В них не было изменений, но от пристального взгляда ей почудился мужской смешок за спиной. Резко обернувшись, она встретила пустоту.
— Он был! — убеждала себя, язык нервно облизывая пересохшие губы — это первый признак волнения. И если бы эмоции были ей доступны, паника захлестнула бы с головой.
Но Ева оделась в рабочую одежду и уже на выходе окинула взглядом своё жилище. В открытой двери ванной виднелось зеркало: в отражении она, а за её спиной фигура в кожаной куртке. Ева знала, что если обернётся, наткнётся на пустой коридор. Так и было. Однако физическое присутствие ощущалось на протяжении всего дня.
В дешёвой забегаловке, с открытой кухней, в обеденное время всегда безлюдно. Для Евы это был тихий оазис среди шумного города. Вечерами же, и особенно в выходные, заведение наводняли студенты и средний класс, привлечённые дешёвым алкоголем. В такие моменты никто не обращал внимания на еле живую вытяжку, пропитавшую воздух стойким запахом жареного. Хозяин, повар, бармен и кассир в одном лице – Давид, чуть за тридцать, – отличался редкостной для его возраста беспечностью. Его жизненное кредо: работать в кайф, деньги – дело наживное.
Ева была здесь завсегдатаем с самого открытия, вот уже лет десять.
– Говорят, если повесить приличную вывеску или хоть как-то приукрасить вход, клиенты потянутся. Ну и реклама не помешает, – посоветовала Ева, потягивая воду из стакана и ковыряясь вилкой в неопределённой яичной смеси.
– Даже обклей я рекламой каждый столб, запах моей стряпни всё равно никуда не денется, – отозвался Давид, остервенело скребя плиту от пригоревшего жира.
– Есть выход: убери из меню эти зловонные куриные лапки.
Забегаловка специализировалась на азиатской уличной еде. Давид родился здесь, но учился в Китае, колесил по Японии и Таиланду, впитывая рецепты и впечатления, которых хватило бы на несколько жизней.
– Может, мне вообще закрыться?! – резко обернулся Давид к Еве. – И вообще, тебе давно пора. Проваливай.
– Нет, – спокойно ответила она, отодвигая полупустую тарелку. – Скажи честно: у тебя бывали ночи, когда ты совершенно не помнишь, где был и что делал?
– Да у меня вся молодость как в тумане. С шестнадцати до двадцати лет – сплошной провал, – Давид вытер руки и уставился на Еву своими пронзительными зелёными глазами. – И всё же, брысь отсюда. Клиентов распугиваешь.
Ева окинула взглядом пустой зал. Давид постоянно пытался её выпроводить, и каждый раз придумывал новые оправдания.
– Ладно, раскусила. Собираюсь взрочнуть на обед, – буркнул он, даже глазом не моргнув.
Ева лишь пожала плечами, взяла стакан с водой и отвернулась, чтобы не смущать.
Давид с шумом выдохнул, бросая полотенце на стойку.
– Ты же был в Азии. Там говорят, с каждым тяжёлым вздохом частичка счастья покидает душу. Не тупи, дрочи давай.
Давид фыркнул и наклонился к Еве, подперев подбородок кулаком.
– Ладно, чего хотела?
Ева по-прежнему смотрела в запотевшее окно.
– А как ты восстанавливал память?
– Зачем? После пьянки всегда похмелье. Кого вообще волнует вчерашний день? Друзья просвещали, конечно. А тебе-то это зачем? Ты же не пьёшь.
Действительно, Ева никогда не злоупотребляла алкоголем. Пробовала, конечно, но для неё это было как пить воду – ни вкуса, ни опьянения.
– Да, это так. Но этой ночью произошло что-то странное.
В запотевшем окне, где отражения расплывались, превращаясь в цветные пятна, Ева увидела за дальним столиком в углу тот же силуэт, что и утром.
– Ты уже не девочка, а в твоей профессии на пенсию рано выходят. Думаю, у тебя просто чердак поехал.
– В смысле?
– Кукушка улетела, – пояснил Давид, но она по-прежнему не понимала. – С ума сошла, короче.
