- Жанна, ты же расслабиться на природе собиралась, - напомнил Федор. – Вместо этого философствуешь, проблемы ставишь неразрешимые. Брось! Отдыхай душой и телом.
- Насчет тела ты хорошо подметил. Кстати, ты читал, что сказал Владимир Солоухин насчет озер, морей и рек? В чем их преимущество перед другими составными частями природы?
- У Инны Гофф и Яна Френкеля наоборот, - ухмыльнулся Федор и пропел: - «Не сравнятся с тобой ни леса, ни моря. Ты со мной мое поле, студит ветер висок…». Жанна, читал я, конечно, Солоухина. Остальной природой можно любоваться, а вот в водоемах еще и искупаться. Слияние, так сказать, и обладание.
- Есть еще порох в пороховницах у победителя «Интеллектуального града», - с улыбкой заметила Жанна и встала. – Долго мы на Волгу смотреть будем?
Она неспешно разделась донага, и Федор жадно обшарил взглядом ее пленительное тело. На юге Жанна загорела заметно сильнее, чем Ольга в своем городе. А вот светлые участки на месте купальника остались – у Ольги таких не было. Оглядываясь на Федора, Жанна медленно вошла в воду и поплыла. Вскоре тот оказался рядом – в костюме Адама. Оба долго плескались, ныряли и резвились, словно пара речных дельфинов.
Наконец, остановились недалеко от берега – по пояс в воде. Жанна рухнула в объятия Федора и прошептала:
- А ведь по пальцам можно пересчитать, сколько раз мы были вместе… И это за шестнадцать лет…
Их губы сомкнулись в долгом поцелуе. А потом Федор вынес Жанну из Волги на руках и аккуратно уложил на густую зеленую траву. Женские бедра тут же призывно распахнулись под прицелом грозного мужского орудия. Через мгновение оно мягко пронзило цель…
В Хвосты Федор с Колей и Сережей приехали около восьми вечера. Елена бурчала, что будто на ишаках добирались. Оказалось, и к барскому дому приходил некий сантехник. Елена удивилась – заявок ни она, ни Федор не давали. Велела слесарю ждать на улице под присмотром работника Антипа. Сама позвонила в ЖЭК. Там ответили, что никакой проверки не организовывали, никого не посылали. За время разговора «сантехник» успел исчезнуть.
- Дело явно нечисто, - сердито заметил Федор. – Лена, ребята – бдительность удвоить.
Из автобуса на вокзале Лев выбрался около одиннадцати. Командировка благополучно закончилась. Через полчаса Лев сидел в кафе и долго потягивал кофе в ожидании приятеля. Тот появился вскоре после полудня. Обменялись приветствиями и заказали обед.
- Менты и вправду бывшими не бывают, - засмеялся приятель. – Не работается тебе спокойно на гражданке, все в какие-то расследования влезаешь. Но с иконами тогда, конечно, ты здорово дельце раскрутил. Подсобил так подсобил – по полной программе. До сих пор все вспоминают.
- Лирика, Паша, лирика, - вздохнул Лев. – Что с моими пальчиками?
- Твои на месте, как я вижу! Шучу, шучу. В общем, источник тебе не соврал. Пальчики действительно принадлежат Арсену Кабаеву по прозвищу Хорь. Он освободился по весне. С тех пор в наше поле зрение не попадал – но только до вчерашнего дня. Как по заказу, Лева.
- И каким же макаром теперь?
- Вчера взяли одного барыгу – сто семьдесят пятая статья ему светит.
- Ага, скупка краденного!
- В основном ювелирку нашли при обыске – которая числилась в розыске. Но обнаружился и пакет с порнухой или эротикой – кто там ее разберет. Несколько фотоальбомов с молодой голой бабой – шикарные снимки. И еще порнокассета. Любительские съемки, но несколько сюжетов - постановочных. И пары там, и групповуха. По твоей наводке пальчики на кассете проверили – точно, Хоря. В принципе, он по сто семьдесят пятой здесь не при делах. А барыга в несознанке – какие-то байки травит. Про ювелирку само собой, а про кассету с альбомами – мол, с девяностых еще валяются. Забыл, дескать, уже, откуда взялось. Только вот пальчики Хоря свежие.
