«Его убили не здесь», -- машинально подумала я, подкованная знаниями, почерпнутыми, в основном, из прочитанных мной детективов. И только после этого вдруг осознала, что это не фильм и не книга, а реальность. Всё это на самом деле происходило со мной. Вот здесь, прямо у моих ног лежал Свен, вероятно, мёртвый. По-настоящему. И он никогда больше не встанет и не улыбнётся мне…
Я пошатнулась и почувствовала, как кто-то держит меня, не давая упасть. Ния. Она преодолела страх и вошла вслед за мной. Повернув голову, я посмотрела на неё и увидела настоящее горе на этом красивом личике. Они же не ладили: она убегала, а он её догонял, охотник и добыча, откуда же столько эмоций на обычно хладнокровной мордашке? Я чего-то не понимаю? Видимо, да…
Отпустив меня, Ния присела на корточки рядом со Свеном и, протянув руку, погладила его по волосам.
-- Вот ведь, болван, и зачем ты это сделал? -- голосом, полным нежности, прошептала она, -- я бы сама справилась, сама…
Я почувствовала странную неловкость и одновременно… ревность? Нет, конечно же. Да, он мне нравился. Совсем немножко. Он даже другом мне не был. Просто странным знакомым. Почему же так бьётся и болит моё сердце? Почему слёзы заливают щёки? Откуда этот комок в горле, не дающий нормально дышать…
Ния встала так быстро, что я вздрогнула от неожиданности. Она была бледна. Я не сразу поняла, что она говорит мне: «Ты видишь его руки? Видишь?»
-- Да, Ния, вижу, они в крови, он дрался…
-- Нет, Лёка, ты не понимаешь. Он без перчаток!
Ния сказала это таким тоном, будто её слова могли всё объяснить.
-- Какие перчатки, ты о чём? Я ни разу не видела его в перчатках, он рубашку-то не всегда надевал, а тем более…
Ния замотала головой, и её длинные кудряшки замелькали у меня перед глазами.
-- Ты не понимаешь, -- как-то обречённо повторила она.
-- Ну, не понимаю, так объясни.
Мгновение она колебалась, стоит ли мне говорить об этом, но потом всё же решилась.
-- Знаешь, Лёка, ты наверняка мне не поверишь, и может быть это даже к лучшему, но я попробую тебе объяснить.
Её голос звучал негромко и устало. Она смотрела на Свена, и, казалось, что рассказывала ему, а не мне.
-- Рядом с людьми живут, да и всегда жили другие…существа, очень похожие на них и совсем непохожие одновременно. Ты бы назвала их чудовищами или монстрами. Ведь всё, что непонятно, пугает, правда? Но они просто другие. И ещё они разные. Как и среди людей, есть и хорошие, и очень плохие. Люди уже давно догадались о них. Некоторые считали и считают, что монстров надо уничтожать, другие -- что их надо изучать, а есть и такие, которые хотят мирно жить с ними рядом, не мешая друг другу.
Последних -- немного. Моя мама была одной из них. Она была учёным и умела найти общий язык и с людьми, и с не людьми. Она даже полюбила такого. И они были счастливы. Правда, им приходилось всё время бегать, потому что смешение кровей не одобряла ни одна из сторон. А потом у них появилась я.
Я ничего не знала, жила как обычный ребёнок, у которого семья просто часто переезжала с места на место. Мне не рассказывали правду, берегли. А потом мама и папа погибли. Никто не знает, как это случилось и почему. Их просто нашли мёртвыми. А у меня вдруг появились «родственники», которые забрали меня к себе и «просветили». И даже попытались заставить жить по своим законам. Я не смогла с этим смириться и сбежала от них, оказавшись на улице.
Там меня «нашли» люди, и отправили в необычный детский дом. Специальный -- для таких «странных» и «неправильных» детишек, как я. Нас не мучили и не унижали, просто окружили слишком сильной «заботой». Внушали, что мы «особенные» и потому не можем жить среди нормальных людей, а ещё нас «изучали» …
Лёка, это была тюрьма, из которой мы не могли выйти по собственному желанию. Я не смогла с этим смириться, просто хотела быть с людьми и потому снова сбежала…
Ния молчала, как и я, потрясённая её словами. Может, я и доверчивая дурочка, но ей поверила сразу и безоговорочно. Всё, что могла тогда сказать: «Продолжай, Ния, пожалуйста…»
И она тяжело вздохнула.