– Правда? – Тон её голоса оставался ровным, и именно эта черта зацепила Давида. Он даже проникся к ней симпатией и, возможно, попытался бы ухаживать, но… – И как это понять?
Давид тупо разглядывал затылок Евы. Каждый раз несла бред с совершенно серьёзным лицом. Будто не от мира сего.
– В больничку сходи, обследуйся.
– Знаешь, ты хреновый друг, – ответила она, а следом добавила: – Ты уже закончил?
Ударить Еву по затылку, по копне её пышных шоколадных волос, было частым желанием Давида, но он лишь хмыкнул и оттолкнулся от стойки.
– Нет ещё.
Ева не отрывала взгляда от силуэта в капюшоне, отражавшегося в окне. Он двигался, будто приподнял руку к лицу, прикрывая нижнюю челюсть. Она пыталась разглядеть детали, но из-за конденсата на стекле ничего не получалось.
– Тогда до завтра, – сказала Ева, не оборачиваясь, поставила стакан на стойку и вышла.
Давид смотрел ей в спину и был уверен, что она на что-то подсела. В её светлых голубых глазах появился странный блеск. Они будто стали ярче, и Давид мог поклясться, что видел в них красный отблеск, как у животного в объективе камеры со вспышкой. Но он не дурак, поэтому списал всё на «показалось».
Следом за Евой, сквозняк распахнул дверь.
В два часа дня у Евы был один особенный постоянный клиента. Сразу оплачивал два часа. Час она, словно дикарка, раскрашивала себя в ванной, а он, за стеной, трепетал от похотливого предвкушения, умоляя её тянуть время, ведь "так приятнее". В ожидании он всегда расстилал на кровати свою, маниакально белую простыню, чтобы после, словно трофей, забрать её с собой. Второй оплаченный час был его личным адом и раем: не просто секс, а исступлённое трение, жадное желание запечатлеть краску на себе, мольбы испачкать простыню, а после — хриплое, из последних сил, вымученное извержение. Ему слегка за сорок, но откуда этот дикий фетиш, Еве не объясняли, да она и не спрашивала — платил втрое больше.
В крохотной ванной мотеля особо не развернуться, поэтому Ева изощрялась, как змея, чтобы вымазать себя на этот раз фиолетовой краской, вперемешку алой. Заказ клиента — закон, когда он хорошо проплачен. Задрав ногу на обшарпанную дверь, она размазывала краску по коже, смешивая цвета в психоделический узор, и старалась не думать ни о чём. Не из-за стыда, которого в жизни не испытывала, а чтобы не дать глупым мыслям заползти в её голову.
Опуская ногу, Ева зацепилась пяткой за дверную ручку, и тело по инерции пошло назад. Инстинктивная попытка ухватиться за воздух или шершавую стену провалилась. Затылок с глухим стуком врезался в острый угол раковины. И мир для Евы погрузился во тьму.
Шумный вдох мужчины, наконец-то заполучившего это тело.
– А, – протянул он на выдохе, ощупывая затылок.
Кровь или краска? Не разобрать. Но тут же, словно одержимый, рванул в душ, смывать с себя этот бред. Под горячими струями воды он блаженно жмурился, наслаждаясь каждым упругим ударом по телу. Тёплая вода и густой пар сперли дыхание, вызвали головокружение, и перед глазами поплыли мутные пятна. И всё это время на губах играла довольная улыбка.
Выбравшись из душа, первым делом протёр запотевшее зеркало и заглянул в чужие, небесно-голубые глаза. На самом дне зрачков мерцал огонёк, говорящий о его жизни. Он не мог сдержать улыбку, выходя голым в комнату.
Там, на кровати, сидел сгорбленный мужчина, с седой щетиной и тронутыми сединой висками. До старости он был шатеном, наверное… Хотя, теперь уже точно не скажешь.
– Ты почему не намазала краску? – просипел он возмущённо.
А Ева, что уже не Ева, окинула его презрительным взглядом и медленно двинулась к нему.
– Ты знал, что твой фетиш — мерзость поганая? – выплюнула она, и глаза мужчины расширились от ужаса. – Понятно, что ты ещё тот выродок, но откуда эта гниль у тебя в башке?
