В груди дежурного что-то сжалось от острой боли, но он, шатаясь, направился к столу, чтобы сообщить о произошедшем по рации. Правая рука онемела, язык сводила судорога.
– Хочешь ещё одну шутку?
Мертвая девушка уже сидела, наблюдая за ним, подперев подбородок коленями. У старика просто не хватило сил и воображения, поэтому он схватился не за рацию, а за грудь, где острая боль сковала сердце.
– Вся соль в том, что не я убил тебя, а впечатлительность загнала тебя в могилу.
Дежурный опёрся на стол, не сводя глаз с девушки, которая поднялась и взглянула на часы.
– Когда любят, – изрекла она очередную прописную истину умирающему, – не ищут оправданий. Любить – это легко.
Дежурный рухнул на край стола, а затем сполз на пол. Он потерял сознание, безжалостная сердечная недостаточность никого не щадит.
А Ева, точнее, существо, завладевшее её телом, дожидалось своего часа, чтобы остановить его и вырваться на свободу.
Его не мучила совесть, он не испытывал сострадания, он мгновенно забывал о случившемся, чтобы продолжать выполнять свою работу.
Тени умерших всё ещё указывали ему путь, а тошнотворный запах разложения вёл его, словно охотничью собаку.
Это был двадцать четвёртый раз после его смерти, когда он возвращался в мир живых. Его задача – поддерживать баланс. И он упорно искал его.
Он не был убийцей, он – всего лишь душа, отбывающая наказание. В душе нет ни добра, ни зла.
Прода от 21.10.2025, 22:37
ГЛАВА 9
В половине пятого утра из районного отдела внутренних дел был направлен файл с пометкой «Срочно» в городской отдел. В пять пятнадцать этот же файл с этой же пометкой был направлен в Главное управление внутренних дел.
Самые учёные, опытные и подкованные умы в форме, костюмах, галстуках, зализанными волосами и удобными каблуками, с минимумом косметики просматривали содержимое письма. Кого-то из них выдернули из постели, кого-то из другого города, всех ради одного. Внимание привлекло видео с камеры наблюдения из камеры временного содержания. Несколько часов кряду они просматривали меньше десяти секунд, перематывали обратно, но так ничего не находили.
Мозговой штурм длился настолько долго, что работа в управлении могла бы встать, как сломанные часы. Сотрудники только отпускали шутки и пожимали плечами на вопросы о их начальстве.
Когда время уже перевалило за полдень и лучшие из лучших пришли к выводу, что без расследования ничего им не узнать, кроме самой девушки на видео, информация о которой пришла вместе с файлом. Тогда, дружно и устало кивнув головами, пришли к выводу: дело направляют в уголовный отдел. Но для начала они направили видео в отдел киберпреступлений, чтобы проверить, подвергалось ли видео монтажу.
Там уже изнасиловали каждый пиксель, каждую долю секунды несчастного видео, снятого на самую дешёвую камеру.
В этот момент честного насилия над технологией группу криминалистов направили на место преступления, а именно в полицейский участок, где Ева гнула стальные прутья.
И только после четырёх вечера смогли собрать группу для расследования этого необычного дела. Оно попало под «секретное» из-за необъяснимых фактов, записанных на Hiwatch DS. Командиром группы назначили уже взрослого, опытного мужчину сорока шести лет. Когда его ввели в курс дела, предоставили все имеющиеся улики: видео, труп, отпечатки пальцев и личность подозреваемой, он попросил об одной услуге - отсрочки до утра, чтобы изучить и представить полученный материал перед всей группой.
Так получилось, что офис опустел, только над столом старшего следователя горела лампа, а на мониторе беспрерывно крутилось видео, в руках было личное дело на Еву, в котором тип занятости отмечен как самозанятая (проституция).
В свете настольной лампы белки глаз следователя казались темнее кожи, из-за чего взгляд казался пугающе проницательным. На самом краю стола давно остывший поганый растворимый кофе в грязной чашке. Его задница от упорного сидения в стуле стала квадратной, но вся кровь и напряжение утекли к глазам.
