Я готовилась следить за ритуалом, используя свои ментальные возможности. Что-то подобное происходило между мной и Королевой Саламандр в Лабиринте. Только там я была участницей. И это потребовало всех моих магических резервов и физических возможностей организма. Не до наблюдения за магическими потоками и правильностью узловых плетений. Я, к моему стыду, действовала больше на голых инстинктах. Мне помогли подарки Тёмного - увеличенный резерв и связь с Источниками. А так же ускоренная регенерация. Плюс, врождённая родовая сила менталиста. Ну и вера в своё предназначение. Не даром я себя на подобное событие с детства готовила. Правда исход битвы предполагал обычную схватку с монстром.
Говоря честно, наверное, все предыдущие мои приключения как будто готовили меня именно к этому, конкретному противостоянию. Как будто, по законам богов, и правилам Равновесия, приходит время для определённого события и создаётся для него человеческая матрица. В Ковене есть такие практические игры перед выпускным курсом. Магическая практика с предвыпускным экзаменом. Проводят адепта по заготовленным дорожкам. Если он сделает всё правильно, найдёт все спрятанные плюшки, то и финальная схватка с лабораторным монстром за ним. Потому что он экипирован всеми положенными бонусами. Вот и я, обдумывая произошедшее, часто сравнивала себя с таким студентом. Только акдемией была реальная жизнь.
Когда обряд начался, я фыркнула и отложила в сторону Ведьмовник. Детство вспомнила. По определённым причинам меня начали учить магии с младшесопливого возраста. А пояснения для взрослых и детей одних и тех же процессов отличаются в корне.
Так отец и Гюнтер мне объясняли очень сложные магические ритуалы и заклинания, следуя возможностям детской логики. Например: делили заклинания по группам, типа "заколдовать" и "расколдовать". И "заколдовать-расколдовать-переколдовать наново". Последних было много среди иллюзий, относящихся к моей родовой магии. Так вот для заклинаний подобного класса использовался стандартный накопитель, который позволял значительно сохранить резерв. Тоесть, на этапе "расколдовать", энергия, с небольшим процентом расхода на само плетение, не уходила впустую, а как бы сливалась в накопитель, на этапе "переколдовать" использовалась снова, с небольшими добавками из резерва. Такое использовалось только в третьей группе, в заклинаниях с единым плетением.
Вся сложность саткарского поединка верховных, состояла как раз в том, что там, по правилам, запрещалось пользоваться артефактами. И уровень магического совершенства верховных жрецов, как раз и состоял в умении использовать собственный организм как стандартный накопитель. Потреблять одномоментно, удерживать без потерь и снова вводить в действие большие количества энергий от используемых заклятий. Это позволяло дольше сохранять резерв в неприкосновенности. Обычно маги потребляют энергию как тоненький ручеёк, текущий от Источников постоянно. Используют же в заклинаниях выплеском сохранённой маны. А такая способность жрецов сродни тому, как будто ты вместо глотка воды, пытаешься принять ведро. И достигалась такая возможность "увеличения объёма глотка" только многолетними тренировками и природными способностями. Ничего нового для магии. Согласитесь.
Так вот сам процесс "изгнания духа" и замены его на новый походила на детскую игру. Когда чертят круг, вводят внутрь соперников и следят кто кого вытолкает. Причём в процессе изгнания предельно честным было то, что это был бой на чистой силе. Правил никаких не существовало и духу не обязательно было обладать разумом. Наоборот, безумные духи действовали на голых инстинктах самосохранения и не заморачивались совестью. Организм сам руководил процессом.
Верховный - старпёрский мальчишка, решил пофорсить перед нами, отказавшись упростить поцесс и пользоваться накопителем отказался.
-Это и так избиение младенца,- задрал нос он,- я хочу честного поединка.
Я возражала, не видела смысла мучить и так больной дух советника. Лами, как охотник, тоже предпочитал "убивать подранков без мучений". Быстро и, по возможности наименее болезненно. Но Райтар заявил, что законы чести требуют дать сопернику шанс на борьбу.
Поэтому, наблюдая эту ментальную потасовку, я была разочарована. Оживилась и схватила Ведьмовку только тогда, когда Райтар начал ставить долговременный ментальный щит. Считается, что в течение сорока дней изгнанный дух будет находится поблизости и пытаться вторгнуться в своё прошлое обиталище. Ставить такой щит, с внутренним накопителем вплетённым в заклинание, я ещё не умела.
