«Не ищи, сама сказала – я у тебя в голове».
– Ты… кто такой? – спросила она, затаив дыхание. Забыв моргать, она впилась взглядом в серый бетон дамбы, кончики пальцев подрагивали от напряжения. – Не смей играть со мной!
Смешная угроза в адрес собственной галлюцинации.
«Я не играю. Просто… думаю, что ответить».
Ева издала нервный смешок, перешедший в истерический хохот на самой высокой ноте.
– Какая мыслящая галлюцинация, – прошептала она, утирая слезящиеся глаза.
«Кто из нас галлюцинация: я – что реально живёт, или ты – что едва существует?»
Этот голос… он издевается над ней?
– Ты убил того мужчину, – не спросила – констатировала факт. И то, что добром это не кончится, тоже знала.
«Мужчину? – голос расхохотался, издавая лающий хрип. – Я одолжение сделал. Может, поблагодаришь?»
– Но отвечать буду я!
«Это… может стать проблемой».
Схватившись за волосы, Ева хотела вырвать их с корнем, но вместо этого глубоко вдохнула, и её осенило. Она снова огляделась, судорожно выискивая что-то. И нашла – грязную лужу, в которой отражались низкие облака. Присев на корточки, она склонилась над водой, пытаясь разглядеть в ней свой тёмный силуэт. Видела очертания плывущего неба над головой, даже слабый отблеск голубизны за тучами.
Галлюцинация оказалась вежливой и не заставила долго ждать: с другой стороны лужи возникла голова в капюшоне, всего в паре сантиметров от её лица. Ева не отрывала от неё взгляда, зная, что в реальном мире ничего не увидит.
– Ты… кто? – повторила она, кончиком пальца коснувшись отражения, пуская по поверхности мелкую дрожь.
«Не знаю, сказал же».
Притянув колени к груди, Ева села на пятки, обхватив голени руками.
– Тогда… почему только я вижу тебя?
«Ну вот, прогресс», – хмыкнул голос. И тут же в отражении появилась рука с длинными, тонкими пальцами, нагло тычущая в Еву, – «Потому что я выбрал тебя… Нет, вру. Просто нашёл первым».
– Я… сошла с ума?
Тяжёлый вздох не послышался, он эхом отозвался в её черепной коробке.
«Откуда мне знать – сошла или нет? Я просто живу в тебе, другое меня не волнует».
– Но… почему я?
Тут лицо в капюшоне повернулось, и теперь казалось, что смотрит прямо в глаза Евы.
«Неужели ты думала, что родилась без души просто так?»
Прода от 15.10.2025, 23:17
ГЛАВА 7
В тот вечер завеса сорвалась, и Еве открылась пугающая правда. Она отчаянно цеплялась за иллюзию рассудка, надеясь, что это лишь кошмарный бред. Дело было не в страхе, нет – в абсолютном, парализующем непонимании. Как сложить эти два факта воедино? И еще этот леденящий душу нюанс: она не избранная, не особенная… просто пустая. Лишённая души.
«На самом деле, ты уникальна, – словно эхо, прокатился в голове чужой голос. – Первый человек, начисто лишенный души. Я такого ещё не встречал».
Ева пыталась ухватиться за вопросы, но голос уже развернул свой монолог.
«Раньше у меня были разные тела. Но они… Как бы тебе объяснить… Их называют психопатами, безумцами, тронутыми. А на самом деле, в их душах просто не хватало одного винтика, крошечной детали. И тогда я заполнял эту пустоту. Да, вот так просто».
– Если ты думаешь, что я хоть что-то понимаю, то ошибаешься, – резко отрезала Ева, требуя больше конкретики, больше правды в этих безумных словах.
Но мужчина, засевший в её голове, словно разучился говорить на человеческом языке. Это была истина, настолько фундаментальная, что её никогда не приходилось доказывать, как иммунитет, передающийся с молоком матери.
«Двадцать три, – ровно отчеканил голос. – У меня было двадцать три тела, и в каждом зияла брешь, отсутствовала та самая составляющая души, что делает человека человеком. Все эти серийные убийцы, с легковозбудимой психопатией… Я был и в добропорядочном семьянине, но тот убивал по расписанию. Был в религиозном фанатике, что пачками отправлял людей к "богу". Даже в забитой школьнице, тихой мышке, над которой все издевались, но после уроков у этой милашки срывало крышу».
