Мама и Софи шли по дороге, что убегала вдаль красивой и яркой дугой. Она была упругая и прорезиненная. Удобная, ведь шагать приходилось много. Каждый день они преодолевали расстояние, равное примерно сорока тысячам шагов. Эту цифру или около того показывали мамины часы на руке вечером каждого дня.
Резина на дороге была цветная – приглушенная розовато-оранжевая с голубыми и зелеными полосами. Дугу дороги было видно очень далеко. Яркой лентой она лежала среди бурых равнин, простирающихся до горизонта с двух сторон по бокам. Когда солнце припекало, резина начинала пованивать, но женщина и девочка давно привыкли к этому запаху.
Им нравилось шагать по дороге. Особенно по утрам, когда Софи еще была полна энергии. Пятилетняя девочка весело прыгала и бегала по дороге, и они быстро шли вперед. Часа через два малышка начинала уставать и идти спокойнее, а через три мама брала ее на руки и так шла до обеда. Потому что нельзя было останавливаться или идти медленно.
Они были одни на этой дороге. Хотя, конечно, не совсем. Мамины часы ясно показывали зеленые точки других людей. Если они находились на расстоянии одного дневного перехода, мама не беспокоилась.
Ей нравилось идти. Идти к ясной цели, которая обещала уют, покой и безопасность. Эта цель каждый день была одинакова. Особенно хорошо было идти по утрам, когда солнце еще не грело так сильно, и Софи еще не забиралась к ней на руки. Но в целом даже и это не сильно мешало маме, она привыкла. Снимала свое короткое пальто, когда становилось жарко. Привыкла, как ноют руки от тяжести ребенка, что на протяжении долгих часов их нельзя разогнуть и расслабить. Все это было лишь неотъемлемой частью ее жизни. Была дорога, по ней надо было шагать и не отставать от графика, чтобы к вечеру прийти к цели, убежищу – уютному стеклянному домику округлой формы, расположенному на обочине. Таких домиков она перевидала сотни за свою жизнь. Все они были очень похожи и располагались через примерно одинаковые расстояния на дороге. Расстояния, равные одному дневному переходу.
Эти домики были оазисами на почти пустой и жаркой резиновой ленте. В них всегда находилось все необходимое: вода, еда, чистая одежда, душ. Иногда новые игрушки для Софи, а для мамы – книги или журналы. Это была остановка. Точка для отдыха и восстановления сил. В домике всегда находилась мягкая постель, и он надежно запирался изнутри. Мама очень любила испытывать это чувство безопасности, которое дарил ей домик каждый вечер. Ведь на дороге нельзя было оставаться ночью и было очень важно оказаться под защитой стеклянного убежища.
Поэтому мама очень внимательно следила за зелеными точками на своих часах. Если точки впереди оставались на месте, значит те люди не покидали убежища, и следующим вечером им с Софи будет негде ночевать, если тронуться в путь. Так у мамы уже случалось. Впереди шел старик, который однажды ночью умер. Тогда все сидели по своим домикам несколько дней, пока зеленая точка впереди не погасла и домик не освободился. Она просто погасла на экране часов, будто кто-то пришел ночью и освободил помещение от загостившегося постояльца.
Тогда мама и Софи снова вышли на дорогу и все движение на ней восстановилось.
Или бывало по-другому. Какая-нибудь зеленая точка начинала двигаться быстрее обычного и нагонять другие зеленые точки. Мама всегда с тревогой следила за такими вещами. И если видела, что точка сегодня их догонит, не уходила из стеклянного домика, чтобы нагоняющий человек не занял следующее убежище у них перед носом и не оставил без крыши над головой на ночь глядя.
Мама очень не любила таких торопыг, они нарушали привычный порядок. Она предпочитала неодобрительно смотреть на них из-за стеклянной стены закрытого домика и ждать, пока они отойдут на приличное расстояние.
