- Королева Росета требует материальной компенсации за причиненные ей унижения и оскорбления. Сумма компенсации полтора миллиона лей.
- Что?! Сколько?! – наконец, немного пришел в себя Ингор.
- Полтора миллиона, - с достоинством повторил старец. – Но она готова вместо одного миллиона принять кулон с запечатанной кровью Дракона, что хранится в Вашей сокровищнице.
- Об этом не может быть и речи, - резко ответил Ингор. – Этот кулон хранится в моей семье несколько столетий, и я не вправе отдавать его кому бы то ни было. Что еще хочет получить королева, вернее, бывшая королева Росета? – достаточно ядовитым тоном спросил Ингор.
- Все земли, что отошли Вашему королевству в качестве ее приданого, должны быть возвращены, - скучным тоном продолжал глава делегации, - все Порталы, связывающие наши королевства, будут уничтожены. - При этих словах Ингор обеспокоенно взглянул на старика, не оставалось никаких сомнений, что для него это была очень неприятная новость. – Портал в королевском дворце будет уничтожен немедленно, как только будет получена вся сумма. Северный и Восточный Порталы будут открыты еще месяц, чтобы все подданные вашего и нашего королевств могли вернуться домой, успев урегулировать свои проблемы.
- Свое решение я объявлю завтра, - перебил его Ингор, показывая таким образом, что аудиенция окончена. Старик поклонился, и вся делегация лигарийцев немедленно удалилась. Ингор и после их ухода в каком-то оцепенении продолжал неподвижно сидеть, глядя в одну точку. То, что он только что услышал, никак не доходило до его сознания. Росета больше не его жена. Богиня разорвала их союз. Все Порталы, которые были фактически самым главным в приданом, полученным в результате брака с Росетой, закроются.
Из этого состояния его вывело легкое покашливание Советника, намекающего, что у него к королю есть вопросы. Ингор резко взглянул на него.
- Ты знал об этом? – грозно спросил он.
- Нет, Ваше Величество, - испугано ответил советник. – Думаю, что об этом никто не знал.
Ингор сорвался с места и бросился в покои королевы. Открыл дверь и застыл на месте. Росета забрала с собой все, что хоть сколько-нибудь напоминало о ней. Особенно Ингора поразил их общий портрет, что висел в будуаре его жены. На портрете они были изображены оба, но разделённые вазой с роскошным букетом цветов. Так вот, Росета отрезала свой портрет, и теперь в раме красовался один Ингор. Неизвестно почему, но от созерцания себя на портрете одиноко стоящим и бессмысленно смотрящим куда-то вдаль (как художник ни просил, чтобы они с королевой смотрели друг на друга, Ингор этого делать не захотел), у него впервые тоскливо сжалось сердце. Он резко тряхнул головой, отгоняя это странное наваждение, и приказал собрать министров, чтобы решить, что делать в этой ситуации. Ингор знал, что произошедшее сильно ударит по экономике страны, и поскольку он один был во всем виноват, то эта мысль наполняла его злобой и агрессией. Ингор не любил и никогда не признавался в своих ошибках, предпочитая искать виноватых на стороне. Вот и теперь должны были пострадать: охрана, вовремя не доложившая, что все вещи королевы переносятся к Порталу, личные фрейлины королевы, которые просто обязаны были видеть, что происходит, ну и секретная служба, которая вообще должна была знать все и обо всем.
И опять же он понимал, что своим пренебрежительным, презрительным отношением к жене он подал пример подданным, относится к ней так же, как относился он сам. Именно поэтому фрейлины являлись к его жене, если она только просила их об этом, передавая свои просьбы через личную служанку, что было просто таки вопиющим нарушением этикета. И охрана покоев королевы частенько отсутствовала, что вообще было преступлением, о котором, однако Ингор знал и смотрел на это сквозь пальцы.
Наказания, что понесли виновные, были суровы. Всех фрейлин отправили в захудалые поместья, расположенные в глуши. Ингор отправил их всех без малейших угрызений совести. К его бывшей жене в качестве фрейлин были приставлены самые сварливые самые ленивые и самые докучливые выдры, каких только удалось найти. К тому же все они были такими уродинами, что ни о каких любовных интрижках ни с одной из них не могло быть и речи.
Капитана стражи разжаловали. Поскольку он не удосужился никого поставить стражу у покоев Росеты.
В тайной канцелярии также немало голов полетело. Если бы Росета плела интриги или изменяла супругу, с нее бы не спустили глаз. А так... более добропорядочной королевы трудно было себе и представить. Ее верность мужу ни у кого не вызывала сомнения. И еще она сразу показала, что считает королевство мужа своим домом для блага и процветания, которого приложит все свои силы. Так что политических интриг от нее тоже не ждали. Вот и получилось, что никто не видел, как королева собирала вещи, готовясь покинуть мужа. Хотя тот момент, кода она бежала к Храму не замечая никого, видели многие, но кроме насмешек, это ни у кого, никаких подозрений не вызвало.
Расправившись с виновными, Ингор снова собрал Совет, чтобы решить, как ему поступить, и предупредить всех, о грядущих экономических проблемах. Гордость Ингора требовала, чтобы он бросил требуемую, бывшей женой, огромную сумму денег ей под ноги, словно подачку. А вот здравый смысл говорил о том, что выбросив такую кучу денег, он на много лет заставит своих подданных потуже затянуть пояса, что вкупе с закрытием Порталов и потерей огромной территории могло привести к заговору, бунту и дворцовому перевороту.
Как Ингор и ожидал, его сообщение о разрыве брачных уз с Росетой, вызвало уныние и даже панику среди его министров. Министр финансов даже заикнулся, правда, очень неуверенно о том, что король не обязан ей ничего выплачивать. Она ушла сама, значит, сама и должна нести всю тяжесть ответственности за свой поступок.
Его слова были в какой-то степени оправданны, поскольку в брачном договоре не было ни одного слова о подобных выплатах. Хотя откуда такие слова могли бы там взяться, ведь в договоре вообще не была предусмотрена возможность развода! Еще никогда ни единого раза не только в королевских семьях, но и в семьях простолюдинов Богиня не разрывала благословленный ею союз. Союзы, заключенные без благословения, настоящими браками не считались, и участь женщин была не завидной, потому что никаких прав на имущество, детей, а главное на свободу воли, она не имела, поэтому чаще всего, если благословение на новобрачных не снисходило, церемония в Храме останавливалась. Вот эти-то соображения и заставили министра финансов, отвечающего за бюджет страны и очень сильно переживающего за возможное оскудение казны, внести подобное предложение. Эта мысль была вполне здравой, поэтому взоры всех министров с надеждой устремились на короля, однако выражение его лица, сразу сказало им, что их надежды беспочвенны.
Ингор был против. Против категорически. Но, к своему большому сожалению, не мог откровенно объяснить сидящим, причину своего несогласия. Это было личным. Личным делом его и Росеты, и случилось это еще в первый месяц после свадьбы.
Свадьба… свадьба. И слово-то, какое противное, но еще противнее ощущение, как меняется устоявшаяся жизнь после этого события. Вероятно, многие не согласны с подобным утверждением, но Ингор думал именно так. Едва разговор заходил об этом событии, как на его лице неизменно появлялась презрительная ухмылка, сообщающая всем, что он думает о свадьбе и о своем новом статусе молодого мужа.
Его настолько раздражали воспоминания о бракосочетании, что он приказал выбросить и мундир, в котором венчался в Храме и все подарки, если на них стояла гравировка, напоминающая об этом дне, или если подарки выглядели очень уж свадебными. Целующиеся голубки, соединенные сердца, сплетенные руки. Жаль он не мог снять свадебный браслет, который невероятно бесил и раздражал его. По традиции первый портрет королевской четы должен был запечатлеть их в свадебных нарядах. Когда Росета пришла позировать художнику в свадебном платье, Ингор едва сдержался, чтоб не изорвать его в клочья, но находится на портрете рядом с женой, одетой в подвенечное платье отказался категорически. Росета без единого звука сменила платье, и на первом портрете они стояли разделенные колонной с такими безразличными лицами, словно совершенно чужие, едва знакомые люди. Этот первый портрет оказался и единственным, поскольку Ингор больше не пожелал позировать на портретах рядом со своей женой. Ингора раздражало все: то, что теперь покои Росеты отделяла от его покоев только дверь. То, что за столом она сидела напротив него и он помимо воли вынужден был постоянно на нее смотреть, то что на приемах он был обязан первый, четвертый и седьмой танец танцевать только с нею, то, что она сопровождала его на охоту, на пикники, постоянно присутствовала в зале Совета, сидела рядом с ним принимая дипломатические миссии. Короче говоря, куда бы он ни посмотрел, везде была Росета, его новоявленная жена. Как же это его раздражало. Вскоре мелкие, а потом и крупные уколы, подначки по отношению к жене стали для Ингора обычным способом общения с ней. Он не упускал ни одного случая, чем-либо досадить ей, сделать ей больно, стараясь испортить ей настроение.
Росета в одежде отдавала предпочтение пастельным тонам, он в пику ей ввел в моду среди своих придворных яркие, кричащие вызывающие тона, Росета на фоне красавиц, окружающих короля выглядела бесцветной молью. Ей было неприятно и больно это осознавать, Ингор ясно видел это. Но когда Росета, захотела сменить ткани своих платьев на такие же яркие, как у придворных красоток, Ингор с насмешкой изволил заметить, что не желает, чтобы она изменяла своим вкусам, в угоду ему. Коль ей нравятся тусклые и блеклые расцветки так тому и быть он готов любоваться на свою жену и в таких платьях. Столько издевки и сарказма было в его словах, что Росете ничего не оставалось, как продолжать носить эти платья, и им подобные, поскольку Ингор приказал выбирать ей ткани только таких расцветок.
Почему он так себя вел, он объяснить не мог, просто все в его душе восставало и против этого брака, и против жены, что ему навязали.
А брачная ночь? Он без содрогания и думать не мог, вспоминая тот единственный раз близости со своею женой. Он гнал всеми силами то воспоминание, когда он, пришел к ней в спальню. Сначала Ингор, как мог, оттягивал момент, когда ему по традиции, соблюдая все необходимые условности, пришлось идти в опочивальню, приготовленную для их первой брачной ночи. По дороге к этой комнате, его сопровождала целая вереница людей. И это было невыносимо. Его, словно быка, вели на случку, и это сравнение, постоянно крутилось в голове, вызывая дикое отвращение к будущему процессу. Росета сидела на кровати, судорожно тиская атласное покрывало, и со страхом смотрела на него. Он присел рядом, она сжалась еще сильнее. Он мельком оглядел ее. Во время обряда волосы Росеты были убраны в красивую прическу, перевитую нитями жемчуга, теперь же ее волосы падали свободно, прикрывая обнаженную спину. Тоненькие бретельки нижней сорочки, открывали его взору худые ключицы и… и больше ничего. Большой грудью Росета явно не могла похвастаться. Ингор тоскливо оглядел это испуганное, зажатой, худое создание, не вызывающее у него ни малейшего сексуального интереса. Он просто не знал, что с ней делать. Все многочисленные любовницы, побывавшие в его постели, сами добивались его любви. Ингор обожал женщин опытных, знающих толк в любовных играх. Невинных дев, терпеть не мог, искренне не понимая, почему остальные мужчины, так жаждут заполучить в постель неумелую неопытную девицу, наподобие той, что сейчас сидела рядом с ним.
И тогда он понял, что если хорошо не напьется, то не сможет выполнить супружеский долг, опозорив себя, как мужчину на веки вечные. В его спальне, была бутылка старого арлентийского вина столетней выдержки, Ингор решительно пошел в свою комнату, прямо из горлышка сделал несколько торопливых глотков. Потом подождал, когда вино разгорячит кровь и затуманит сознание, сделал еще пять глотков, и только тогда пошатывающей походкой, снова направился в комнату к жене.
Она уже лежала на кровати, ожидая его. Это почему-то вызвало у него нездоровый смех. Он сел на кровать и стал стаскивать сапоги, пошатнулся, завалился на кровать. Ее взгляд полный ужаса, взбесил его, быстро сбросил одежду, он отбросил в сторону покрывало и навалился на жену.
Ингор попробовал ее поцеловать, но она отпрянула в сторону, тогда он, больше не церемонясь, придавил ее к кровати и коленом раздвинул ей ноги. Она судорожно дернулась и даже попыталась его оттолкнуть, это слабое сопротивление, оказалось последней каплей, еще удерживающей его в образе культурного человека, дальше он вел себя, как последняя скотина, грубая и жестокая. К счастью, для Росеты, все закончилось очень быстро. Ингор встал с кровати, собрал свои вещи, и, не обращая внимания на жену, ушел в свои комнаты.
Ингор страдал. Ему было стыдно за свое поведение в эту первую брачную ночь. Очень стыдно. Но он никогда не признавался в своих ошибках, и чтобы как-то обелить себя, в том кошмаре, что случился между ними, он стал обвинять… Росету. Мол если бы она была хоть чуточку ласковее, хоть чуточку не так холодна с ним, то и он в ответ одарил бы ее лаской и нежностью. Он так уверовал в свою собственную теорию, успокоив и заморозив свою совесть, что почти перестал об этом думать. Но совесть она такая коварная, нет, нет да колола его, причем, больно колола своими иголками. И тогда Ингор мучился угрызениями, а поскольку из-за своего характера он физически не мог страдать в одиночестве, поэтому за «компанию» он заставлял страдать и свою жену – источника всех своих негативных эмоций.
Росета терпела. Терпела все: и насмешки, и невнимание, и полное пренебрежение. Какой-то дурак ей когда-то сказал, что добротой, терпением, лаской, уступчивостью можно растопить даже самое ледяное сердце, а самое главное вызвать в этом сердце взаимную любовь. Вот он и старалась. Стараясь изо всех сил, но с каждым днем, наоборот, становилось все хуже и хуже. Ее терпение он считал слабостью и старательно «вытирал об нее ноги», с каждым днем все более и более пренебрежительно обращаясь с ней. Ее мягкость в ответ на его грубость считал трусостью, от этого еще больше ее презирая, ее спокойствие считал толстокожестью, считая, что она обделена эмоциями, поскольку никогда не выказывала их.
Ее спокойствие взорвалось в тот момент, когда она увидела мужа, занимающегося любовью с фавориткой, прямо на глазах Росеты. До этого она искренне считала, что ее муж только флиртует с женщинами, что окружали его, никогда не переходя грань дозволенного. То, что тогда Росета увидела в спальне… Нет, она не могла даже думать, даже вспоминать об этом.
Вернувшись во дворец, Росета не испытывала ни счастья, ни радости, ей было плохо, очень плохо. И часто длинными, бессонными ночами, она вспоминала, как же ее угораздило так сильно влюбиться в Ингора. А случилось это еще за два года до их свадьбы.
…Королевство, принцессой которого родилась Росета – было уникальным. Совсем небольшое, можно сказать крошечное, оно было зажато со всех сторон высокими горами, оставляющими совсем мало участочков, где можно было хоть что-то выращивать.
- Что?! Сколько?! – наконец, немного пришел в себя Ингор.
- Полтора миллиона, - с достоинством повторил старец. – Но она готова вместо одного миллиона принять кулон с запечатанной кровью Дракона, что хранится в Вашей сокровищнице.
- Об этом не может быть и речи, - резко ответил Ингор. – Этот кулон хранится в моей семье несколько столетий, и я не вправе отдавать его кому бы то ни было. Что еще хочет получить королева, вернее, бывшая королева Росета? – достаточно ядовитым тоном спросил Ингор.
- Все земли, что отошли Вашему королевству в качестве ее приданого, должны быть возвращены, - скучным тоном продолжал глава делегации, - все Порталы, связывающие наши королевства, будут уничтожены. - При этих словах Ингор обеспокоенно взглянул на старика, не оставалось никаких сомнений, что для него это была очень неприятная новость. – Портал в королевском дворце будет уничтожен немедленно, как только будет получена вся сумма. Северный и Восточный Порталы будут открыты еще месяц, чтобы все подданные вашего и нашего королевств могли вернуться домой, успев урегулировать свои проблемы.
- Свое решение я объявлю завтра, - перебил его Ингор, показывая таким образом, что аудиенция окончена. Старик поклонился, и вся делегация лигарийцев немедленно удалилась. Ингор и после их ухода в каком-то оцепенении продолжал неподвижно сидеть, глядя в одну точку. То, что он только что услышал, никак не доходило до его сознания. Росета больше не его жена. Богиня разорвала их союз. Все Порталы, которые были фактически самым главным в приданом, полученным в результате брака с Росетой, закроются.
Из этого состояния его вывело легкое покашливание Советника, намекающего, что у него к королю есть вопросы. Ингор резко взглянул на него.
- Ты знал об этом? – грозно спросил он.
- Нет, Ваше Величество, - испугано ответил советник. – Думаю, что об этом никто не знал.
Ингор сорвался с места и бросился в покои королевы. Открыл дверь и застыл на месте. Росета забрала с собой все, что хоть сколько-нибудь напоминало о ней. Особенно Ингора поразил их общий портрет, что висел в будуаре его жены. На портрете они были изображены оба, но разделённые вазой с роскошным букетом цветов. Так вот, Росета отрезала свой портрет, и теперь в раме красовался один Ингор. Неизвестно почему, но от созерцания себя на портрете одиноко стоящим и бессмысленно смотрящим куда-то вдаль (как художник ни просил, чтобы они с королевой смотрели друг на друга, Ингор этого делать не захотел), у него впервые тоскливо сжалось сердце. Он резко тряхнул головой, отгоняя это странное наваждение, и приказал собрать министров, чтобы решить, что делать в этой ситуации. Ингор знал, что произошедшее сильно ударит по экономике страны, и поскольку он один был во всем виноват, то эта мысль наполняла его злобой и агрессией. Ингор не любил и никогда не признавался в своих ошибках, предпочитая искать виноватых на стороне. Вот и теперь должны были пострадать: охрана, вовремя не доложившая, что все вещи королевы переносятся к Порталу, личные фрейлины королевы, которые просто обязаны были видеть, что происходит, ну и секретная служба, которая вообще должна была знать все и обо всем.
И опять же он понимал, что своим пренебрежительным, презрительным отношением к жене он подал пример подданным, относится к ней так же, как относился он сам. Именно поэтому фрейлины являлись к его жене, если она только просила их об этом, передавая свои просьбы через личную служанку, что было просто таки вопиющим нарушением этикета. И охрана покоев королевы частенько отсутствовала, что вообще было преступлением, о котором, однако Ингор знал и смотрел на это сквозь пальцы.
Наказания, что понесли виновные, были суровы. Всех фрейлин отправили в захудалые поместья, расположенные в глуши. Ингор отправил их всех без малейших угрызений совести. К его бывшей жене в качестве фрейлин были приставлены самые сварливые самые ленивые и самые докучливые выдры, каких только удалось найти. К тому же все они были такими уродинами, что ни о каких любовных интрижках ни с одной из них не могло быть и речи.
Капитана стражи разжаловали. Поскольку он не удосужился никого поставить стражу у покоев Росеты.
В тайной канцелярии также немало голов полетело. Если бы Росета плела интриги или изменяла супругу, с нее бы не спустили глаз. А так... более добропорядочной королевы трудно было себе и представить. Ее верность мужу ни у кого не вызывала сомнения. И еще она сразу показала, что считает королевство мужа своим домом для блага и процветания, которого приложит все свои силы. Так что политических интриг от нее тоже не ждали. Вот и получилось, что никто не видел, как королева собирала вещи, готовясь покинуть мужа. Хотя тот момент, кода она бежала к Храму не замечая никого, видели многие, но кроме насмешек, это ни у кого, никаких подозрений не вызвало.
Расправившись с виновными, Ингор снова собрал Совет, чтобы решить, как ему поступить, и предупредить всех, о грядущих экономических проблемах. Гордость Ингора требовала, чтобы он бросил требуемую, бывшей женой, огромную сумму денег ей под ноги, словно подачку. А вот здравый смысл говорил о том, что выбросив такую кучу денег, он на много лет заставит своих подданных потуже затянуть пояса, что вкупе с закрытием Порталов и потерей огромной территории могло привести к заговору, бунту и дворцовому перевороту.
Как Ингор и ожидал, его сообщение о разрыве брачных уз с Росетой, вызвало уныние и даже панику среди его министров. Министр финансов даже заикнулся, правда, очень неуверенно о том, что король не обязан ей ничего выплачивать. Она ушла сама, значит, сама и должна нести всю тяжесть ответственности за свой поступок.
Его слова были в какой-то степени оправданны, поскольку в брачном договоре не было ни одного слова о подобных выплатах. Хотя откуда такие слова могли бы там взяться, ведь в договоре вообще не была предусмотрена возможность развода! Еще никогда ни единого раза не только в королевских семьях, но и в семьях простолюдинов Богиня не разрывала благословленный ею союз. Союзы, заключенные без благословения, настоящими браками не считались, и участь женщин была не завидной, потому что никаких прав на имущество, детей, а главное на свободу воли, она не имела, поэтому чаще всего, если благословение на новобрачных не снисходило, церемония в Храме останавливалась. Вот эти-то соображения и заставили министра финансов, отвечающего за бюджет страны и очень сильно переживающего за возможное оскудение казны, внести подобное предложение. Эта мысль была вполне здравой, поэтому взоры всех министров с надеждой устремились на короля, однако выражение его лица, сразу сказало им, что их надежды беспочвенны.
Ингор был против. Против категорически. Но, к своему большому сожалению, не мог откровенно объяснить сидящим, причину своего несогласия. Это было личным. Личным делом его и Росеты, и случилось это еще в первый месяц после свадьбы.
Глава 3
Свадьба… свадьба. И слово-то, какое противное, но еще противнее ощущение, как меняется устоявшаяся жизнь после этого события. Вероятно, многие не согласны с подобным утверждением, но Ингор думал именно так. Едва разговор заходил об этом событии, как на его лице неизменно появлялась презрительная ухмылка, сообщающая всем, что он думает о свадьбе и о своем новом статусе молодого мужа.
Его настолько раздражали воспоминания о бракосочетании, что он приказал выбросить и мундир, в котором венчался в Храме и все подарки, если на них стояла гравировка, напоминающая об этом дне, или если подарки выглядели очень уж свадебными. Целующиеся голубки, соединенные сердца, сплетенные руки. Жаль он не мог снять свадебный браслет, который невероятно бесил и раздражал его. По традиции первый портрет королевской четы должен был запечатлеть их в свадебных нарядах. Когда Росета пришла позировать художнику в свадебном платье, Ингор едва сдержался, чтоб не изорвать его в клочья, но находится на портрете рядом с женой, одетой в подвенечное платье отказался категорически. Росета без единого звука сменила платье, и на первом портрете они стояли разделенные колонной с такими безразличными лицами, словно совершенно чужие, едва знакомые люди. Этот первый портрет оказался и единственным, поскольку Ингор больше не пожелал позировать на портретах рядом со своей женой. Ингора раздражало все: то, что теперь покои Росеты отделяла от его покоев только дверь. То, что за столом она сидела напротив него и он помимо воли вынужден был постоянно на нее смотреть, то что на приемах он был обязан первый, четвертый и седьмой танец танцевать только с нею, то, что она сопровождала его на охоту, на пикники, постоянно присутствовала в зале Совета, сидела рядом с ним принимая дипломатические миссии. Короче говоря, куда бы он ни посмотрел, везде была Росета, его новоявленная жена. Как же это его раздражало. Вскоре мелкие, а потом и крупные уколы, подначки по отношению к жене стали для Ингора обычным способом общения с ней. Он не упускал ни одного случая, чем-либо досадить ей, сделать ей больно, стараясь испортить ей настроение.
Росета в одежде отдавала предпочтение пастельным тонам, он в пику ей ввел в моду среди своих придворных яркие, кричащие вызывающие тона, Росета на фоне красавиц, окружающих короля выглядела бесцветной молью. Ей было неприятно и больно это осознавать, Ингор ясно видел это. Но когда Росета, захотела сменить ткани своих платьев на такие же яркие, как у придворных красоток, Ингор с насмешкой изволил заметить, что не желает, чтобы она изменяла своим вкусам, в угоду ему. Коль ей нравятся тусклые и блеклые расцветки так тому и быть он готов любоваться на свою жену и в таких платьях. Столько издевки и сарказма было в его словах, что Росете ничего не оставалось, как продолжать носить эти платья, и им подобные, поскольку Ингор приказал выбирать ей ткани только таких расцветок.
Почему он так себя вел, он объяснить не мог, просто все в его душе восставало и против этого брака, и против жены, что ему навязали.
А брачная ночь? Он без содрогания и думать не мог, вспоминая тот единственный раз близости со своею женой. Он гнал всеми силами то воспоминание, когда он, пришел к ней в спальню. Сначала Ингор, как мог, оттягивал момент, когда ему по традиции, соблюдая все необходимые условности, пришлось идти в опочивальню, приготовленную для их первой брачной ночи. По дороге к этой комнате, его сопровождала целая вереница людей. И это было невыносимо. Его, словно быка, вели на случку, и это сравнение, постоянно крутилось в голове, вызывая дикое отвращение к будущему процессу. Росета сидела на кровати, судорожно тиская атласное покрывало, и со страхом смотрела на него. Он присел рядом, она сжалась еще сильнее. Он мельком оглядел ее. Во время обряда волосы Росеты были убраны в красивую прическу, перевитую нитями жемчуга, теперь же ее волосы падали свободно, прикрывая обнаженную спину. Тоненькие бретельки нижней сорочки, открывали его взору худые ключицы и… и больше ничего. Большой грудью Росета явно не могла похвастаться. Ингор тоскливо оглядел это испуганное, зажатой, худое создание, не вызывающее у него ни малейшего сексуального интереса. Он просто не знал, что с ней делать. Все многочисленные любовницы, побывавшие в его постели, сами добивались его любви. Ингор обожал женщин опытных, знающих толк в любовных играх. Невинных дев, терпеть не мог, искренне не понимая, почему остальные мужчины, так жаждут заполучить в постель неумелую неопытную девицу, наподобие той, что сейчас сидела рядом с ним.
И тогда он понял, что если хорошо не напьется, то не сможет выполнить супружеский долг, опозорив себя, как мужчину на веки вечные. В его спальне, была бутылка старого арлентийского вина столетней выдержки, Ингор решительно пошел в свою комнату, прямо из горлышка сделал несколько торопливых глотков. Потом подождал, когда вино разгорячит кровь и затуманит сознание, сделал еще пять глотков, и только тогда пошатывающей походкой, снова направился в комнату к жене.
Она уже лежала на кровати, ожидая его. Это почему-то вызвало у него нездоровый смех. Он сел на кровать и стал стаскивать сапоги, пошатнулся, завалился на кровать. Ее взгляд полный ужаса, взбесил его, быстро сбросил одежду, он отбросил в сторону покрывало и навалился на жену.
Ингор попробовал ее поцеловать, но она отпрянула в сторону, тогда он, больше не церемонясь, придавил ее к кровати и коленом раздвинул ей ноги. Она судорожно дернулась и даже попыталась его оттолкнуть, это слабое сопротивление, оказалось последней каплей, еще удерживающей его в образе культурного человека, дальше он вел себя, как последняя скотина, грубая и жестокая. К счастью, для Росеты, все закончилось очень быстро. Ингор встал с кровати, собрал свои вещи, и, не обращая внимания на жену, ушел в свои комнаты.
Глава 4
Ингор страдал. Ему было стыдно за свое поведение в эту первую брачную ночь. Очень стыдно. Но он никогда не признавался в своих ошибках, и чтобы как-то обелить себя, в том кошмаре, что случился между ними, он стал обвинять… Росету. Мол если бы она была хоть чуточку ласковее, хоть чуточку не так холодна с ним, то и он в ответ одарил бы ее лаской и нежностью. Он так уверовал в свою собственную теорию, успокоив и заморозив свою совесть, что почти перестал об этом думать. Но совесть она такая коварная, нет, нет да колола его, причем, больно колола своими иголками. И тогда Ингор мучился угрызениями, а поскольку из-за своего характера он физически не мог страдать в одиночестве, поэтому за «компанию» он заставлял страдать и свою жену – источника всех своих негативных эмоций.
Росета терпела. Терпела все: и насмешки, и невнимание, и полное пренебрежение. Какой-то дурак ей когда-то сказал, что добротой, терпением, лаской, уступчивостью можно растопить даже самое ледяное сердце, а самое главное вызвать в этом сердце взаимную любовь. Вот он и старалась. Стараясь изо всех сил, но с каждым днем, наоборот, становилось все хуже и хуже. Ее терпение он считал слабостью и старательно «вытирал об нее ноги», с каждым днем все более и более пренебрежительно обращаясь с ней. Ее мягкость в ответ на его грубость считал трусостью, от этого еще больше ее презирая, ее спокойствие считал толстокожестью, считая, что она обделена эмоциями, поскольку никогда не выказывала их.
Ее спокойствие взорвалось в тот момент, когда она увидела мужа, занимающегося любовью с фавориткой, прямо на глазах Росеты. До этого она искренне считала, что ее муж только флиртует с женщинами, что окружали его, никогда не переходя грань дозволенного. То, что тогда Росета увидела в спальне… Нет, она не могла даже думать, даже вспоминать об этом.
Вернувшись во дворец, Росета не испытывала ни счастья, ни радости, ей было плохо, очень плохо. И часто длинными, бессонными ночами, она вспоминала, как же ее угораздило так сильно влюбиться в Ингора. А случилось это еще за два года до их свадьбы.
…Королевство, принцессой которого родилась Росета – было уникальным. Совсем небольшое, можно сказать крошечное, оно было зажато со всех сторон высокими горами, оставляющими совсем мало участочков, где можно было хоть что-то выращивать.
