Пленнице приходилось то стирать, то шить, то перематывать грубую колючую веревку из одного мотка в другой и обратно, то драить засаленные казаны, то перетаскивать до отказа набитые тяжелые тюки. Лара даже заставила ее вычистить раненую злую вирту, рычащую на каждого, кто осмелится подойти близко.
К вечеру, когда на лагерь спустились густые сумерки, у Ким не было ни одного живого места. Спина болела от непосильных тяжестей, плечо горело — там вирта все-таки задела ее своими клыками. Хорошо, что вскользь. А руки… На них без слез не взглянешь. Красные, воспаленные, стертые местами до кровавых пузырей.
— Во-от, — удовлетворенно протянула Лара, разворачивая ее кисть ладонью кверху. В тусклом свете факелов она была похожа на хищную птицу, склонившуюся над поверженной жертвой, — совсем другое дело. А то пришла, белоручка.
Ким дернулась, когда тонкие ногти будто случайно полоснули по воспаленной коже.
— Ну-ну, побрыкайся мне еще! — осклабилась ее мучительница, сжимая сильнее.
Ей хотелось увидеть слезы этой бледной замухрышки, которая почему-то находилась на особом счету у одного из кхассеров, но Ким упрямо молчала. Только охала, когда становилось совсем больно.
Мерзавка!
Лара оттолкнула ее от себя:
— Завтра продолжишь в том же духе! — потом развернулась к остальным, — заканчиваем работу! Все в шатер!
Девушки, до этого пытающиеся что-то шить в потемках, откладывали в сторону недоделанные вещи, устало поднимались с земли и брели к низкому темному адовару. Ким шла последней, едва передвигая ноги от усталости. Перед входом в шатер она замешкалась, настороженно вглядываясь в полумрак, за что получила еще один толчок в спину и пролетела вперед, чуть не упав на земляной пол — удержалась, в последний момент ухватившись за срединную опору.
— Все сели! — гаркнула Лара, раскладывая трехногую подставку, — живо!
Рабыни начали поспешно опускаться на землю, и Ким, боясь, что на не снова обратят внимание, стекла вниз по опоре. Ноги гудели от усталости.
Замызганный полог поднялся, и в шатер зашли двое мужчин. Тоже рабы, но на тощей шее одного из них едва различимо поблескивало серебро. В руках у него был поднос с большой глиняной миской и стопкой покореженных тарелок, а у второго — большой кувшин и одна жестяная кружка.
— По одной!
— Ты первая, — Лара указала пальцем на одну из девушек.
Та покорно поднялась, подошла ближе, чтобы получить свою порцию.
Раб с серебром, поднял крышку и в шатре запахло едой. Чем-то пряным, овощным, с запахом костра. Ким только сейчас поняла, что ничего не ела со вчерашнего вечера, когда ей сунули в руки несколько кусков вяленого мяса. Со всеми этими проблемами и хлопотами, она совсем не чувствовала голода. Только усталость. Поэтому равнодушно наблюдала за тем, как к раздаче одна за другой подходят и, получив, свою порцию поспешно возвращаются на свое место.
Есть не хотелось, совершенно. Ким даже понадеялась, что останется без ужина, но Лара все-таки ее позвала. Последней. Когда в общей миске уже почти ничего не осталось. Мужчина тщательно соскреб со стенок все остатки и небрежно плюхнул их на тарелку.
Пока он ужинала, не чувствуя вкуса еды, остальные начали уже сдавать грязную посуду и выстраиваться в очередь за водой. Ким снова оказалась последней, и снова ей достались только остатки — немного жидкости на дне.
— Отбой! Завтра рано вставать, лентяйки! — Лара забрала единственный факел, освещающий унылое убранство рабского шатра, — чтоб тише воды сидели!
Они ушли, и шатер погрузился во тьму. Из света — только узкая полоска, пробивающаяся сквозь неплотно прилегающий полог. Пока остальные ворочались, пытаясь устроиться поудобнее, Ким аккуратно переползла поближе к светлому пятну и одним глазом в прореху пыталась рассмотреть, что происходит снаружи.
