Отто с мрачным видом завел машину, но до выпечки мы так и не добрались - я попросила остановиться у магазина игрушек и сувениров. Грау не скрывал своего недовольства:
— Это еще зачем? Он не такой уж маленький, я в его возрасте читал книги, а не играл в куклы.
Выслушав суровую отповедь своего надсмотрщика, Франц немного приуныл:
— Ася, я ведь уже большой, правда, мне не нужны игрушки, поедем дальше.
Но я решила настоять хотя бы из принципа, очень хотелось развлечь маленького приятеля и заодно показать нос Блондину. Франца было легко порадовать даже какой-нибудь мелочью, а тут целый магазин разных забав.
— Мы просто посмотрим, что там имеется! Как в музее… А если что-то понравится… Ах, я бы и сама не отказалась от хорошенькой куклы, честно-пречестно, а ведь я почти старушка.
— Тебе давно пора иметь собственного ребенка! - прошипел Блондин. - Над ним бы сейчас и тряслась, а не делала малыша из нашего парня.
Зря Отто сейчас мне это сказал, честное слово, зря…
— А тебе не пора? Чего сам семью не завел?
— Мне уже поздно.
— Дорогой Отто, а ты прав - ты ведь даже не представляешь, насколько ты прав. Увы!
"Тебе вообще все уже поздно, бедный лейтенант Грау".
Последние слова я не решилась произнести вслух. У меня вдруг испортилось настроение, но мы все равно зашли в игрушечный магазин, и я нарочно решила в нем задержаться, тем более, здесь было на что посмотреть. Одни ретро-куклы чего только стоили, ну, «ретро», конечно же, для меня. Я даже не интересовалась ценами, просто любовалась мастерски сделанными моделями кораблей, статуэтками барышень в шляпках, козочками и пастушками, лошадками и солдатиками.
— Франц, смотри, а вон римские легионеры. Они идут штурмовать Карфаген. А это их полководец… ммм… какой-нибудь Сципион… нет, правильней Юлий Цезарь... эх, память девичья. А хочешь, купим кораблик, и у тебя будет два настоящих парусника.
За моей спиной раздался недовольный голос Блондина:
— Конечно, ты же испортила мой фрегат своими красными тряпками.
Но я в долгу не осталась:
— Всего лишь обновила паруса. А ты зануда, Отто, не понимаю, как вообще мог нравиться девушкам!
В мою сторону полетел уничтожающий взгляд, но было только смешно. Грау не способен причинить зло, я сейчас под крылом Вальтера, хотя все это мне, конечно, не по душе. Просто приятно чувствовать, что находишься в недосягаемости от неуравновешенных белобрысых типов. Один из таких сейчас как раз стоял передо мной, задыхаясь от бешенства:
— Ты сделала мой корабль красным, маленькая дрянь!
О-о-о! Я только сейчас поняла, что Отто имел в виду - он зол на меня по острополитической причине.
— Ты бы еще звезд налепила, глупая фанатичка!
— Всегда успею, - буркнула я.
— Поспорим, что нет! - его зловещий оскал немного поколебал мою былую уверенность.
И Франц с несчастным видом теребил за рукав:
— Ася… Отто… Пожалуйста, я вас прошу, не ругайтесь, на вас же смотрят!
— Да, Франц, все хорошо, мой дорогой, хорошо… тебе что-то понравилось? Покажи...
— Римские солдаты, - прошептал мне мальчик, пугливо косясь в сторону нашего взвинченного водителя.
Я улыбнулась продавцу, сделав широкий жест рукой.
— Дайте-ка нам это славное войско вместе с их бравым полководцем! Что- нибудь еще, Франц?
— Это все, а, может, возьмешь что-то и себе? - пробормотал добрый мальчик.
— Мне? Да... милый, я бы с удовольствием забрала с собой вон ту большую куклу, но, кажется, мы и так кучу денег потратили, как бы нам генерала не разорить. Ах... Отто, у тебя вообще что-то осталось из выделенных финансов?
Грау даже не посмотрел на меня, быстро оплатил коробку с легионерами и взял мальчика на руки. Я забрала покупку и вышла следом. Мы сели в машину, и Отто вдруг задумался, положив руки на руль. Пришлось отвлечь его вопросом:
— Что? Разве не едем дальше?