-- Я была не первой, кто сбегал. За нами посылали специально тренированных людей, и они с нами не церемонились. Мы прозвали их охотниками. Ребят после побега всегда возвращали назад, часто покалеченными. Свен был не таким, он появился совсем недавно и, в отличие от других, считал нас просто детьми, которым была нужна забота и внимание. Я специально убежала в его смену, знала, что именно ему придётся меня возвращать.
Она снова замолчала задумавшись. Мне пришлось тронуть её за руку.
-- Я поняла, Ния.
Мне показалось, что она хотела меня спросить, но не решалась. Я вздрогнула, когда она вдруг выпалила: «Ты теперь боишься меня, да? Ненавидишь? Я ведь монстр!»
В ответ обняла её, прижав к себе.
-- Маленькая дурочка… расскажи лучше, причём здесь перчатки.
-- А, перчатки. У каждого охотника есть особые перчатки. Они пропитаны ядом, смертельным для монстров. Противоядия нет. Тот, чьей кожи они коснутся, умрёт примерно через три дня. Поэтому монстры никогда не связываются с охотниками. Но сами разыскивают нас, чаще всего чтобы уничтожить -- мы для них тоже «монстры». Забавно, да? С любой стороны, как ни крути, для всех я -- монстр. А я человек и хочу только одного -- оставаться человеком…
Так вот. Смотри, у Свена нет на руках перчаток. Он меня спас, но перчатки не одел, почему? Не успел? Вряд ли мы когда-нибудь это узнаем. Но они должны у него быть.
С этими словами Ния снова опустилась на корточки и без тени страха обыскала карманы Свена.
-- Есть! -- торжествуя, она вытащила небольшой пакет из потайного кармана куртки охотника.
-- Зачем они тебе, Ния? -- испуганно спросила я, -- брось их…
-- Ни за что! Лёка, Лёка! Вот оно, оружие, теперь я отомщу и за тех ребят, что они поймали, и за Свена. Они все сдохнут! Ну, может, не все, но я уж постараюсь, поверь мне, -- её глаза отчаянно сверкнули.
Я ей верила и потому, сглотнув, в отчаянии прошептала: «Ния, пожалуйста, прошу тебя, не надо! Ты ведь тоже погибнешь, а я не хочу этого. Ты должна жить…»
-- Спасибо, Лёка! Не переживай из-за меня; теперь, когда Свена нет, никто меня не защитит. А мне их и искать не придётся. Они сами меня найдут. Знаешь, я правда рада, что встретила тебя, ты лучшая подруга на свете. Прими последний совет -- беги скорее отсюда и не оглядывайся. Прощай, Лёка!
Она чмокнула меня в щёку и…пропала. Я только услышала, как хлопнула входная дверь. Умом понимала, что она права, надо бежать, но сердцем…
Я заплакала так громко и горько, что самой себя стало жалко. Сквозь мутные потоки слёз мне почудилось какое-то шевеление на полу.
-- Крыса! -- эта паническая мысль пронеслась в моей голове со скоростью урагана. Я мгновенно замолчала, готовая завизжать уже в следующую секунду. Но не успела. Тихий голос меня остановил.
-- Лёка! Ну, и голосок у тебя. Ты и правда, мёртвого поднимешь. Пожалуйста, не верещи так, у меня голова раскалывается от боли…
-- С-с-вен? Ты, что, живой? -- ахнула я, не веря себе и вытирая рукавом заплаканные глаза.
-- Живой, пока ты не начала снова по мне убиваться…
-- С чего это ты взял, что по тебе, -- чувствуя, как рот сам собой расплывается в счастливой улыбке, заворчала я и, присев, начала всматриваться в бледное, но вполне живое лицо Свена. -- Чем мне тебе помочь, скажи?
