для чего собственно он и нанимал раньше водителя с автомобилем. Все его действия при вождении в данное время отличались полным хладнокровием и механическими, отточенными движениями, он видел и учитывал все до мельчайших подробностей, его мозг работал ясно и точно. Теперь он был полностью уверен в том, что на дороге с ним и с его любимой машиной ничего не случится, потому что он полностью и безраздельно контролирует то что происходит как с ним, так и с тем рвущимся вперед механическим зверем под капотом.
Не успев выйти из машины и поставить ее на сигнализацию, как к нему начали приближаться студенты в одетых поверх пуховиков ядовито-зеленого цвета жилетах, с пачками листовок в руках. Игорь не обращая на них внимания, обогнул здание и сразу же оказался на большой, вымощенной булыжником площади, среди множества людей – почти сразу столкнулся с пришибленными мужичками бомжеватого вида, с покарябанными мордами, они разбившись на кучки по два-три человека задорно пили водку из чекушек., пенсионерки с угрюмо-затертыми лицами, в видавших виды обдерганных пальто, с мутными от невыносимой нищенской жизни глазами, съехавшими назад вязанными шапками на немытых, клочками висящими волосах, с бывшими когда то прическами все как на подбор, а-ля “химзавивка”, стояли с плакатами, на которых крупными, синего цвета буквами на белом фоне было выведено “Кандидат Кащеев – обличитель дикого капитализма и защитник униженного пролетариата!”. Тут же несколько раз обреченно и шумно вздохнули трубы духового оркестра на крыльце ДК и вылизанные, во фраках музыканты стоя заиграли без подпевки и подтанцовки “Белые розы” в ускоренном темпе, на другом конце площади развернулась шатрами сельскохозяйственная ярмарка, подпирая бочкообразных, крепко сбитых разухабистых продавщиц ящиками с картошкой, морковкой да свеклой, поросячьими головами и ногами для варки холодца на прилавках, рядом с ними о чем то шушукались склоняясь друг к другу, хитро озираясь на толпу 10-15 толстозадых молодых цыганок в вечных своих серых мохеровых платках, расстегнутых цигейках и заляпанных снизу грязью длинных юбках.
Остальную часть площади, где Игорь чуть прошелся, занимали праздно шатающаяся молодежь с пивом в руках, новая адаптированная к прагматичной буржуазной реальности коммунистическая поросль с возбужденными лицами и флагами с советской символикой, что-то беззвучно выкривающая, взобравшись на кузов криво поставленного грузовика., бродили с изображенным на плакатах последним российским царем Николаем II и лозунгами на черно-желтых флагах “За Веру, Царя и Отечество” одутловатые монархисты и полупьяные, упитанные, с отвисающими пузами казаки с хоругвями, крестами, иконами в половину человеческого роста., обнявшись сидели прямо на свободном от снега участке жухлой, прошлогодней травы неформалы с гитарами., около памятника Ленину с вызывающим видом кучковались сторонники свободных любовных отношений с нацепленными на груди значками “Я состою в ЛГБТ!”.
Недалеко от них на импровизированной сцене выступал городской театр, играли “Золотой ключик”, сразу угадывалась женская старческая фигура, сильный грим, долженствующий навести сценический образ юного искателя приключений из итальянской детской истории, произвел обратный эффект – усилил все недостатки лица и вывел все старческие морщины, бородавки выявились еще сильнее а вислая, складчатая кожа под подбородком при каждом движении, наклоне и повороте отвратительно колыхалось как желе. За усиленными ватными подкладками костюма Буратино, в жилетке и шортах, попытались плохо скрыть большие старушичьи груди и обширный зад, сквозь натянутые в облипку на тумбообразные ноги полосато-прозрачные капроновые колготы в бело-красной расцветке проступали выпуклые бугры варикозных вен на икрах. Натужно бодро, через силу, изображалось закапывание золотых монет на поле, сопровождаемая кряхтением, кашлем при наклонах и приседаниях а сквозь мокрые от пота прилипшие ко лбу картонные кудри из под колпака на зрителей смотрели усталые, блеклые и слезящиеся старческие глаза. Рядом со сценой на железных ножках стоял пластиковый куб, в котором валялись несколько мелких бумажных денег, с надписью “Дорогие зрители! Будем рады, если на развитие театральной деятельности внесете свой вклад!”