— Я скоро приду.
Он вдруг ехидно улыбнулся и глянул на меня с нескрываемым злорадством, будто в голову ему пришла невероятная гадость. Отто вскочил с водительского сиденья и побежал обратно в магазин, а вернувшись, небрежно бросил мне на колени большую коробку.
— Это еще зачем? - с подозрением спросила я, боясь дотронуться до нежданного подарка.
— Будет чем утешиться в горе.
— Какое горе?
До самого особняка Отто больше не проронил ни слова, а когда я первой вошла в дом, навстречу уже шагал Вальтер, - лицо его было мрачнее грозовой тучи.
— Почему вы задержались?
— Разве мы долго отсутствовали? - я искренне недоумевала, обычно сам Вальтер приезжал ближе к вечеру.
У генерала выходной и он решил провести его с сыном. Вот дела!
— Я думал, вы вернетесь к обеду, что случилось? - раздраженно вопрошал фон Гросс, напряженно рассматривая коробку у меня в руках.
— А это чье? Кукла, если не ошибаюсь?
Посадив Франца в глубокое кресло прихожей, Отто презрительно бросил в мою сторону:
— Женщину только пусти рыться в тряпках, она совсем о времени забудет.
Мне в лицо бросилась краска, как мог он так нагло врать, да мы в магазине игрушек пробыли гораздо дольше, чем в ателье.
— Мы выбирали солдатиков для игры Франца.
Генерал наконец повернулся к сыну, помог ему надорвать картон и взял в руки одну из раскрашенных фигурок суровых римлян.
— Да... у меня когда-то были похожие… я всегда любил играть в войну.
— Вы уже в детстве были генералом? - невольно вырвалось у меня. Ох, уж болтливый язык!
— Да, Ася. И я всегда побеждал.
Вернувшийся назад
Ася.
Франца ожидал врач, видимо, его привез Вальтер и потому-то сам он появился в особняке так рано. Отто занялся мальчиком, а я пошла с пакетами и злополучной куклой к себе. Мне хотелось скорее остаться одной, забиться в привычную щель. Но в этот раз не удалось даже толком укрыться - из моих дверей исчез ключ. Он всегда торчал изнутри, я запиралась на ночь, а теперь ключа не было. Неужели Берта забрала, зачем он ей понадобился, непонятно.
Я бросила свою ношу на постель и прямо остолбенела - посреди моей кровати лежала еще какая-то коробка. Меня охватили неприятные предчувствия, я быстренько сняла полупрозрачную крышку, отогнула край шуршащей бумаги и пальцы тотчас наткнулись на гладкую прохладную ткань.
Я развернула только самый краешек и все поняла. Это была женская ночная сорочка, вероятно, очень красивая. Но я же никогда ее не одену… противно принимать такие личные подарки от призраков во плоти.
Мне стало так жутко, что чуть не затрясло. Я побежала разыскивать Берту, и, даже не успев спуститься вниз, увидела, как горничная мчится по коридору в мою сторону. У нее лицо было в красных пятнах, залитое слезами, она судорожно всхлипывала. А у раскрытой двери своего кабинета стоял Вальтер и спокойненько за этой сценой наблюдал. Мы немедленно встретились взглядами.
Берта пробежала мимо и начала спускаться по лестнице, а я хотела последовать за ней, но меня остановил властный окрик:
— Ася! Подойдите ко мне.
И я пошла к нему, словно под гипнозом, охваченная леденящим ужасом. Зачем он меня сейчас звал? Вот зачем?
— Твои документы готовы, можешь их забрать.
Он приглашающе кивнул в сторону открытой двери своего кабинета, но я остановилась в пяти шагах от него и не могла сдвинуться с места.
— Лучше как-нибудь потом.
— Вы боитесь зайти ко мне, Ася? И в чем же причина, позволь узнать? - он постоянно путался, обращаясь ко мне запросто или "на вы", я уже привыкла.
Ответить ему я попыталась максимально честно:
— Из вашего кабинета выскакивают заплаканные девушки, господин генерал. Естественно, я боюсь!