К чести безумного духа советника, продержался он дольше, чем предрекал заносчивый верховный саткар. Наверное, на природной вредности. Да и дух уже был не тем, после стольких лет заключения в пещере у Чёрных песков.
-У него из прошлого только самомнение осталось на том же уровне, шепнул мне на ухо ехидный плакальщик.
Нам, двум менталистам, наблюдать за схваткой было легко. А вот Лами только головную боль от эмоционального фона получил. Поэтому на третьей минуте сбежал подальше от поляны.
-Проверять посты,- с комично важным видом напутствовал его маленький насмешник.
Я ничего не могла с собой поделать и сжала зубы, чтоб не хихикнуть вслед новоиспечённому мужу. Я всё чаще замечала, что после нашего разговора о моём отношении к Саоту, хитрый "засланец Тёмного", чтоб не назвать его более грубым словечком, старался передо мной таким образом действовать в пользу собственного хозяина.
Поэтому, когда первый порыв засмеяться несколько жестокой шутке прошёл, я честно высказала свои сомнения плакальщику. И сказала, что не позволю высмеивать Лами за спиной.
- Хочешь пошутить, бодайтесь в открытую, а будешь подличать, перестанем быть друзьями,- сказала я с обидой,- он мой муж и не смей его унижать пустыми насмешками.
-Извини,- серьёзно ответил тот, переставая строить из себя проказника малолетку.
-Надеюсь, это твоя личная "инициатива", а не просьба Саота?- подключив ментальную магию, чего обычно старалась избегать в общении, жёстко спросила я.
Мой монстрик даже посерел шёрсткой, прикинув, как может подставить Тёмного своей непрошенной активностью. Я же только с удовлетворением улыбнулась. Страх не позволил вредной малявке запутать меня. Я всё чаще понимала, что опыта в ментале у него несоизмеримо больше, чем у меня. Зато у меня нет комплекса слуги. Я принцесса. У нас психология разная. Поколения гордости владык. Меня не учили рабскому страху. Я выросла. И научилась пользоваться в схватке теми преимуществами, которые у меня есть. И не пугает меня разница в возрасте и опыте. После битвы с королевой, больше не пугает. И даже друзьям или супругу я не позволю манипуляций. У меня появляется свой жизненный опыт.
Мы увидели Храм Веледа через две недели полёта. Я рассчитывала долететь быстрее. Нас задержала пыльная буря над Чёрной пустыней. Мы уже поднялись с последней стоянки в горах, когда Лами, с присущим его расе замечательным зрением и вниманием охотника, обратил внимание на маленький чёрный сгусток далеко впереди. Через несколько минут, пока мы пытались понять что же это, нам в лицо дохнуло нестерпимым жаром и вигони, тревожно заклекотав, сами резко развернулись обратно, в сторону гор.
Хорошо ещё, что отлетели мы от них недалеко. Иначе обогнать облако обжигающего песка нам бы не удалось. Ветер нёс его с таким остервенелым рвением, как будто догнать и поглотить искорки жизни над мгновенно потемневшей пустыней, было его первейшей необходимостью.
Почти двое суток мы прятались за хребтом от разгулявшейся стихии. Ныряя за гору мы, оглянувшись в последний раз, увидели страшное зрелище. Чёрная пустыня выглядела котлом, в котором сумасшедшая ведьма бешенно мешает смертельное варево. Кружились тёмные воронки, в глубине которых сверкали разряды молний. Да и сам песок странно поблескивал, создавая спирали, похожие на пружинки из тонкой серебристой проволоки, исходящие из самого дна воронок смерчей. Они как будто подпрыгивали над равниной и опускались вновь.
Было ощущение, что какая-то энергия разворачивает блестящие вкрапления в песчинках по линии её распространения, рисует ими золотые спирали и таким образом делает их видимыми. И ещё песок пел, кричал и визжал тысячами странных голосов. Лами сказал, что песчинки трутся друг о друга и разный звук появляется от сочетания соприкасающихся пород. Ведь чёрный песок не однороден. Это размельчённая порода телепортационного камня. А она состоит из нескольких составляющих. Маги, занимавшиеся телепортацией, одно время даже серьёзно считали её созданной искусственно. То ли древними магами, то ли богами, изначально создавшими Чесмен. Определённого мнения нет до сих пор.