“… Фу-у … ну и мерзопакостное же зрелище …” – подумал Игорь, остановившись ненадолго перед престарелой Буратино.
Родители с детишками останавливались сначала с интересом, потом через пару минут у папы или мамы кривилось в брезгливости и непонимании лицо, схватив ничего не понимающего ребенка за руку, удалялись как можно дальше от такой гениальной актерской игры, чтобы не осталось в цепкой памяти малышей такого образа Буратино.
Мимо Игоря, пока он оглядывался по сторонам, озабоченно, терзая в грязных руках дырявые полиэтиленовые пакеты прошмыгнули поочередно пара местных городских сумасшедших, завсегдатаи таких сборищ, бьющиеся при любом удобном случае в анархических конвульсиях против всех и вся на свете. Игорь застегнул повыше молнию своей кожаной короткой куртки и двинулся по краю толпы, мимо плохо одетых, в вытертых джинсах мужиков, которые обрывая любые возражения и потрясая узловатыми кулаками, злобно кричали сквозь вылетающие слюни в лицо таким же по виду работягам: “… Все ведь разорили, твари … за бугром проституток своих лапают на сворованные деньги, а мы тут на одной картохе сидим … Вилы надо брать в руки, братки, да гнать их надо с земли Русской” - нажимая на последнее слово и старательно, продолжительнее чем нужно произнося букву "Р".
- И что с ним стало в итоге?
- Вполне закономерный исход – когда он выезжал один на машине из своей дачи в подмосковном поселке, вышел закрыть ворота и калитку. Сзади из кустов выбегают двое, ударили по затылку кирпичом, угнали иномарку. Наткнулись на него только через несколько часов соседи, пока вызвали скорую, пока довезли до больницы, состояние становилось все хуже и хуже. Конструктор этот полгода пролежал в реанимации, потерял память и способность разговаривать так как раньше, возникли проблемы с памятью, мышлением, психическим состоянием, с трудом передвигался и оказался на уровне развития годовалого ребенка. Через полгода после выписки из больницы домой, ухаживающие близкие родственники сообщили о его кончине. Я уж не говорю о том, что пришлось пережить жене, детям и остальным родственникам в связи со всем этим. И таких случаев, доложу я вам, громадное количество, как показатель беспечности и недопонимания общей ситуации, предвидения простейших событий у казалось бы умных, образованных людей.
Мы можем восстановить практически все органы, все ткани и кости человеческого организма до идеального состояния здоровья, но для нас самих человеческий мозг остается глубокой тайной, непознанной и темной сферой, еще нужно провести множество глубочайших исследований, чтобы составить полное представление и без биологического материала в виде экспериментальных образцов тут никак не обойтись, даже таких как эти жестокие гиены, в которых не осталось ничего человечного и вам, Игорь Петрович, нужно отметить их для отправки нам. И так как исходя из незавершенности исследования мозговой деятельности нами, вполне возможны осечки. Я имею в виду что мы конечно память то у них почистили, но могут возникнуть непредвиденное развитие событий, когда мозг выкинет свой фортель и вернет удаленные куски памяти о вас, Игорь Петрович. Еще и поэтому я убедительно вас прошу включить Сюин в эту ситуацию, до окончательной их транспортировки или вернее телепортации, тогда и можно сказать что ваша история с убийством друга и его семьи закончена, обратно оттуда они уже не вернутся. Никто из них. Никогда.