- Ну, Паша, спасибо, удружил! – поблагодарил приятеля Лев. – Все в точку получается. Как там семейство твое поживает?..
После дружеского обеда Лев отправился домой. Уже оттуда позвонил Федору и обо всем рассказал. Тот горячо благодарил. Бодро рассуждал:
- Можно сказать, нам повезло с этим делом. Очень вовремя того барыгу взяли. Как там Штирлиц рассуждал – случай разведчика, который раз в жизни бывает. А тут прямо случай сыщика. А что там за дело с иконами ты упоминал?
- Федя, отдельная история. Долго рассказывать. И без водки никак.
- Заметано – в следующий раз, значит.
После пяти часов Федор встретил Ольгу после работы и отвез домой. В «Тойоте» рассказал про расследование Льва. Ольга смутилась и покраснела.
- Сквозь землю готова провалиться… Это ж мы для себя снимали, а они теперь все увидели.
- Оля, не парься. Ты же свои голые альбомы продавала распространителям - без всяких комплексов. А тут правоохранители. Им положено держать язык за зубами о частной жизни граждан.
- Мало ли что положено… Ладно, я не за себя переживаю. Испанский стыд какой-то – за тебя, за Беллу с Борисом, Аню, Иру, Катю, Зину…
- Но ты же ни при чем, Оля. Не загружайся.
- Федя, так что теперь делать?
- Напиши заявление в полицию. Подробно опиши, что похищено. Лева шепнет приятелям – и твое заявление быстрее к делу о квартирных ворах присовокупят. Слушай, у тебя счета от «ИП Каратаев» сохранились за те фотосъемки?
- Другой бы кто давно выбросил. А я храню – как память.
- Присовокупи их к заявлению – чтобы можно было оценить стоимость похищенного. Цену кассеты тоже укажи. Глядишь, и на Хоря хоть какая-то сумма украденного набежит. Уж посадят его или нет – трудно сказать. Но суд в любом случае вынесет постановление о возвращении тебе вещдоков. Я тебе потом на мыло сброшу «рыбу» заявления.
- Что бы я без тебя делала!
- В истории бы такие не влипала, - ухмыльнулся Федор.
- Но я же сама пришла тогда искать на попу приключения, - засмеялась Ольга. – Все, приехали. Федю, кстати, вчера выписали. Врач сказал, в институте не смогли определить, чем Федю траванули. Уже распалось вещество. Слушай, может, я Федьку куда-нибудь отправлю сейчас…
- Оля, не надо! – твердо сказал Федор. – Виноват, поддался, проявил слабость. Но на этом все.
Федя встречал Ольгу в прихожей и загадочно улыбался.
- Мама, я видел, ты из «Тойоты» вышла. У тебя снова роман с Федором Николаевичем?
- С чего ты взял? – изумилась Ольга. – Просто мне опять понадобилась его помощь – в одном деликатном деле.
- Вечно деликатные дела, вечно потом, - вздохнул Федя. – Мама, не мучайся больше. Я теперь знаю, что это мой батя…
- Что? Откуда? – Ольга даже за сердце схватилась.
- Мама, да не волнуйся ты так. Пойдем на кухню. Я там ужин приготовил. Все тебе расскажу.
После услышанного у Ольги напрочь пропал аппетит. От ужина она отказалась, лицо пылало. Долго изучала злополучный генеалогический листок.
- Извини, мама, а ты всех этих теток знаешь? – поинтересовался Федя.
- Некоторых. Анну и Беллу – хорошо. Мы дружили даже когда-то. Белла с мужем теперь в Израиле. С Анной тоже сто лет не виделись. Она с мужем помирилась – тот пить бросил из-за ее похождений. Успокоилась давно…
- Бурная же у тебя молодость была…
- Ой, Федя, не будем об этом, - окончательно смутилась Ольга, и лицо ее вновь запылало. – Так, дальше. Диана с Надеждой – артистки. Участвовали с Федором Николаевичем в освобождении самолета от террористов в две тысячи третьем. Если хочешь, найди в сети, почитай. Джулия Кэрт – дальняя родственница Федора Николаевича. В газетах писали, как их фирма «Каратаевы и Кэрт» преобразила Хвосты. Барский дом восстановили, бизнес там раскрутили, людям работу дали…
- Выходит, у бати и от многоюродной сестры дети, - рассудительно заметил Федя. - Так что, мама, зря ты на Юльку бочку катишь. Теперь-то я понял, почему. Ну, троюродная так троюродная.