Труми ёжился. Он ярче всех почему-то ощущал эту энергетику песков. Я тоже чувствовала её, но меньше. Меня она так не притягивала. Плакальщик же порывался влезть на хребет и ринуться в эту мешанину с тех пор, как вигони ухоронились на дне глубокой долины, за горным хребтом надёжно прикрывшим нас от ветра, оставшегося бесчинствовать в чаше пустыни, которая выглядела сейчас как слегка вогнутая поверхность воинского щита.
-Может буря или сама порода телепортационного камня действительно как-то связана с Тёмным богом?- осторожно предположила я,- У Труми и Саота очень сильная связь.
-А ты тоже чувствуешь тягу к суициду?- с некоторой ревнивой злостью, как всегда при упоминании моего посмертного наречённого, спросил Лами.
Впрочем неподдельная тревога в его голосе тоже звучала и мне пришлось совершенно честно описать свои ощущения, чтоб успокоить его. Тогда Комер, очередной раз поймавший за ногу плакальщика, ухитрившегося вырваться из рук Лами, призвал либо связать его, либо припечатать лёгким стазисом. Иначе, мол, ни сна, ни отдыха до конца бури не предвидится. И поскольку малыш действительно выглядел неадекватным, я погрузила его в лёгкий стазис и погасила сознание сном.
-Если просто усыпить его, то ещё чего доброго проснётся пока мы будем отдыхать и ринется на зов пустыни. А прощенья я у него попрошу потом. Когда он будет в состоянии мыслить без гипнотического давления песков.
Сама же для себя я отложила в голове решение этой загадки до очередной встречи с Саотом. Почему-то я не сомневалась что она состоится. Всякий раз, когда мы так или иначе сталкивались с Тёмным, я не могла не ощущать то бешенное притяжение, которое исходит от его чувств. Я знала, что ему нелегко находиться вдали от меня и так же нелегко следовать законам равновесия, которые создавали откат для всего Чесмена всякий раз, когда он вмешивался в течение человеческих событий, встречаясь со мной.
Я уже уяснила это и старалась решать возникающие трудности собственными силами. Хотя желание пойти более лёгким путём возникало частенько. То, что вмешательства касались его народа слегка сглаживало последствия магии равновесия для планеты и её жителей. Маги уже давно поняли, что любые природные катаклизмы и межрасовые конфликты являются откатом из-за влияния богов на жизнь определённых ключевых личностей, законом равновесия предназначенных менять судьбы планет, создателями и покровитялеми которых они являются.
Только на рассвете третьего дня буря прекратилась. Мы перестали слышать её страшную симфонию и подняли вигоней на разведку. Пустыня погрузилась в полный покой. Ветер стих как-то разом.
Поверхность песков представляла собой причудливую роспись из волнообразных завитков. Полный штиль и почти звенящая тишина в ушах после двух суток утомительного воя урагана. Только хлёсткие хлопки огромных вигоньих крыльев, которым не хватало ветровых потоков для парения. Сегодня нам много не пролететь. Птицеящерам явно было трудно нести тяжёлый груз практически без возможности передохнуть.
Но устать вигони не успели. Не прошло и получаса как над пустыней пронеслось первое дуновение ветра с господствующим постоянным направлением со стороны гор. Найти воздушные потоки не составило труда для опытного Витре. Его подруга следовала за ним с полным доверием и очень скоро мы увидели на горизонте сизоватую ломаную линию, что говорило о появлении растительности. Появилась уверенность, что уже перерыв на обед мы сможем организовать в более приемлемой обстановке, чем чёрная гиблая пустошь.
Слава богам, на Чесмене в воздухе у вигоней не было естественных врагов, кроме таких же вигоней. И то стычки случались только в местах их естественного дикого обитания. Тоесть в горах. А поскольку их мы благополучно миновали, то и передвижение на крыльях птицеящеров не сулило никаких приключений и опасностей. Разьве только на стоянках, во время отдыха. В этих местах вигоня мог подстеречь хищный лирр. Не факт, что один он бы с ним справился, но если напало бы семейство, вроде того, что мы наблюдали в прошлое своё посещение этих мест, да ещё и с подросшими детёнышами, которых учили охоте родители, то даже крупному самцу, типа Витре, пришлось бы туго. Но мы, к счастью, опасностей не встретили и прибыли к обиталищу наших Предтеч так быстро, как позволили обстоятельства в виде господствующих ветров и чувству направления Лами.