Брезгливо ткнула его пальцами в лоб, и тот замер, словно поражённый громом, не веря своим ушам. За несколько лет их "сотрудничества" она не произнесла и сотни слов, и те были лишь дежурными фразами, вежливой маской.
– Ты что творишь? – сипло выдохнул он, вскакивая на ноги.
Он хотел было продолжить, но девушка толкнула его обратно с силой, явно превосходящей возможности хрупкой женщины, да и вообще человека. Он ударился головой о стену и тут же схватился за затылок, с гримасой боли на лице.
– Слушай сюда, – рыкнула Ева, забираясь на кровать, чтобы возвышаться над ним во весь рост. – Когда ты сдохнешь, а это случится очень скоро, у тебя не будет второго шанса! Там таких придурков не пропускают!
– Ты что несёшь? – он был взрослым человеком с богатым жизненным опытом, но до одури глупым.
– Делюсь правдой, дорогой, – усмехнулась Ева и тут же накрыла его лицо своей ладонью. – Или, может, судьбу твою предсказываю…
Пальцы сдавили челюсти с такой силой, что у этого извращенца не осталось шанса закричать или позвать на помощь. Кости под её хваткой жалобно хрустнули.
– Тебе стоило, – прошипела Ева, накрывая второй рукой лоб, – прожить эту жизнь лучше, чтобы заслужить второй шанс.
Второй рукой с тонкими, почти прозрачными пальцами, просвечивающими голубыми венами, она проломила его лицо. Руки, словно в грязь, провалились внутрь и с глухим стуком ударились о стену, когда этот "орешек" наконец раскололся.
– Мерзость, – пробормотала девушка, отряхивая руки, – почему мне не досталась монахиня…
Она тщательно вымыла руки с мылом, словно смывая с себя заразу, и села на кровать. Одеваться не хотелось — эта одежда была не в его вкусе.
На часах без двадцати три. Она терпеливо ждала пять минут, не отрывая взгляда от секундной стрелки.
– И-и-и, – протянула Ева, медленно поднимаясь с кровати, подобно пантере, готовящейся к прыжку.
И как только стрелки показали без четверти три, она вырвалась из комнаты, словно выпущенная из клетки. Капли дождя застыли в воздухе, а Ева летела сквозь оцепеневшую толпу к ближайшему магазину одежды. Ей нужна была шёлковая рубашка, брюки из настоящей шерсти и кашемировый свитер. Она до костей продрогла, пока бежала, поэтому выхватила у застывшего посетителя стакан с горячим кофе. И мимоходом, из чистого поскудства, вылила остатки обжигающего напитка за рубашку консультантки.
В планах этого мужчины, что поселился в теле Евы, не было никаких убийств. Во всяком случае, на этот вечер. Он хотел посвятить его исключительно себе, поэтому из дорогого бутика с брендовой одеждой он направился прямиком в шикарный ресторан, чтобы побаловать свои новообретённые вкусовые рецепторы.
В дорогой кожаной обуви он вышагивал по проезжей части и, ради забавы, разбил парочку машин. Ему нравилось сеять хаос и представлять, сколько шума поднимется, когда время снова тронется с места.
В ресторане он накрыл шикарный стол, нагло воруя еду у посетителей прямо из-под носа. С пальцев замужней пары он сорвал кольца и тут же натянул их на руки официантки, обслуживающей их столик.
Он чуть ли не стонал от гастрономического экстаза, запивая изысканные блюда всевозможным вином, которое так же бессовестно стащил из бара. Радость, счастье, удовлетворение переполняли его, и он был готов перебить всех в этом ресторане, лишь бы подольше задержаться здесь. Однако…
Насытившись едой и ощущая приятную тяжесть в животе и лень в теле, он отправился на набережную. Чувствовал, что тучи скоро рассеются, и его ждёт восхитительный мокрый закат и чистый воздух после дождя.
Уже на месте его глаза вспыхнули, и он мгновенно раскрыл зонтик над головой. Дождь забарабанил, люди побежали, спасаясь от воды, а он стоял, опёршись на ограждение, и ждал. Он был сыт едой, а теперь жаждал насытиться приятными чувствами, что дарила природа, ведь совсем скоро Ева придёт в себя и он снова станет тенью.