Но часто бывало, что эти люди даже не смотрели на стеклянный дом. Кроме одного случая, они не подходили к нему и не пытались открыть, они не стучались и ни о чем не просили. Уставившись в одну точку, они шли или брели, или бежали мимо. Неопрятные, часто оборванные и исхудалые. Маме чудился блеск безумия в их глазах, оно сквозило в лицах, походке.
В такие дни другие пешеходы тоже не трогались с места и движение на дороге останавливалось.
Мама иногда задавалась вопросом, зачем эти люди начинают идти быстрее? Что их не устраивает? Разве плохо идти по порядку и каждый вечер иметь надежную крышу над головой и припасы? Но торопыги все равно периодически появлялись и нарушали привычное движение зеленых точек. Несколько раз потом мама и Софи видели их тела на дороге. Они просто падали без сил, так и не найдя того, к чему торопились изо всех сил, ради чего бросали привычный уклад и отказывались от проверенной и рабочей схемы выживания.
Мама могла найти этому единственное объяснение. Они все шли в Город. Город возвышался в туманном далёке, сверкал на солнце полосатыми стеклянными башнями с шарообразными куполами. Иногда мама видела птиц, летающих среди этих башен, но больше ничего.
Город находился очень далеко, мама даже не знала насколько. Она только каждый вечер смотрела на часы, где бездушный индикатор показывал, что сегодня они стали ближе к цели на 0,0114 процента. А всего оставалось пройти чуть больше 80 процентов пути.
Просто она шла так долго. Ей иногда казалось, что еще со своими родителями, маленькой беззаботной девочкой она шагала по полосатой резиновой глади дороги. И даже тогда Город был недосягаемо далеко.
И те люди – торопыги – тоже шли слишком долго. Просто однажды они теряли терпение и начинали идти настолько быстро, насколько это было возможно. Лишь бы скорее оказаться в Городе, преодолеть все оставшееся расстояние и наконец остановиться.
Но каждый день город оставался приблизительно все также далеко, как и вчера.
Мама не знала, где тут таится подвох. Она могла только по утрам снова выходить на дорогу и идти. День за днем.
– Зачем мы идем в город? – спрашивала Софи иногда.
– Чтобы остаться там, – отвечала мама. – Остаться там и перестать идти каждый день. Город – это такое безопасное место, где можно свободно гулять и ночью, и днем. Это как большой стеклянный домик, где все есть. Только там можно остаться навсегда.
– Ты была там? – удивлялась девочка.
– Нет, – примолкала мама. – Но мне рассказывали твои бабушка и дедушка.
И они продолжали идти. Брали запас воды и еды на день в остановочных домиках, шагали под палящим солнцем, и Софи засыпала на маминых руках, когда приходило время дневного сна. А мама продолжала идти. Мерять шагами эту дорогу. Упрямо передвигать ногами, когда силы, кажется, совсем покидали ее.
Но она не могла остановиться, пока не доходила до ночлега. И она никогда не останавливалась.
Сегодня домик показался даже раньше сорока тысяч шагов. 39535 показывали мамины часы. Она устало опустила Софи на дорожное полотно, взяла ее за руку и повела к двери. Ей очень хотелось расслабиться на мягкой кровати, закрыть глаза и уснуть. И совсем не смотреть, какую мизерную часть пути до Города им удалось пройти сегодня.
Снаружи домик напоминал стеклянный голыш высотой метра два и шириной метра три. Его гладкие стены отражали все вокруг, совсем не показывая того, что внутри. Зато изнутри всегда было хорошо видно все, что происходило снаружи.
Они подошли к покатым стенам, и мама приложила ладонь к входному дисплею. Тот приветливо загорелся зеленым, и дверь открылась.
Внутри все оказалось стандартно. Маленький холл, за ним жилая комната с большой мягкой кроватью. В комнате еще стояли буфет и стол с горячей едой. Софи нетерпеливо побежала смотреть, какое угощение ждет их сегодня, но мама окликнула ее мыть руки. Небольшой закуток с душем и раковиной находился справа от холла.