Первое, что она увидела — это как рослый солдат неспешно прохаживался туда-сюда, поигрывая тяжелым гнутым мечом. Их тюрьма охранялась. Плохая новость, но вполне ожидаемая. Только дураки могли оставить рабов без присмотра. Андериты дураками не были.
— На твоем месте, я бы не стала занимать место возле входа, — прошептала ближняя к ней девушка. Ким не могла разглядеть в потемках ее лица и видела, лишь слабые отблески в глазах.
— Почему?
В ответ тишина. Потом рабыня подползла к ней ближе и прошептала:
— Слышишь музыку?
Ким озадаченно замерла, только сейчас обратив внимание на то, что где-то вдалеке звучит неспешный бой барабанов и мелодичные трели.
— У них праздник, а это значит, что потом…они придут.
— Придут? — переспросила Ким.
— Вольные женщины сами выбирают себе мужчин. Тех, которые сильнее, ловчее, удачливее. А мы…мы не имеем права отказать. Так что мой тебе совет, забейся в самый темный угол, свернись в клубок и молись своим богам, чтобы тебя не заметили.
От этих слов, наполненных горечью, по спине прошелся мороз. Оказывается, день — это не самое страшное время. Там только жара и работа. А вот ночью… Ночью на охоту выходят чудовища.
— Как тебя зовут?
— Ким.
— А я Юлея. Тебе надо перевязать руки, а то завтра будет еще хуже. Я на прошлой стоянке нашла несколько кустиков равнинника. Он снимает боль.
Ким скорее угадывала, чем видела, как Юлея сунула в рот листья, пахнувшие одновременно горькой мятой и смородиной, и начала их тщательно пережевывать.
— Давай сюда, — прошамкала через пару минут, громко сглатывая слюну.
Ким покорно протянула руку и тут же почувствовала, как аккуратные тоненькие пальчики размазывают кашицу по пылающей ладони.
— Вторую, — скомандовала Юлея.
Потом она оторвала от подола полоску ткани и плотно замотала изувеченные руки:
— Не вылечит, но станет немного легче.
— Спасибо, — едва слышно прошелестела Ким. От такого неожиданного участия и заботы и нее первые за день защипало глаза, и по щеке скатилась первая слеза.
— Не знаю почему, но Лара взъелась на тебя. Ты с ней не связывайся. Она противная девка. Сама только недавно сидела рядом с нами, но потом удачно прогнулась перед Орладой, подставив одну из своих. За это получила серебряное кольцо и право называться рыссой.
— Что значит рысса? Она вольная?
— Нет. Тоже рабыня, просто на ступеньку выше, чем хвеллы. Почувствовала власть и теперь житья от нее нет, но к тебе она особенно жестока…
— Может хватит болтать? — раздался грубый резкий голос другой рабыни, и его поддержал ропот остальных, — ночь и так коротка, еще вы тут со своими разговорами.
Юлея тут же замолкла и отползла в сторону, а Ким еще немного посидела у светлой полоски, глядя на тот кусочек неба, который было видно в прореху. Оно было темнее, чем в долине. Черное, бархатное, с россыпью огромных, ярких звезд. Красивое. Как и музыка, доносящаяся до их шатра.
— Подъем, красотки! — хриплый голос ворвался в ее сон, — встречайте настоящих мужчин.
Сонно моргая, Ким приподнялась на одном локте, пытаясь понять, где находится и что происходит вокруг.
О, Трехликая! Она заснула прямо возле входа, нелепо растянувшись на боку. На самом виду! И прятаться уже было поздно.
В шатер пришли трое. Двое совершенно одинаковых, бритых наголо молодых воина — явно братья, и еще один постарше с черным чубом на макушке и шрамом, проходящим через уголок губ, отчего казалось, что одна половина его лица кривилась в недоброй усмешке.
Они принесли с собой факел, воткнули его в кольцо на главной опоре и теперь рассматривались притихших рабынь.
— До этого шатра мы еще не добирались. Что у нас тут? — тот, который с чубом, по-хозяйски прошелся из стороны в сторону, — эта косоглазая какая-то, эта…сойдет на черный день, а вон та рыжая очень даже ничего.