– То есть, все психопаты – бездушные оболочки? Даже Гитлер?
«А, – рассеянно рассмеялся голос в голове. – Нет, что ты. Он был всего лишь парнем с твёрдыми убеждениями. А вот вокруг него роились целые полчища пустых тушек. Славные были времена…».
– И ты просто… появляешься, вламываешься в их головы и даёшь "старт" кровавой вакханалии?
Если бы этот голос мог обрести плоть, материализоваться в воздухе, Ева увидела бы гримасу раздражения, исказившую его мерзкое лицо.
«Ты вообще слушаешь меня? Я же сказал, они УЖЕ были такими до меня! Я просто давал им новую цель. И знаешь, с ними все было куда проще: никаких объяснений, просто "Ату его!" – и дело в шляпе. А с тобой одна сплошная головная боль, возни из-за одного только тела! Бесит».
– Это МОЁ тело! – слова прозвучали твердо, хотя в голосе проскользнула тень сомнения…
«Да неужели?! – вновь раздался издевательский хохот. – И когда же до тебя это дошло? Когда клиенты перевалили за сотню? Или когда тебе пыхтят в лицо?».
Ева судорожно терла слипающиеся глаза. Она все ещё сидела на проклятой дамбе, сгущались сумерки, веки наливались свинцом. Она знала: ещё немного, и эта гнусная тварь окончательно подчинит её себе.
– Да, именно тогда, – спокойно ответила Ева. – Но когда же ты понял, что творишь "правое" дело?
«Разве это не очевидно? В жизни, что до, что после смерти, существует баланс. И когда число озлобленных душ, въевшихся в людей, начинает перевешивать чашу весов, тогда появляемся мы. Мы делаем мир чище».
Ева, напрягая волю, смотрела в размытое вечернее небо, изо всех сил стараясь не сомкнуть веки. Голова уже бессильно падала на грудь.
– Мы?
«Именно. Нас достаточно… Мне нравится твоё сопротивление. Но ты ничего не сможешь сделать. Это не сон. Я сижу в твоей голове, и твоё тело уже знает, что моё время скоро настанет. Но ты… борись…».
– Ты убиваешь обычных людей. Где же здесь баланс?
«Да брось! Одной гнилой душонкой меньше. К тому же, он был извращенцем. Я сделал доброе дело».
– Да кто ты вообще такой, чтобы решать, кто извращенец, а кто нет?!
На самом деле Ева и сама считала убитого клиента конченым фетишистом, но когда дело касалось спора, отступать было нельзя.
«Повторяю: я НЕ ЗНАЮ, кто я такой!»
– И откуда взялся, тоже не помнишь?
«Это помню. Все мы становимся теми, кто мы есть, только после собственной паршиво прожитой жизни. Это своего рода наказание».
– И что же такого ты совершил в своей жизни?
Голос замолчал. Он судорожно пытался вспомнить. Отчаянно силился выудить хоть что-то из пучины прошлого, но там, в глубине, царила лишь непроглядная тьма и давящая тишина.
«Понятия не имею».
Ева больше не задавала вопросов. Стало очевидно: в ней поселился больной на голову психопат, а может, и нечто гораздо худшее. А может, она и сама сошла с ума, и у неё банальное раздвоение личности. Ева не знала. Но, собрав остатки сил, поднялась на ватные ноги и побрела обратно в мерцающий огнями центр города.
«Какое упорство! – насмехался в голове голос, пока она, словно марионетка, еле передвигала ноги. – Какое самообладание. А мужество! В этой хрупкой женщине больше храбрости, чем во всех рыцарях крестовых походов вместе взятых. Не хочешь рассказать, в какой поход собралась?»
– В полицейский участок. Совершить чистосердечное признание.
«Это даже не смешно. Это жалко. И какой в этом смысл?»
– Нельзя просто так убивать людей. Это неправильно.
«Девушка! – взревел голос. – Повторяю: у вас нет души! Так откуда вам знать, что такое "плохо", а что такое "хорошо"?!»
– Поэтому и знаю! Чистый, объективный взгляд.