Прежде чем опуститься, сделали пару кругов над огромным сооружением, которое смотрелось чуждым в этих диких местах. Колючие заросли всё так же молчаливо окружали, слегка поблёскивающую под лучами солнца, полусферу. Даже непривычного нашему уху птичьего щебета, что так удивил нас в прошлый раз, не было слышно. Вокруг не видно было ни животных, ни какой бы то ни было разумной жизнедеятельности. Мы немного надеялись увидеть кроху плакальщика, которого Саот пообещал перенести обратно в его родные места. И думали, что как-то дать о себе знать ему может прийти в голову. Но его знаки могли быть не видны с высоты и вполне вероятно, что мы увидим какое-то его послание, когда окажемся внизу.
День перевалил далеко за половину и мы все устали и желали только одного - отдыха в полной безопасности за крепкими стенами храма. Может живность и птицы уже устроились на ночлег, хотя для этого казалось ещё рановато. Но мы и в прошлый раз обратили внимание как быстро приходит здесь ночь.
Витре и его пара опустили нас у самых стен. Они совсем не выглядели такими же утомлёнными как мы. И, как только был расконсервирован вход и мы скрылись внутри, птицеящеры, мягко подпрыгнув и оттолкнувшись сильными крыльями, в пару взмахов взлетели над чащей и отправились на поиски свежей пищи. Места для них здесь были новы и не знакомы. Нужно было найти то, что могло этой пищей стать и приспособиться к охоте в новых условиях. И, даже, если бы стемнело, вигони обладали прекрасным ночным зрением и только преуспели бы за этот счёт в охоте.
Данфи не оставил никаких видимых знаков. Впрочем, в последние дни нашего общения, малыш как-то охладел и к нам, и к нашим делам, да и вообще выглядел грустным и потерянным. Может быть где-то здесь селились его сородичи или, того и гляди, оставленная до времени размножения пара. Мы знали, что популяция плакальщиков в этих местах была настолько обширна, что, если бы они жили вместе, то можно было бы назвать их народом, ничуть не менее многочисленным, чем их бывшие хозяева саткары.
Говоря честно, наверное, все предыдущие мои приключения как будто готовили меня именно к этому, конкретному противостоянию. Как будто, по законам богов, и правилам Равновесия, приходит время для определённого события и создаётся для него человеческая матрица. В Ковене есть такие практические игры перед выпускным курсом. Магическая практика с предвыпускным экзаменом. Проводят адепта по заготовленным дорожкам. Если он сделает всё правильно, найдёт все спрятанные плюшки, то и финальная схватка с лабораторным монстром за ним. Потому что он экипирован всеми положенными бонусами. Вот и я, обдумывая произошедшее, часто сравнивала себя с таким студентом. Только акдемией была реальная жизнь.
Когда обряд начался, я фыркнула и отложила в сторону Ведьмовник. Детство вспомнила. По определённым причинам меня начали учить магии с младшесопливого возраста. А пояснения для взрослых и детей одних и тех же процессов отличаются в корне.
Так отец и Гюнтер мне объясняли очень сложные магические ритуалы и заклинания, следуя возможностям детской логики. Например: делили заклинания по группам, типа "заколдовать" и "расколдовать". И "заколдовать-расколдовать-переколдовать наново". Последних было много среди иллюзий, относящихся к моей родовой магии. Так вот для заклинаний подобного класса использовался стандартный накопитель, который позволял значительно сохранить резерв. Тоесть, на этапе "расколдовать", энергия, с небольшим процентом расхода на само плетение, не уходила впустую, а как бы сливалась в накопитель, на этапе "переколдовать" использовалась снова, с небольшими добавками из резерва. Такое использовалось только в третьей группе, в заклинаниях с единым плетением.