Словно одержимая, Ева принялась избавляться от зеркал, прятать любые отражающие поверхности: полированную тумбу, столик, даже глянцевый бок проектора накрыла плотной тканью. Дела её плохи, она чувствовала это нутром и отчаянно пыталась избежать встречи с незнакомцем, что обитал лишь в её сознании. «Я сошла с ума» – эта мысль пульсировала в голове, вытесняя собой все остальные. Очнулась в своей комнате, в дорогой одежде и обуви, о которой не смела и думать.
Сбежала из четырёх стен, словно из клетки.
– Во сколько я вернулись вчера? – вопрос сорвался с губ взвинчено, голос дрожал от нервного возбуждения. Консьерж, старик с усталыми глазами, впервые видел ее такой.
– Сразу после дождя, – пробормотал он, не отрываясь от газеты, – часов в девять, наверное.
Ева отчётливо помнила удар головой о раковину. А дальше – провал. Мотель… в памяти всплыл образ постоянного клиента.
В чужой, непривычно дорогой одежде, которая никогда не принадлежала женщине лёгкого поведения, она побежала к последнему месту, что запечатлелось в памяти размытым кадром. Жёлтая лента ограждения и толпа людей, перешёптывающихся с мрачным любопытством.
– Простите, – Ева наклонилась к пожилой женщине, чей рост едва достигал её плеча, – что здесь произошло?
Та окинула её оценивающим взглядом, и, сочтя за «свою», заговорщицки понизила голос:
– Ужас, – прошептала она, – мужчине голову проломили.
И, для большей убедительности, показала на себе, какую зияющую дыру оставил удар.
Ева ахнула, как делала всегда, когда требовалось изобразить потрясение.
– Но как… это случилось?
– Девушка, – женщина снова шепнула и поманила пальцем, заставляя Еву наклониться ещё ниже, – это не человек сделал. Такого я в жизни не видела.
– Вы… видели? То есть, вы видели тело?
– Я же горничная. Захожу в номер, пятьдесят восьмой, а там… на кровати лежит тело, а от головы – только кровавое пятно на белой простыне. Этот псих свою простынь принёс, у нас только синие стелят, а у этого белая, будто кипячёная. Ужас!
Ева с трудом сглотнула ком, вставший в горле, и огляделась. Пятьдесят восьмой – это был её номер, и белая простыня… Пусть она и не гений, но прекрасно понимала: один-два дня и её начнут искать. Она последняя, кто видел этого мужчину живым.
Не дожидаясь, пока горничная опомнится, Ева помчалась прочь от мотеля, к старой дамбе, где застоявшаяся вода позеленела от тины и отвратительно воняла на всю округу. Нищий район, на самой окраине, вдали от лоска и благополучия центра.
Пока бежала, взгляд упорно цеплялся за трещины тротуара, избегая отражений в лужах, но боковым зрением, в витрине магазина, она уловила смутную фигуру того самого мужчины в капюшоне. Он двигался в одном ритме с ней, чуть позади.
С трудом подавляя сотни мыслей, она остановилась у зловонной заводи и, уперев руки в бока, обратилась в пустоту:
– Если не ответишь, – голос дрожал, – сброшусь вниз. Ты у меня в голове, знаешь, я сделаю это.
В ответ – тишина. Ветер трепал растрёпанные пряди у лица. Сделав глубокий вдох, Ева поставила ногу на покосившийся парапет, за которым зиял обрыв – пять метров грязной воды и бетонное дно.
– Последнее предупреждение, – прошептала она и, не дождавшись ответа, перенесла вес на вторую ногу.
«Ты сумасшедшая?» – ясный мужской голос с болезненной хрипотцой прозвучал прямо в голове.
От неожиданности она резко обернулась, пытаясь найти его источник, но только она и тошнотворный запах застоявшейся воды.
«Отойди от края, Ева» – настойчиво советовал голос.
Вспомнив, где она находится, девушка отступила на шаг назад. Но продолжала вертеть головой, словно испуганная курица, высматривающая хищника.