- Ой, Федя, еще сто раз разбежишься ты с такими Юльками…
- Не факт. Кстати, о Юльке. Она очень хочет завтра на фестивале Пискунова побывать. Проводят мероприятие за Волгой, за городом – вниз по течению. Доставка только паромом. Из-за ковида количество зрителей ограничили. На паром пускают исключительно по пригласительным билетам от городского союза художников. Ты не можешь батю попросить нам с Юлькой приглашения сделать? Ему-то, наверно, это как два пальца об асфальт…
- Может быть. Тем более художник Артур Стулов двоюродный брат Федора Николаевича. Федя, я попробую что-нибудь сделать. Свяжусь с Федором Николаевичем – чуть позже. Сначала от шока отойти нужно…
- Ну, извини, мама. Я не хотел сначала тебе ничего говорить. Но потом решил, что все-таки шокотерапия лучше. А то одни тайны и недомолвки.
- Не знаю, не знаю… Голова кругом.
- Так поужинай – и все пройдет.
- Пожалуй… Но чуть позже.
Лев быстрым шагом спустился к обшарпанной пристани. Павел перестал маршировать по берегу и кратко пояснил:
- Извини, Лева, что в выходной дернул. Приходится изощряться, действовать неофициально. И ты идеально подходишь.
- О чем речь, Паша! Ты ж мне сколько помогал, и я – всегда готов, как пионер.
- Случай непонятный какой-то, - продолжил Павел. - Дело, может, выеденного яйца не стоит, а начнем поиск по полной программе - фестиваль сорвем. Ты в курсе, как губернатор жаждал земляка заполучить? В общем, искать нужно тихо, не привлекая внимания. А ты и местность знаешь, и с Пискуновым знаком.
- Не совсем, Паша, - уточнил Лев. - Мы из одной школы, это точно. Но Виктор на два года старше, он на мелюзгу вроде меня внимания особого не обращал. Уже тогда считал себя гением, очень гордый был.
За Волгу отправились на лодке спасателей – чтобы не привлекать внимания, как объяснил Павел. По пути Лев успел рассказать:
- Был пацаном, с отцом за Волгу часто за грибами ездили. Как-то компанией собрались. Витька Пискунов тоже был тогда. Набрал грибов больше любого мужика - глаз у него острый. И язык тоже. Язвил без передышки, на остальных пацанов свысока поглядывал, высокомерно. Тут же его злым чертенком окрестили. У него две родинки на лбу. Напоминают пробивающиеся рожки. Теперь и журналисты так язвят. Кто-то его живопись бесовской называет.
На левом берегу Лев и Павел поднялись по широкой песчаной тропе и зашагали по лесной чаще. Полицейский ввел приятеля в курс дела. О внезапном исчезновении зама главы горадминистрации Захара Запрягаева сообщила его жена Инга Михайловна примерно час назад. Никто вокруг ничего вразумительного сказать не мог: вроде бы, только что был - и куда-то отошел. Ничего страшного. Запрягаев блестяще организовал фестиваль - система теперь и без руководителя работала как часы.
- Пискунов поставил администрации жесткое условие, - рассказывал Павел. - «Айн, цвай, полицай…» - и не больше. Сам из Москвы чуть ли ни взвод каких-то чоповцев привез. Каждую поляну охраняют, чтобы не фотографировали и ничего не трогали. Я с двумя сержантами тут больше для проформы - вроде бы и волки сыты и овцы целы. А чоповцам тот Запрягаев глубоко до фонаря.
Сыщики наконец добрались до поляны у самой просеки. Десятки человек – две трети в масках, остальные нет - слонялись туда-сюда по "классам" с названиями "Пленэр N". Каждый класс представлял собой периметр из пластиковых стоек, на которые в несколько рядов были натянуты веревки. Внутри толклись художники со своими холстами и мольбертами, снаружи - зеваки и журналисты.