Свен тяжело вздохнул, поморщившись, надеюсь, от боли, а не от моего зарёванного вида, сказал: «Мой телефон отлетел в сторону, сначала найди его. Вот так, молодец. Включи, прижми мой палец. Хорошо. Самый первый номер -- набери, назови адрес, за мной приедут. Сама же быстро уходи, тебя не должны видеть. Спасибо, Лёка», -- он замолчал, его силы кончились.
Я сделала всё, как он сказал.
-- Свен, Ния, она… ведь не преступница, правда?
Он посмотрел мне в глаза и прошептал: «Нет, она просто ребёнок, которому не повезло. Я лгал тебе, не хотел, чтобы и ты влезла во всё это, слишком опасно, а ты такая глупышка…»
Я кивнула, с души словно камень упал. А потом бросила на него прощальный взгляд и бегом выскочила на улицу. Правда, вот так просто уходить я не собиралась, а, подражая Ние, нырнула в ближайшие густые кусты. Получилось не очень здорово, кусты оказались до безобразия колючими -- я до крови исцарапала лицо и руки, пришлось самой себе заткнуть рот, чтобы не застонать от боли.
Зато моя «засада» быстро дала результат: минут через пять к домику подъехала машина скорой помощи. Два дюжих молодца, которым белые халаты шли как корове седло, вынесли Свена на носилках, погрузили в машину и уехали. Я подождала пару минут в кустах, потом осторожно вылезла, отряхнулась от веток и листвы и потихоньку побрела домой. Ведь сумочку забыла дома, а денег на автобус у меня не было. Свой зонтик я «посеяла» около развалюхи, а возвращаться за ним не собиралась, во всяком случае, сегодня; хорошо, что хоть дождик к этому времени кончился…
Где-то на полпути к дому меня вдруг как громом поразило -- Ния! Я не сказала Свену о том, что она задумала. Боже! Что с ней теперь будет, она погибнет, так и не узнав, что Свен жив. Но с этим я уже ничего не могла поделать, оставалось только смириться со своей беспомощностью. Я так вымоталась от переживаний, что даже заплакать у меня не было сил.
Плохо помню, как добралась до дома. Мама попыталась устроить мне допрос, где была и почему пришла в таком виде, словно с кошкой подралась, да и куртка требовала срочного ремонта. Я ничего ей не ответила, пробормотав: «Я в порядке», -- и уселась на кухне за стол, всем своим видом опровергая собственные слова. Мама растерялась, а вот Катька -- нет. Она повела себя как взрослая.
-- Мамуль, ты не волнуйся -- я разберусь, -- сестра стянула с меня куртку, отвела в ванную, где помогла умыться и обработала мои царапины. Она ни о чём меня не спрашивала, проводила в мою комнату и уложила на диван, заботливо укрыв пледом. Я молчала, хотя про себя говорила ей «спасибо» -- вслух сказать это у меня почему-то не получалось.
А потом уснула и проспала очень долго. Мама так разволновалась, что вызвала врача. Тот списал всё на грипп, и ещё неделю я провалялась дома. Постепенно меня «отпустило», пару дней -- просто отсыпалась и начала понемногу есть, хотя почти всё время молчала, даже с Катей. Но время шло, и с каждым днем мне становилось немного легче. Кошмары, преследовавшие меня вначале, прошли, хотя и не сразу.
Наступил день, когда я нашла в себе силы рассказать обо всём Кате: мы вместе с ней поплакали о бедняжке Ние, поговорили о Свене, пожелав ему скорейшего выздоровления, вспомнили все наши «злоключения» -- смешные и страшные, и те загадки, которые так и остались неразрешёнными, например, странные надписи на стене в переулке. Теперь мы вряд ли узнаем, что же это было, ведь спросить-то -- некого…
Общий «секрет» очень сблизил нас с Катей. Несмотря на разницу в возрасте, мы стали не просто сёстрами, а подругами. День за днём жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло: я работала, Катя -- училась. И никаких монстров по нашу душу не приходило. К счастью.