— Он был! — убеждала себя, язык нервно облизывая пересохшие губы — это первый признак волнения. И если бы эмоции были ей доступны, паника захлестнула бы с головой.
Но Ева оделась в рабочую одежду и уже на выходе окинула взглядом своё жилище. В открытой двери ванной виднелось зеркало: в отражении она, а за её спиной фигура в кожаной куртке. Ева знала, что если обернётся, наткнётся на пустой коридор. Так и было. Однако физическое присутствие ощущалось на протяжении всего дня.
Прода от 04.10.2025, 03:35
ГЛАВА 4
В дешёвой забегаловке, с открытой кухней, в обеденное время всегда безлюдно. Для Евы это был тихий оазис среди шумного города. Вечерами же, и особенно в выходные, заведение наводняли студенты и средний класс, привлечённые дешёвым алкоголем. В такие моменты никто не обращал внимания на еле живую вытяжку, пропитавшую воздух стойким запахом жареного. Хозяин, повар, бармен и кассир в одном лице – Давид, чуть за тридцать, – отличался редкостной для его возраста беспечностью. Его жизненное кредо: работать в кайф, деньги – дело наживное.
Ева была здесь завсегдатаем с самого открытия, вот уже лет десять.
– Говорят, если повесить приличную вывеску или хоть как-то приукрасить вход, клиенты потянутся. Ну и реклама не помешает, – посоветовала Ева, потягивая воду из стакана и ковыряясь вилкой в неопределённой яичной смеси.
– Даже обклей я рекламой каждый столб, запах моей стряпни всё равно никуда не денется, – отозвался Давид, остервенело скребя плиту от пригоревшего жира.
– Есть выход: убери из меню эти зловонные куриные лапки.
Забегаловка специализировалась на азиатской уличной еде. Давид родился здесь, но учился в Китае, колесил по Японии и Таиланду, впитывая рецепты и впечатления, которых хватило бы на несколько жизней.
– Может, мне вообще закрыться?! – резко обернулся Давид к Еве. – И вообще, тебе давно пора. Проваливай.
– Нет, – спокойно ответила она, отодвигая полупустую тарелку. – Скажи честно: у тебя бывали ночи, когда ты совершенно не помнишь, где был и что делал?
– Да у меня вся молодость как в тумане. С шестнадцати до двадцати лет – сплошной провал, – Давид вытер руки и уставился на Еву своими пронзительными зелёными глазами. – И всё же, брысь отсюда. Клиентов распугиваешь.
Ева окинула взглядом пустой зал. Давид постоянно пытался её выпроводить, и каждый раз придумывал новые оправдания.
– Ладно, раскусила. Собираюсь взрочнуть на обед, – буркнул он, даже глазом не моргнув.
Ева лишь пожала плечами, взяла стакан с водой и отвернулась, чтобы не смущать.
Давид с шумом выдохнул, бросая полотенце на стойку.
– Ты же был в Азии. Там говорят, с каждым тяжёлым вздохом частичка счастья покидает душу. Не тупи, дрочи давай.
Давид фыркнул и наклонился к Еве, подперев подбородок кулаком.
– Ладно, чего хотела?
Ева по-прежнему смотрела в запотевшее окно.
– А как ты восстанавливал память?
– Зачем? После пьянки всегда похмелье. Кого вообще волнует вчерашний день? Друзья просвещали, конечно. А тебе-то это зачем? Ты же не пьёшь.
Действительно, Ева никогда не злоупотребляла алкоголем. Пробовала, конечно, но для неё это было как пить воду – ни вкуса, ни опьянения.
– Да, это так. Но этой ночью произошло что-то странное.
В запотевшем окне, где отражения расплывались, превращаясь в цветные пятна, Ева увидела за дальним столиком в углу тот же силуэт, что и утром.
– Ты уже не девочка, а в твоей профессии на пенсию рано выходят. Думаю, у тебя просто чердак поехал.
– В смысле?
– Кукушка улетела, – пояснил Давид, но она по-прежнему не понимала. – С ума сошла, короче.
– Правда? – Тон её голоса оставался ровным, и именно эта черта зацепила Давида. Он даже проникся к ней симпатией и, возможно, попытался бы ухаживать, но… – И как это понять?