Мама так устала, что больше мечтала помыться, чем покушать. Но есть она была обязана, чтобы завтра преодолеть новый участок пути.
Они помыли руки и прошли к столу. Сегодня их ждали запеченные с сыром грибы, свежие помидоры и мягкий хлеб. На десерт было шоколадное печенье и апельсиновый сок. Софи захлопала в ладоши. Она немного взбодрилась и пришла в себя от вида еды и кровати.
Они поели. Снаружи почти стемнело. Собрались густые сумерки, и стали появляться первые звезды. Ночь обещала быть безлунной. Мама любила такие ночи. Она иногда видела падающие метеоры на черных небесах и всегда-всегда загадывала желание. Она хотела только одного. Дойти до города.
Они помылись, послушали сказку и легли в постель в обнимку. Мама выключила свет хлопком в ладоши, поправила волосы на покатом лобике ребенка и поцеловала его. Скоро усталая Софи засопела, а мама смотрела в небеса сквозь прозрачный потолок. Ей было интересно, увидит ли она сегодня падающую звезду. Она делала так каждую ночь до тех пор, пока незаметно не засыпала. Снаружи кружились пушинки и огромные ночные мотыльки садились на поверхность их домика, похожего на застывшую во времени гигантскую каплю слезы.
Мама незаметно для себя задремала и не увидела ни одной странной тени, идущей мимо их домика снаружи.
Утром их разбудил будильник. Было очень важно вставать по будильнику, чтобы вовремя позавтракать, собраться и выйти на дорогу. Так начинался каждый ее день без выходных и праздников. Столько времени, сколько она себя помнила.
Они позавтракали и оделись, положили в рюкзаки воду в бутылках и бутерброды для дневного перекуса. Когда часы показали девять утра, мама проверила, как обстоят дела с зелеными точками на циферблате. Как и всегда передняя уже выдвинулась в путь, а задняя стояла на месте. Ждала маму и Софи. Это было нормально.
Они вышли из домика и пошли по дороге. Мама думала, могла ли она когда-нибудь сойти с ума настолько, чтобы стать торопыгой? Невольно ее тревожный взгляд сконцентрировался на фигурке дочери, скачущей на упругой поверхности дороги. И сразу же пришел ответ: нет, никогда. Нет, до тех пор, пока она в ответе за своего ребенка.
Софи прыгала вперед, изображая зайчика.
– Смотри, мама! Я зайчик!
Девочка заливисто смеялась, вспоминая веселого зайчонка из вчерашней сказки. Девочка, которая в живую ни разу не видела ни одного зверя или растения. Только на картинках в книгах.
Да что там, мама и сама видела всех зверей только в книжках на картинках, когда шла по дороге со своими родителями.
Один неудачный скачок, и девочка оказалась в опасной близости от обочины.
– Софи! – мама моментально подскочила и удержала дочку за рукав. – Софи, я же говорила, что ни в коем случае нельзя сходить с дороги.
Они остановились, и мама сразу же занервничала. Любая остановка вне плана заставляла ее тревожиться.
– Почему? – глупо спросила девочка, будто не задавала этот вопрос десятки раз прежде.
– Нельзя, – ответила мама и пошла дальше, крепко сжав детскую ладошку в своей руке.
"Нельзя" – отвечала ей ее мама, когда ребенком она спрашивала тоже самое. Почему нельзя, и что будет, если нарушить запрет, мама точно не знала сама. Но глубинное чувство запрета, вдолбленное с детства, исправно работало, не пуская в неизведанное ни ее, ни Софи.
Софи огорчилась и шла с поникшей головой.
– Я не хочу никуда идти, – сердито заявила она и попыталась выдернуть руку из материнского захвата. – Я хочу к папе!
Мама сжала зубы. Она не любила вспоминать о нем и не знала, что говорить Софи.
– Куда к папе? – как смогла мягко спросила она.
