ГЛАВА 1
Асир провел в зверинце не меньше часа, и уходить не хотелось. Отсюда не было слышно ни дворцового шума, ни расползающейся с площади толпы. Адамас, уложив на его плечо тяжелую голову, сидел позади. Прижимался грудью к спине, дышал спокойно, тоже не хотел прощаться. Асир запустил пальцы в густую шерсть на его шее, прикрыл глаза. Вечер был хорошим. Напряженным и забавным, ярким, богатым на сюрпризы, но расслабиться по-настоящему получилось только здесь.
Отрекшиеся так ничего и не предприняли. Поостереглись, зная, что за ними следят, или не хотели подводить под удар самых младших? Отправить на праздник целый выводок мелкотни под присмотром одного недалекого юнца было странным решением. Никто из старших так и не явился поздравить Асира, и Сардар разорялся, что это подозрительно и вообще ни в какие ворота. Но приличия были соблюдены: отрекшаяся ветвь прислала дары и детей. Нескольких еще не созревших анх, клиб и целый выводок кродахов-подростков, которые вряд ли что-то смыслили в заговорах. Их больше занимали безобидные развлечения и ярмарка.
Что ж, пусть так. Сети все равно были расставлены, и в них уже бился первый десяток крупных рыб.
Адамас недовольно фыркнул.
— Знаю, что здесь не место. Но о чем ты предлагаешь мне думать? О ее халасане? — Асир хмыкнул. Лин сегодня и впрямь вела себя необычно — не просто старалась вписаться в пейзаж, а получала от этого удовольствие. Будто лента на шее вселила в нее уверенность. В чем? Асир не знал. Может быть, в том, что озабоченные кродахи теперь не посмеют заявить на нее права? Он до сих пор чувствовал сладость вина и винограда на губах. Запах, мягкий и обволакивающий, не раздражал, не возбуждал яркостью, но звал, пока тихо, но настойчиво. — Рано. Слишком рано. Она сама не до конца понимает, что делает. Я дам ей время.
У Лин время было, а вот у Асира — нет. Во дворце ждал последний праздничный ужин в переполненном зале. Еще одна дань уважения приезжим перед тем, как главные ворота Им-Рока снова закроются. Владыка должен выслушать прощальные просьбы, принять благодарности за гостеприимство и пережить очередную порцию восторгов.
— Мне пора.
Триан бесшумной тенью проскользнул к Адамасу. Нужно было снять с него дурацкие украшения, которые Адамас соглашался терпеть только раз в году, и накормить.
Под ногами привычно похрустывал песок. Впереди сиял огнями дворец. Ночь была темной и душной. Пропитанная сотнями запахов одежда раздражающе липла к телу. Хотелось стащить ее с себя как можно быстрее, нырнуть в прохладную воду и смыть наконец…
Что его насторожило, сам не понял. Острое, как укол самым кончиком клинка, предчувствие? Порыв ветра, донесший не запах чужака, а намек на него? Он прыгнул вбок и вперед; грохот выстрела ударил по ушам. Рванулся на звук, понимая, что подставится под пулю, если у напавшего не один дальнострел, а два, но за углом павильона со зверогрызами успел заметить лишь мелькнувшую невысокую тень.
Асир втянул воздух. Запах был слабым, едва уловимым и нечетким, как будто кто-то специально сбивал обоняние другими — не в меру душистое масло, можжевельник, порох. Он нагнулся, дальнострел валялся прямо здесь, в песке. Манера мастера была знакома: длинный ствол с узором из черненого серебра, костяные вставки на деревянных рукоятях. Сразу вспомнилась ярмарка и то, как Лин удивлялась незнакомому пороховому оружию. Губы искривились в усмешке: бросать оружие — не только трусость и бесчестье, но еще и глупость.
По зверинцу прокатился раскатистый утробный рык. Видимо, Адамас был уже заперт, иначе не рычал бы, а в несколько прыжков оказался рядом. Жаль, от взбешенного Адамаса эта тварь не ушла бы и уже валялась придушенной под могучими лапами.
— Я цел, не дури, — сказал Асир и стиснул в ладони рукоять, кажется, до хруста. Плечо вдруг отозвалось пульсирующей болью. Он глянул на руку и поморщился — все же зацепило.