На видео молодая девушка ведёт разговор с дежурным. Диалог быстро из глупого перешёл в забавно-интересный. Вот дежурный на нервах уходит курить, следователь видит, как он забыл рацию и только головой качнул на эту глупость. А после миниатюрная голова, протискиваясь, застревает, и руки раздвигают прутья. Это мог бы быть самый шокирующий поворот, но нет.
Дежурный возвращается, сцена испуга и драмы, а после выстрел в грудь. Девушка замертво падает назад. Следователь видит, как её отбрасывает назад, не слишком сильно, но всё же стук головы о плитку даже камера записала. А дальше все признаки инфаркта на лице дежурного — и вот! - он увеличивает лицо Евы - на несколько секунд лицо девушки размывается и проваливается, видны черты... Здесь он нажимает на паузу и смотрит на нечто из фильмов ужасов: черты лица мужчины, но от человеческого там нет и следа, страх и мерзость. Но запускает видео, и глаза открывает девушка, то есть Ева. Мёртвая встаёт.
Из отдела киберпреступлений передали информацию, что в два сорок пять утра видео прерывается на 0.00 (и ещё хрен знает сколько нулей) секунды. Эту заминку в видео следователь так и не заметил, поэтому до сухого жжения в глазах пересматривал информацию.
Что касается дежурного участка, чья смерть стала неподдельным снафф*. О его смерти супруге сообщили только на следующий день. По телефонному звонку, чтобы сказать, что тело не могут отдать для похорон. Оно является уликой. На другой стороне провода никого не трогали заботы новоиспечённой вдовы и матери девочки с ДЦП*.
Сама Ева, борец, как она думала, за справедливость, проснулась в шикарном номере отеля на последнем этаже небоскрёба.
*снафф-видео - реальная сцена убийства или изнасилования, снятого на камеру.
*ДЦП - детский церебральный паралич.
Прода от 29.10.2025, 22:49
ГЛАВА 10
Ева открыла глаза, увидела потолок нежного, приглушённого бежевого оттенка. За панорамными стёклами раскинулся город, мерцающий в дымке небесной высоты. Стены украшали дерзкие мазки авангарда, а по периметру комнаты вились нити хай-тека. Всё это кричало: «Что-то случилось». Окинув взглядом пространство, она заметила кровать, словно парящую в воздухе, белоснежную тумбочку рядом, сияющую, как улыбка кинозвезды, чёрную лампу, изящные стулья с хромированными ножками и обивкой из чёрного бархата.
Предчувствуя, что её добрые намерения привели к хаосу или полному краху, Ева встала и направилась к стеклу. В отражении её ждал мужчина в капюшоне, теперь сидящий на кровати, сгорбившись, уперев локти в колени. Он всегда прятал лицо в тени, что могло бы вызвать любопытство, но это чувство было чуждо Еве.
— Скажи, что я ошибаюсь, и мои действия не привели меня к полному фиаско, — произнесла она, глядя в своё отражение.
Она слышала, как он перебирает пальцами, отбивая дробь ногтями.
— Смотря что считать фиаско, — уклонился он от ответа, и Ева уловила улыбку в его словах. — Может быть, твою грудь?
Не раздумывая ни секунды, она распахнула шёлковую рубашку на груди и увидела чёрное пятно и рваную рану, словно выжженную.
— Это всего лишь пуля в твоей груди, — ухмыльнулся голос, склонившись ещё ниже.
— А стрелявший? Что ты с ним сделал?
— То есть? Я и пальцем его не тронул, — он поднял руки в притворном жесте защиты. — А если и трогал, то твоими ручонками.
— Ты мне жизнь испортить сюда явился? И как ты вообще вылез из клетки? Тебя выпустили? И почему всякий раз в разных местах? И почему я ничего не помню?
Тяжёлый вздох, словно жена методично выносит ему мозг:
— Нет. Чудом. Нет. Потому что могу себе позволить. Ты и не должна помнить мою жизнь, — отрезал он, а затем поднялся. — Тебе лучше не выходить отсюда. По неясным причинам ты можешь быть в розыске.
На самом деле он и был той самой жёнушкой-террористкой, что в качественно выносила остатки разума из головы Евы.