Они опять остановились, уже начиная отставать от графика. Но обычно этот вопрос выручал маму. Папы с ними не было уже год. И они обе знали, что с ним случилось. Он не появлялся и возможности связаться с ним не было.
– Туда, куда он исчез.
Это было что-то новенькое, такого мама от Софи еще не слышала. Но девочка росла и рано или поздно должна была выдать что-то подобное.
– Я не знаю, где это место, и что с ним.
– Тогда давай сойдем с дороги и поищем его. Ведь он же так сделал!
Мама открыла рот от удивления. Оказывается, Софи помнила гораздо больше, чем говорила прежде. Или она недавно вспомнила?
– Давай поговорим об этом вечером? – предложила мама. – Нам надо идти.
Софи сникла и кивнула. Очень скоро она отказалась идти дальше и гораздо раньше обычного забралась к маме на руки.
Они шли молча, каждая погруженная в какие-то свои невеселые мысли. Софи мечтала перестать идти хотя бы на один день. Мама вспоминала их первую встречу с папой.
Это случилось шесть лет назад. Родителей уже не было с нею, а зеленая точка, что упорно нагоняла ее уже три дня подряд превратилась в усталого путника – молодого, исхудавшего мужчину.
Он шел с опережением графика уже так давно, что потерял сознание в двух шагах от ее домика, где она решила переждать его появление.
Она не знала, что делать. Молодая двадцатилетняя девушка. Совсем одна. Она решила не покидать убежище. Правда она не совсем понимала, чего именно будет ждать. Пока он очнется и пойдет дальше? Или пока он тихо скончается у нее на пороге?
Этим вопросом она задалась ближе к полудню, когда незнакомец так и не подал никаких признаков жизни, а солнце поднялось в зенит и нещадно жарило резиновую дорогу и тело, на ней лежащее.
Девушка знала, как там сейчас жарко. И еще она поняла, что парень сам не встанет.
Но он был еще жив, его зеленая точка светилась на экране часов.
И девушка решилась. Вышла из домика и волоком затащила незнакомца в прохладный полумрак. Здесь любая хворь всегда проходила быстрее. Только если это не что-то смертельное, но девушка надеялась, что это не тот случай.
Потом она долго от него не отходила и корила себя, что ждала так долго с помощью. Поила его водой с ложечки, мазала мазью ожог от раскаленной резины на лице, промывала мелкие раны на его руках и ногах, слушала горячечный бред и протирала влажной тряпочкой его раскаленный лоб.
Он очнулся к вечеру вторых суток. Открыл глаза и долго молча смотрел на нее. Она испугалась и тоже молчала. Просто не знала, что сказать. Рефлекторно вцепилась в основание массивной настольной лампы, которое приспособила под дубинку. На всякий случай.
– Привет, – еле слышно сказал незнакомец. – Я Алекс.
Она медленно выпустила из пальцев лампу и ответила:
– А я Луиза.
Она до сих пор помнила, как дрогнули его губы в улыбке при звуке ее голоса. И как несмело улыбнулась в ответ – тоже.
Она успела забыть, каково это – быть не одной. Быть с кем-то и чувствовать его поддержку.
Родителей забрало время. Возраст и годы упорной ходьбы не давали им двигаться с нужной скоростью. Однажды они с ней просто не пошли. Велели отправляться вперед, обещали, что отдохнут и догонят ее. Они все знали, что это ложь. Но кто-то должен был двигаться вперед.
С того дня минуло два года, и конечно, родители так и не догнали ее. Она даже не была уверена, что они живы, что они не лежат где-то на обочине грудой высохших костей.
И вот появился он – Алекс. Он быстро пошел на поправку, словно она давала ему силы жить. Хотя, конечно, помогала и целительная сила домика. Как это работало, она не знала. День, другой, и они снова тронулись в путь.
Луиза радовалась, что больше не одна, что осмелилась открыть дверь и впустить в свою жизнь другого человека.