Вся сложность саткарского поединка верховных, состояла как раз в том, что там, по правилам, запрещалось пользоваться артефактами. И уровень магического совершенства верховных жрецов, как раз и состоял в умении использовать собственный организм как стандартный накопитель. Потреблять одномоментно, удерживать без потерь и снова вводить в действие большие количества энергий от используемых заклятий. Это позволяло дольше сохранять резерв в неприкосновенности. Обычно маги потребляют энергию как тоненький ручеёк, текущий от Источников постоянно. Используют же в заклинаниях выплеском сохранённой маны. А такая способность жрецов сродни тому, как будто ты вместо глотка воды, пытаешься принять ведро. И достигалась такая возможность "увеличения объёма глотка" только многолетними тренировками и природными способностями. Ничего нового для магии. Согласитесь.
Так вот сам процесс "изгнания духа" и замены его на новый походила на детскую игру. Когда чертят круг, вводят внутрь соперников и следят кто кого вытолкает. Причём в процессе изгнания предельно честным было то, что это был бой на чистой силе. Правил никаких не существовало и духу не обязательно было обладать разумом. Наоборот, безумные духи действовали на голых инстинктах самосохранения и не заморачивались совестью. Организм сам руководил процессом.
Верховный - старпёрский мальчишка, решил пофорсить перед нами, отказавшись упростить поцесс и пользоваться накопителем отказался.
-Это и так избиение младенца,- задрал нос он,- я хочу честного поединка.
Я возражала, не видела смысла мучить и так больной дух советника. Лами, как охотник, тоже предпочитал "убивать подранков без мучений". Быстро и, по возможности наименее болезненно. Но Райтар заявил, что законы чести требуют дать сопернику шанс на борьбу.
Поэтому, наблюдая эту ментальную потасовку, я была разочарована. Оживилась и схватила Ведьмовку только тогда, когда Райтар начал ставить долговременный ментальный щит. Считается, что в течение сорока дней изгнанный дух будет находится поблизости и пытаться вторгнуться в своё прошлое обиталище. Ставить такой щит, с внутренним накопителем вплетённым в заклинание, я ещё не умела.
К чести безумного духа советника, продержался он дольше, чем предрекал заносчивый верховный саткар. Наверное, на природной вредности. Да и дух уже был не тем, после стольких лет заключения в пещере у Чёрных песков.
-У него из прошлого только самомнение осталось на том же уровне, шепнул мне на ухо ехидный плакальщик.
Нам, двум менталистам, наблюдать за схваткой было легко. А вот Лами только головную боль от эмоционального фона получил. Поэтому на третьей минуте сбежал подальше от поляны.
-Проверять посты,- с комично важным видом напутствовал его маленький насмешник.
Я ничего не могла с собой поделать и сжала зубы, чтоб не хихикнуть вслед новоиспечённому мужу. Я всё чаще замечала, что после нашего разговора о моём отношении к Саоту, хитрый "засланец Тёмного", чтоб не назвать его более грубым словечком, старался передо мной таким образом действовать в пользу собственного хозяина.
Поэтому, когда первый порыв засмеяться несколько жестокой шутке прошёл, я честно высказала свои сомнения плакальщику. И сказала, что не позволю высмеивать Лами за спиной.
- Хочешь пошутить, бодайтесь в открытую, а будешь подличать, перестанем быть друзьями,- сказала я с обидой,- он мой муж и не смей его унижать пустыми насмешками.
-Извини,- серьёзно ответил тот, переставая строить из себя проказника малолетку.
-Надеюсь, это твоя личная "инициатива", а не просьба Саота?- подключив ментальную магию, чего обычно старалась избегать в общении, жёстко спросила я.
Мой монстрик даже посерел шёрсткой, прикинув, как может подставить Тёмного своей непрошенной активностью. Я же только с удовлетворением улыбнулась. Страх не позволил вредной малявке запутать меня. Я всё чаще понимала, что опыта в ментале у него несоизмеримо больше, чем у меня. Зато у меня нет комплекса слуги. Я принцесса. У нас психология разная. Поколения гордости владык. Меня не учили рабскому страху. Я выросла. И научилась пользоваться в схватке теми преимуществами, которые у меня есть. И не пугает меня разница в возрасте и опыте. После битвы с королевой, больше не пугает. И даже друзьям или супругу я не позволю манипуляций. У меня появляется свой жизненный опыт.
Глава 38.