Давид тупо разглядывал затылок Евы. Каждый раз несла бред с совершенно серьёзным лицом. Будто не от мира сего.
– В больничку сходи, обследуйся.
– Знаешь, ты хреновый друг, – ответила она, а следом добавила: – Ты уже закончил?
Ударить Еву по затылку, по копне её пышных шоколадных волос, было частым желанием Давида, но он лишь хмыкнул и оттолкнулся от стойки.
– Нет ещё.
Ева не отрывала взгляда от силуэта в капюшоне, отражавшегося в окне. Он двигался, будто приподнял руку к лицу, прикрывая нижнюю челюсть. Она пыталась разглядеть детали, но из-за конденсата на стекле ничего не получалось.
– Тогда до завтра, – сказала Ева, не оборачиваясь, поставила стакан на стойку и вышла.
Давид смотрел ей в спину и был уверен, что она на что-то подсела. В её светлых голубых глазах появился странный блеск. Они будто стали ярче, и Давид мог поклясться, что видел в них красный отблеск, как у животного в объективе камеры со вспышкой. Но он не дурак, поэтому списал всё на «показалось».
Следом за Евой, сквозняк распахнул дверь.
Прода от 05.10.2025, 19:14
ГЛАВА 5
В два часа дня у Евы был один особенный постоянный клиента. Сразу оплачивал два часа. Час она, словно дикарка, раскрашивала себя в ванной, а он, за стеной, трепетал от похотливого предвкушения, умоляя её тянуть время, ведь "так приятнее". В ожидании он всегда расстилал на кровати свою, маниакально белую простыню, чтобы после, словно трофей, забрать её с собой. Второй оплаченный час был его личным адом и раем: не просто секс, а исступлённое трение, жадное желание запечатлеть краску на себе, мольбы испачкать простыню, а после — хриплое, из последних сил, вымученное извержение. Ему слегка за сорок, но откуда этот дикий фетиш, Еве не объясняли, да она и не спрашивала — платил втрое больше.
В крохотной ванной мотеля особо не развернуться, поэтому Ева изощрялась, как змея, чтобы вымазать себя на этот раз фиолетовой краской, вперемешку алой. Заказ клиента — закон, когда он хорошо проплачен. Задрав ногу на обшарпанную дверь, она размазывала краску по коже, смешивая цвета в психоделический узор, и старалась не думать ни о чём. Не из-за стыда, которого в жизни не испытывала, а чтобы не дать глупым мыслям заползти в её голову.
Опуская ногу, Ева зацепилась пяткой за дверную ручку, и тело по инерции пошло назад. Инстинктивная попытка ухватиться за воздух или шершавую стену провалилась. Затылок с глухим стуком врезался в острый угол раковины. И мир для Евы погрузился во тьму.
Шумный вдох мужчины, наконец-то заполучившего это тело.
– А, – протянул он на выдохе, ощупывая затылок.
Кровь или краска? Не разобрать. Но тут же, словно одержимый, рванул в душ, смывать с себя этот бред. Под горячими струями воды он блаженно жмурился, наслаждаясь каждым упругим ударом по телу. Тёплая вода и густой пар сперли дыхание, вызвали головокружение, и перед глазами поплыли мутные пятна. И всё это время на губах играла довольная улыбка.
Выбравшись из душа, первым делом протёр запотевшее зеркало и заглянул в чужие, небесно-голубые глаза. На самом дне зрачков мерцал огонёк, говорящий о его жизни. Он не мог сдержать улыбку, выходя голым в комнату.
Там, на кровати, сидел сгорбленный мужчина, с седой щетиной и тронутыми сединой висками. До старости он был шатеном, наверное… Хотя, теперь уже точно не скажешь.
– Ты почему не намазала краску? – просипел он возмущённо.
А Ева, что уже не Ева, окинула его презрительным взглядом и медленно двинулась к нему.
– Ты знал, что твой фетиш — мерзость поганая? – выплюнула она, и глаза мужчины расширились от ужаса. – Понятно, что ты ещё тот выродок, но откуда эта гниль у тебя в башке?