Игорь затушил очередную выкуренную сигару, переменил позу на стуле и выпрямив спину, спросил:
- Когда ожидается у них эта встреча?
- Через семь дней, после встречи с будущими избирателями Кащеева утром, они начинают собираться с шестнадцати часов, в течении получаса все подъедут в ресторан. Но сложность в том, что на этой встрече они тоже будут частично, но вы можете не успеть поставить свою отметку на них или вовсе с ними не столкнуться. А вот после, в ресторане - это самый оптимальный вариант, они все вместе в одно время, выискивать их по одному – очень затратное действие, как по времени, так и по энергетическим ресурсам, да к тому же небезопасное и непредсказуемое. Почуяв слежку а после убедившись, что она действительно есть, предвидеть что они могут вытворить невозможно, начиная
от похищения для выяснения всех обстоятельств и заканчивая выстрелом в голову, когда покажется что кто-либо из конкурирующей группировки за какие-то прошлые грехи их преследует или разыгрывается очередная интрига в виде зачистки ненужных людей. Почти все они с психическими отклонениями, не поддающимися лечению, у многих проблемы с алкоголем и наркотиками, их место в клинике у Черепкова, до конца своей бесполезной жизни.
Когда с ними разговариваешь, вот так, один на один, они откровенно не понимают - почему нельзя делать того, что они совершают. Почему, если я хочу взять, забрать, убить мне это запрещено? Ведь я хочу и мне это надо, я иду и беру! Неважно что это – машина, квартира, бизнес или жена кого-либо, чей то кошелек, велосипед, мотоцикл, да хоть что, куда глаз упадет, чья то жизнь - забитые до смерти их же деревянной тростью родные беспомощные дедушка с бабушкой из-за полученной пенсии, когда в запое не хватает на бутылку водки. Никакие беседы, разъяснения о моральных и уголовных ограничениях, ответственности по закону и последствиях разрушенной жизни, как его, так и жертвы, внушительные слова и призывы о том, что живя в цивилизованном обществе такие действия под запретом бесполезны и вызывают отрешенность, непринятие, а потом смех, циничное издевательство и полное отсутствие понимания того, что им пытаются сказать. Таким только одна дорога – стереть их с лица Земли, без места на кладбище и вообще каких-либо памятных следов, как и не было никого.
Тут конечно можно развернуть обширнейшую либерально-слюнявую дискуссию о добре, человеколюбии, приписать церковные заповеди, внести муторные рассуждения и домыслы о причинах такого поведения, рыться в их истоках, например, в искалеченном детстве, родовых травмах, генетике родителей, травмирующих психику обстоятельствах в юном возрасте – но это не меняет ничего и все эти пустые разговоры идут ровно до той поры, пока когда-нибудь это не коснется тех, кто любит об этом вести такого рода беседы, расчесывая свою мнимую, показную доброту и любуясь самим собой при этом, зачастую перед телевизионными камерами и при большом количестве людей, среди которых много журналистов и теоретиков всех мастей. Я не говорю о тех, кто попал не в то место и не в то время, кого подставили или навешали статей в результате милицейского беспредела, кто не являясь таковым по своей сути, в состоянии аффекта совершил преступление. Я о тех диких бабуинах, вырвавшихся из клетки и ничего кроме крови, переломанных жизней и судеб не приносящих в этом мир, потому как иначе они не могут себя вести и даже не представляют себе, каково это, жить по-другому. Там все просто и ясно – психологическая схема действий как у автомата Калашникова - нажали на спусковой крючок, он выстрелил - безо всяких сомнений, угрызений совести и душевных мучений после всего того, что они сделали, неважно что – карманная кража, разбой, изнасилование или жестокое убийство.
- Я понял, каков план?