Я скучала по Ние и Свену. Иногда представляла себе, как всё могло бы сложиться: Ния осталась бы жить с нами, Свен навещал бы её, и я могла бы видеться с ним, хотя бы изредка. Но всё это было только в моих глупых и несбыточных розовых мечтах. Стоило мне подумать, к чему привело бы такое «счастье», какой ужасной опасности мы все подверглись, и моя голова сразу «умнела», возвращаясь меня к скучной, но надёжной реальности.
Приближался Новый год, мой самый любимый праздник ещё с детских лет. Мы с Катей наряжали ёлку, весело болтая и подшучивая друг над другом, когда в комнату пришёл папа и огорошил меня заявлением: «Лёка! А тебе письмо из Парижа!»
Мы с сестрой засмеялись, приняв это за розыгрыш. Но папа с серьёзным видом протянул мне конверт. Я взяла его в руки, и сердце забилось, как сумасшедшее. Письмо, и правда, было из-за границы -- всё в иностранных марках и штемпелях, наш адрес был написан на французском языке, а отправитель не указан.
Замирая, я вскрыла конверт. Внутри находилась красивая открытка с видами зимнего Парижа и Эйфелевой башней в центре. Небольшая надпись, сделанная незнакомым почерком по-русски, поздравляла меня с Новым годом, желая всех благ и счастья. А под надписью был рисунок, сделанный цветными фломастерами или пятилетним ребёнком, или человеком, совершенно не умеющим это делать. Такой, в стиле -- «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек».
На рисунке были изображены две фигурки -- одна, та, что побольше, в сером плаще с капюшоном держала за руку вторую, маленькую, с головой, покрытой спиралями, видимо, означавшими кудрявые волосы и одетую во что-то чёрное с большим белым воротником. Их глаза напоминали пуговицы, а рты были смешно растянуты в улыбках до ушей.
Под рисунком «острым» почерком с наклоном влево было подписано: «Спасибо, Лёка! До встречи!»
Прибежавшая на шум мама изумлённо смотрела, как две её взрослые дочери, бегают вокруг ёлки как дети, осыпая друг друга конфетти и разноцветным дождиком, смеются и обнимаются. Она покачала головой и сказала со вздохом: «Похоже, для кого–то Новый год наступил раньше времени», -- и ушла на кухню готовить салаты.
Я пошатнулась и почувствовала, как кто-то держит меня, не давая упасть. Ния. Она преодолела страх и вошла вслед за мной. Повернув голову, я посмотрела на неё и увидела настоящее горе на этом красивом личике. Они же не ладили: она убегала, а он её догонял, охотник и добыча, откуда же столько эмоций на обычно хладнокровной мордашке? Я чего-то не понимаю? Видимо, да…
Отпустив меня, Ния присела на корточки рядом со Свеном и, протянув руку, погладила его по волосам.
-- Вот ведь, болван, и зачем ты это сделал? -- голосом, полным нежности, прошептала она, -- я бы сама справилась, сама…
Я почувствовала странную неловкость и одновременно… ревность? Нет, конечно же. Да, он мне нравился. Совсем немножко. Он даже другом мне не был. Просто странным знакомым. Почему же так бьётся и болит моё сердце? Почему слёзы заливают щёки? Откуда этот комок в горле, не дающий нормально дышать…
Ния встала так быстро, что я вздрогнула от неожиданности. Она была бледна. Я не сразу поняла, что она говорит мне: «Ты видишь его руки? Видишь?»
-- Да, Ния, вижу, они в крови, он дрался…
-- Нет, Лёка, ты не понимаешь. Он без перчаток!
Ния сказала это таким тоном, будто её слова могли всё объяснить.
-- Какие перчатки, ты о чём? Я ни разу не видела его в перчатках, он рубашку-то не всегда надевал, а тем более…
Ния замотала головой, и её длинные кудряшки замелькали у меня перед глазами.
-- Ты не понимаешь, -- как-то обречённо повторила она.
-- Ну, не понимаю, так объясни.
Мгновение она колебалась, стоит ли мне говорить об этом, но потом всё же решилась.
-- Знаешь, Лёка, ты наверняка мне не поверишь, и может быть это даже к лучшему, но я попробую тебе объяснить.