В "Пленэре N 5" были представлены весьма оригинальные «картины» - листы прозрачного пластика на подставках. Бородатый художник с жаром объяснял высоким парню и девушке с таксой на поводке, почему «картина» повернута именно так, а не этак.
Молодые люди зашагали дальше, и Лев не без удивления узнал в них Федю Незабудкина и Юлю Каратаеву – фото дочери показывал Дмитрий, когда неделю назад ехали на операцию в униформе геодезистов.
Лев с Павлом последовали за парой к огромному полотну размером три на четыре метра. Там собрались десятки зрителей. Оказалось, только сегодня свежеиспеченный шедевр выставили публично - Пискунов создавал картину "Гадим на весь мир" в секретной студии.
Мужчина и женщина, изображенные на холсте, сидели на корточках на лесной опушке - голыми задами к публике. Мужик испражнялся, а его спутница мочилась - все их органы были показаны в мельчайших анатомических подробностях. Выделения трансформировались в мусор и отходы. Образовавшаяся помойка плавно превращалась в темно-коричневую пустыню.
- Какая мерзость! – услышал Лев возмущенный голос девушки.
- Художник по-своему показал угрозу природе от деятельности человека, - пояснил спутнице Федя.
- Разве что так… - с сомнением ответила Юля. – Мне кажется, что я даже зловоние ощущаю.
- У этой картины Инга Михайловна в последний раз видела мужа - вполголоса пояснил Павел. - Кстати, вот и сама госпожа Запрягаева подошла. - Полицейский повернулся к довольно интересной брюнетке лет сорока пяти. - Инга Михайловна, рекомендую, это Лев Савин. Сотрудник МВД в отставке, теперь частный детектив. Любезно согласился нам помочь. А я исчезаю – чтобы не привлекать внимания.
От расстроенной женщины Лев узнал, что шестидесятидвухлетний Захар Запрягаев - человек старой советской закалки, за его плечами карьера комсомольского и партийного работника. Он не мог легкомысленно бросить дело, которое долго и тщательно организовывал, пусть оно ему и не нравилось.
- А почему? - поинтересовался Лев.
- Сама не понимаю, - вздохнула Инга Михайловна. - Он как узнал про этот фестиваль, сразу расстроился. А уж когда Захару поручили организовать, совсем скис. Но отказываться не привык. Сделал все на совесть. А дня два назад с работы совсем грустный пришел. Но ничего не сказал. Я потому так и забеспокоилась сейчас...
Запрягаева представила Льву секретаря мужа Любовь Александровну - даму предпенсионного возраста, со строгим взглядом. Та с глазу на глаз изливала детективу накопившийся яд:
- Я Захара еще по горкому комсомола знаю. И с Верочкой покойной, его первой женой, очень дружила. А эта Инга - вертихвостка. На семнадцать лет моложе. Наверное, решила, что все из Захара выжала, пора наследством пользоваться. Пристукнула где-нибудь в лесу под шумок, а теперь комедию ломает. Тут какого только народа нет - на любого неформала свалить можно!
Лев только пожал плечами и поинтересовался насчет плохого настроения Запрягаева два дня назад.
- Это из-за дурацкого письма, - неохотно пояснила секретарь. - Я его вскрыла, зарегистрировала и положила в папку не читая. А товарищ Запрягаев потом очень расстроенный ушел. Оказалось, письмо то порвал, Я обрывки из урны достала, сложила и склеила. Ерунда какая-то. Точно не помню, примерно так: "В продолжение разговора четвертьвековой давности спешу уведомить, что наша беседа будет продолжена - но уже с диаметрально противоположных позиций, согласно учению товарища Коровьева об официальных и неофициальных лицах. Но я не буду так мягкотел, как Эдгар Мунк по отношению к вашему норвежскому аналогу. То ли с уважением, то ли нет - Энкел-Мунк". Я до сих пор роюсь в Интернете, читаю про Мунка - но не нашла ничего про норвежского "Запрягаева". Ничего не понимаю!
- А какую должность ваш шеф занимал двадцать пять лет назад? - поинтересовался Лев.
- В городской администрации курировал вопросы культуры.