— Владыка! — Триан несся от загона, размахивая факелом. — Владыка!
— Тише, — велел Асир. — Успокой его. И держи язык за зубами.
Стража подоспела сразу после Триана, Ваган, как и собирался, расставил людей по периметру зверинца, чтобы перепившие и не по делу осмелевшие кродахи из гостей не окончили свои дни в зубах у кого-нибудь из хищников. Асир недовольно поморщился: сейчас паника и шум только помешают. Бросил резко:
— Вагана ко мне. Живо.
В кусты, около которых терялся запах, он полез сам. Раздвигал тяжелые колючие ветки, с силой, до головокружения вдыхая воздух. Пахло пылью, зверинцем и немного — можжевельником. Стрелявший кродах был предусмотрителен — то ли отмокал в воде весь вечер, так что его собственный запах не успел загустеть, то ли натерся чем-то, но пах слишком слабо, чтобы отследить.
— Что, блядь, тут творится? — Дар вынырнул из колючек справа и заковыристо выругался, отдирая от волос приставшую ветку.
Асир молча всунул ему в руки дальнострел. Знал, что если откроет рот, уже не сможет замолчать, и на эти вопли точно сбегутся все, у кого есть ноги.
Вдохнул, выдохнул и полез обратно. И кто только насажал эту гадость такими дикими кущами!
Кое-как справившись с приступом ярости, огляделся. Стражников уже не было, хоть у кого-то хватило мозгов не лезть куда не просят.
— Где Ваган?
— Пьяная драка в дворцовом квартале. Мне было ближе сюда.
— Найди Килима из оружейников, — сказал Асир сквозь зубы. — Это его товар. Приведешь ко мне. Остальное — сам знаешь.
— Сильно зацепило?
— Выживу. Но не благодаря вам, слепым безмозглым идиотам. Не лезь сейчас, просто уберись от меня подальше.
Дар стиснул зубы, явно давясь руганью, и Асир, больше не глядя ни на него, ни по сторонам, пошел во дворец. Рука двигалась, но наливалась раздражающей тяжестью и жаром, с этим надо было разобраться поскорее, потому что ночь обещала быть долгой.
Килима привели, когда лекарь закончил обрабатывать рану и смешивал в графинах с вином снадобья — от боли, для восполнения потери крови и для лучшего сна, хотя сон этой ночью не грозил Асиру в любом случае.
— Он узнал дальнострел и помнит покупателя, — от порога сказал Дар. — Я уже отправил Вагана.
— Кто?
— Внук почтенного Джасима аль Данифа, Кадорим его звать, — с поклоном ответил мастер. — Юноша водил по ярмарке своих младших братьев. Сделал большую покупку, но дальнострел только один.
— Я рассчитываю на твое молчание, Килим, — сказал Асир. Дару хватило одного взгляда: тут же позвал стражу, кивнул:
— Проводите.
— Погоди, — остановил Асир. Достал кошелек с сотней золотых, подал мастеру.
— Премного благодарен, но доброе имя и верность владыке для старого Килима дороже золота. Я буду нем до тех пор, пока пески не примут мои старые кости.
Асир кивнул.
Килиму незачем было болтать. А денег с этой ярмарки он и так наверняка привезет немало. Умный пес не станет вцепляться в кормящую руку.
Едва исчез за дверью Килим, явился Фаиз. Асир усмехнулся: тайный советник казался единственным спокойным человеком в этом, как выразился бы Дар, блядском цирке. Только сжатые до белизны губы слишком многое говорили, даже если бы Асир не чуял не до конца приглушенный запах. Фаиз был в ярости.
Но Асир и сам готов был убивать и, сдерживая это желание, даже не пытался сдерживать еще и запах. Лекарь, закончив со снадобьями, исчез молча, беспрерывно кланяясь; кродахи из охраны держались по ту сторону дверей; мрачный Дар помалкивал и, похоже, готов был ко всему, включая бассейн с акулами.
— Так. — Асир встал, придавил обоих советников мрачным взглядом. — Я на ужин. Нельзя вовсе там не появиться. Сардар, ты со мной. Фаиз, встретишь Вагана и этого… достойного внука почтенного старого козла. Когда вернусь — хочу услышать что-то еще, кроме имени и того, где этот выблядок взял дальнострел.