С ним оказалось весело. Он поддерживал ее, всегда старался рассмешить, хотя Лу в глубине его глаз всегда видела неизбывную тоску. Она лишь чуть притихла, когда Луиза и Алекс пошли вместе по дороге.
Резина на дороге была цветная – приглушенная розовато-оранжевая с голубыми и зелеными полосами. Дугу дороги было видно очень далеко. Яркой лентой она лежала среди бурых равнин, простирающихся до горизонта с двух сторон по бокам. Когда солнце припекало, резина начинала пованивать, но женщина и девочка давно привыкли к этому запаху.
Им нравилось шагать по дороге. Особенно по утрам, когда Софи еще была полна энергии. Пятилетняя девочка весело прыгала и бегала по дороге, и они быстро шли вперед. Часа через два малышка начинала уставать и идти спокойнее, а через три мама брала ее на руки и так шла до обеда. Потому что нельзя было останавливаться или идти медленно.
Они были одни на этой дороге. Хотя, конечно, не совсем. Мамины часы ясно показывали зеленые точки других людей. Если они находились на расстоянии одного дневного перехода, мама не беспокоилась.
Ей нравилось идти. Идти к ясной цели, которая обещала уют, покой и безопасность. Эта цель каждый день была одинакова. Особенно хорошо было идти по утрам, когда солнце еще не грело так сильно, и Софи еще не забиралась к ней на руки. Но в целом даже и это не сильно мешало маме, она привыкла. Снимала свое короткое пальто, когда становилось жарко. Привыкла, как ноют руки от тяжести ребенка, что на протяжении долгих часов их нельзя разогнуть и расслабить. Все это было лишь неотъемлемой частью ее жизни. Была дорога, по ней надо было шагать и не отставать от графика, чтобы к вечеру прийти к цели, убежищу – уютному стеклянному домику округлой формы, расположенному на обочине. Таких домиков она перевидала сотни за свою жизнь. Все они были очень похожи и располагались через примерно одинаковые расстояния на дороге. Расстояния, равные одному дневному переходу.
Эти домики были оазисами на почти пустой и жаркой резиновой ленте. В них всегда находилось все необходимое: вода, еда, чистая одежда, душ. Иногда новые игрушки для Софи, а для мамы – книги или журналы. Это была остановка. Точка для отдыха и восстановления сил. В домике всегда находилась мягкая постель, и он надежно запирался изнутри. Мама очень любила испытывать это чувство безопасности, которое дарил ей домик каждый вечер. Ведь на дороге нельзя было оставаться ночью и было очень важно оказаться под защитой стеклянного убежища.
Поэтому мама очень внимательно следила за зелеными точками на своих часах. Если точки впереди оставались на месте, значит те люди не покидали убежища, и следующим вечером им с Софи будет негде ночевать, если тронуться в путь. Так у мамы уже случалось. Впереди шел старик, который однажды ночью умер. Тогда все сидели по своим домикам несколько дней, пока зеленая точка впереди не погасла и домик не освободился. Она просто погасла на экране часов, будто кто-то пришел ночью и освободил помещение от загостившегося постояльца.
Тогда мама и Софи снова вышли на дорогу и все движение на ней восстановилось.
Или бывало по-другому. Какая-нибудь зеленая точка начинала двигаться быстрее обычного и нагонять другие зеленые точки. Мама всегда с тревогой следила за такими вещами. И если видела, что точка сегодня их догонит, не уходила из стеклянного домика, чтобы нагоняющий человек не занял следующее убежище у них перед носом и не оставил без крыши над головой на ночь глядя.
Мама очень не любила таких торопыг, они нарушали привычный порядок. Она предпочитала неодобрительно смотреть на них из-за стеклянной стены закрытого домика и ждать, пока они отойдут на приличное расстояние.
Но часто бывало, что эти люди даже не смотрели на стеклянный дом. Кроме одного случая, они не подходили к нему и не пытались открыть, они не стучались и ни о чем не просили. Уставившись в одну точку, они шли или брели, или бежали мимо. Неопрятные, часто оборванные и исхудалые. Маме чудился блеск безумия в их глазах, оно сквозило в лицах, походке.