- Насчет тела ты хорошо подметил. Кстати, ты читал, что сказал Владимир Солоухин насчет озер, морей и рек? В чем их преимущество перед другими составными частями природы?
- У Инны Гофф и Яна Френкеля наоборот, - ухмыльнулся Федор и пропел: - «Не сравнятся с тобой ни леса, ни моря. Ты со мной мое поле, студит ветер висок…». Жанна, читал я, конечно, Солоухина. Остальной природой можно любоваться, а вот в водоемах еще и искупаться. Слияние, так сказать, и обладание.
- Есть еще порох в пороховницах у победителя «Интеллектуального града», - с улыбкой заметила Жанна и встала. – Долго мы на Волгу смотреть будем?
Она неспешно разделась донага, и Федор жадно обшарил взглядом ее пленительное тело. На юге Жанна загорела заметно сильнее, чем Ольга в своем городе. А вот светлые участки на месте купальника остались – у Ольги таких не было. Оглядываясь на Федора, Жанна медленно вошла в воду и поплыла. Вскоре тот оказался рядом – в костюме Адама. Оба долго плескались, ныряли и резвились, словно пара речных дельфинов.
Наконец, остановились недалеко от берега – по пояс в воде. Жанна рухнула в объятия Федора и прошептала:
- А ведь по пальцам можно пересчитать, сколько раз мы были вместе… И это за шестнадцать лет…
Их губы сомкнулись в долгом поцелуе. А потом Федор вынес Жанну из Волги на руках и аккуратно уложил на густую зеленую траву. Женские бедра тут же призывно распахнулись под прицелом грозного мужского орудия. Через мгновение оно мягко пронзило цель…
В Хвосты Федор с Колей и Сережей приехали около восьми вечера. Елена бурчала, что будто на ишаках добирались. Оказалось, и к барскому дому приходил некий сантехник. Елена удивилась – заявок ни она, ни Федор не давали. Велела слесарю ждать на улице под присмотром работника Антипа. Сама позвонила в ЖЭК. Там ответили, что никакой проверки не организовывали, никого не посылали. За время разговора «сантехник» успел исчезнуть.
- Дело явно нечисто, - сердито заметил Федор. – Лена, ребята – бдительность удвоить.
Глава 26 – Эхо из прошлого (пятница, 17 июля 2020)
Из автобуса на вокзале Лев выбрался около одиннадцати. Командировка благополучно закончилась. Через полчаса Лев сидел в кафе и долго потягивал кофе в ожидании приятеля. Тот появился вскоре после полудня. Обменялись приветствиями и заказали обед.
- Менты и вправду бывшими не бывают, - засмеялся приятель. – Не работается тебе спокойно на гражданке, все в какие-то расследования влезаешь. Но с иконами тогда, конечно, ты здорово дельце раскрутил. Подсобил так подсобил – по полной программе. До сих пор все вспоминают.
- Лирика, Паша, лирика, - вздохнул Лев. – Что с моими пальчиками?
- Твои на месте, как я вижу! Шучу, шучу. В общем, источник тебе не соврал. Пальчики действительно принадлежат Арсену Кабаеву по прозвищу Хорь. Он освободился по весне. С тех пор в наше поле зрение не попадал – но только до вчерашнего дня. Как по заказу, Лева.
- И каким же макаром теперь?
- Вчера взяли одного барыгу – сто семьдесят пятая статья ему светит.
- Ага, скупка краденного!
- В основном ювелирку нашли при обыске – которая числилась в розыске. Но обнаружился и пакет с порнухой или эротикой – кто там ее разберет. Несколько фотоальбомов с молодой голой бабой – шикарные снимки. И еще порнокассета. Любительские съемки, но несколько сюжетов - постановочных. И пары там, и групповуха. По твоей наводке пальчики на кассете проверили – точно, Хоря. В принципе, он по сто семьдесят пятой здесь не при делах. А барыга в несознанке – какие-то байки травит. Про ювелирку само собой, а про кассету с альбомами – мол, с девяностых еще валяются. Забыл, дескать, уже, откуда взялось. Только вот пальчики Хоря свежие.