— Услышишь, владыка, — Фаиз поклонился коротко, почти кивком, и вышел.
Ужин Асир запомнил плохо. Все силы уходили на то, чтобы не выдать ни бешенства, ни боли. Он благосклонно выслушивал хвалы празднику и собственному щедрому гостеприимству, принимал прощальные дары, просителей и жалобщиков отправлял к Дару или Ладушу и ждал момента, когда можно будет уйти, не оскорбив этим законы гостеприимства. Лалия, ожидавшая его среди гостей, что-то поняла: прикрутила свою язвительность, смотрела вопросительно и явно рассчитывала на объяснения.
К счастью, праздник утомил всех, так что слишком задерживаться не пришлось.
Фаиз подгадал время точно — вошел в спальню, едва Асир скинул надоевшую парадную одежду и повалился на кровать, а Лалия спросила:
— Что происходит?
— Слушай, — ответил Асир и посмотрел на Фаиза: — Ну?
— Кадорим дех Маджид аль Даниф не знает о заговоре, — бесстрастно сообщил тот. От него густо пахло кровью и страхом, ярость сменилась сытым удовлетворением. — Но он слышал недовольные разговоры своего отца, деда и дядьев и сделал собственные выводы. Решил, что старики ни на что, кроме жалоб на жизнь, не способны, зато он, избавив Имхару от негодного правителя, станет героем. А заодно превзойдет своего старшего брата, который слишком много времени проводит со стариками и подцепил от них склонность к пустым разговорам. Содержимое этих разговоров и жалоб я еще уточню, там может вскрыться немало интересного. Пока же ничто не противоречит нашим прежним выводам: отрекшиеся сделают свой ход, когда в Им-Рок прибудут делегации владык Ишвасы. Их цель — вызвать недовольство правлением владыки Асира среди народа, спровоцировать бунт и тем самым показать всему миру, что Имхаре нужен другой правитель. Если в ходе волнений пострадают наши гости, это докажет неспособность владыки Асира поддерживать порядок и обеспечивать безопасность. Пока все.
— Подробности, — потребовал Асир.
— Полно! — рявкнул вошедший Сардар. Фаиз молча отступил к окну. Сцепил руки сзади в замок. Как они работали вдвоем столько лет и не только не выгрызли друг другу горло, но даже ни разу всерьез не сцепились, было загадкой не только для Асира и всего дворца, но и для них самих. — Этот выродок не планировал стрелять. Думал сначала об отравлении, запасся, как заправский аптекарь, но подступиться с этим ни к кому из слуг не вышло — слишком много охраны во дворце. Слишком много глаз и ушей. Потом собирался пропитать ядом что-нибудь из даров. Тот талмуд со стишками…
— Стихами, — без выражения поправил Фаиз. — Стихами почтенного Абу дех Пранта в обработке его правнука.
— Да похрен! Но решил, что это сразу укажет на него.
— Он что, идиот? — спросил Асир.
— Хуже! Потому его и не подпускали ни к чему важному.
— Дальше.
— Дальше шло время, он не знал, что делать. Мысль о том, чтобы использовать дальнострел, взбрела ему в голову сегодня утром, но стрелять в тебя на площади опять же было слишком рискованно. Он привел детей с праздника, попросил себе вина на террасу, дождался, перемахнул через ограду…
— Откуда он знал, что я поведу Адамаса в зверинец?
— Да не знал он ни хрена! Собирался стрелять на ужине.
— В зале, где полно народу и стражи?
— Это был последний шанс, он не хотел возвращаться домой проигравшим, — сказал Фаиз.
— Но тут предки услышали его молитвы! И послали тебя. Но он был очень осторожен, связываться с Адамасом не захотел, поэтому сидел в кустах и дожидался. Ну и… дальше ты знаешь.
— В меня стрелял идиот без мозгов. — Асир потер лоб и все-таки не выдержал, заорал, потому что никто нормальный не смог бы спокойно выслушать этот бред: — В меня! Стрелял! Идиот! Где была ваша поганая охрана? Ты! — он вскочил и двинулся к Фаизу. — Уверял, что у тебя разве что в задницах у анх нет глаз и ушей! А ты! — Дар таращился в ответ, не отводя взгляда, скалился от злости, но молчал. — Стадо недоразвитых ишаков, а не элитная охрана дворца!