— Постой! — воскликнула она и обернулась, по привычке ища собеседника глазами, но в итоге снова повернулась к отражению, пока тот не проявился в нём. — Если ты закончишь все свои дела, ты уйдёшь?
— Конечно, — просто ответил он, даже пожал плечами.
Ева только сейчас заметила, что кожаная куртка висит на его плечах, словно на вешалке. Угловатые очертания тела едва проступали сквозь ткань, которая казалась истерзанной зубами собак, протащенной по земле и сброшенной в море с утёса.
— Сколько тебе нужно времени?
— Пока «сверху», — и ткнул пальцем вниз, — не скажут, что я закончил.
— А если я перестану сопротивляться?
Тут отражение шагнуло к ней и прошептало на самое ухо.
— Ты хочешь предложить мне сделку?
— Да. Так что, ты уйдёшь быстрее?
— Да, — она почувствовала шёпот мочкой уха, но умом понимала, что это всего лишь её воображение, иллюзия.
Но тут Ева поняла - она почувствовала. Интуицией или чем-то ещё, но она почувствовала вместе с шёпотом леденящий холодок вдоль позвоночника. И от осознания этого она замерла, потеряла нить мыслей.
— И что мне нужно сделать для этого?
Он выпрямился, возвышаясь на полторы головы над ней, и чувство… Нечто непонятное отпустило её тело.
— Впустить не только в дыру в груди, но и в голову, — дал бессмысленный ответ.
— Ты уже в моей голове!
— Не-ет, — протянул он и повернулся спиной к Еве. — Поверь, даже близко не подобрался.
С шумом вдохнув, Ева напомнила себе, что она жива и происходящее — реальность. Проверить как-то иначе не могла, поэтому просто оглядывалась по сторонам, не сдвигаясь с места, проверяя своё положение в пространстве. Он уже скрылся за дверью, только капюшон торчал.
— Ева, — позвал голос, и когда она поймала его взгляд в стекле, он добавил: — Ты крепкий орешек. Ты мне нравишься... И Ева, ты должна хотеть меня!
Прода от 05.11.2025, 22:42
ГЛАВА 11
Не от нечего делать, а чтобы пойти наперекор указам своего сумасшествия, Ева вышла на улицу. Было уже за одиннадцать, и чтобы скрыть своё лицо, она намотала на голову вместо капюшона наволочку, украденную из номера.
Идти домой она не собиралась, но по привычке пошла в знакомое место — вонючую забегаловку Давида. И всю дорогу голос в голове жалобно напевал:
«Куда идёшь, голову подняв?
Спрашиваешь, кто знает,
как ты молчишь без устали?…
Не зная, попусту говоришь…»
Иногда он прерывался, чтобы глумиться над ней:
— Откуда такое рвение? А главное - зачем?
А после заводил по новой:
«Ты бродила, ты устала,
Ты играла, ты пела.
Всё больше огорчаешь нас»…
Ева никогда не знала злости и раздражения, но, может быть, это было оно?
На двери ресторанчика весело: «Закрыто».
— Вот облом, — усмехается голос, — а могла бы просто поиграть со мной.
Он всегда говорит загадками — так думала Ева. На самом деле ей не хватало ума понять его слова. И те слова о желании никак не тронули Еву. Ева не умела хотеть, а значит, он снова издевается над ней.
— Бред, — говорит Ева, — он всегда открыт.
Вот они, первые шаги сумасшествия — разговор с самим собой.
Но она оказалась права, дверь открылась, но за ней тишина и пустота. Не та привычная нищая, без гостей, а даже Давида не было за его коронным местом, и та самая бесполезная вытяжка продолжала работать.
— Здесь дурно пахнет, — говорит голос.
— Я не чувствую запаха, — отвечает Ева, шагая вглубь.
Можно было позвать хозяина, но вместо этого Ева прошлась вдоль стойки, а после и вовсе перепрыгнула.
— Это метафора, — рычит голос, — и значит она: «Руки в ноги!».
Ей не было дела до истерики своего безумия. Она смело, сама того не зная, шагала навстречу открытию, которое заставит поверить: «Она не сумасшедшая».