- План? Да нет никакого плана, Игорь Петрович. Через неделю, в девять часов утра вы можете подъехать на это сборище с Кащеевым, там вам никакая опасность не грозит, Кащеев будет все время в пределах отличной видимости, вы спокойно все свои действия сможете произвести, затесавшись в толпе, ну или в где-нибудь в конце людской массы. А после, как вы вернетесь домой, много времени у вас это не займет, вам позвонят на домашний телефон, примерно в половине четвертого за вами заедет машина с водителем и Сюин. До ресторана по городу вместе с пробками уйдет минут сорок, пока вы приедете, все будет выглядеть так, как будто вы зашли в ресторан случайными посетителями, отобедать. Только я вас умоляю, не нужно брать с собой их фотографии и сверяться с ними сидя напротив.
- П-ф-ф-ф … Алена-а-а … вы за кого меня держите то, неужели вы вправду считаете меня таким дурачком? – спросил Игорь.
- Нет, Игорь Петрович, я так не думаю, но говорю это на всякий случай, потому как раньше такое было, у других, заканчивалось очень плачевно. Они забронировали один большой стол в конце зала, возможно что будет их больше, но это на ваши действия не должно повлиять, по крайней мере мне так было велено вам передать, как подстраховка выделить вам Сюин. Сами вы ни во что не вмешиваетесь, даже если очень захочется раскидать ситуацию, если возникнет инцидент, дайте сделать свою работу Сюин. То есть приехали, поели вместе с ней, сделали то что нужно и ушли, дальше как обычно, я вам сама позвоню. А после выходим на финальную стадию, мы забираем их к себе через сутки. Но не будем спешить, сделаем все в порядке очередности.
Игорь встал со стула, кивнул головой и вышел из зала не оглядываясь и не ожидая от Алены прощальных слов, оставив ее одну в пустынном зале.
Ровно через неделю Игорь в начале десятого часа утра подъехал на своем черном, бронированном“Гелендвагене” к ДК “Пионер”, в центре города, немного покрутился вокруг здания Дворца Культуры, поискал где поставить машину и припарковался на небольшой площадке заднего двора ДК. В последнее время он снова стал все чаще ездить за рулем, его уже не волновали мысли о нерациональности личного управления и вероятности попасть в аварию, для чего собственно он и нанимал раньше водителя с автомобилем. Все его действия при вождении в данное время отличались полным хладнокровием и механическими, отточенными движениями, он видел и учитывал все до мельчайших подробностей, его мозг работал ясно и точно. Теперь он был полностью уверен в том, что на дороге с ним и с его любимой машиной ничего не случится, потому что он полностью и безраздельно контролирует то что происходит как с ним, так и с тем рвущимся вперед механическим зверем под капотом.
Не успев выйти из машины и поставить ее на сигнализацию, как к нему начали приближаться студенты в одетых поверх пуховиков ядовито-зеленого цвета жилетах, с пачками листовок в руках. Игорь не обращая на них внимания, обогнул здание и сразу же оказался на большой, вымощенной булыжником площади, среди множества людей – почти сразу столкнулся с пришибленными мужичками бомжеватого вида, с покарябанными мордами, они разбившись на кучки по два-три человека задорно пили водку из чекушек., пенсионерки с угрюмо-затертыми лицами, в видавших виды обдерганных пальто, с мутными от невыносимой нищенской жизни глазами, съехавшими назад вязанными шапками на немытых, клочками висящими волосах, с бывшими когда то прическами все как на подбор, а-ля “химзавивка”, стояли с плакатами, на которых крупными, синего цвета буквами на белом фоне было выведено “Кандидат Кащеев – обличитель дикого капитализма и защитник униженного пролетариата!”. Тут же несколько раз обреченно и шумно вздохнули трубы духового оркестра на крыльце ДК и вылизанные, во фраках музыканты стоя заиграли без подпевки и подтанцовки “Белые розы” в ускоренном темпе, на другом конце площади развернулась шатрами сельскохозяйственная ярмарка, подпирая бочкообразных, крепко сбитых разухабистых продавщиц ящиками с картошкой, морковкой да свеклой, поросячьими головами и ногами для варки холодца на прилавках, рядом с ними о чем то шушукались склоняясь друг к другу, хитро озираясь на толпу 10-15 толстозадых молодых цыганок в вечных своих серых мохеровых платках, расстегнутых цигейках и заляпанных снизу грязью длинных юбках.