Брезгливо ткнула его пальцами в лоб, и тот замер, словно поражённый громом, не веря своим ушам. За несколько лет их "сотрудничества" она не произнесла и сотни слов, и те были лишь дежурными фразами, вежливой маской.
– Ты что творишь? – сипло выдохнул он, вскакивая на ноги.
Он хотел было продолжить, но девушка толкнула его обратно с силой, явно превосходящей возможности хрупкой женщины, да и вообще человека. Он ударился головой о стену и тут же схватился за затылок, с гримасой боли на лице.
– Слушай сюда, – рыкнула Ева, забираясь на кровать, чтобы возвышаться над ним во весь рост. – Когда ты сдохнешь, а это случится очень скоро, у тебя не будет второго шанса! Там таких придурков не пропускают!
– Ты что несёшь? – он был взрослым человеком с богатым жизненным опытом, но до одури глупым.
– Делюсь правдой, дорогой, – усмехнулась Ева и тут же накрыла его лицо своей ладонью. – Или, может, судьбу твою предсказываю…
Пальцы сдавили челюсти с такой силой, что у этого извращенца не осталось шанса закричать или позвать на помощь. Кости под её хваткой жалобно хрустнули.
– Тебе стоило, – прошипела Ева, накрывая второй рукой лоб, – прожить эту жизнь лучше, чтобы заслужить второй шанс.
Второй рукой с тонкими, почти прозрачными пальцами, просвечивающими голубыми венами, она проломила его лицо. Руки, словно в грязь, провалились внутрь и с глухим стуком ударились о стену, когда этот "орешек" наконец раскололся.
– Мерзость, – пробормотала девушка, отряхивая руки, – почему мне не досталась монахиня…
Она тщательно вымыла руки с мылом, словно смывая с себя заразу, и села на кровать. Одеваться не хотелось — эта одежда была не в его вкусе.
На часах без двадцати три. Она терпеливо ждала пять минут, не отрывая взгляда от секундной стрелки.
– И-и-и, – протянула Ева, медленно поднимаясь с кровати, подобно пантере, готовящейся к прыжку.
И как только стрелки показали без четверти три, она вырвалась из комнаты, словно выпущенная из клетки. Капли дождя застыли в воздухе, а Ева летела сквозь оцепеневшую толпу к ближайшему магазину одежды. Ей нужна была шёлковая рубашка, брюки из настоящей шерсти и кашемировый свитер. Она до костей продрогла, пока бежала, поэтому выхватила у застывшего посетителя стакан с горячим кофе. И мимоходом, из чистого поскудства, вылила остатки обжигающего напитка за рубашку консультантки.
В планах этого мужчины, что поселился в теле Евы, не было никаких убийств. Во всяком случае, на этот вечер. Он хотел посвятить его исключительно себе, поэтому из дорогого бутика с брендовой одеждой он направился прямиком в шикарный ресторан, чтобы побаловать свои новообретённые вкусовые рецепторы.
В дорогой кожаной обуви он вышагивал по проезжей части и, ради забавы, разбил парочку машин. Ему нравилось сеять хаос и представлять, сколько шума поднимется, когда время снова тронется с места.
В ресторане он накрыл шикарный стол, нагло воруя еду у посетителей прямо из-под носа. С пальцев замужней пары он сорвал кольца и тут же натянул их на руки официантки, обслуживающей их столик.
Он чуть ли не стонал от гастрономического экстаза, запивая изысканные блюда всевозможным вином, которое так же бессовестно стащил из бара. Радость, счастье, удовлетворение переполняли его, и он был готов перебить всех в этом ресторане, лишь бы подольше задержаться здесь. Однако…
Насытившись едой и ощущая приятную тяжесть в животе и лень в теле, он отправился на набережную. Чувствовал, что тучи скоро рассеются, и его ждёт восхитительный мокрый закат и чистый воздух после дождя.
Уже на месте его глаза вспыхнули, и он мгновенно раскрыл зонтик над головой. Дождь забарабанил, люди побежали, спасаясь от воды, а он стоял, опёршись на ограждение, и ждал. Он был сыт едой, а теперь жаждал насытиться приятными чувствами, что дарила природа, ведь совсем скоро Ева придёт в себя и он снова станет тенью.