Её голос звучал негромко и устало. Она смотрела на Свена, и, казалось, что рассказывала ему, а не мне.
-- Рядом с людьми живут, да и всегда жили другие…существа, очень похожие на них и совсем непохожие одновременно. Ты бы назвала их чудовищами или монстрами. Ведь всё, что непонятно, пугает, правда? Но они просто другие. И ещё они разные. Как и среди людей, есть и хорошие, и очень плохие. Люди уже давно догадались о них. Некоторые считали и считают, что монстров надо уничтожать, другие -- что их надо изучать, а есть и такие, которые хотят мирно жить с ними рядом, не мешая друг другу.
Последних -- немного. Моя мама была одной из них. Она была учёным и умела найти общий язык и с людьми, и с не людьми. Она даже полюбила такого. И они были счастливы. Правда, им приходилось всё время бегать, потому что смешение кровей не одобряла ни одна из сторон. А потом у них появилась я.
Я ничего не знала, жила как обычный ребёнок, у которого семья просто часто переезжала с места на место. Мне не рассказывали правду, берегли. А потом мама и папа погибли. Никто не знает, как это случилось и почему. Их просто нашли мёртвыми. А у меня вдруг появились «родственники», которые забрали меня к себе и «просветили». И даже попытались заставить жить по своим законам. Я не смогла с этим смириться и сбежала от них, оказавшись на улице.
Там меня «нашли» люди, и отправили в необычный детский дом. Специальный -- для таких «странных» и «неправильных» детишек, как я. Нас не мучили и не унижали, просто окружили слишком сильной «заботой». Внушали, что мы «особенные» и потому не можем жить среди нормальных людей, а ещё нас «изучали» …
Лёка, это была тюрьма, из которой мы не могли выйти по собственному желанию. Я не смогла с этим смириться, просто хотела быть с людьми и потому снова сбежала…
Ния молчала, как и я, потрясённая её словами. Может, я и доверчивая дурочка, но ей поверила сразу и безоговорочно. Всё, что могла тогда сказать: «Продолжай, Ния, пожалуйста…»
И она тяжело вздохнула.
-- Я была не первой, кто сбегал. За нами посылали специально тренированных людей, и они с нами не церемонились. Мы прозвали их охотниками. Ребят после побега всегда возвращали назад, часто покалеченными. Свен был не таким, он появился совсем недавно и, в отличие от других, считал нас просто детьми, которым была нужна забота и внимание. Я специально убежала в его смену, знала, что именно ему придётся меня возвращать.
Она снова замолчала задумавшись. Мне пришлось тронуть её за руку.
-- Я поняла, Ния.
Мне показалось, что она хотела меня спросить, но не решалась. Я вздрогнула, когда она вдруг выпалила: «Ты теперь боишься меня, да? Ненавидишь? Я ведь монстр!»
В ответ обняла её, прижав к себе.
-- Маленькая дурочка… расскажи лучше, причём здесь перчатки.
-- А, перчатки. У каждого охотника есть особые перчатки. Они пропитаны ядом, смертельным для монстров. Противоядия нет. Тот, чьей кожи они коснутся, умрёт примерно через три дня. Поэтому монстры никогда не связываются с охотниками. Но сами разыскивают нас, чаще всего чтобы уничтожить -- мы для них тоже «монстры». Забавно, да? С любой стороны, как ни крути, для всех я -- монстр. А я человек и хочу только одного -- оставаться человеком…
Так вот. Смотри, у Свена нет на руках перчаток. Он меня спас, но перчатки не одел, почему? Не успел? Вряд ли мы когда-нибудь это узнаем. Но они должны у него быть.
С этими словами Ния снова опустилась на корточки и без тени страха обыскала карманы Свена.
-- Есть! -- торжествуя, она вытащила небольшой пакет из потайного кармана куртки охотника.
-- Зачем они тебе, Ния? -- испуганно спросила я, -- брось их…
-- Ни за что! Лёка, Лёка! Вот оно, оружие, теперь я отомщу и за тех ребят, что они поймали, и за Свена. Они все сдохнут! Ну, может, не все, но я уж постараюсь, поверь мне, -- её глаза отчаянно сверкнули.