В такие дни другие пешеходы тоже не трогались с места и движение на дороге останавливалось.
Мама иногда задавалась вопросом, зачем эти люди начинают идти быстрее? Что их не устраивает? Разве плохо идти по порядку и каждый вечер иметь надежную крышу над головой и припасы? Но торопыги все равно периодически появлялись и нарушали привычное движение зеленых точек. Несколько раз потом мама и Софи видели их тела на дороге. Они просто падали без сил, так и не найдя того, к чему торопились изо всех сил, ради чего бросали привычный уклад и отказывались от проверенной и рабочей схемы выживания.
Мама могла найти этому единственное объяснение. Они все шли в Город. Город возвышался в туманном далёке, сверкал на солнце полосатыми стеклянными башнями с шарообразными куполами. Иногда мама видела птиц, летающих среди этих башен, но больше ничего.
Город находился очень далеко, мама даже не знала насколько. Она только каждый вечер смотрела на часы, где бездушный индикатор показывал, что сегодня они стали ближе к цели на 0,0114 процента. А всего оставалось пройти чуть больше 80 процентов пути.
Просто она шла так долго. Ей иногда казалось, что еще со своими родителями, маленькой беззаботной девочкой она шагала по полосатой резиновой глади дороги. И даже тогда Город был недосягаемо далеко.
И те люди – торопыги – тоже шли слишком долго. Просто однажды они теряли терпение и начинали идти настолько быстро, насколько это было возможно. Лишь бы скорее оказаться в Городе, преодолеть все оставшееся расстояние и наконец остановиться.
Но каждый день город оставался приблизительно все также далеко, как и вчера.
Мама не знала, где тут таится подвох. Она могла только по утрам снова выходить на дорогу и идти. День за днем.
– Зачем мы идем в город? – спрашивала Софи иногда.
– Чтобы остаться там, – отвечала мама. – Остаться там и перестать идти каждый день. Город – это такое безопасное место, где можно свободно гулять и ночью, и днем. Это как большой стеклянный домик, где все есть. Только там можно остаться навсегда.
– Ты была там? – удивлялась девочка.
– Нет, – примолкала мама. – Но мне рассказывали твои бабушка и дедушка.
И они продолжали идти. Брали запас воды и еды на день в остановочных домиках, шагали под палящим солнцем, и Софи засыпала на маминых руках, когда приходило время дневного сна. А мама продолжала идти. Мерять шагами эту дорогу. Упрямо передвигать ногами, когда силы, кажется, совсем покидали ее.
Но она не могла остановиться, пока не доходила до ночлега. И она никогда не останавливалась.
Сегодня домик показался даже раньше сорока тысяч шагов. 39535 показывали мамины часы. Она устало опустила Софи на дорожное полотно, взяла ее за руку и повела к двери. Ей очень хотелось расслабиться на мягкой кровати, закрыть глаза и уснуть. И совсем не смотреть, какую мизерную часть пути до Города им удалось пройти сегодня.
Снаружи домик напоминал стеклянный голыш высотой метра два и шириной метра три. Его гладкие стены отражали все вокруг, совсем не показывая того, что внутри. Зато изнутри всегда было хорошо видно все, что происходило снаружи.
Они подошли к покатым стенам, и мама приложила ладонь к входному дисплею. Тот приветливо загорелся зеленым, и дверь открылась.
Внутри все оказалось стандартно. Маленький холл, за ним жилая комната с большой мягкой кроватью. В комнате еще стояли буфет и стол с горячей едой. Софи нетерпеливо побежала смотреть, какое угощение ждет их сегодня, но мама окликнула ее мыть руки. Небольшой закуток с душем и раковиной находился справа от холла.
Мама так устала, что больше мечтала помыться, чем покушать. Но есть она была обязана, чтобы завтра преодолеть новый участок пути.
