То же и венгерский. Однако мне постоянно мерещилась какая-то знакомая интонация, общий рисунок языка — как, бывает, песня, которую ты уже когда-то где-то слышал, но не можешь вспомнить. И вдруг меня осенило — удмуртский! Звучание венгерского языка отдаленно напомнило мне этот финно-угорский язык.
Мы, в большинстве своем, — горожане во втором-третьем поколении, у каждого из нас, особенно в моем поколении, имелась деревня, в которую «летом ездили к бабушке». Моя родная деревня Новое Куршино находилась на самом краю Вятско-Полянского района Кировской области на границе с Удмуртской республикой. Через дом от нашего жила удмуртская семья, в нескольких километрах, уже в Удмуртии, стояла деревня Черново. При более детальном изучении на «Яндекс.карты» я с удивлением обнаружил, что и купалище на речке Люга, куда я с детства бегал окунуться в жаркий денек, тоже находилось в Удмуртии. Одним словом, родные края. До сих пор помню несколько слов по-удмуртски: «умоесь» – здравствуй, «дич буреч» – привет, «монем Петя шуо» – меня зовут Петя, сосчитаю до пяти.
В Черново гнали шикарную самогонку — «кумышку», по-удмуртски, у нас в деревне – только бражку. Какой бы изысканный шотландский виски мне потом не приходилось пробовать, ощущение, что я пью кумышку, не покидало меня. Черновская кумышка «догоняла» не сразу, пилась на удивление легко. Отец рассказывал, что его дед, мой прадед, Василий Федотович ходил в Черново к старому знакомцу-удмурту (мы чаще говорили «вотяку») менять скатанные им валенки на кумышку. Естественно, встречу хорошенько «обмывали». На полпути домой рос раскидистый старый дуб, у которого и «настигала» прадеда черновская кумышка — он всегда отдыхал под дубом часок-другой, иногда и дольше. Кстати, вторая жена Василия Федотовича, моя неродная прабабушка Мария Степановна, была родом из Удмуртии и, со слов отца, свободно говорила «по-вотянски».
Но вернемся к нашей венгерской эпопее. Тогда же мне в руки попалась интересная брошюрка по истории венгров. Оказалось, что они где-то полтора тысячелетия назад жили в наших местах. Помню, на первом «зеленом уроке» исполнили «АнПеОлом» песню Высоцкого «Про загранкомандировку»: «Я вчера закончил ковку и два плана залудил, И в загранкомандировку от завода угодил...». Песня шутливая, ироничная, но и довольно сложная для восприятия не владеющими русским, из венгров ее поняли человека три-четыре. Они смеялись всю песню – мы старались изо всех сил, другие с интересом и завистью смотрели то на нас, то на них. А фраза из песни «да, говорят, они с Поволжья, как и мы...» (мы выразительно указали в их сторону), и вовсе заставила их хохотать. Когда мы закончили исполнение, понявшие эту песню, от души нам поаплодировав, быстренько изложили своим ее суть на венгерском, попросив спеть еще разок – да пожалуйста! Исполнение «на бис» сопровождалось смехом уже почти всей группы, тем более, что звучала песня от лица советского кузнеца, родственника венгерским металлургам.
Мучительные вопросы «кто мы и откуда взялись?», «как возник в самом центре Европы язык, абсолютно непохожий на соседние?» волновали венгров не один век. Их древняя история была бесписьменной, существовали лишь мифические предания, что они пришли откуда-то с востока. Венгерские короли поддерживали легенду, что венгры — потомки разоривших восточную Европу ордынцев: это льстило их самолюбию. Однако многие европейские летописи своевременно отразили факт опустошительного нашествия Чингизидов-ордынцев на земли венгров, а в одной из них и вовсе было записано: «после трех веков существования не стало Хунгарии (Венгрии)...» Нестыковка в целых три века вдребезги разбивала насаждаемую венгерскими правителями «гипотезу». Но пришли всё-таки с востока, но вот откуда?..
Мятущийся XIX век привнес в исторические исследования системный, аналитический научный подход. Молодой венгерский лингвист и этнограф Антал Регули твердо вознамерился найти ответ на вопрос «откуда есть пошла» венгерская земля. Он много путешествовал по России и хорошо ее знал. В середине века ученый побывал на Средней Волге, в районах, населенных удмуртами и марийцами, изучая их язык и культуру. Да, некоторые их элементы были родственны венгерским, но, как в игре, «тепло», но не «жарко». Однако чутьё исследователя подсказывало, что движется он в правильном направлении.