— Я могу… — Дар осекся. Асир схватил его за плечо, встряхнул от души, рявкнул:
— Заткнись! Вы оба обеспечили мне пышные похороны вместо защиты.
— Ты жив, — Фаиз обернулся, смотрел исподлобья, щурясь.
— Кого мне за это благодарить? Вас?
— Себя, разумеется, — голос Лалии, мягкий, насмешливый, прозвучал так неуместно, что Асир обернулся. — И немного — свою удачу. И лично я — рада, что удача справилась лучше остальных. Что ты сделаешь? Я бы не отказалась посмотреть на публичную порку.
— Блядь! — заорал Сардар. — Ты можешь заткнуться хотя бы сейчас! Что ты вообще здесь забыла?
— Своего владыку, разумеется, которого, по вашей с тайным советником милости, я могла сегодня лишиться.
Асир схватил со стола первый попавшийся кувшин, в рот полилось вино — сладкое, мерзкое. Он запрокинул голову, жадно вливая в себя приторную, пахнущую лекарственными настоями гадость, иначе просто свернул бы шею кому-нибудь из этих троих.
— Никто из нас не предполагал, что тебя придется защищать от идиотов, — сказал Фаиз. — Их действия невозможно предсказать.
Вино кончилось. Асир вцепился в кувшин, и Сардар неуловимым движением сместился в сторону. Вовремя. Осколки разлетелись по всей спальне. Лалия, лежавшая в подушках посреди кровати, ухмыльнулась.
— Это не оправдание, — выдал Сардар, — но…
— Но мы примем меры, — договорил Фаиз.
— Поздно. — Асир зашагал по комнате, пытаясь придумать, чем еще занять руки. На глаза попался тот самый ящик с купленными, но так и не опробованными дальнострелами. Защелки он отодрал одним движением, с корнем.
— У меня есть просьба, — сказал Фаиз. И Асир не услышал, почувствовал, как от рычания вибрирует горло. — Мы должны допросить всех, кто приехал с Кадоримом. Не только прислугу, но и детей.
— Ты что делаешь? — Сардар перехватил вытащенный Асиром дальнострел, вцепился в него мертвой хваткой, уперев дуло себе в живот. — Давай! Стреляй, ну! Хочешь же!
Асир поднял голову. Сквозь кровавую муть в глазах он Дара почти не видел. И отчаянно, до зуда в пальцах хотелось и правда выстрелить.
— Детей не трогать, — слова давались тяжело. Руку на рукояти свело от напряжения.
— Это недальновидно. — Фаиз приблизился тоже. — Они могут знать больше, чем Кадорим. Они важнее, чем он. Это шанс не просто разобраться в замыслах Джасима, а сыграть на опережение. Он знает, что ты никогда не тронешь детей. Пользуется твоими слабостями.
— Мне очень нелегко это признавать, — вмешалась Лалия, — но, кажется, я впервые в жизни согласна с нашим бесценным господином тайным советником. Помнится, когда мне было десять…
— Я сказал — нет! Дети и слуги останутся здесь до выяснения обстоятельств. Но ни один из вас не тронет их даже пальцем. Это ясно?
— Ты совершаешь ошибку. — Фаиз отошел.
Асир разжал пальцы, впихнул Дару в руки второй дальнострел, сказал коротко:
— Проверь заряды. — Обернулся к Лалии. — Поднимайся. Мы идем стрелять.
ГЛАВА 2
Утро после праздника настало ближе к полудню. Может, остальной сераль и встал как обычно, Лин не знала. Сама она безобразно заспалась — не помешали ни голоса в общем зале, ни заглянувшая Хесса (та, правда, будить не стала и тихо вышла), ни смазка, которой, по ощущениям, стало больше, чем вчера.
На губах все еще ощущался вкус вина, винограда и владыки. На коже под кромкой халасана, который Лин так и не сняла, все еще чудилось осторожное, слегка щекотное прикосновение. В ушах звучал низкий, глубокий голос: «Ты пахнешь иначе». «Этого ты тоже не должна стыдиться». Откуда владыка взял, что Лин могла бы стыдиться поцелуя?