Я ей верила и потому, сглотнув, в отчаянии прошептала: «Ния, пожалуйста, прошу тебя, не надо! Ты ведь тоже погибнешь, а я не хочу этого. Ты должна жить…»
-- Спасибо, Лёка! Не переживай из-за меня; теперь, когда Свена нет, никто меня не защитит. А мне их и искать не придётся. Они сами меня найдут. Знаешь, я правда рада, что встретила тебя, ты лучшая подруга на свете. Прими последний совет -- беги скорее отсюда и не оглядывайся. Прощай, Лёка!
Прода от 06.03.2020, 07:26
Глава 16
Она чмокнула меня в щёку и…пропала. Я только услышала, как хлопнула входная дверь. Умом понимала, что она права, надо бежать, но сердцем…
Я заплакала так громко и горько, что самой себя стало жалко. Сквозь мутные потоки слёз мне почудилось какое-то шевеление на полу.
-- Крыса! -- эта паническая мысль пронеслась в моей голове со скоростью урагана. Я мгновенно замолчала, готовая завизжать уже в следующую секунду. Но не успела. Тихий голос меня остановил.
-- Лёка! Ну, и голосок у тебя. Ты и правда, мёртвого поднимешь. Пожалуйста, не верещи так, у меня голова раскалывается от боли…
-- С-с-вен? Ты, что, живой? -- ахнула я, не веря себе и вытирая рукавом заплаканные глаза.
-- Живой, пока ты не начала снова по мне убиваться…
-- С чего это ты взял, что по тебе, -- чувствуя, как рот сам собой расплывается в счастливой улыбке, заворчала я и, присев, начала всматриваться в бледное, но вполне живое лицо Свена. -- Чем мне тебе помочь, скажи?
Свен тяжело вздохнул, поморщившись, надеюсь, от боли, а не от моего зарёванного вида, сказал: «Мой телефон отлетел в сторону, сначала найди его. Вот так, молодец. Включи, прижми мой палец. Хорошо. Самый первый номер -- набери, назови адрес, за мной приедут. Сама же быстро уходи, тебя не должны видеть. Спасибо, Лёка», -- он замолчал, его силы кончились.
Я сделала всё, как он сказал.
-- Свен, Ния, она… ведь не преступница, правда?
Он посмотрел мне в глаза и прошептал: «Нет, она просто ребёнок, которому не повезло. Я лгал тебе, не хотел, чтобы и ты влезла во всё это, слишком опасно, а ты такая глупышка…»
Я кивнула, с души словно камень упал. А потом бросила на него прощальный взгляд и бегом выскочила на улицу. Правда, вот так просто уходить я не собиралась, а, подражая Ние, нырнула в ближайшие густые кусты. Получилось не очень здорово, кусты оказались до безобразия колючими -- я до крови исцарапала лицо и руки, пришлось самой себе заткнуть рот, чтобы не застонать от боли.
Зато моя «засада» быстро дала результат: минут через пять к домику подъехала машина скорой помощи. Два дюжих молодца, которым белые халаты шли как корове седло, вынесли Свена на носилках, погрузили в машину и уехали. Я подождала пару минут в кустах, потом осторожно вылезла, отряхнулась от веток и листвы и потихоньку побрела домой. Ведь сумочку забыла дома, а денег на автобус у меня не было. Свой зонтик я «посеяла» около развалюхи, а возвращаться за ним не собиралась, во всяком случае, сегодня; хорошо, что хоть дождик к этому времени кончился…
Где-то на полпути к дому меня вдруг как громом поразило -- Ния! Я не сказала Свену о том, что она задумала. Боже! Что с ней теперь будет, она погибнет, так и не узнав, что Свен жив. Но с этим я уже ничего не могла поделать, оставалось только смириться со своей беспомощностью. Я так вымоталась от переживаний, что даже заплакать у меня не было сил.