Остальную часть площади, где Игорь чуть прошелся, занимали праздно шатающаяся молодежь с пивом в руках, новая адаптированная к прагматичной буржуазной реальности коммунистическая поросль с возбужденными лицами и флагами с советской символикой, что-то беззвучно выкривающая, взобравшись на кузов криво поставленного грузовика., бродили с изображенным на плакатах последним российским царем Николаем II и лозунгами на черно-желтых флагах “За Веру, Царя и Отечество” одутловатые монархисты и полупьяные, упитанные, с отвисающими пузами казаки с хоругвями, крестами, иконами в половину человеческого роста., обнявшись сидели прямо на свободном от снега участке жухлой, прошлогодней травы неформалы с гитарами., около памятника Ленину с вызывающим видом кучковались сторонники свободных любовных отношений с нацепленными на груди значками “Я состою в ЛГБТ!”.
Недалеко от них на импровизированной сцене выступал городской театр, играли “Золотой ключик”, сразу угадывалась женская старческая фигура, сильный грим, долженствующий навести сценический образ юного искателя приключений из итальянской детской истории, произвел обратный эффект – усилил все недостатки лица и вывел все старческие морщины, бородавки выявились еще сильнее а вислая, складчатая кожа под подбородком при каждом движении, наклоне и повороте отвратительно колыхалось как желе. За усиленными ватными подкладками костюма Буратино, в жилетке и шортах, попытались плохо скрыть большие старушичьи груди и обширный зад, сквозь натянутые в облипку на тумбообразные ноги полосато-прозрачные капроновые колготы в бело-красной расцветке проступали выпуклые бугры варикозных вен на икрах. Натужно бодро, через силу, изображалось закапывание золотых монет на поле, сопровождаемая кряхтением, кашлем при наклонах и приседаниях а сквозь мокрые от пота прилипшие ко лбу картонные кудри из под колпака на зрителей смотрели усталые, блеклые и слезящиеся старческие глаза. Рядом со сценой на железных ножках стоял пластиковый куб, в котором валялись несколько мелких бумажных денег, с надписью “Дорогие зрители! Будем рады, если на развитие театральной деятельности внесете свой вклад!”
“… Фу-у … ну и мерзопакостное же зрелище …” – подумал Игорь, остановившись ненадолго перед престарелой Буратино.
Родители с детишками останавливались сначала с интересом, потом через пару минут у папы или мамы кривилось в брезгливости и непонимании лицо, схватив ничего не понимающего ребенка за руку, удалялись как можно дальше от такой гениальной актерской игры, чтобы не осталось в цепкой памяти малышей такого образа Буратино.
Мимо Игоря, пока он оглядывался по сторонам, озабоченно, терзая в грязных руках дырявые полиэтиленовые пакеты прошмыгнули поочередно пара местных городских сумасшедших, завсегдатаи таких сборищ, бьющиеся при любом удобном случае в анархических конвульсиях против всех и вся на свете. Игорь застегнул повыше молнию своей кожаной короткой куртки и двинулся по краю толпы, мимо плохо одетых, в вытертых джинсах мужиков, которые обрывая любые возражения и потрясая узловатыми кулаками, злобно кричали сквозь вылетающие слюни в лицо таким же по виду работягам: “… Все ведь разорили, твари … за бугром проституток своих лапают на сворованные деньги, а мы тут на одной картохе сидим … Вилы надо брать в руки, братки, да гнать их надо с земли Русской” - нажимая на последнее слово и старательно, продолжительнее чем нужно произнося букву "Р".