Они помыли руки и прошли к столу. Сегодня их ждали запеченные с сыром грибы, свежие помидоры и мягкий хлеб. На десерт было шоколадное печенье и апельсиновый сок. Софи захлопала в ладоши. Она немного взбодрилась и пришла в себя от вида еды и кровати.
Они поели. Снаружи почти стемнело. Собрались густые сумерки, и стали появляться первые звезды. Ночь обещала быть безлунной. Мама любила такие ночи. Она иногда видела падающие метеоры на черных небесах и всегда-всегда загадывала желание. Она хотела только одного. Дойти до города.
Они помылись, послушали сказку и легли в постель в обнимку. Мама выключила свет хлопком в ладоши, поправила волосы на покатом лобике ребенка и поцеловала его. Скоро усталая Софи засопела, а мама смотрела в небеса сквозь прозрачный потолок. Ей было интересно, увидит ли она сегодня падающую звезду. Она делала так каждую ночь до тех пор, пока незаметно не засыпала. Снаружи кружились пушинки и огромные ночные мотыльки садились на поверхность их домика, похожего на застывшую во времени гигантскую каплю слезы.
Мама незаметно для себя задремала и не увидела ни одной странной тени, идущей мимо их домика снаружи.
***
Утром их разбудил будильник. Было очень важно вставать по будильнику, чтобы вовремя позавтракать, собраться и выйти на дорогу. Так начинался каждый ее день без выходных и праздников. Столько времени, сколько она себя помнила.
Они позавтракали и оделись, положили в рюкзаки воду в бутылках и бутерброды для дневного перекуса. Когда часы показали девять утра, мама проверила, как обстоят дела с зелеными точками на циферблате. Как и всегда передняя уже выдвинулась в путь, а задняя стояла на месте. Ждала маму и Софи. Это было нормально.
Они вышли из домика и пошли по дороге. Мама думала, могла ли она когда-нибудь сойти с ума настолько, чтобы стать торопыгой? Невольно ее тревожный взгляд сконцентрировался на фигурке дочери, скачущей на упругой поверхности дороги. И сразу же пришел ответ: нет, никогда. Нет, до тех пор, пока она в ответе за своего ребенка.
Софи прыгала вперед, изображая зайчика.
– Смотри, мама! Я зайчик!
Девочка заливисто смеялась, вспоминая веселого зайчонка из вчерашней сказки. Девочка, которая в живую ни разу не видела ни одного зверя или растения. Только на картинках в книгах.
Да что там, мама и сама видела всех зверей только в книжках на картинках, когда шла по дороге со своими родителями.
Один неудачный скачок, и девочка оказалась в опасной близости от обочины.
– Софи! – мама моментально подскочила и удержала дочку за рукав. – Софи, я же говорила, что ни в коем случае нельзя сходить с дороги.
Они остановились, и мама сразу же занервничала. Любая остановка вне плана заставляла ее тревожиться.
– Почему? – глупо спросила девочка, будто не задавала этот вопрос десятки раз прежде.
– Нельзя, – ответила мама и пошла дальше, крепко сжав детскую ладошку в своей руке.
"Нельзя" – отвечала ей ее мама, когда ребенком она спрашивала тоже самое. Почему нельзя, и что будет, если нарушить запрет, мама точно не знала сама. Но глубинное чувство запрета, вдолбленное с детства, исправно работало, не пуская в неизведанное ни ее, ни Софи.
Софи огорчилась и шла с поникшей головой.
– Я не хочу никуда идти, – сердито заявила она и попыталась выдернуть руку из материнского захвата. – Я хочу к папе!
Мама сжала зубы. Она не любила вспоминать о нем и не знала, что говорить Софи.
– Куда к папе? – как смогла мягко спросила она.
Они опять остановились, уже начиная отставать от графика. Но обычно этот вопрос выручал маму. Папы с ними не было уже год. И они обе знали, что с ним случилось. Он не появлялся и возможности связаться с ним не было.