Он вздернул с земли одну из испуганных девочек и поставил ее рядом с собой. Она стояла, сжавшись, как замерзший воробей и понуро опустив голову, а он прохаживался вокруг нее, словно кот вокруг миски со сметаной.
— Вроде все на месте, — хлопнул рыжую по заду, так что она подскочила на месте, потом обошел еще раз и сжал своей огромной пятерней маленькую, упругую грудь. Сильно сжал. Настолько, что по щекам девушки покатились горькие беспомощные слезы, — что скажете, парни?
— Сойдет, — согласился один из братьев.
Второй же равнодушно посмотрел на рыжую, пожал плечами и снова начал рассматривать рабынь, жавшихся по периметру шатра. В одну сторону глянул, в другую, а потом остановил свой взгляд на Ким…
— А это что за бледная моль? — и прежде, чем она успела моргнуть, вытащил ее в центр, поставив в один ряд с рыжей.
Стоя посреди шатра, под хмельными мужскими взглядами, Ким едва могла дышать. В голове пульсировала только одна мысль — бежать, прятаться, спасаться хоть в болотах, хоть среди заснеженных перевалов. Что угодно, но только не здесь и не так.
Она прекрасно знала, что мужчина может сделать с женщиной против ее воли. Да и кто будет спрашивать согласия у рабыни?
— Какая-то она еще не затертая. Новенькая что ли? — схватил за подбородок, вынуждая поднять голову, — Давно ты здесь?
Ким было страшно смотреть на мужчину, склонившегося к ней непозволительно близко. От него пахло дымом костров, дорожной пылью и дешевой выпивкой.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — грубо дернул ее, вынуждая поднять взгляд, — Давно ты здесь?
— Первый день, — едва слышно, на выдохе произнесла она.
— Свежая совсем, не затасканная! Это мы удачно зашли.
Криворотый оттолкнул в сторону своего приятеля:
— Чур я первый!
— С какой это стати? Я ее нашел! А ты свою рыжую хватай дальше, — возмутился молодой и потянул Ким на себя.
— Перебьешься. Молоко еще на губах не обсохло, а вперед хочет!
— Да я…
— Что ты? — темноволосый угрожающе надвигался на него, — хочешь силами помериться?
После некоторой заминки его несостоявшийся противник отступил:
— Больно надо. Забирай ее.
— То-то же, — кривая ухмылка стала еще страшнее, когда он обернулся к Ким, — а ну-ка иди сюда, пучеглазая.
Он потащил сопротивляющуюся Ким в угол и прямо там повалил на землю.
— Не надо! — она начала визжать и брыкаться, пытаясь отпихнуть его от себя. Но куда там! Он ее сопротивления даже не замечал. Грубыми ладонями шарил по ногам, пытаясь задрать подол, и гадко смеялся, наблюдая за ее жалкими попытками спастись.
— Свеженькая, — повторял с довольным видом, — еще брыкается. Ничего, сейчас мигом объездим. Как шелковая будет.
Сказал и рванул ее за ворот. Раздался треск разрываемой ткани, и тут же в шатре повисла тишина.
— Это что? — настороженно спросил один из близнецов, указывая на золотого льва, висящего у нее на шее.
— Похоже на безделушку кхассера.
У перекошенного задергалась щека. Он впился мутным взглядом в амулет и нервно облизал губы. В другой раз он бы сразу ее отпустил. Но сейчас в животе плескался заринский эль, а в паху ломило от желания добраться до свежего девичьего тела.
— Сделаем вид, что не заметили.
— Сомат, ты дурак что ли? Какое не заметили?!
— Скажем, что она сама ее сняла и спрятала, — он лихорадочно скользил взглядом по перепуганному лицу Ким, по ее шее, по тонким ключицам и открытому верху груди. И каждый раз наталкиваясь на амулет, скалился.
— Да и вообще! Откуда у рабыни может быть вещь кхассера? — схватил ее за лодыжки и дернул на себя, окончательно повалив на спину, — признавайся, ты ведь украла ее, мерзавка? У нас с ворьем разговор короткий…
— Я похож на того, у кого можно что-то украсть? — холодный, словно северный перевал, голос хлыстом полоснул по нервам.