Ева не соврала. Она действительно пришла в полицейский участок и заявила о совершенном убийстве. Но тут возникла одна большая неувязочка: орудие убийства. Что бы она ни назвала, в руках хрупкой девушки это звучало как неуместная шутка.
«Давай, – словно назойливая муха. – Придумай что-нибудь этакое, пооригинальнее».
В итоге ее упрятали в "обезьянник" до приезда муниципального адвоката. Камера была пуста: лишь голые деревянные доски, на которых она с удовольствием растянулась.
– Вот теперь хрен ты что сделаешь, – ухмыльнулась Ева своему гостю.
Тот лишь хмыкнул в ответ. Зачем ему раскрывать все карты раньше времени?
Прода от 17.10.2025, 19:29
ГЛАВА 8
До часа, когда этот дух, вцепившийся в Еву, словно пиявка, сможет разыграть свой козырь, тьма времени. Ева спала, и он, пользуясь этим, неторопливо бродил по камере, бормоча под нос бессвязную мелодию, в которой порой проскальзывали поэтические мотивы:
– Сижу за решёткой в темнице сырой…
Вскормленный в неволе орёл молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюёт под окном…
Дежурный участка, развалившись в кресле, закинул ноги на стол и прикрыл лицо журналом, но исподтишка наблюдал за девушкой, которая из податливой проститутки превратилась в клоуна с шилом в заднице.
– Эй! – выкрикнула она, обращаясь к дежурному. – Ты знаешь, кто такой «Гений»?!
Тот молчал, нахмурившись так, словно силился сказать что-то остроумное.
– Да не пыжься ты так, – продолжала глумиться она. – Вся соль в том, что гений – это не «кто», а «что». Уловил иронию?… Ты глухой или прикидываешься? Ну же, подай знак.
– Ещё одно слово, и я оформлю на тебя неуважение к сотруднику.
– Угрозы, – вздохнула девушка и отвернулась к решётке. – Что, дома жена пилит? Или то, что тебе полтинник стукнул, а ты всё ещё дежурный ночной смены?
– Ты всегда такая болтливая? – в действительности дежурный не испытывал ни злости, ни раздражения, лишь безучастно слушал бред сумасшедшей. Он и правда подозревал в её поведении что-то маниакальное.
– Нет, просто проспал лет эдак пятьдесят. Но теперь я полон сил и энергии, хочу отхватить от этой жизни всё и сразу. Ну, ты понимаешь, о чём я?
Она вывернула шею, чтобы взглянуть на дежурного.
«Обидно, – подумал он. – Молодая, красивая, но свихнувшаяся. И проститутка».
– Поэтому и убила клиента?
– Да разве это убийство? – захохотала она, и её голос гулким эхом разнёсся по пустой камере. – Так, вялая разминка перед насыщенным днём. И какое дело это имеет до моего желания жить? Мне кажется, ты совсем меня не слушаешь.
Тут девушка направилась к унитазу и, не стесняясь, начала приспускать брюки, а затем, подперев подбородок рукой, принялась изучать собеседника.
– Решила отхватить от жизни за решёткой?
– Это минутная слабость, приступ совести, но и то – не моей, а моей соседки по разуму, – пояснила она, постукивая пальцем по виску.
«Либо у неё раздвоение личности, либо прикидывается невменяемой», – заключил дежурный.
– И кто она, твоя соседка?
– Заноза в заднице, – ухмыльнулась та, натягивая брюки. – Но, как говорится, на безрыбье и рак – рыба. К тому же, тело – просто кладезь возможностей, так что грех жаловаться. Ну так что там у тебя дома? Как поживает твоя дочурка?
Глаз дежурного непроизвольно дёрнулся.
– У меня нет дочери, – отрезал он ровным тоном, но от острого взгляда потусторонней сущности невозможно было скрыть правду.
– Неужели? То есть, твоя милая супруга не родила в сорок один долгожданную девочку после долгих лет безуспешных попыток, а этот неблагодарный ангелочек оказался немного калекой? Нет-нет, погоди, сейчас так не говорят! Как же там… С особенгостями?... С ограниченными возможностями, точно!