И вскоре научная судьба забросила пытливого целеустремленного Регули в таёжные районы среднего Приобья, столкнув его, типичного образованного европейца, с одетым в звериные шкуры охотником-манси с монголоидными чертами лица. Охотник не знал никаких языков кроме своего, манси, но ученый его немного понял! Как и охотник ученого. Всё лето Регули провел в стойбищах манси, одержимо исследуя их язык и культуру, а переплыв Обь, познакомился еще с одним, этнически близким манси народом — ханты.
Доклад Антала Регули в Академии наук Венгрии, завершившийся выводом «обнаружены ближайшие этнические родственники, а, возможно, и древние предки венгров», произвел эффект разорвавшейся бомбы. Однако официальное резюме научного сообщества было резко негативным: подход ненаучный, факты неубедительны, вывод ошибочный. А ученому доходчиво объяснили «в кулуарах»: ну и нашел ты родственничков нам, развитой европейской нации — одеваются в шкуры, живут в шалашах, питаются олениной и сырой рыбой.
Неугомонный исследователь восстал против официального мнения: выделите мне средства, я организую полноценную экспедицию, включу туда авторитетных этнографов, лингвистов, антропологов, историков и докажу свою научную правоту! Его, естественно, послали подальше.
Тогда он обратился в Санкт-Петербург в Российскую академию наук с просьбой профинансировать (выделить грант, по-нынешнему) якобы картирование региона средней Оби. Уж не знаю, как прошло «картирование», но средств на экспедицию хватило. К тому времени, многие венгерские ученые, в основном, как это часто бывает, молодые, его научные идеи поддержали, а потому приняли в ней активное участие. Длительная кропотливая работа завершилась полным успехом, а потому ныне считается доказанным научным фактом: существуют три угорских народа — венгры, ханты и манси, а регион Средней Оби именуется на венгерском «Мадьяр ёшхаза» — «Прародина венгров». Кстати, был немало удивлен, узнав, что Венгрия по-украински — «Угорщина».
Да ну, скажете вы, ерунда: найти более непохожих друг на друга народов — венгров и ханты-манси — сложно. Тем не менее, в мире общепринята классификация народов по языковому признаку, ибо язык — самая долгоживущая культурная и историческая субстанция. Фенотип народа может измениться за три-четыре поколения, материальная культура — еще быстрее, нередки исторические прецеденты заимствования культур соседних народов. Кстати, по генетическим гаплогруппам, проще говоря, «по крови», венгры — уже давно славяне. Но вот язык! Пока он существует, его структура, грамматика, древняя лексическая основа не меняются.
Ну а как с тем, что «они с Поволжья, как и мы»? Наверное, так и окажется без ответа исторический вопрос: почему ханты и манси остались на месте, а родственные им мадьяры, в то время, еще тоже оленеводы, начали кочевать на запад? Непостижимым образом оказались подхваченными общей стихией переселения народов в пестрой «компании» гуннов, сарматов и скифов? Или то было принципиальное решение их безвестного могущественного вождя? Ведь это настоящий, по Гумилеву, пассионарный импульс: вот так взять и безвозвратно сняться со своих родных мест целому народу! На границе лесов и приволжских степей венгры сменили оленеводство на коневодство. Кстати, предки волжских татар, булгары, тоже прикочевали с юга, осев в средне-волжском регионе уже навсегда.
Было обнаружено, что несколькими веками раньше булгар в наших краях уже кочевали древние мадьяры. И в этом, помимо усердий «АнПеОла» в распространении среди них, мятежных, «великого и могучего», тоже заслуга Казанского университета, а именно профессора Альфреда Халикова, изучавшего древние захоронения. Зачастую они являются единственными источниками сведений о материальной культуре давно исчезнувших народов. Он обнаружил в нескольких захоронениях сенсационные находки — золотые пластины с изображением оленя, причем олень походил на северного! Была выдвинута гипотеза, что могильные курганы принадлежали бывшим оленеводам. Профессор Халиков предположил и впоследствии, по другим дополнительным признакам, доказал: это захоронения древних венгров, установив приблизительные границы обширного района их кочевий, позже названного «Магна Хунгария» («Великая Венгрия»). В музее села Большие Тиганы Алексеевского района нашей республики большой раздел посвящен находкам из захоронения древневенгерской принцессы, обнаруженного рядом с селом.