Мы увидели Храм Веледа через две недели полёта. Я рассчитывала долететь быстрее. Нас задержала пыльная буря над Чёрной пустыней. Мы уже поднялись с последней стоянки в горах, когда Лами, с присущим его расе замечательным зрением и вниманием охотника, обратил внимание на маленький чёрный сгусток далеко впереди. Через несколько минут, пока мы пытались понять что же это, нам в лицо дохнуло нестерпимым жаром и вигони, тревожно заклекотав, сами резко развернулись обратно, в сторону гор.
Хорошо ещё, что отлетели мы от них недалеко. Иначе обогнать облако обжигающего песка нам бы не удалось. Ветер нёс его с таким остервенелым рвением, как будто догнать и поглотить искорки жизни над мгновенно потемневшей пустыней, было его первейшей необходимостью.
Почти двое суток мы прятались за хребтом от разгулявшейся стихии. Ныряя за гору мы, оглянувшись в последний раз, увидели страшное зрелище. Чёрная пустыня выглядела котлом, в котором сумасшедшая ведьма бешенно мешает смертельное варево. Кружились тёмные воронки, в глубине которых сверкали разряды молний. Да и сам песок странно поблескивал, создавая спирали, похожие на пружинки из тонкой серебристой проволоки, исходящие из самого дна воронок смерчей. Они как будто подпрыгивали над равниной и опускались вновь.
Было ощущение, что какая-то энергия разворачивает блестящие вкрапления в песчинках по линии её распространения, рисует ими золотые спирали и таким образом делает их видимыми. И ещё песок пел, кричал и визжал тысячами странных голосов. Лами сказал, что песчинки трутся друг о друга и разный звук появляется от сочетания соприкасающихся пород. Ведь чёрный песок не однороден. Это размельчённая порода телепортационного камня. А она состоит из нескольких составляющих. Маги, занимавшиеся телепортацией, одно время даже серьёзно считали её созданной искусственно. То ли древними магами, то ли богами, изначально создавшими Чесмен. Определённого мнения нет до сих пор.
Труми ёжился. Он ярче всех почему-то ощущал эту энергетику песков. Я тоже чувствовала её, но меньше. Меня она так не притягивала. Плакальщик же порывался влезть на хребет и ринуться в эту мешанину с тех пор, как вигони ухоронились на дне глубокой долины, за горным хребтом надёжно прикрывшим нас от ветра, оставшегося бесчинствовать в чаше пустыни, которая выглядела сейчас как слегка вогнутая поверхность воинского щита.
-Может буря или сама порода телепортационного камня действительно как-то связана с Тёмным богом?- осторожно предположила я,- У Труми и Саота очень сильная связь.
-А ты тоже чувствуешь тягу к суициду?- с некоторой ревнивой злостью, как всегда при упоминании моего посмертного наречённого, спросил Лами.
Впрочем неподдельная тревога в его голосе тоже звучала и мне пришлось совершенно честно описать свои ощущения, чтоб успокоить его. Тогда Комер, очередной раз поймавший за ногу плакальщика, ухитрившегося вырваться из рук Лами, призвал либо связать его, либо припечатать лёгким стазисом. Иначе, мол, ни сна, ни отдыха до конца бури не предвидится. И поскольку малыш действительно выглядел неадекватным, я погрузила его в лёгкий стазис и погасила сознание сном.
-Если просто усыпить его, то ещё чего доброго проснётся пока мы будем отдыхать и ринется на зов пустыни. А прощенья я у него попрошу потом. Когда он будет в состоянии мыслить без гипнотического давления песков.
Сама же для себя я отложила в голове решение этой загадки до очередной встречи с Саотом. Почему-то я не сомневалась что она состоится. Всякий раз, когда мы так или иначе сталкивались с Тёмным, я не могла не ощущать то бешенное притяжение, которое исходит от его чувств. Я знала, что ему нелегко находиться вдали от меня и так же нелегко следовать законам равновесия, которые создавали откат для всего Чесмена всякий раз, когда он вмешивался в течение человеческих событий, встречаясь со мной.