- Ну, Паша, спасибо, удружил! – поблагодарил приятеля Лев. – Все в точку получается. Как там семейство твое поживает?..
После дружеского обеда Лев отправился домой. Уже оттуда позвонил Федору и обо всем рассказал. Тот горячо благодарил. Бодро рассуждал:
- Можно сказать, нам повезло с этим делом. Очень вовремя того барыгу взяли. Как там Штирлиц рассуждал – случай разведчика, который раз в жизни бывает. А тут прямо случай сыщика. А что там за дело с иконами ты упоминал?
- Федя, отдельная история. Долго рассказывать. И без водки никак.
- Заметано – в следующий раз, значит.
После пяти часов Федор встретил Ольгу после работы и отвез домой. В «Тойоте» рассказал про расследование Льва. Ольга смутилась и покраснела.
- Сквозь землю готова провалиться… Это ж мы для себя снимали, а они теперь все увидели.
- Оля, не парься. Ты же свои голые альбомы продавала распространителям - без всяких комплексов. А тут правоохранители. Им положено держать язык за зубами о частной жизни граждан.
- Мало ли что положено… Ладно, я не за себя переживаю. Испанский стыд какой-то – за тебя, за Беллу с Борисом, Аню, Иру, Катю, Зину…
- Но ты же ни при чем, Оля. Не загружайся.
- Федя, так что теперь делать?
- Напиши заявление в полицию. Подробно опиши, что похищено. Лева шепнет приятелям – и твое заявление быстрее к делу о квартирных ворах присовокупят. Слушай, у тебя счета от «ИП Каратаев» сохранились за те фотосъемки?
- Другой бы кто давно выбросил. А я храню – как память.
- Присовокупи их к заявлению – чтобы можно было оценить стоимость похищенного. Цену кассеты тоже укажи. Глядишь, и на Хоря хоть какая-то сумма украденного набежит. Уж посадят его или нет – трудно сказать. Но суд в любом случае вынесет постановление о возвращении тебе вещдоков. Я тебе потом на мыло сброшу «рыбу» заявления.
- Что бы я без тебя делала!
- В истории бы такие не влипала, - ухмыльнулся Федор.
- Но я же сама пришла тогда искать на попу приключения, - засмеялась Ольга. – Все, приехали. Федю, кстати, вчера выписали. Врач сказал, в институте не смогли определить, чем Федю траванули. Уже распалось вещество. Слушай, может, я Федьку куда-нибудь отправлю сейчас…
- Оля, не надо! – твердо сказал Федор. – Виноват, поддался, проявил слабость. Но на этом все.
Федя встречал Ольгу в прихожей и загадочно улыбался.
- Мама, я видел, ты из «Тойоты» вышла. У тебя снова роман с Федором Николаевичем?
- С чего ты взял? – изумилась Ольга. – Просто мне опять понадобилась его помощь – в одном деликатном деле.
- Вечно деликатные дела, вечно потом, - вздохнул Федя. – Мама, не мучайся больше. Я теперь знаю, что это мой батя…
- Что? Откуда? – Ольга даже за сердце схватилась.
- Мама, да не волнуйся ты так. Пойдем на кухню. Я там ужин приготовил. Все тебе расскажу.
После услышанного у Ольги напрочь пропал аппетит. От ужина она отказалась, лицо пылало. Долго изучала злополучный генеалогический листок.
- Извини, мама, а ты всех этих теток знаешь? – поинтересовался Федя.
- Некоторых. Анну и Беллу – хорошо. Мы дружили даже когда-то. Белла с мужем теперь в Израиле. С Анной тоже сто лет не виделись. Она с мужем помирилась – тот пить бросил из-за ее похождений. Успокоилась давно…
- Бурная же у тебя молодость была…
- Ой, Федя, не будем об этом, - окончательно смутилась Ольга, и лицо ее вновь запылало. – Так, дальше. Диана с Надеждой – артистки. Участвовали с Федором Николаевичем в освобождении самолета от террористов в две тысячи третьем. Если хочешь, найди в сети, почитай. Джулия Кэрт – дальняя родственница Федора Николаевича. В газетах писали, как их фирма «Каратаевы и Кэрт» преобразила Хвосты. Барский дом восстановили, бизнес там раскрутили, людям работу дали…
- Выходит, у бати и от многоюродной сестры дети, - рассудительно заметил Федя. - Так что, мама, зря ты на Юльку бочку катишь. Теперь-то я понял, почему. Ну, троюродная так троюродная.
- Ой, Федя, еще сто раз разбежишься ты с такими Юльками…
- Не факт. Кстати, о Юльке. Она очень хочет завтра на фестивале Пискунова побывать. Проводят мероприятие за Волгой, за городом – вниз по течению. Доставка только паромом. Из-за ковида количество зрителей ограничили. На паром пускают исключительно по пригласительным билетам от городского союза художников. Ты не можешь батю попросить нам с Юлькой приглашения сделать? Ему-то, наверно, это как два пальца об асфальт…
- Может быть. Тем более художник Артур Стулов двоюродный брат Федора Николаевича. Федя, я попробую что-нибудь сделать. Свяжусь с Федором Николаевичем – чуть позже. Сначала от шока отойти нужно…
- Ну, извини, мама. Я не хотел сначала тебе ничего говорить. Но потом решил, что все-таки шокотерапия лучше. А то одни тайны и недомолвки.
- Не знаю, не знаю… Голова кругом.
- Так поужинай – и все пройдет.
- Пожалуй… Но чуть позже.
Глава 27 – Заволжские пленэры (суббота, 18 июля 2020)
Лев быстрым шагом спустился к обшарпанной пристани. Павел перестал маршировать по берегу и кратко пояснил:
- Извини, Лева, что в выходной дернул. Приходится изощряться, действовать неофициально. И ты идеально подходишь.
- О чем речь, Паша! Ты ж мне сколько помогал, и я – всегда готов, как пионер.
- Случай непонятный какой-то, - продолжил Павел. - Дело, может, выеденного яйца не стоит, а начнем поиск по полной программе - фестиваль сорвем. Ты в курсе, как губернатор жаждал земляка заполучить? В общем, искать нужно тихо, не привлекая внимания. А ты и местность знаешь, и с Пискуновым знаком.
- Не совсем, Паша, - уточнил Лев. - Мы из одной школы, это точно. Но Виктор на два года старше, он на мелюзгу вроде меня внимания особого не обращал. Уже тогда считал себя гением, очень гордый был.
За Волгу отправились на лодке спасателей – чтобы не привлекать внимания, как объяснил Павел. По пути Лев успел рассказать:
- Был пацаном, с отцом за Волгу часто за грибами ездили. Как-то компанией собрались. Витька Пискунов тоже был тогда. Набрал грибов больше любого мужика - глаз у него острый. И язык тоже. Язвил без передышки, на остальных пацанов свысока поглядывал, высокомерно. Тут же его злым чертенком окрестили. У него две родинки на лбу. Напоминают пробивающиеся рожки. Теперь и журналисты так язвят. Кто-то его живопись бесовской называет.
На левом берегу Лев и Павел поднялись по широкой песчаной тропе и зашагали по лесной чаще. Полицейский ввел приятеля в курс дела. О внезапном исчезновении зама главы горадминистрации Захара Запрягаева сообщила его жена Инга Михайловна примерно час назад. Никто вокруг ничего вразумительного сказать не мог: вроде бы, только что был - и куда-то отошел. Ничего страшного. Запрягаев блестяще организовал фестиваль - система теперь и без руководителя работала как часы.
- Пискунов поставил администрации жесткое условие, - рассказывал Павел. - «Айн, цвай, полицай…» - и не больше. Сам из Москвы чуть ли ни взвод каких-то чоповцев привез. Каждую поляну охраняют, чтобы не фотографировали и ничего не трогали. Я с двумя сержантами тут больше для проформы - вроде бы и волки сыты и овцы целы. А чоповцам тот Запрягаев глубоко до фонаря.
Сыщики наконец добрались до поляны у самой просеки. Десятки человек – две трети в масках, остальные нет - слонялись туда-сюда по "классам" с названиями "Пленэр N". Каждый класс представлял собой периметр из пластиковых стоек, на которые в несколько рядов были натянуты веревки. Внутри толклись художники со своими холстами и мольбертами, снаружи - зеваки и журналисты.