Благодарные потомки наших бывших земляков встречали профессора Халикова на белом коне, как национального героя, пролившего свет на значительный период их истории. Его удостоили высоким званием почетного члена Венгерской академии наук, а руководитель братской страны Янош Кадар, многократно горячо облобызанный нашим «дорогим» Леонидом Ильичем Брежневым, вручил Халикову высший венгерский орден.
Волга-реченька, Волга-матушка – не пустые для венгров звуки: память о ней, родимой, отложилась у них на генетическом уровне. Татарстан воспринимался нашими курсантами как исторический потомок Магны Хунгарии, и визит в Казань, помимо углубления познаний в русском языке, представлялся ими еще и возможностью взглянуть на свою древнюю этническую прародину. Стоит отметить, что благодаря многовековому соседству с тюркскими народами в венгерском языке появилось множество тюркизмов. Кстати, зная написание некоторых венгерских слов и слыша как они их произносят, я заметил, что венгры еще и «окают», как настоящие вОлжане — ну кто б мог подумать?
Программа пребывания включала также прогулку по Волге на речном «омике», которая привела венгров просто в неописуемый восторг от созерцания величественных волжских пейзажей — «слева берег стелется, справа поднимается...». Особое настроение, с помощью «АнПеОла», вновь помог создать Высоцкий: «Как по Волге-матушке, по реке-кормилице, Всё суда с товарами струги до ладьи...» Ответственно заявляю: их «прекрасный голубой» Дунай, увиденный мной через много лет, фактически оказался довольно неказистой не очень широкой рекой с серо-зеленой водой, рядом не стоявшей с нашей «красавицей народной, как море полноводной». Хотя «прекрасным голубым» Дунай, возможно, и был во времена написания Иоганном Штраусом своего знаменитого вальса. Но, как говорится, «был да сплыл».
Кстати, песня «Из-за острова на стрежень», не раз исполнявшаяся слушателями курсов на венгерском, оказалась очень популярной в Венгрии. До сих пор помню её начало: «Валлавол, а Волга ментью, эш эдьереш киш леань...» и так далее. «Киш леань» переводится «молодая девушка», ну та самая несчастная, на которую Стенька Разин, в итоге, не променял своих верных соратников-казаков. А сам типаж героя – своенравного и свободолюбивого, крутого и решительного казака – венграм, потомкам воинственных вольных кочевников, видимо, внутренне очень близок и понятен, несмотря на его жестокий поступок, воспетый в этой песне.
А «одиссея» мятущихся венгров, впоследствии сместившаяся далеко на юго-запад от бывшей Магны Хунгарии, продолжилась. Покочевав еще пару веков в степях северного Причерноморья, они, под давлением враждебного Хазарского каганата, были оттеснены к Карпатским горам. И вот, наконец, многовековой «дранг-нах-вестен» в самом конце IX века завершился для них «обретением Родины» («хонфоглалаш», по-венгерски): перевалив Карпаты, мадьяры расселились в районе междуречья средних Тисы и Дуная. Финиш!
В те времена раннефеодальные государства только-только вставали на обломках некогда могущественной Римской Империи. Слабая Моравская держава не смогла противостоять нашествию воинственных кочевников-венгров, уступив им большую часть своей территории. Местное население было частично истреблено, частично ассимилировано – именно тогда началось активное кровосмешение венгров и славян.
Последующие почти сто лет лихие мадьяры продолжили заниматься тем же, что и раньше: набегами и грабежами – их легкая конница наводила ужас на соседние народы. Но в итоге, их неизбежно бы постигла та же судьба, что и почти всех кочевых народов Европы той эпохи – аланов, яссов, печенегов, половцев и других – венгры бы исчезли. Но на их счастье родился на рубеже второго тысячелетия князь Иштван, первый король Венгрии – личность, несомненно, пассионарная. Он осознал неминуемость и важность эпохального выбора: не осядем, не примем христианство, не начнем развивать ремёсла, торговлю и земледелие – бесследно канем в лету в течение века, а может и ранее. Иштван Первый сломил сопротивление племенных князей, не желавших менять привычный образ жизни, и пригласил миссионеров из Ватикана крестить венгров, за что впоследствии был канонизирован католической церковью, войдя в историю как «Иштван Святой».