За холодильником, где находилась кухня, на полу разлилась огромная красная лужа. Это первое, что она увидела, а следом за ней — тело. Мужчина или женщина — не разобрать, лицо обезображено, клочки волос выдраны вместе со скальпом, а над телом на корточках сидел Давид и мурлыкал под нос. В его руках нож, он никак не мог прекратить калечить тело.
— Ева, — просит голос, — будь котиком и тихо иди назад. Только тихо, девочка моя.
Нет, она не испугалась увиденного, ни один мускул на лице не дрогнул, но здесь была уверена: нужно подчиниться.
Шаг за шагом она отступает, так тихо, насколько могла.
— Именно так, моя хорошая, — не переставал сыпать ласковыми словами, однако: — Твою мать!
Давид резко оторвался от тела и поднял глаза на Еву. Их глаза встретились, но она не узнала его: лицо превратилось в ту картину с расплавленными часами. Сглотнув, Ева продолжает медленно отступать, но голос орёт:
— Беги! Беги, дура!
Но Давид, с его мерзким лицом, оказался быстрее зрения и сильнее. Вот секунда, и Еву впечатало в стену с такой силой, что треск в голове показался не воображением, а хрустом черепной коробки. Но Ева не корчила рожи боли, она широко распахнутыми глазами следила за каждым движением нападающего.
— Давно не виделись, — говорит кривой рот в шею Евы.
Её ноги оторваны от земли, сама прижата к стене одной рукой Давида.
— Ты, — говорит Ева, — на труп похож.
Это замечание оскорбило Давида, и теперь её тушка полетела в противоположную стену, где ударилась спиной и приземлилась вниз головой.
— Впусти меня, — шепчет голос, — впусти. Давай, захоти меня. Захоти же!
— Тебе досталась хорошая тушка, — шаткой походкой Давид приближается к Еве и наклоняется, — тебе слишком повезло. Меня это злит.
Ева не чувствовала боли, только перемену в пространстве и резкое давление со всех сторон, именно поэтому схватила нож и сделала безумную вещь: всё также лёжа у стены, задрав ноги, воткнула нож в шею склонившегося явно-не-Давида.
«Мои дела плохи» — думает Ева, когда он спокойно достаёт нож и машет им перед её носом.
— Наверное, тушка строптивая, — ухмыляется кривое лицо, — так и не впустила тебя в свою головушку.
И нож летит в голову Евы. Она успевает скатиться кубарем и ногами оттолкнуть его, но это всего лишь секундная отсрочка.
— Если не впустишь, — уже угрожает голос, — он убьёт тебя, а я буду пользоваться твоим телом. Представь, чего я натворю. Ты уже не помешаешь, ты сдохнешь, если не впустишь сейчас…
Это всё жалкие угрозы, на самом деле вместе с ней умрёт и он. А он не собирался так быстро умирать, а главное, не собирался проигрывать этой жалкой твари. Эта самая тварь, что сидела в Давиде, была его коллегой. И правда в том, что каждый из них готов друг другу глотки перегрызть чисто из скуки. Как сейчас.
— Твоя проблема, без четверти три, всегда была в том, что маленький и жалкий. Строишь из себя дипломата с тушками… — рассусоливал Давид, подбираясь к Еве, что отползала назад.
— Впусти меня, — умоляет голос, — я прошу тебя, впусти.
— Как? — шепчет окровавленными губами.
А действительно, как? Как ей захотеть, если она даже не знает, что это такое, что значит желать чего-то?
— Вцепись в жизнь! — приказывает голос.
«Вцепиться»? Тут глаза Евы замечают своё расплывчатое отражение в хромированной поверхности стола, а рядом с ней безумное лицо, не скрытое капюшоном.
— Как ты? — шепчет Ева, видя в бледном худом лице что-то, чего сама никогда не испытывала.
— Да, — отвечает.
— Что, со-су-нок, пытаешься с тушкой договориться? — ухмыляется Давид, присаживаясь перед ней на корточки. — Нихрена не выйдет, тушка сильная, а вот ты…