В "Пленэре N 5" были представлены весьма оригинальные «картины» - листы прозрачного пластика на подставках. Бородатый художник с жаром объяснял высоким парню и девушке с таксой на поводке, почему «картина» повернута именно так, а не этак.
Молодые люди зашагали дальше, и Лев не без удивления узнал в них Федю Незабудкина и Юлю Каратаеву – фото дочери показывал Дмитрий, когда неделю назад ехали на операцию в униформе геодезистов.
Лев с Павлом последовали за парой к огромному полотну размером три на четыре метра. Там собрались десятки зрителей. Оказалось, только сегодня свежеиспеченный шедевр выставили публично - Пискунов создавал картину "Гадим на весь мир" в секретной студии.
Мужчина и женщина, изображенные на холсте, сидели на корточках на лесной опушке - голыми задами к публике. Мужик испражнялся, а его спутница мочилась - все их органы были показаны в мельчайших анатомических подробностях. Выделения трансформировались в мусор и отходы. Образовавшаяся помойка плавно превращалась в темно-коричневую пустыню.
- Какая мерзость! – услышал Лев возмущенный голос девушки.
- Художник по-своему показал угрозу природе от деятельности человека, - пояснил спутнице Федя.
- Разве что так… - с сомнением ответила Юля. – Мне кажется, что я даже зловоние ощущаю.
- У этой картины Инга Михайловна в последний раз видела мужа - вполголоса пояснил Павел. - Кстати, вот и сама госпожа Запрягаева подошла. - Полицейский повернулся к довольно интересной брюнетке лет сорока пяти. - Инга Михайловна, рекомендую, это Лев Савин. Сотрудник МВД в отставке, теперь частный детектив. Любезно согласился нам помочь. А я исчезаю – чтобы не привлекать внимания.
От расстроенной женщины Лев узнал, что шестидесятидвухлетний Захар Запрягаев - человек старой советской закалки, за его плечами карьера комсомольского и партийного работника. Он не мог легкомысленно бросить дело, которое долго и тщательно организовывал, пусть оно ему и не нравилось.
- А почему? - поинтересовался Лев.
- Сама не понимаю, - вздохнула Инга Михайловна. - Он как узнал про этот фестиваль, сразу расстроился. А уж когда Захару поручили организовать, совсем скис. Но отказываться не привык. Сделал все на совесть. А дня два назад с работы совсем грустный пришел. Но ничего не сказал. Я потому так и забеспокоилась сейчас...
Запрягаева представила Льву секретаря мужа Любовь Александровну - даму предпенсионного возраста, со строгим взглядом. Та с глазу на глаз изливала детективу накопившийся яд:
- Я Захара еще по горкому комсомола знаю. И с Верочкой покойной, его первой женой, очень дружила. А эта Инга - вертихвостка. На семнадцать лет моложе. Наверное, решила, что все из Захара выжала, пора наследством пользоваться. Пристукнула где-нибудь в лесу под шумок, а теперь комедию ломает. Тут какого только народа нет - на любого неформала свалить можно!
Лев только пожал плечами и поинтересовался насчет плохого настроения Запрягаева два дня назад.
- Это из-за дурацкого письма, - неохотно пояснила секретарь. - Я его вскрыла, зарегистрировала и положила в папку не читая. А товарищ Запрягаев потом очень расстроенный ушел. Оказалось, письмо то порвал, Я обрывки из урны достала, сложила и склеила. Ерунда какая-то. Точно не помню, примерно так: "В продолжение разговора четвертьвековой давности спешу уведомить, что наша беседа будет продолжена - но уже с диаметрально противоположных позиций, согласно учению товарища Коровьева об официальных и неофициальных лицах. Но я не буду так мягкотел, как Эдгар Мунк по отношению к вашему норвежскому аналогу. То ли с уважением, то ли нет - Энкел-Мунк". Я до сих пор роюсь в Интернете, читаю про Мунка - но не нашла ничего про норвежского "Запрягаева". Ничего не понимаю!
- А какую должность ваш шеф занимал двадцать пять лет назад? - поинтересовался Лев.
- В городской администрации курировал вопросы культуры.