Вот так, осев и «остепенившись», попав в круговорот исторических событий Европы, и превратились бывшие оленеводы и степные кочевники в обычный европейский народ. Почвы и климат в Венгрии благодатные, это самая распаханная страна Европы. Процветает садоводство и виноделие. И только язык свидетельствует об их насыщенном историческом «вояже» с тундро-таёжных просторов западной Сибири в центр Европы.
Я пристально вглядывался в лица своих подопечных курсантов в поисках мало-мальских монголоидных черт, но не находил их: древний угорский генетический компонент в результате многовекового кровосмешения ушел глубоко в рецессив. Думалось: да-а, ребятушки, а ведь всего каких-нибудь сорок-пятьдесят поколений назад ваши предки с гиканьем носились верхом на конях по просторам Европы с луками и копьями. А вот теперь, погляди-ка на них! Кстати, когда я активно сыпал историческими терминами на венгерском, они выражали удивление и искреннее восхищение, повторяя: «Петья, тебе обязательно нужно побывать в Венгрии!» На что я, не без подкола, с улыбкой отвечал им: «А вам — в Ханты-Мансийске, «Мадьяр ёшхазе»!».
* * *
Занятия, тем временем, шли полным ходом.
Подошел черед следующего «зеленого урока». Что можно сказать? Молодцы, венгры! По приезду на Лебяжье, в салоне автобуса, кстати, венгерского «Икаруса», задержалось несколько крепких мужиков: «Мы сэйчас! Идытэ!» Все двинули в сторону уже знакомой полянки у озера. Сзади раздался до боли знакомый сладостный звук, когда одна полная бутылка постукивает о другую: четверо курсантов пёрли несколько огромных сумок. Все радостно заулыбались, кроме немного напрягшейся Эмилии Агафоновны, ибо весёлый сценарий «зеленого урока», похоже, несогласованный с руководством, предугадывался безошибочно.
В этот раз присутствовавших было больше: мы с Насибуллой прихватили своих подруг — обе Ирины, обе учились в одной группе биофака двумя курсами младше. Ширш, к тому времени, успел надеть на шею хомут супружества, его беременная жена-однокурсница Лидочка находилась в Лениногорске, в академическом отпуске. Появление двух симпатичных девушек было встречено венграми очень радушно.
Мы смотрели на тяжеленные баулы, сглатывая слюнку: наверняка тот заманчивый перезвон происходил не от бутылок с пресной минералкой.
Мы, в большинстве своем, — горожане во втором-третьем поколении, у каждого из нас, особенно в моем поколении, имелась деревня, в которую «летом ездили к бабушке». Моя родная деревня Новое Куршино находилась на самом краю Вятско-Полянского района Кировской области на границе с Удмуртской республикой. Через дом от нашего жила удмуртская семья, в нескольких километрах, уже в Удмуртии, стояла деревня Черново. При более детальном изучении на «Яндекс.карты» я с удивлением обнаружил, что и купалище на речке Люга, куда я с детства бегал окунуться в жаркий денек, тоже находилось в Удмуртии. Одним словом, родные края. До сих пор помню несколько слов по-удмуртски: «умоесь» – здравствуй, «дич буреч» – привет, «монем Петя шуо» – меня зовут Петя, сосчитаю до пяти.
В Черново гнали шикарную самогонку — «кумышку», по-удмуртски, у нас в деревне – только бражку. Какой бы изысканный шотландский виски мне потом не приходилось пробовать, ощущение, что я пью кумышку, не покидало меня. Черновская кумышка «догоняла» не сразу, пилась на удивление легко. Отец рассказывал, что его дед, мой прадед, Василий Федотович ходил в Черново к старому знакомцу-удмурту (мы чаще говорили «вотяку») менять скатанные им валенки на кумышку. Естественно, встречу хорошенько «обмывали». На полпути домой рос раскидистый старый дуб, у которого и «настигала» прадеда черновская кумышка — он всегда отдыхал под дубом часок-другой, иногда и дольше. Кстати, вторая жена Василия Федотовича, моя неродная прабабушка Мария Степановна, была родом из Удмуртии и, со слов отца, свободно говорила «по-вотянски».