Вальтер рассмеялся, покачивая коротко стриженой, седеющей на висках головой:
— Уж не думаешь ли ты, что я чем-то всерьез обидел эту маленькую дурочку? Считаешь, что я домогался прислугу? Учти, я не имею привычки превращать собственный дом в бордель, их без того достаточно в городе. Берта плохо убралась в моем кабинете, оставила пыль и я сделал выговор, чтобы прежде была внимательней, только и всего. А что же подумала ты?
«Тебе важно, что я о тебе думаю… ну, надо же...»
— Твои документы на моем столе, они ждут, - напомнил Вальтер, и я решилась спросить его еще кое о чем, точнее, о ком.
— Вы не могли бы мне также дать адрес моего родственника - Стефана Барановского, я хочу его навестить как-нибудь на днях.
— И зачем вам это потребовалось? - вкрадчиво поинтересовался генерал, подходя на шаг ближе ко мне.
— Он же мне родственник…
— Полная чушь, вы с ним едва знакомы!
— Но откуда... с чего вы взяли? - едва не задохнулась я от нахлынувшей паники.
— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, Ася. Забудь этого поляка, он тебе не нужен! Теперь я - твоя единственная надежда.
«О чем он говорит? Как забыть Барановского? А домой? Мне нужно домой, я не собираюсь тут с ними… воевать!»
На мое счастье, со второй лестницы поднялся молодой ефрейтор - посыльный, он принес генералу какой-то пакет, и наш неловкий разговор прервался. Фон Гросс занялся донесением, а я воспользовавшись тем, что он отвернулся от меня, мигом скрылась в конце коридора.
Я не хотела возвращаться в комнату, где теперь нет ключа, а на кровати лежат подарки этих немцев - одежда, кукла и еще красивенькая ночная рубашка, век бы ее не видать.
Мне хотелось сбежать из особняка, чтобы больше не встречать никого из его обитателей. Из его взрослых обитателей, естественно. Франц сейчас, наверняка, спал, отдыхая после лечебных процедур. Зайду к нему позже, когда хоть немного успокоюсь. Поэтому я решила забраться на чердак, наше с Францем иллюзорное убежище от всех невзгод этого неуютного мира.
Но когда поднялась на чердак в «каюту», меня ожидал новый удар. На стуле у окна сидел Отто и ожесточенно сдирал алые паруса с игрушечного кораблика - весь пол возле черных солдатских сапог был усеян маленькими шелковыми лоскутками, словно мятыми лепестками роз.
— Что же ты творишь, гад? Отдай немедленно!
Я сошла с ума, если попыталась силой вырвать кораблик Франца из рук этого варвара. Отто вскочил на ноги и, оттолкнув меня, бросил игрушку на пол, а потом просто наступил на него сапогом, - раздался жалобный хруст. Несколько мгновений я тупо смотрела, как он топтал свое же творение, улыбаясь мне с мстительным торжеством, а потом от злости совсем потеряла голову.
Я накинулась на него и замахала руками, пытаясь ударить:
— Сволочь, сволочь... фашист проклятый, чтоб тебе в Сталинграде сдохнуть!
Уже заканчивая фразу, я вдруг осознала, что мне пришел конец, поскольку меня сейчас ожидает участь кораблика, Отто подобной выходки не простит. Так и вышло, Грау схватил меня за руки выше локтя и встряхнул, а потом подтащил к стене и буквально впечатал в нее, а сам навалился всем телом так, что я увидела перед самым носом его бешеные глаза.
Он злобно прошипел мне в лицо:
— Я не боюсь Сталинграда, ты - русская сука! Я не боюсь вашего Курска и Севастополя… в сорок пятом под жуткий вой «сталинского органа» меня разорвет снарядом на Зееловских высотах. Понятно?
А потом он меня отпустил. Просто отпустил и отошел к окну, оперся руками о подоконник и стал смотреть вниз, словно там было что-то и впрямь интересное.
— Откуда ты знаешь? - только и могла я выдавить, растирая руки, онемевшие от усилий его пальцев.
— А ты? Ты тоже уже умирала? Когда? - его голос звучал неожиданно глухо и отчужденно.