Прода от 10.10.2025, 22:41
ГЛАВА 6
Словно одержимая, Ева принялась избавляться от зеркал, прятать любые отражающие поверхности: полированную тумбу, столик, даже глянцевый бок проектора накрыла плотной тканью. Дела её плохи, она чувствовала это нутром и отчаянно пыталась избежать встречи с незнакомцем, что обитал лишь в её сознании. «Я сошла с ума» – эта мысль пульсировала в голове, вытесняя собой все остальные. Очнулась в своей комнате, в дорогой одежде и обуви, о которой не смела и думать.
Сбежала из четырёх стен, словно из клетки.
– Во сколько я вернулись вчера? – вопрос сорвался с губ взвинчено, голос дрожал от нервного возбуждения. Консьерж, старик с усталыми глазами, впервые видел ее такой.
– Сразу после дождя, – пробормотал он, не отрываясь от газеты, – часов в девять, наверное.
Ева отчётливо помнила удар головой о раковину. А дальше – провал. Мотель… в памяти всплыл образ постоянного клиента.
В чужой, непривычно дорогой одежде, которая никогда не принадлежала женщине лёгкого поведения, она побежала к последнему месту, что запечатлелось в памяти размытым кадром. Жёлтая лента ограждения и толпа людей, перешёптывающихся с мрачным любопытством.
– Простите, – Ева наклонилась к пожилой женщине, чей рост едва достигал её плеча, – что здесь произошло?
Та окинула её оценивающим взглядом, и, сочтя за «свою», заговорщицки понизила голос:
– Ужас, – прошептала она, – мужчине голову проломили.
И, для большей убедительности, показала на себе, какую зияющую дыру оставил удар.
Ева ахнула, как делала всегда, когда требовалось изобразить потрясение.
– Но как… это случилось?
– Девушка, – женщина снова шепнула и поманила пальцем, заставляя Еву наклониться ещё ниже, – это не человек сделал. Такого я в жизни не видела.
– Вы… видели? То есть, вы видели тело?
– Я же горничная. Захожу в номер, пятьдесят восьмой, а там… на кровати лежит тело, а от головы – только кровавое пятно на белой простыне. Этот псих свою простынь принёс, у нас только синие стелят, а у этого белая, будто кипячёная. Ужас!
Ева с трудом сглотнула ком, вставший в горле, и огляделась. Пятьдесят восьмой – это был её номер, и белая простыня… Пусть она и не гений, но прекрасно понимала: один-два дня и её начнут искать. Она последняя, кто видел этого мужчину живым.
Не дожидаясь, пока горничная опомнится, Ева помчалась прочь от мотеля, к старой дамбе, где застоявшаяся вода позеленела от тины и отвратительно воняла на всю округу. Нищий район, на самой окраине, вдали от лоска и благополучия центра.
Пока бежала, взгляд упорно цеплялся за трещины тротуара, избегая отражений в лужах, но боковым зрением, в витрине магазина, она уловила смутную фигуру того самого мужчины в капюшоне. Он двигался в одном ритме с ней, чуть позади.
С трудом подавляя сотни мыслей, она остановилась у зловонной заводи и, уперев руки в бока, обратилась в пустоту:
– Если не ответишь, – голос дрожал, – сброшусь вниз. Ты у меня в голове, знаешь, я сделаю это.
В ответ – тишина. Ветер трепал растрёпанные пряди у лица. Сделав глубокий вдох, Ева поставила ногу на покосившийся парапет, за которым зиял обрыв – пять метров грязной воды и бетонное дно.
– Последнее предупреждение, – прошептала она и, не дождавшись ответа, перенесла вес на вторую ногу.
«Ты сумасшедшая?» – ясный мужской голос с болезненной хрипотцой прозвучал прямо в голове.
От неожиданности она резко обернулась, пытаясь найти его источник, но только она и тошнотворный запах застоявшейся воды.
«Отойди от края, Ева» – настойчиво советовал голос.
Вспомнив, где она находится, девушка отступила на шаг назад. Но продолжала вертеть головой, словно испуганная курица, высматривающая хищника.