Но вернемся к нашей венгерской эпопее. Тогда же мне в руки попалась интересная брошюрка по истории венгров. Оказалось, что они где-то полтора тысячелетия назад жили в наших местах. Помню, на первом «зеленом уроке» исполнили «АнПеОлом» песню Высоцкого «Про загранкомандировку»: «Я вчера закончил ковку и два плана залудил, И в загранкомандировку от завода угодил...». Песня шутливая, ироничная, но и довольно сложная для восприятия не владеющими русским, из венгров ее поняли человека три-четыре. Они смеялись всю песню – мы старались изо всех сил, другие с интересом и завистью смотрели то на нас, то на них. А фраза из песни «да, говорят, они с Поволжья, как и мы...» (мы выразительно указали в их сторону), и вовсе заставила их хохотать. Когда мы закончили исполнение, понявшие эту песню, от души нам поаплодировав, быстренько изложили своим ее суть на венгерском, попросив спеть еще разок – да пожалуйста! Исполнение «на бис» сопровождалось смехом уже почти всей группы, тем более, что звучала песня от лица советского кузнеца, родственника венгерским металлургам.
Мучительные вопросы «кто мы и откуда взялись?», «как возник в самом центре Европы язык, абсолютно непохожий на соседние?» волновали венгров не один век. Их древняя история была бесписьменной, существовали лишь мифические предания, что они пришли откуда-то с востока. Венгерские короли поддерживали легенду, что венгры — потомки разоривших восточную Европу ордынцев: это льстило их самолюбию. Однако многие европейские летописи своевременно отразили факт опустошительного нашествия Чингизидов-ордынцев на земли венгров, а в одной из них и вовсе было записано: «после трех веков существования не стало Хунгарии (Венгрии)...» Нестыковка в целых три века вдребезги разбивала насаждаемую венгерскими правителями «гипотезу». Но пришли всё-таки с востока, но вот откуда?..
Мятущийся XIX век привнес в исторические исследования системный, аналитический научный подход. Молодой венгерский лингвист и этнограф Антал Регули твердо вознамерился найти ответ на вопрос «откуда есть пошла» венгерская земля. Он много путешествовал по России и хорошо ее знал. В середине века ученый побывал на Средней Волге, в районах, населенных удмуртами и марийцами, изучая их язык и культуру. Да, некоторые их элементы были родственны венгерским, но, как в игре, «тепло», но не «жарко». Однако чутьё исследователя подсказывало, что движется он в правильном направлении.
И вскоре научная судьба забросила пытливого целеустремленного Регули в таёжные районы среднего Приобья, столкнув его, типичного образованного европейца, с одетым в звериные шкуры охотником-манси с монголоидными чертами лица. Охотник не знал никаких языков кроме своего, манси, но ученый его немного понял! Как и охотник ученого. Всё лето Регули провел в стойбищах манси, одержимо исследуя их язык и культуру, а переплыв Обь, познакомился еще с одним, этнически близким манси народом — ханты.
Доклад Антала Регули в Академии наук Венгрии, завершившийся выводом «обнаружены ближайшие этнические родственники, а, возможно, и древние предки венгров», произвел эффект разорвавшейся бомбы. Однако официальное резюме научного сообщества было резко негативным: подход ненаучный, факты неубедительны, вывод ошибочный. А ученому доходчиво объяснили «в кулуарах»: ну и нашел ты родственничков нам, развитой европейской нации — одеваются в шкуры, живут в шалашах, питаются олениной и сырой рыбой.
Неугомонный исследователь восстал против официального мнения: выделите мне средства, я организую полноценную экспедицию, включу туда авторитетных этнографов, лингвистов, антропологов, историков и докажу свою научную правоту! Его, естественно, послали подальше.
Тогда он обратился в Санкт-Петербург в Российскую академию наук с просьбой профинансировать (выделить грант, по-нынешнему) якобы картирование региона средней Оби. Уж не знаю, как прошло «картирование», но средств на экспедицию хватило. К тому времени, многие венгерские ученые, в основном, как это часто бывает, молодые, его научные идеи поддержали, а потому приняли в ней активное участие. Длительная кропотливая работа завершилась полным успехом, а потому ныне считается доказанным научным фактом: существуют три угорских народа — венгры, ханты и манси, а регион Средней Оби именуется на венгерском «Мадьяр ёшхаза» — «Прародина венгров». Кстати, был немало удивлен, узнав, что Венгрия по-украински — «Угорщина».