В груди мужчины заледенело. От злости всё внутри сжалось, но в сердце образовалась ледяная глыба. Эта ведьма попала в яблочко по всем пунктам. Ночного дежурного захлестнула волна стыда: когда молод, растить детей трудно, но можно справиться, но когда пенсия не за горами, а ребёнок ещё такой маленький, такой хрупкий… Он любил свою дочь, но разве это легко?
– Повторяю, у меня нет дочери.
Когда он так упорно отрицал её существование, ему казалось, что он защищает её от сумасшедшей за решёткой, но там не было сумасшедшей.
– Послушай, – она подошла к решётке и просунула лицо между прутьями, чтобы тот видел каждое движение её губ. – Ты уже дважды отрёкся от своей дочери. Будем играть до священной тройки?
– Да кто ты вообще такая, чертова сука? – не выдержал дежурный и поднялся, направляясь к выходу, чтобы выкурить сигарету.
– Эй! Не бросай меня! – крикнула она ему вслед, протягивая руки. – Я боюсь, у меня клаустрофобия! Стой, идиот! «Ну и отлично», – прошептала она, когда за ним захлопнулась дверь.
Благодаря худобе этого тела она смогла просунуть голову между прутьями, чтобы взглянуть на часы, но видна была лишь минутная стрелка.
– Вот же тварь, – прошипела она.
Голова застряла.
Дежурный, взрослый мужчина, весом за восемьдесят килограммов, с проседью в волосах, мучил себя внутренними монологами, пытаясь уверить себя в том, что он действительно любит дочь, и что обстоятельства просто загнали его в тупик. А эта девушка… Может быть, она просто его знает, раз говорит такие вещи, это было бы самым логичным объяснением. Несчастная девушка с шизофренией, с раздвоением личности.
Он любит свою дочь, она – подарок судьбы. Он хороший отец, просто устал. Его душат счета за лечение, реабилитацию, мысли о будущем, о том, как сделать её частью общества. Он любит её, именно поэтому так много думает. Он не отрекался от неё, как посмела заявить эта сука, он просто защищает её.
Брошенный окурок ещё долго тлел на заднем дворе, пока дежурный, наконец, не вышел из ступора, поражённый открывшейся картиной: эта хрупкая девушка, своими тонкими пальцами с торчащими костями, раздвигала прутья клетки без малейших усилий. Она освободила голову, а затем присела на корточки и повторила трюк.
– Знаешь, в чём самый смак? – проговорила она, протискиваясь наружу. – Обстоятельства загнали меня в эту клетку, но я не вижу в этом проблемы. Я даже не злюсь. Забавно, правда?
И вот она стояла перед ним в семи метрах. Её шоколадные волосы колыхались от сквозняка, а в глубине голубых глаз полыхал огонёк. На тонких губах играла кривая ухмылка.
– Ты кто такая? – Дежурный, очнувшись от оцепенения, покосился на рацию, оставленную на столе, до него – всего пять шагов.
Но стоило ему сделать шаг к столу, как она делала два навстречу.
– Орудие убийства, – заявила девушка. – Вот эти двое.
Она взмахнула руками и сделала третий шаг.
Дежурный выхватил пистолет из кобуры и, держа его двумя руками, навёл на неё.
– Не подходи! – приказал он, его руки дрожали.
Нечеловеческая сила, проницательность, словно чтение мыслей, и этот зловещий красный огонёк – всё это пугало взрослого мужчину. Он не знал, но нутром чувствовал опасность, как зверь.
– Убьёшь? Хрупкую девушку? Неужели она заслужила этого… Хотя… она же проститутка, в них нет ничего хорошего, – ухмыльнулась она и сократила расстояние на шаг. – Стреляй.
– Не подходи! СТОЙ! – Но она, словно одержимая, продолжала приближаться с нескрываемым вызовом на лице, и тогда он нажал на курок.
Пуля попала в грудь. Эхо выстрела и звук падающего тела ещё долго отражались от стен. Его охватила крупная дрожь, и пистолет выпал из рук.
Дежурный всю жизнь провёл, перебирая бумаги, и никогда прежде не стрелял в человека.
Волосы разметались веером вокруг бледного лица. Алая струйка стекала из уголка губ, одежда пропиталась багровой кровью. Белоснежная плитка пола заливалась ручьём.