Плохо помню, как добралась до дома. Мама попыталась устроить мне допрос, где была и почему пришла в таком виде, словно с кошкой подралась, да и куртка требовала срочного ремонта. Я ничего ей не ответила, пробормотав: «Я в порядке», -- и уселась на кухне за стол, всем своим видом опровергая собственные слова. Мама растерялась, а вот Катька -- нет. Она повела себя как взрослая.
-- Мамуль, ты не волнуйся -- я разберусь, -- сестра стянула с меня куртку, отвела в ванную, где помогла умыться и обработала мои царапины. Она ни о чём меня не спрашивала, проводила в мою комнату и уложила на диван, заботливо укрыв пледом. Я молчала, хотя про себя говорила ей «спасибо» -- вслух сказать это у меня почему-то не получалось.
А потом уснула и проспала очень долго. Мама так разволновалась, что вызвала врача. Тот списал всё на грипп, и ещё неделю я провалялась дома. Постепенно меня «отпустило», пару дней -- просто отсыпалась и начала понемногу есть, хотя почти всё время молчала, даже с Катей. Но время шло, и с каждым днем мне становилось немного легче. Кошмары, преследовавшие меня вначале, прошли, хотя и не сразу.
Наступил день, когда я нашла в себе силы рассказать обо всём Кате: мы вместе с ней поплакали о бедняжке Ние, поговорили о Свене, пожелав ему скорейшего выздоровления, вспомнили все наши «злоключения» -- смешные и страшные, и те загадки, которые так и остались неразрешёнными, например, странные надписи на стене в переулке. Теперь мы вряд ли узнаем, что же это было, ведь спросить-то -- некого…
Общий «секрет» очень сблизил нас с Катей. Несмотря на разницу в возрасте, мы стали не просто сёстрами, а подругами. День за днём жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло: я работала, Катя -- училась. И никаких монстров по нашу душу не приходило. К счастью.
Я скучала по Ние и Свену. Иногда представляла себе, как всё могло бы сложиться: Ния осталась бы жить с нами, Свен навещал бы её, и я могла бы видеться с ним, хотя бы изредка. Но всё это было только в моих глупых и несбыточных розовых мечтах. Стоило мне подумать, к чему привело бы такое «счастье», какой ужасной опасности мы все подверглись, и моя голова сразу «умнела», возвращаясь меня к скучной, но надёжной реальности.
Приближался Новый год, мой самый любимый праздник ещё с детских лет. Мы с Катей наряжали ёлку, весело болтая и подшучивая друг над другом, когда в комнату пришёл папа и огорошил меня заявлением: «Лёка! А тебе письмо из Парижа!»
Мы с сестрой засмеялись, приняв это за розыгрыш. Но папа с серьёзным видом протянул мне конверт. Я взяла его в руки, и сердце забилось, как сумасшедшее. Письмо, и правда, было из-за границы -- всё в иностранных марках и штемпелях, наш адрес был написан на французском языке, а отправитель не указан.
Замирая, я вскрыла конверт. Внутри находилась красивая открытка с видами зимнего Парижа и Эйфелевой башней в центре. Небольшая надпись, сделанная незнакомым почерком по-русски, поздравляла меня с Новым годом, желая всех благ и счастья. А под надписью был рисунок, сделанный цветными фломастерами или пятилетним ребёнком, или человеком, совершенно не умеющим это делать. Такой, в стиле -- «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек».
На рисунке были изображены две фигурки -- одна, та, что побольше, в сером плаще с капюшоном держала за руку вторую, маленькую, с головой, покрытой спиралями, видимо, означавшими кудрявые волосы и одетую во что-то чёрное с большим белым воротником. Их глаза напоминали пуговицы, а рты были смешно растянуты в улыбках до ушей.
Под рисунком «острым» почерком с наклоном влево было подписано: «Спасибо, Лёка! До встречи!»
Прибежавшая на шум мама изумлённо смотрела, как две её взрослые дочери, бегают вокруг ёлки как дети, осыпая друг друга конфетти и разноцветным дождиком, смеются и обнимаются. Она покачала головой и сказала со вздохом: «Похоже, для кого–то Новый год наступил раньше времени», -- и ушла на кухню готовить салаты.