Да ну, скажете вы, ерунда: найти более непохожих друг на друга народов — венгров и ханты-манси — сложно. Тем не менее, в мире общепринята классификация народов по языковому признаку, ибо язык — самая долгоживущая культурная и историческая субстанция. Фенотип народа может измениться за три-четыре поколения, материальная культура — еще быстрее, нередки исторические прецеденты заимствования культур соседних народов. Кстати, по генетическим гаплогруппам, проще говоря, «по крови», венгры — уже давно славяне. Но вот язык! Пока он существует, его структура, грамматика, древняя лексическая основа не меняются.
Ну а как с тем, что «они с Поволжья, как и мы»? Наверное, так и окажется без ответа исторический вопрос: почему ханты и манси остались на месте, а родственные им мадьяры, в то время, еще тоже оленеводы, начали кочевать на запад? Непостижимым образом оказались подхваченными общей стихией переселения народов в пестрой «компании» гуннов, сарматов и скифов? Или то было принципиальное решение их безвестного могущественного вождя? Ведь это настоящий, по Гумилеву, пассионарный импульс: вот так взять и безвозвратно сняться со своих родных мест целому народу! На границе лесов и приволжских степей венгры сменили оленеводство на коневодство. Кстати, предки волжских татар, булгары, тоже прикочевали с юга, осев в средне-волжском регионе уже навсегда.
Было обнаружено, что несколькими веками раньше булгар в наших краях уже кочевали древние мадьяры. И в этом, помимо усердий «АнПеОла» в распространении среди них, мятежных, «великого и могучего», тоже заслуга Казанского университета, а именно профессора Альфреда Халикова, изучавшего древние захоронения. Зачастую они являются единственными источниками сведений о материальной культуре давно исчезнувших народов. Он обнаружил в нескольких захоронениях сенсационные находки — золотые пластины с изображением оленя, причем олень походил на северного! Была выдвинута гипотеза, что могильные курганы принадлежали бывшим оленеводам. Профессор Халиков предположил и впоследствии, по другим дополнительным признакам, доказал: это захоронения древних венгров, установив приблизительные границы обширного района их кочевий, позже названного «Магна Хунгария» («Великая Венгрия»). В музее села Большие Тиганы Алексеевского района нашей республики большой раздел посвящен находкам из захоронения древневенгерской принцессы, обнаруженного рядом с селом.
Благодарные потомки наших бывших земляков встречали профессора Халикова на белом коне, как национального героя, пролившего свет на значительный период их истории. Его удостоили высоким званием почетного члена Венгерской академии наук, а руководитель братской страны Янош Кадар, многократно горячо облобызанный нашим «дорогим» Леонидом Ильичем Брежневым, вручил Халикову высший венгерский орден.
Волга-реченька, Волга-матушка – не пустые для венгров звуки: память о ней, родимой, отложилась у них на генетическом уровне. Татарстан воспринимался нашими курсантами как исторический потомок Магны Хунгарии, и визит в Казань, помимо углубления познаний в русском языке, представлялся ими еще и возможностью взглянуть на свою древнюю этническую прародину. Стоит отметить, что благодаря многовековому соседству с тюркскими народами в венгерском языке появилось множество тюркизмов. Кстати, зная написание некоторых венгерских слов и слыша как они их произносят, я заметил, что венгры еще и «окают», как настоящие вОлжане — ну кто б мог подумать?
Программа пребывания включала также прогулку по Волге на речном «омике», которая привела венгров просто в неописуемый восторг от созерцания величественных волжских пейзажей — «слева берег стелется, справа поднимается...». Особое настроение, с помощью «АнПеОла», вновь помог создать Высоцкий: «Как по Волге-матушке, по реке-кормилице, Всё суда с товарами струги до ладьи...» Ответственно заявляю: их «прекрасный голубой» Дунай, увиденный мной через много лет, фактически оказался довольно неказистой не очень широкой рекой с серо-зеленой водой, рядом не стоявшей с нашей «красавицей народной, как море полноводной». Хотя «прекрасным голубым» Дунай, возможно, и был во времена написания Иоганном Штраусом своего знаменитого вальса. Но, как говорится, «был да сплыл».
Кстати, песня «Из-за острова на стрежень», не раз исполнявшаяся слушателями курсов на венгерском, оказалась очень популярной в Венгрии. До сих пор помню её начало: «Валлавол, а Волга ментью, эш эдьереш киш леань...» и так далее. «Киш леань» переводится «молодая девушка», ну та самая несчастная, на которую Стенька Разин, в итоге, не променял своих верных соратников-казаков. А сам типаж героя – своенравного и свободолюбивого, крутого и решительного казака – венграм, потомкам воинственных вольных кочевников, видимо, внутренне очень близок и понятен, несмотря на его жестокий поступок, воспетый в этой песне.