— Тьфу на тебя, дурак! Да я живее вас всех тут вместе взятых… Пока еще живее, конечно. И я надеюсь остаться таковой еще долго, слышишь? Я из будущего, ясно тебе? Я родилась почти через пятьдесят лет после окончания войны, после нашей победы. И я все знаю!
Теперь он обернулся и посмотрел на меня, не мигая.
— Этого не может быть… нет, бред полный…
— А то, что ты сказал сам - не бред? Ты у нас кто, в таком случае, - зомби? Восставший из ада? Да, ты просто псих, у тебя едет крыша!
И тут до меня дошло, что я раскрыла Отто свой самый главный секрет и что теперь будет - одному Богу известно. Что же я наделала... И почему он удивительно спокойно воспринял мое заявление, даже отпустил.
— Если бы ты знала, как я ненавижу вас - русских!
С ума сойти! Этот вот не понять кто - типо, "я уже умер" мне будет сейчас претензии выставлять.
— Бедный Отто, да ты ведь и понятия не имеешь о том, что такое ненависть. А хочешь, я тебе расскажу… Представь, у тебя семеро детей и беременная жена, а тебе говорят, что на твою страну напали враги и нужно покидать семью - идти защищать родину. С каким чувством ты отправишься на фронт, скажи-ка мне, Отто?
А мой прадед не вернулся из первого же боя, а из семи детей в тот голодный год выжило только трое… новорожденный малыш умер на руках у матери, которой приходилось работать чуть ли не сутками в поле и на лесозаготовках, чтобы получить еду для всех остальных детей…
А когда наши солдаты входили в разоренную деревню и видели, как из щелей обгоревшего сарая торчат черные детские ручки… С какими чувствами эти солдаты пойдут дальше? И ты, фашист, будешь говорить мне о ненависти!
Миллионы изуродованных и замученных в Бухенвальде, в Аушвице, в Равенсбрюке… ваши поля, дающие высокий урожай от стекающего на них человеческого жира из ближайшего крематория… Поучись-ка ненависти у нас, Отто! Я и сама могу преподать тебе пару уроков! Знаешь, сколько у нас по всей огромной стране мемориалов памяти, сколько на них выбито имен, сколько зажжено вечных огней над могилами неизвестных солдатов…
А за что тебе-то нас ненавидеть, Грау? За то, что не отдали свою землю, за то, что заставили грызть ее обледенелую - получайте, вы же пришли за ней. "Никогда вам не будет покоя". По хрена вы вообще к нам пришли, уроды?
Он вдруг оживился и выдал мне единственное, на что сейчас, видимо, был способен - жесточайший в его глазах аргумент:
— Если бы не наступление… на нас бы напал ваш Сталин! Мы только предупредили его удар!
"Вот какой пропагандой их нашпиговали, оказывается..."
— Ах, вы невинные арийские овечки! Как же вам было страшно-то, что вы полезли первыми на рожон? Вы так боялись Сталина, что полгода скапливали свои войска на нашей границе, вы так тряслись от страха, что в первые же дни войны разбомбили все ближайшие аэродромы!
Ну, напали бы мы на вас, пусть даже и так, хотя это вряд ли, так вы бы тогда с чистой совестью дали Сталину по зубам, вы же были готовы. У вас же самая великая армия была, вы пол-Европы себе захапали, гады… нет, вам же еще в Москву захотелось, Гитлеру лавры Наполеона не давали покоя... А чем закончил Наполеон?
Он не слушал меня, - нес свою ахинею с вытаращенными глазами, как заведенный:
— Это ты ничего не знаешь! Главы наших государств заключили сделку по разделу Польши, мы были союзниками, а потом что-то пошло не так.
— И за просчеты властей вам нужно было на цыганских детях испытывать фосфорные ожоги! Нелюди!
Меня трясло, кажется, Отто чувствовал себя не лучше. Мы стояли и смотрели друг на друга, не понимая, как нам быть дальше. Я решила хоть немного вернуться в реальность:
— Скажи, ну, вот скажи, ты… если тебя убили, почему тут ходишь и несешь всякую чушь, ответь, кто тебя воскресил, какой-то придурок - архимаг вроде Барановского?