Я уже уяснила это и старалась решать возникающие трудности собственными силами. Хотя желание пойти более лёгким путём возникало частенько. То, что вмешательства касались его народа слегка сглаживало последствия магии равновесия для планеты и её жителей. Маги уже давно поняли, что любые природные катаклизмы и межрасовые конфликты являются откатом из-за влияния богов на жизнь определённых ключевых личностей, законом равновесия предназначенных менять судьбы планет, создателями и покровитялеми которых они являются.
Только на рассвете третьего дня буря прекратилась. Мы перестали слышать её страшную симфонию и подняли вигоней на разведку. Пустыня погрузилась в полный покой. Ветер стих как-то разом.
Поверхность песков представляла собой причудливую роспись из волнообразных завитков. Полный штиль и почти звенящая тишина в ушах после двух суток утомительного воя урагана. Только хлёсткие хлопки огромных вигоньих крыльев, которым не хватало ветровых потоков для парения. Сегодня нам много не пролететь. Птицеящерам явно было трудно нести тяжёлый груз практически без возможности передохнуть.
Но устать вигони не успели. Не прошло и получаса как над пустыней пронеслось первое дуновение ветра с господствующим постоянным направлением со стороны гор. Найти воздушные потоки не составило труда для опытного Витре. Его подруга следовала за ним с полным доверием и очень скоро мы увидели на горизонте сизоватую ломаную линию, что говорило о появлении растительности. Появилась уверенность, что уже перерыв на обед мы сможем организовать в более приемлемой обстановке, чем чёрная гиблая пустошь.
Слава богам, на Чесмене в воздухе у вигоней не было естественных врагов, кроме таких же вигоней. И то стычки случались только в местах их естественного дикого обитания. Тоесть в горах. А поскольку их мы благополучно миновали, то и передвижение на крыльях птицеящеров не сулило никаких приключений и опасностей. Разьве только на стоянках, во время отдыха. В этих местах вигоня мог подстеречь хищный лирр. Не факт, что один он бы с ним справился, но если напало бы семейство, вроде того, что мы наблюдали в прошлое своё посещение этих мест, да ещё и с подросшими детёнышами, которых учили охоте родители, то даже крупному самцу, типа Витре, пришлось бы туго. Но мы, к счастью, опасностей не встретили и прибыли к обиталищу наших Предтеч так быстро, как позволили обстоятельства в виде господствующих ветров и чувству направления Лами.
Прежде чем опуститься, сделали пару кругов над огромным сооружением, которое смотрелось чуждым в этих диких местах. Колючие заросли всё так же молчаливо окружали, слегка поблёскивающую под лучами солнца, полусферу. Даже непривычного нашему уху птичьего щебета, что так удивил нас в прошлый раз, не было слышно. Вокруг не видно было ни животных, ни какой бы то ни было разумной жизнедеятельности. Мы немного надеялись увидеть кроху плакальщика, которого Саот пообещал перенести обратно в его родные места. И думали, что как-то дать о себе знать ему может прийти в голову. Но его знаки могли быть не видны с высоты и вполне вероятно, что мы увидим какое-то его послание, когда окажемся внизу.
День перевалил далеко за половину и мы все устали и желали только одного - отдыха в полной безопасности за крепкими стенами храма. Может живность и птицы уже устроились на ночлег, хотя для этого казалось ещё рановато. Но мы и в прошлый раз обратили внимание как быстро приходит здесь ночь.
Витре и его пара опустили нас у самых стен. Они совсем не выглядели такими же утомлёнными как мы. И, как только был расконсервирован вход и мы скрылись внутри, птицеящеры, мягко подпрыгнув и оттолкнувшись сильными крыльями, в пару взмахов взлетели над чащей и отправились на поиски свежей пищи. Места для них здесь были новы и не знакомы. Нужно было найти то, что могло этой пищей стать и приспособиться к охоте в новых условиях. И, даже, если бы стемнело, вигони обладали прекрасным ночным зрением и только преуспели бы за этот счёт в охоте.
Данфи не оставил никаких видимых знаков. Впрочем, в последние дни нашего общения, малыш как-то охладел и к нам, и к нашим делам, да и вообще выглядел грустным и потерянным. Может быть где-то здесь селились его сородичи или, того и гляди, оставленная до времени размножения пара. Мы знали, что популяция плакальщиков в этих местах была настолько обширна, что, если бы они жили вместе, то можно было бы назвать их народом, ничуть не менее многочисленным, чем их бывшие хозяева саткары.