– Туда, куда он исчез.
Это было что-то новенькое, такого мама от Софи еще не слышала. Но девочка росла и рано или поздно должна была выдать что-то подобное.
– Я не знаю, где это место, и что с ним.
– Тогда давай сойдем с дороги и поищем его. Ведь он же так сделал!
Мама открыла рот от удивления. Оказывается, Софи помнила гораздо больше, чем говорила прежде. Или она недавно вспомнила?
– Давай поговорим об этом вечером? – предложила мама. – Нам надо идти.
Софи сникла и кивнула. Очень скоро она отказалась идти дальше и гораздо раньше обычного забралась к маме на руки.
Они шли молча, каждая погруженная в какие-то свои невеселые мысли. Софи мечтала перестать идти хотя бы на один день. Мама вспоминала их первую встречу с папой.
Это случилось шесть лет назад. Родителей уже не было с нею, а зеленая точка, что упорно нагоняла ее уже три дня подряд превратилась в усталого путника – молодого, исхудавшего мужчину.
Он шел с опережением графика уже так давно, что потерял сознание в двух шагах от ее домика, где она решила переждать его появление.
Она не знала, что делать. Молодая двадцатилетняя девушка. Совсем одна. Она решила не покидать убежище. Правда она не совсем понимала, чего именно будет ждать. Пока он очнется и пойдет дальше? Или пока он тихо скончается у нее на пороге?
Этим вопросом она задалась ближе к полудню, когда незнакомец так и не подал никаких признаков жизни, а солнце поднялось в зенит и нещадно жарило резиновую дорогу и тело, на ней лежащее.
Девушка знала, как там сейчас жарко. И еще она поняла, что парень сам не встанет.
Но он был еще жив, его зеленая точка светилась на экране часов.
И девушка решилась. Вышла из домика и волоком затащила незнакомца в прохладный полумрак. Здесь любая хворь всегда проходила быстрее. Только если это не что-то смертельное, но девушка надеялась, что это не тот случай.
Потом она долго от него не отходила и корила себя, что ждала так долго с помощью. Поила его водой с ложечки, мазала мазью ожог от раскаленной резины на лице, промывала мелкие раны на его руках и ногах, слушала горячечный бред и протирала влажной тряпочкой его раскаленный лоб.
Он очнулся к вечеру вторых суток. Открыл глаза и долго молча смотрел на нее. Она испугалась и тоже молчала. Просто не знала, что сказать. Рефлекторно вцепилась в основание массивной настольной лампы, которое приспособила под дубинку. На всякий случай.
– Привет, – еле слышно сказал незнакомец. – Я Алекс.
Она медленно выпустила из пальцев лампу и ответила:
– А я Луиза.
Она до сих пор помнила, как дрогнули его губы в улыбке при звуке ее голоса. И как несмело улыбнулась в ответ – тоже.
Она успела забыть, каково это – быть не одной. Быть с кем-то и чувствовать его поддержку.
Родителей забрало время. Возраст и годы упорной ходьбы не давали им двигаться с нужной скоростью. Однажды они с ней просто не пошли. Велели отправляться вперед, обещали, что отдохнут и догонят ее. Они все знали, что это ложь. Но кто-то должен был двигаться вперед.
С того дня минуло два года, и конечно, родители так и не догнали ее. Она даже не была уверена, что они живы, что они не лежат где-то на обочине грудой высохших костей.
И вот появился он – Алекс. Он быстро пошел на поправку, словно она давала ему силы жить. Хотя, конечно, помогала и целительная сила домика. Как это работало, она не знала. День, другой, и они снова тронулись в путь.
Луиза радовалась, что больше не одна, что осмелилась открыть дверь и впустить в свою жизнь другого человека.
С ним оказалось весело. Он поддерживал ее, всегда старался рассмешить, хотя Лу в глубине его глаз всегда видела неизбывную тоску. Она лишь чуть притихла, когда Луиза и Алекс пошли вместе по дороге.