Отто недолго помолчал, потом сел на стул, обхватил опущенную голову растопыренными пальцами и начал говорить совершенно без эмоций, монотонно, словно зная свою речь наизусть, словно он уже тысячу раз проговаривал эти слова сам себе:
— Это еще зачем? Он не такой уж маленький, я в его возрасте читал книги, а не играл в куклы.
Выслушав суровую отповедь своего надсмотрщика, Франц немного приуныл:
— Ася, я ведь уже большой, правда, мне не нужны игрушки, поедем дальше.
Но я решила настоять хотя бы из принципа, очень хотелось развлечь маленького приятеля и заодно показать нос Блондину. Франца было легко порадовать даже какой-нибудь мелочью, а тут целый магазин разных забав.
— Мы просто посмотрим, что там имеется! Как в музее… А если что-то понравится… Ах, я бы и сама не отказалась от хорошенькой куклы, честно-пречестно, а ведь я почти старушка.
— Тебе давно пора иметь собственного ребенка! - прошипел Блондин. - Над ним бы сейчас и тряслась, а не делала малыша из нашего парня.
Зря Отто сейчас мне это сказал, честное слово, зря…
— А тебе не пора? Чего сам семью не завел?
— Мне уже поздно.
— Дорогой Отто, а ты прав - ты ведь даже не представляешь, насколько ты прав. Увы!
"Тебе вообще все уже поздно, бедный лейтенант Грау".
Последние слова я не решилась произнести вслух. У меня вдруг испортилось настроение, но мы все равно зашли в игрушечный магазин, и я нарочно решила в нем задержаться, тем более, здесь было на что посмотреть. Одни ретро-куклы чего только стоили, ну, «ретро», конечно же, для меня. Я даже не интересовалась ценами, просто любовалась мастерски сделанными моделями кораблей, статуэтками барышень в шляпках, козочками и пастушками, лошадками и солдатиками.
— Франц, смотри, а вон римские легионеры. Они идут штурмовать Карфаген. А это их полководец… ммм… какой-нибудь Сципион… нет, правильней Юлий Цезарь... эх, память девичья. А хочешь, купим кораблик, и у тебя будет два настоящих парусника.
За моей спиной раздался недовольный голос Блондина:
— Конечно, ты же испортила мой фрегат своими красными тряпками.
Но я в долгу не осталась:
— Всего лишь обновила паруса. А ты зануда, Отто, не понимаю, как вообще мог нравиться девушкам!
В мою сторону полетел уничтожающий взгляд, но было только смешно. Грау не способен причинить зло, я сейчас под крылом Вальтера, хотя все это мне, конечно, не по душе. Просто приятно чувствовать, что находишься в недосягаемости от неуравновешенных белобрысых типов. Один из таких сейчас как раз стоял передо мной, задыхаясь от бешенства:
— Ты сделала мой корабль красным, маленькая дрянь!
О-о-о! Я только сейчас поняла, что Отто имел в виду - он зол на меня по острополитической причине.
— Ты бы еще звезд налепила, глупая фанатичка!
— Всегда успею, - буркнула я.
— Поспорим, что нет! - его зловещий оскал немного поколебал мою былую уверенность.
И Франц с несчастным видом теребил за рукав:
— Ася… Отто… Пожалуйста, я вас прошу, не ругайтесь, на вас же смотрят!
— Да, Франц, все хорошо, мой дорогой, хорошо… тебе что-то понравилось? Покажи...
— Римские солдаты, - прошептал мне мальчик, пугливо косясь в сторону нашего взвинченного водителя.
Я улыбнулась продавцу, сделав широкий жест рукой.
— Дайте-ка нам это славное войско вместе с их бравым полководцем! Что- нибудь еще, Франц?
— Это все, а, может, возьмешь что-то и себе? - пробормотал добрый мальчик.
— Мне? Да... милый, я бы с удовольствием забрала с собой вон ту большую куклу, но, кажется, мы и так кучу денег потратили, как бы нам генерала не разорить. Ах... Отто, у тебя вообще что-то осталось из выделенных финансов?
Грау даже не посмотрел на меня, быстро оплатил коробку с легионерами и взял мальчика на руки. Я забрала покупку и вышла следом. Мы сели в машину, и Отто вдруг задумался, положив руки на руль. Пришлось отвлечь его вопросом:
— Что? Разве не едем дальше?