Вздрогнули все. И Ким, и рабыни, и даже хмельные воины.
— Никак нет, кхассер! — тот, кто ее держал, вскочил на ноги словно ужаленный, — Просто я…
Янтарные глаза затянуло тьмой. Злой, жестокой, готовой смести все на своем пути.
Сомат закричал. Его тело выгнуло, подняло над землей будто на невидимых нитях, так что он едва касался ее кончиками пальцев. Руки, вывернутые в неестественном положении, дрожали в судорогах, а скрюченные пальцы беспомощно хватались за воздух. Он хрипел, захлебываясь криком и бурой пеной, хлопьями падающей изо рта, на его холщовых штанах спереди расползалось мокрое пятно.
Остальные притихли, замерли, боясь привлечь к себе внимание разъяренного кинта. Рабыни жались к стенкам шатра, воины стояли, покорно опустив головы и едва дышали.
Наконец, Хасс отпустил свою жертву. Провинившийся воин изломанной кучей рухнул на землю. Хрипя, кашляя, попытался приподняться на руках, но повалился обратно. Тело его больше не слушалось.
— К столбу его.
И воины, которые еще пять минут назад, шутили и смеялись вместе со своим приятелем, теперь бесцеремонно подхватили его под руки и выволокли из шатра. О рабынях они уже забыли, хмель мигом выветрился. Теперь им хотелось только одного — убраться подальше, чтобы гнев кинта не обрушился и на них.
Мрачный взгляд кхассера скользнул по испуганным девушкам и вернулся к Ким. На миг задержался на задранном подоле, потом на обнаженном плече, выглядывающем в разорванную горловину, и процедил сквозь зубы:
— Пойдешь со мной.
Не дожидаясь, пока она встанет, он схватил ее под локоть и рывком поднял на ноги.
Она не сопротивлялась. Сил не было. От пережитого до сих пор трясло, и язык будто примерз к небу. Казалось, кожа на бедрах все еще чувствует прикосновение чужих рук, а на губах остался привкус гадких поцелуев.
Спотыкаясь, Ким еле успевала переставлять ноги, чтобы держаться наравне с размашистым шагом кхассера.
Он провел ее коротким путем в ту часть лагеря, где царила совсем другая атмосфера. Здесь все было иначе. Светло — горели десятки факелов по проходам, а чуть дальше в центе лагеря полыхали костры, свет и искры, от которых поднимались высоко над шатрами. Весело — раздавались песни, женский смех мешался с мужскими голосами, играла музыка.
Хасс шел все дальше, не останавливаясь и стараясь вообще не смотреть на свою бледную пленницу, потому что на каждый взгляд тьма внутри закипала, требуя немедленного выхода.
Он как чувствовал, не мог заснуть, ворочался, и какая-то сила гнала вперед, хотя после возвращения из долины обычно спал несколько суток, пытаясь хоть как-то заполнить брешь в резерве. Поднялся, решив пройтись, посмотреть, как дела в лагере, как гуляет народ, и сам не понял, как оказался в той части, где обитала прислуга. Чутье безошибочно вывело его к тому шатру, где была Ким…а там.
Он до сих пор не мог понять, как сдержался и не сломал всех, кто был рядом. Прошелся по самой грани, зацепив только того смертника, который тянул к ней свои лапы. Не убил. Пока.
— Теперь будешь ночевать здесь, — процедил сквозь зубы, подведя ее к большому адовару. По его стенам стелился красный орнамент, в каждом завитке которого чудилась угроза, а над входом скалился крылатый лев.
Внутри было просторно. Весь шатер, в котором ютились рабы, запросто уместился бы в одном углу. Вместо коптящих факелов, под высокой крышей неспешно кружили сферы, испускающие мягкий теплый свет, а вместо голой земли — ровный настил.
Вещей здесь было совсем мало. У самого входа умывальник и вешала. Слева — пара плетеных стульев, круглый стол, на котором лежало небрежно брошенное оружие, какие-то карты, пустой кубок с остатками рубиновой жидкости на дне. В другой стороне ложе, застеленное звериными шкурами, да плетеный походный сундук. Вот и все. В дальней части шатра был виден еще один полуспущенный полог, но что за ним, Ким рассмотреть не смогла.