А «одиссея» мятущихся венгров, впоследствии сместившаяся далеко на юго-запад от бывшей Магны Хунгарии, продолжилась. Покочевав еще пару веков в степях северного Причерноморья, они, под давлением враждебного Хазарского каганата, были оттеснены к Карпатским горам. И вот, наконец, многовековой «дранг-нах-вестен» в самом конце IX века завершился для них «обретением Родины» («хонфоглалаш», по-венгерски): перевалив Карпаты, мадьяры расселились в районе междуречья средних Тисы и Дуная. Финиш!
В те времена раннефеодальные государства только-только вставали на обломках некогда могущественной Римской Империи. Слабая Моравская держава не смогла противостоять нашествию воинственных кочевников-венгров, уступив им большую часть своей территории. Местное население было частично истреблено, частично ассимилировано – именно тогда началось активное кровосмешение венгров и славян.
Последующие почти сто лет лихие мадьяры продолжили заниматься тем же, что и раньше: набегами и грабежами – их легкая конница наводила ужас на соседние народы. Но в итоге, их неизбежно бы постигла та же судьба, что и почти всех кочевых народов Европы той эпохи – аланов, яссов, печенегов, половцев и других – венгры бы исчезли. Но на их счастье родился на рубеже второго тысячелетия князь Иштван, первый король Венгрии – личность, несомненно, пассионарная. Он осознал неминуемость и важность эпохального выбора: не осядем, не примем христианство, не начнем развивать ремёсла, торговлю и земледелие – бесследно канем в лету в течение века, а может и ранее. Иштван Первый сломил сопротивление племенных князей, не желавших менять привычный образ жизни, и пригласил миссионеров из Ватикана крестить венгров, за что впоследствии был канонизирован католической церковью, войдя в историю как «Иштван Святой».
Вот так, осев и «остепенившись», попав в круговорот исторических событий Европы, и превратились бывшие оленеводы и степные кочевники в обычный европейский народ. Почвы и климат в Венгрии благодатные, это самая распаханная страна Европы. Процветает садоводство и виноделие. И только язык свидетельствует об их насыщенном историческом «вояже» с тундро-таёжных просторов западной Сибири в центр Европы.
Я пристально вглядывался в лица своих подопечных курсантов в поисках мало-мальских монголоидных черт, но не находил их: древний угорский генетический компонент в результате многовекового кровосмешения ушел глубоко в рецессив. Думалось: да-а, ребятушки, а ведь всего каких-нибудь сорок-пятьдесят поколений назад ваши предки с гиканьем носились верхом на конях по просторам Европы с луками и копьями. А вот теперь, погляди-ка на них! Кстати, когда я активно сыпал историческими терминами на венгерском, они выражали удивление и искреннее восхищение, повторяя: «Петья, тебе обязательно нужно побывать в Венгрии!» На что я, не без подкола, с улыбкой отвечал им: «А вам — в Ханты-Мансийске, «Мадьяр ёшхазе»!».
* * *
Занятия, тем временем, шли полным ходом.
Подошел черед следующего «зеленого урока». Что можно сказать? Молодцы, венгры! По приезду на Лебяжье, в салоне автобуса, кстати, венгерского «Икаруса», задержалось несколько крепких мужиков: «Мы сэйчас! Идытэ!» Все двинули в сторону уже знакомой полянки у озера. Сзади раздался до боли знакомый сладостный звук, когда одна полная бутылка постукивает о другую: четверо курсантов пёрли несколько огромных сумок. Все радостно заулыбались, кроме немного напрягшейся Эмилии Агафоновны, ибо весёлый сценарий «зеленого урока», похоже, несогласованный с руководством, предугадывался безошибочно.
В этот раз присутствовавших было больше: мы с Насибуллой прихватили своих подруг — обе Ирины, обе учились в одной группе биофака двумя курсами младше. Ширш, к тому времени, успел надеть на шею хомут супружества, его беременная жена-однокурсница Лидочка находилась в Лениногорске, в академическом отпуске. Появление двух симпатичных девушек было встречено венграми очень радушно.
Мы смотрели на тяжеленные баулы, сглатывая слюнку: наверняка тот заманчивый перезвон происходил не от бутылок с пресной минералкой.