— Я скоро приду.
Он вдруг ехидно улыбнулся и глянул на меня с нескрываемым злорадством, будто в голову ему пришла невероятная гадость. Отто вскочил с водительского сиденья и побежал обратно в магазин, а вернувшись, небрежно бросил мне на колени большую коробку.
— Это еще зачем? - с подозрением спросила я, боясь дотронуться до нежданного подарка.
— Будет чем утешиться в горе.
— Какое горе?
До самого особняка Отто больше не проронил ни слова, а когда я первой вошла в дом, навстречу уже шагал Вальтер, - лицо его было мрачнее грозовой тучи.
— Почему вы задержались?
— Разве мы долго отсутствовали? - я искренне недоумевала, обычно сам Вальтер приезжал ближе к вечеру.
У генерала выходной и он решил провести его с сыном. Вот дела!
— Я думал, вы вернетесь к обеду, что случилось? - раздраженно вопрошал фон Гросс, напряженно рассматривая коробку у меня в руках.
— А это чье? Кукла, если не ошибаюсь?
Посадив Франца в глубокое кресло прихожей, Отто презрительно бросил в мою сторону:
— Женщину только пусти рыться в тряпках, она совсем о времени забудет.
Мне в лицо бросилась краска, как мог он так нагло врать, да мы в магазине игрушек пробыли гораздо дольше, чем в ателье.
— Мы выбирали солдатиков для игры Франца.
Генерал наконец повернулся к сыну, помог ему надорвать картон и взял в руки одну из раскрашенных фигурок суровых римлян.
— Да... у меня когда-то были похожие… я всегда любил играть в войну.
— Вы уже в детстве были генералом? - невольно вырвалось у меня. Ох, уж болтливый язык!
— Да, Ася. И я всегда побеждал.
Вернувшийся назад
Ася.
Франца ожидал врач, видимо, его привез Вальтер и потому-то сам он появился в особняке так рано. Отто занялся мальчиком, а я пошла с пакетами и злополучной куклой к себе. Мне хотелось скорее остаться одной, забиться в привычную щель. Но в этот раз не удалось даже толком укрыться - из моих дверей исчез ключ. Он всегда торчал изнутри, я запиралась на ночь, а теперь ключа не было. Неужели Берта забрала, зачем он ей понадобился, непонятно.
Я бросила свою ношу на постель и прямо остолбенела - посреди моей кровати лежала еще какая-то коробка. Меня охватили неприятные предчувствия, я быстренько сняла полупрозрачную крышку, отогнула край шуршащей бумаги и пальцы тотчас наткнулись на гладкую прохладную ткань.
Я развернула только самый краешек и все поняла. Это была женская ночная сорочка, вероятно, очень красивая. Но я же никогда ее не одену… противно принимать такие личные подарки от призраков во плоти.
Мне стало так жутко, что чуть не затрясло. Я побежала разыскивать Берту, и, даже не успев спуститься вниз, увидела, как горничная мчится по коридору в мою сторону. У нее лицо было в красных пятнах, залитое слезами, она судорожно всхлипывала. А у раскрытой двери своего кабинета стоял Вальтер и спокойненько за этой сценой наблюдал. Мы немедленно встретились взглядами.
Берта пробежала мимо и начала спускаться по лестнице, а я хотела последовать за ней, но меня остановил властный окрик:
— Ася! Подойдите ко мне.
И я пошла к нему, словно под гипнозом, охваченная леденящим ужасом. Зачем он меня сейчас звал? Вот зачем?
— Твои документы готовы, можешь их забрать.
Он приглашающе кивнул в сторону открытой двери своего кабинета, но я остановилась в пяти шагах от него и не могла сдвинуться с места.
— Лучше как-нибудь потом.
— Вы боитесь зайти ко мне, Ася? И в чем же причина, позволь узнать? - он постоянно путался, обращаясь ко мне запросто или "на вы", я уже привыкла.
Ответить ему я попыталась максимально честно:
— Из вашего кабинета выскакивают заплаканные девушки, господин генерал. Естественно, я боюсь!