К вечеру, когда на лагерь спустились густые сумерки, у Ким не было ни одного живого места. Спина болела от непосильных тяжестей, плечо горело — там вирта все-таки задела ее своими клыками. Хорошо, что вскользь. А руки… На них без слез не взглянешь. Красные, воспаленные, стертые местами до кровавых пузырей.
— Во-от, — удовлетворенно протянула Лара, разворачивая ее кисть ладонью кверху. В тусклом свете факелов она была похожа на хищную птицу, склонившуюся над поверженной жертвой, — совсем другое дело. А то пришла, белоручка.
Ким дернулась, когда тонкие ногти будто случайно полоснули по воспаленной коже.
— Ну-ну, побрыкайся мне еще! — осклабилась ее мучительница, сжимая сильнее.
Ей хотелось увидеть слезы этой бледной замухрышки, которая почему-то находилась на особом счету у одного из кхассеров, но Ким упрямо молчала. Только охала, когда становилось совсем больно.
Мерзавка!
Лара оттолкнула ее от себя:
— Завтра продолжишь в том же духе! — потом развернулась к остальным, — заканчиваем работу! Все в шатер!
Девушки, до этого пытающиеся что-то шить в потемках, откладывали в сторону недоделанные вещи, устало поднимались с земли и брели к низкому темному адовару. Ким шла последней, едва передвигая ноги от усталости. Перед входом в шатер она замешкалась, настороженно вглядываясь в полумрак, за что получила еще один толчок в спину и пролетела вперед, чуть не упав на земляной пол — удержалась, в последний момент ухватившись за срединную опору.
— Все сели! — гаркнула Лара, раскладывая трехногую подставку, — живо!
Рабыни начали поспешно опускаться на землю, и Ким, боясь, что на не снова обратят внимание, стекла вниз по опоре. Ноги гудели от усталости.
Замызганный полог поднялся, и в шатер зашли двое мужчин. Тоже рабы, но на тощей шее одного из них едва различимо поблескивало серебро. В руках у него был поднос с большой глиняной миской и стопкой покореженных тарелок, а у второго — большой кувшин и одна жестяная кружка.
— По одной!
— Ты первая, — Лара указала пальцем на одну из девушек.
Та покорно поднялась, подошла ближе, чтобы получить свою порцию.
Раб с серебром, поднял крышку и в шатре запахло едой. Чем-то пряным, овощным, с запахом костра. Ким только сейчас поняла, что ничего не ела со вчерашнего вечера, когда ей сунули в руки несколько кусков вяленого мяса. Со всеми этими проблемами и хлопотами, она совсем не чувствовала голода. Только усталость. Поэтому равнодушно наблюдала за тем, как к раздаче одна за другой подходят и, получив, свою порцию поспешно возвращаются на свое место.
Есть не хотелось, совершенно. Ким даже понадеялась, что останется без ужина, но Лара все-таки ее позвала. Последней. Когда в общей миске уже почти ничего не осталось. Мужчина тщательно соскреб со стенок все остатки и небрежно плюхнул их на тарелку.
Пока он ужинала, не чувствуя вкуса еды, остальные начали уже сдавать грязную посуду и выстраиваться в очередь за водой. Ким снова оказалась последней, и снова ей достались только остатки — немного жидкости на дне.
— Отбой! Завтра рано вставать, лентяйки! — Лара забрала единственный факел, освещающий унылое убранство рабского шатра, — чтоб тише воды сидели!
Они ушли, и шатер погрузился во тьму. Из света — только узкая полоска, пробивающаяся сквозь неплотно прилегающий полог. Пока остальные ворочались, пытаясь устроиться поудобнее, Ким аккуратно переползла поближе к светлому пятну и одним глазом в прореху пыталась рассмотреть, что происходит снаружи.
Первое, что она увидела — это как рослый солдат неспешно прохаживался туда-сюда, поигрывая тяжелым гнутым мечом. Их тюрьма охранялась. Плохая новость, но вполне ожидаемая. Только дураки могли оставить рабов без присмотра. Андериты дураками не были.
— На твоем месте, я бы не стала занимать место возле входа, — прошептала ближняя к ней девушка. Ким не могла разглядеть в потемках ее лица и видела, лишь слабые отблески в глазах.
— Почему?
В ответ тишина. Потом рабыня подползла к ней ближе и прошептала:
— Слышишь музыку?
Ким озадаченно замерла, только сейчас обратив внимание на то, что где-то вдалеке звучит неспешный бой барабанов и мелодичные трели.
— У них праздник, а это значит, что потом…они придут.
— Придут? — переспросила Ким.
— Вольные женщины сами выбирают себе мужчин. Тех, которые сильнее, ловчее, удачливее. А мы…мы не имеем права отказать. Так что мой тебе совет, забейся в самый темный угол, свернись в клубок и молись своим богам, чтобы тебя не заметили.
От этих слов, наполненных горечью, по спине прошелся мороз. Оказывается, день — это не самое страшное время. Там только жара и работа. А вот ночью… Ночью на охоту выходят чудовища.
— Как тебя зовут?
— Ким.
— А я Юлея. Тебе надо перевязать руки, а то завтра будет еще хуже. Я на прошлой стоянке нашла несколько кустиков равнинника. Он снимает боль.
Ким скорее угадывала, чем видела, как Юлея сунула в рот листья, пахнувшие одновременно горькой мятой и смородиной, и начала их тщательно пережевывать.
— Давай сюда, — прошамкала через пару минут, громко сглатывая слюну.
Ким покорно протянула руку и тут же почувствовала, как аккуратные тоненькие пальчики размазывают кашицу по пылающей ладони.
— Вторую, — скомандовала Юлея.
Потом она оторвала от подола полоску ткани и плотно замотала изувеченные руки:
— Не вылечит, но станет немного легче.
— Спасибо, — едва слышно прошелестела Ким. От такого неожиданного участия и заботы и нее первые за день защипало глаза, и по щеке скатилась первая слеза.
— Не знаю почему, но Лара взъелась на тебя. Ты с ней не связывайся. Она противная девка. Сама только недавно сидела рядом с нами, но потом удачно прогнулась перед Орладой, подставив одну из своих. За это получила серебряное кольцо и право называться рыссой.
— Что значит рысса? Она вольная?
— Нет. Тоже рабыня, просто на ступеньку выше, чем хвеллы. Почувствовала власть и теперь житья от нее нет, но к тебе она особенно жестока…
— Может хватит болтать? — раздался грубый резкий голос другой рабыни, и его поддержал ропот остальных, — ночь и так коротка, еще вы тут со своими разговорами.
Юлея тут же замолкла и отползла в сторону, а Ким еще немного посидела у светлой полоски, глядя на тот кусочек неба, который было видно в прореху. Оно было темнее, чем в долине. Черное, бархатное, с россыпью огромных, ярких звезд. Красивое. Как и музыка, доносящаяся до их шатра.
***
— Подъем, красотки! — хриплый голос ворвался в ее сон, — встречайте настоящих мужчин.
Сонно моргая, Ким приподнялась на одном локте, пытаясь понять, где находится и что происходит вокруг.
О, Трехликая! Она заснула прямо возле входа, нелепо растянувшись на боку. На самом виду! И прятаться уже было поздно.
В шатер пришли трое. Двое совершенно одинаковых, бритых наголо молодых воина — явно братья, и еще один постарше с черным чубом на макушке и шрамом, проходящим через уголок губ, отчего казалось, что одна половина его лица кривилась в недоброй усмешке.
Они принесли с собой факел, воткнули его в кольцо на главной опоре и теперь рассматривались притихших рабынь.
— До этого шатра мы еще не добирались. Что у нас тут? — тот, который с чубом, по-хозяйски прошелся из стороны в сторону, — эта косоглазая какая-то, эта…сойдет на черный день, а вон та рыжая очень даже ничего.
Он вздернул с земли одну из испуганных девочек и поставил ее рядом с собой. Она стояла, сжавшись, как замерзший воробей и понуро опустив голову, а он прохаживался вокруг нее, словно кот вокруг миски со сметаной.
— Вроде все на месте, — хлопнул рыжую по заду, так что она подскочила на месте, потом обошел еще раз и сжал своей огромной пятерней маленькую, упругую грудь. Сильно сжал. Настолько, что по щекам девушки покатились горькие беспомощные слезы, — что скажете, парни?
— Сойдет, — согласился один из братьев.
Второй же равнодушно посмотрел на рыжую, пожал плечами и снова начал рассматривать рабынь, жавшихся по периметру шатра. В одну сторону глянул, в другую, а потом остановил свой взгляд на Ким…
— А это что за бледная моль? — и прежде, чем она успела моргнуть, вытащил ее в центр, поставив в один ряд с рыжей.
Стоя посреди шатра, под хмельными мужскими взглядами, Ким едва могла дышать. В голове пульсировала только одна мысль — бежать, прятаться, спасаться хоть в болотах, хоть среди заснеженных перевалов. Что угодно, но только не здесь и не так.
Она прекрасно знала, что мужчина может сделать с женщиной против ее воли. Да и кто будет спрашивать согласия у рабыни?
— Какая-то она еще не затертая. Новенькая что ли? — схватил за подбородок, вынуждая поднять голову, — Давно ты здесь?
Ким было страшно смотреть на мужчину, склонившегося к ней непозволительно близко. От него пахло дымом костров, дорожной пылью и дешевой выпивкой.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — грубо дернул ее, вынуждая поднять взгляд, — Давно ты здесь?
— Первый день, — едва слышно, на выдохе произнесла она.
— Свежая совсем, не затасканная! Это мы удачно зашли.
Криворотый оттолкнул в сторону своего приятеля:
— Чур я первый!
— С какой это стати? Я ее нашел! А ты свою рыжую хватай дальше, — возмутился молодой и потянул Ким на себя.
— Перебьешься. Молоко еще на губах не обсохло, а вперед хочет!
— Да я…
— Что ты? — темноволосый угрожающе надвигался на него, — хочешь силами помериться?
После некоторой заминки его несостоявшийся противник отступил:
— Больно надо. Забирай ее.
— То-то же, — кривая ухмылка стала еще страшнее, когда он обернулся к Ким, — а ну-ка иди сюда, пучеглазая.
Он потащил сопротивляющуюся Ким в угол и прямо там повалил на землю.
— Не надо! — она начала визжать и брыкаться, пытаясь отпихнуть его от себя. Но куда там! Он ее сопротивления даже не замечал. Грубыми ладонями шарил по ногам, пытаясь задрать подол, и гадко смеялся, наблюдая за ее жалкими попытками спастись.
— Свеженькая, — повторял с довольным видом, — еще брыкается. Ничего, сейчас мигом объездим. Как шелковая будет.
Сказал и рванул ее за ворот. Раздался треск разрываемой ткани, и тут же в шатре повисла тишина.
— Это что? — настороженно спросил один из близнецов, указывая на золотого льва, висящего у нее на шее.
— Похоже на безделушку кхассера.
У перекошенного задергалась щека. Он впился мутным взглядом в амулет и нервно облизал губы. В другой раз он бы сразу ее отпустил. Но сейчас в животе плескался заринский эль, а в паху ломило от желания добраться до свежего девичьего тела.
— Сделаем вид, что не заметили.
— Сомат, ты дурак что ли? Какое не заметили?!
— Скажем, что она сама ее сняла и спрятала, — он лихорадочно скользил взглядом по перепуганному лицу Ким, по ее шее, по тонким ключицам и открытому верху груди. И каждый раз наталкиваясь на амулет, скалился.
— Да и вообще! Откуда у рабыни может быть вещь кхассера? — схватил ее за лодыжки и дернул на себя, окончательно повалив на спину, — признавайся, ты ведь украла ее, мерзавка? У нас с ворьем разговор короткий…
— Я похож на того, у кого можно что-то украсть? — холодный, словно северный перевал, голос хлыстом полоснул по нервам.
Вздрогнули все. И Ким, и рабыни, и даже хмельные воины.
— Никак нет, кхассер! — тот, кто ее держал, вскочил на ноги словно ужаленный, — Просто я…
Янтарные глаза затянуло тьмой. Злой, жестокой, готовой смести все на своем пути.
Сомат закричал. Его тело выгнуло, подняло над землей будто на невидимых нитях, так что он едва касался ее кончиками пальцев. Руки, вывернутые в неестественном положении, дрожали в судорогах, а скрюченные пальцы беспомощно хватались за воздух. Он хрипел, захлебываясь криком и бурой пеной, хлопьями падающей изо рта, на его холщовых штанах спереди расползалось мокрое пятно.
Остальные притихли, замерли, боясь привлечь к себе внимание разъяренного кинта. Рабыни жались к стенкам шатра, воины стояли, покорно опустив головы и едва дышали.
Наконец, Хасс отпустил свою жертву. Провинившийся воин изломанной кучей рухнул на землю. Хрипя, кашляя, попытался приподняться на руках, но повалился обратно. Тело его больше не слушалось.
— К столбу его.
И воины, которые еще пять минут назад, шутили и смеялись вместе со своим приятелем, теперь бесцеремонно подхватили его под руки и выволокли из шатра. О рабынях они уже забыли, хмель мигом выветрился. Теперь им хотелось только одного — убраться подальше, чтобы гнев кинта не обрушился и на них.
Мрачный взгляд кхассера скользнул по испуганным девушкам и вернулся к Ким. На миг задержался на задранном подоле, потом на обнаженном плече, выглядывающем в разорванную горловину, и процедил сквозь зубы:
— Пойдешь со мной.
Не дожидаясь, пока она встанет, он схватил ее под локоть и рывком поднял на ноги.
Она не сопротивлялась. Сил не было. От пережитого до сих пор трясло, и язык будто примерз к небу. Казалось, кожа на бедрах все еще чувствует прикосновение чужих рук, а на губах остался привкус гадких поцелуев.
ГЛАВА 10
Спотыкаясь, Ким еле успевала переставлять ноги, чтобы держаться наравне с размашистым шагом кхассера.
Он провел ее коротким путем в ту часть лагеря, где царила совсем другая атмосфера. Здесь все было иначе. Светло — горели десятки факелов по проходам, а чуть дальше в центе лагеря полыхали костры, свет и искры, от которых поднимались высоко над шатрами. Весело — раздавались песни, женский смех мешался с мужскими голосами, играла музыка.
Хасс шел все дальше, не останавливаясь и стараясь вообще не смотреть на свою бледную пленницу, потому что на каждый взгляд тьма внутри закипала, требуя немедленного выхода.
Он как чувствовал, не мог заснуть, ворочался, и какая-то сила гнала вперед, хотя после возвращения из долины обычно спал несколько суток, пытаясь хоть как-то заполнить брешь в резерве. Поднялся, решив пройтись, посмотреть, как дела в лагере, как гуляет народ, и сам не понял, как оказался в той части, где обитала прислуга. Чутье безошибочно вывело его к тому шатру, где была Ким…а там.
Он до сих пор не мог понять, как сдержался и не сломал всех, кто был рядом. Прошелся по самой грани, зацепив только того смертника, который тянул к ней свои лапы. Не убил. Пока.
— Теперь будешь ночевать здесь, — процедил сквозь зубы, подведя ее к большому адовару. По его стенам стелился красный орнамент, в каждом завитке которого чудилась угроза, а над входом скалился крылатый лев.
Внутри было просторно. Весь шатер, в котором ютились рабы, запросто уместился бы в одном углу. Вместо коптящих факелов, под высокой крышей неспешно кружили сферы, испускающие мягкий теплый свет, а вместо голой земли — ровный настил.
Вещей здесь было совсем мало. У самого входа умывальник и вешала. Слева — пара плетеных стульев, круглый стол, на котором лежало небрежно брошенное оружие, какие-то карты, пустой кубок с остатками рубиновой жидкости на дне. В другой стороне ложе, застеленное звериными шкурами, да плетеный походный сундук. Вот и все. В дальней части шатра был виден еще один полуспущенный полог, но что за ним, Ким рассмотреть не смогла.