Вальтер рассмеялся, покачивая коротко стриженой, седеющей на висках головой:
— Уж не думаешь ли ты, что я чем-то всерьез обидел эту маленькую дурочку? Считаешь, что я домогался прислугу? Учти, я не имею привычки превращать собственный дом в бордель, их без того достаточно в городе. Берта плохо убралась в моем кабинете, оставила пыль и я сделал выговор, чтобы прежде была внимательней, только и всего. А что же подумала ты?
«Тебе важно, что я о тебе думаю… ну, надо же...»
— Твои документы на моем столе, они ждут, - напомнил Вальтер, и я решилась спросить его еще кое о чем, точнее, о ком.
— Вы не могли бы мне также дать адрес моего родственника - Стефана Барановского, я хочу его навестить как-нибудь на днях.
— И зачем вам это потребовалось? - вкрадчиво поинтересовался генерал, подходя на шаг ближе ко мне.
— Он же мне родственник…
— Полная чушь, вы с ним едва знакомы!
— Но откуда... с чего вы взяли? - едва не задохнулась я от нахлынувшей паники.
— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, Ася. Забудь этого поляка, он тебе не нужен! Теперь я - твоя единственная надежда.
«О чем он говорит? Как забыть Барановского? А домой? Мне нужно домой, я не собираюсь тут с ними… воевать!»
На мое счастье, со второй лестницы поднялся молодой ефрейтор - посыльный, он принес генералу какой-то пакет, и наш неловкий разговор прервался. Фон Гросс занялся донесением, а я воспользовавшись тем, что он отвернулся от меня, мигом скрылась в конце коридора.
Я не хотела возвращаться в комнату, где теперь нет ключа, а на кровати лежат подарки этих немцев - одежда, кукла и еще красивенькая ночная рубашка, век бы ее не видать.
Мне хотелось сбежать из особняка, чтобы больше не встречать никого из его обитателей. Из его взрослых обитателей, естественно. Франц сейчас, наверняка, спал, отдыхая после лечебных процедур. Зайду к нему позже, когда хоть немного успокоюсь. Поэтому я решила забраться на чердак, наше с Францем иллюзорное убежище от всех невзгод этого неуютного мира.
Но когда поднялась на чердак в «каюту», меня ожидал новый удар. На стуле у окна сидел Отто и ожесточенно сдирал алые паруса с игрушечного кораблика - весь пол возле черных солдатских сапог был усеян маленькими шелковыми лоскутками, словно мятыми лепестками роз.
— Что же ты творишь, гад? Отдай немедленно!
Я сошла с ума, если попыталась силой вырвать кораблик Франца из рук этого варвара. Отто вскочил на ноги и, оттолкнув меня, бросил игрушку на пол, а потом просто наступил на него сапогом, - раздался жалобный хруст. Несколько мгновений я тупо смотрела, как он топтал свое же творение, улыбаясь мне с мстительным торжеством, а потом от злости совсем потеряла голову.
Я накинулась на него и замахала руками, пытаясь ударить:
— Сволочь, сволочь... фашист проклятый, чтоб тебе в Сталинграде сдохнуть!
Уже заканчивая фразу, я вдруг осознала, что мне пришел конец, поскольку меня сейчас ожидает участь кораблика, Отто подобной выходки не простит. Так и вышло, Грау схватил меня за руки выше локтя и встряхнул, а потом подтащил к стене и буквально впечатал в нее, а сам навалился всем телом так, что я увидела перед самым носом его бешеные глаза.
Он злобно прошипел мне в лицо:
— Я не боюсь Сталинграда, ты - русская сука! Я не боюсь вашего Курска и Севастополя… в сорок пятом под жуткий вой «сталинского органа» меня разорвет снарядом на Зееловских высотах. Понятно?
А потом он меня отпустил. Просто отпустил и отошел к окну, оперся руками о подоконник и стал смотреть вниз, словно там было что-то и впрямь интересное.
— Откуда ты знаешь? - только и могла я выдавить, растирая руки, онемевшие от усилий его пальцев.
— А ты? Ты тоже уже умирала? Когда? - его голос звучал неожиданно глухо и отчужденно.
— Тьфу на тебя, дурак! Да я живее вас всех тут вместе взятых… Пока еще живее, конечно. И я надеюсь остаться таковой еще долго, слышишь? Я из будущего, ясно тебе? Я родилась почти через пятьдесят лет после окончания войны, после нашей победы. И я все знаю!
Теперь он обернулся и посмотрел на меня, не мигая.
— Этого не может быть… нет, бред полный…
— А то, что ты сказал сам - не бред? Ты у нас кто, в таком случае, - зомби? Восставший из ада? Да, ты просто псих, у тебя едет крыша!
И тут до меня дошло, что я раскрыла Отто свой самый главный секрет и что теперь будет - одному Богу известно. Что же я наделала... И почему он удивительно спокойно воспринял мое заявление, даже отпустил.
— Если бы ты знала, как я ненавижу вас - русских!
С ума сойти! Этот вот не понять кто - типо, "я уже умер" мне будет сейчас претензии выставлять.
— Бедный Отто, да ты ведь и понятия не имеешь о том, что такое ненависть. А хочешь, я тебе расскажу… Представь, у тебя семеро детей и беременная жена, а тебе говорят, что на твою страну напали враги и нужно покидать семью - идти защищать родину. С каким чувством ты отправишься на фронт, скажи-ка мне, Отто?
А мой прадед не вернулся из первого же боя, а из семи детей в тот голодный год выжило только трое… новорожденный малыш умер на руках у матери, которой приходилось работать чуть ли не сутками в поле и на лесозаготовках, чтобы получить еду для всех остальных детей…
А когда наши солдаты входили в разоренную деревню и видели, как из щелей обгоревшего сарая торчат черные детские ручки… С какими чувствами эти солдаты пойдут дальше? И ты, фашист, будешь говорить мне о ненависти!
Миллионы изуродованных и замученных в Бухенвальде, в Аушвице, в Равенсбрюке… ваши поля, дающие высокий урожай от стекающего на них человеческого жира из ближайшего крематория… Поучись-ка ненависти у нас, Отто! Я и сама могу преподать тебе пару уроков! Знаешь, сколько у нас по всей огромной стране мемориалов памяти, сколько на них выбито имен, сколько зажжено вечных огней над могилами неизвестных солдатов…
А за что тебе-то нас ненавидеть, Грау? За то, что не отдали свою землю, за то, что заставили грызть ее обледенелую - получайте, вы же пришли за ней. "Никогда вам не будет покоя". По хрена вы вообще к нам пришли, уроды?
Он вдруг оживился и выдал мне единственное, на что сейчас, видимо, был способен - жесточайший в его глазах аргумент:
— Если бы не наступление… на нас бы напал ваш Сталин! Мы только предупредили его удар!
"Вот какой пропагандой их нашпиговали, оказывается..."
— Ах, вы невинные арийские овечки! Как же вам было страшно-то, что вы полезли первыми на рожон? Вы так боялись Сталина, что полгода скапливали свои войска на нашей границе, вы так тряслись от страха, что в первые же дни войны разбомбили все ближайшие аэродромы!
Ну, напали бы мы на вас, пусть даже и так, хотя это вряд ли, так вы бы тогда с чистой совестью дали Сталину по зубам, вы же были готовы. У вас же самая великая армия была, вы пол-Европы себе захапали, гады… нет, вам же еще в Москву захотелось, Гитлеру лавры Наполеона не давали покоя... А чем закончил Наполеон?
Он не слушал меня, - нес свою ахинею с вытаращенными глазами, как заведенный:
— Это ты ничего не знаешь! Главы наших государств заключили сделку по разделу Польши, мы были союзниками, а потом что-то пошло не так.
— И за просчеты властей вам нужно было на цыганских детях испытывать фосфорные ожоги! Нелюди!
Меня трясло, кажется, Отто чувствовал себя не лучше. Мы стояли и смотрели друг на друга, не понимая, как нам быть дальше. Я решила хоть немного вернуться в реальность:
— Скажи, ну, вот скажи, ты… если тебя убили, почему тут ходишь и несешь всякую чушь, ответь, кто тебя воскресил, какой-то придурок - архимаг вроде Барановского?
Отто недолго помолчал, потом сел на стул, обхватил опущенную голову растопыренными пальцами и начал говорить совершенно без эмоций, монотонно, словно зная свою речь наизусть, словно он уже тысячу раз проговаривал эти слова сам себе:
