Она оттягивала разговор с Астором как могла, потому что хотела увидеть, чем закончится этот фарс без ее вмешательства. А ведь было столько соблазнов одним словом или даже намеком — она была уверена, что Астору хватило бы и его — поставить окончательную точку в этой дурацкой истории. Эрдбирен помнила, как изумился муж ее рассказу о странном появлении в доме баронессы. Он в самом деле верил, что каждый из его слуг выполняет свои обязанности как полагается, и не догадывался, что представления об этом «положенном» у каждого свои. Что ж, раз уж они оба угодили в эту дурную то ли комедию, то ли драму, стоило досмотреть представление до конца. Подождать, куда еще заведет геру Тарн, Керта и их единомышленников желание ограничить в правах герцогиню Гросс и превратить ее жизнь в доме мужа в испытание выдержки. Рано или поздно все тайное становится явным, а все незамеченное — заметным.
Задерживаться в Вальдхольме было незачем. Пока Ганс, старый дворецкий, присматривающий за домом, упаковывал отобранные ею книги в два внушительных саквояжа, она успела заглянуть в сад и сорвать со старой зимней яблони несколько яблок, которые ужасно понравились Юве. У Эрдбирен при одном взгляде на блестящие зеленые в мелкую белую крапинку бока сводило скулы и начиналась оскома, но Юва хрустела кислющей зимовкой так заразительно и с таким неприкрытым удовольствием, что было бы жаль ее не порадовать.
Вим, погрузивший саквояжи, уже ждал у кареты, и Эрдбирен, решив, что на сегодня хватит поездок, велела возвращаться домой.
«Дом». Это слово всегда звучало так тепло и надежно, а теперь отзывалось напряженным ожиданием и беспокойством. Она была абсолютно чужой в роскошном особняке на улице Трех корон. Особенно остро эта чуждость и одиночество ощущались по ночам. Лежа в пустой прохладной спальне, Эрдбирен слушала звуки ночного сада за приоткрытым окном, чуть слышное поскрипывание половиц, сонное дыхание темного дома и чувствовала себя маленькой потерянной девочкой, которая повзрослела, но не выросла. Девочке хотелось, чтобы ее обняли, погладили по голове и сказали, что все хорошо. А если вдруг не хорошо сейчас, то обязательно скоро станет. Нужно просто потерпеть и подождать.
В такие дурные ночи она старалась больше думать об Асторе. О редких минутах наедине. О его будоражащей новой привычке целовать ей руки. Никогда в жизни поцелуи рук не казались Рене чем-то возбуждающим или хотя бы пикантным. Но у Астора получалось не так, как у остальных. Он задерживал губы на запястьях, и эти мимолетные мгновения сливались в одно большое и пьянящее. Щекотно целовал ладони, так что перехватывало дыхание. Бережно касался пальцев, и Рене чудилось, что камень в обручальном кольце теплеет, а вместе с ним теплеет и покрывается мурашками вся ладонь, да что там ладонь, все тело охватывает теплом и кружащим голову нетерпением.
Ее муж был сдержан в эмоциях, но Эрдбирен так хотелось почуять хоть что-нибудь, что рядом с ним она вся обращалась в слух. Вслушивалась в него ушами, глазами, сердцем, дыханием, наверное, поэтому и реагировала так остро на любой жест или взгляд, что уж говорить о поцелуях, пусть даже только рук.
С такими мыслями засыпалось легче. И верилось, что однажды одинокие ночи останутся в прошлом. А чужой холодный дом все-таки станет родным.
— Приехали, госпожа.
Эрдбирен вздрогнула, непонимающе взглянула на Вима, уже успевшего распахнуть дверь, и торопливо оперлась на протянутую руку. Даже не заметила, как пролетело время от Вальдхольма.
— Саквояжи заносить?
— Да, иди за мной.
В холле она неожиданно столкнулась с Астором: тот, похоже, только что спустился с лестницы и сейчас стремительно шел ей навстречу.
Остановилась, всматриваясь в его лицо, вслушиваясь в эмоции. Раздражение, недоумение, нетерпение, недовольство… целый букет, ничем не прикрытый, и все цветы в этом букете — если не ядовитые, то с шипами.
И все же он, как стало уже привычным при их редких встречах, прежде чем заговорить, поймал ее руку и поцеловал возле запястья.
— Эрдбирен. Я ждал вас.
Вим неловко топтался позади с саквояжами, и Рена быстро обернулась к нему. Судя по тому, что она чуяла, Астор ждал ее сегодня совсем не для мимолетного приветствия, и значит спускаться вниз и размещать книги прямо сейчас она не сможет, а одного Вима защита на двери не пропустит.
— Оставь их здесь и ступай, позже перенесут.
Вим, поклонившись, вышел, а Рена посмотрела на мужа.
— Что-то случилось?
На лице Астора отразилась некая странная задумчивость. Несколько секунд он молча смотрел на нее, на саквояжи у ее ног, а потом ответил:
— Я то же самое собирался спросить у вас. Что-то случилось, Эрдбирен? Видите ли, в моей почте обнаружилось письмо на ваше имя. Простите, я не ожидал, что ко мне попадет ваша корреспонденция, и вскрыл его, не глядя. И остался крайне удивлен. Я помню о том деле, с которым вы собирались обратиться к геру Ильшеру, но почему вдруг вы расплатились своими драгоценностями? Ваше кольцо, — Астор протянул руку, на ладони лежало то самое кольцо, которое она решила добавить к двадцати золотым. — Гер Ильшер счел оплату чрезмерной и вернул его.
— Упрямец, — Рена покачала головой. — Все-таки не взял.
Она надела кольцо на палец, привычно полюбовалась теплыми отблесками на гранях желтого топаза. Кольцо не было чересчур дорогим или памятным, так что ей и в голову бы не пришло сожалеть о нем, но старый законник решил иначе. А Астор все еще ждал ответа. Только вот что она могла ответить?
— У меня осталось только немного серебра. Этого мало за его труды, а вырученные за кольцо деньги с лихвой покрыли бы издержки. Я узнавала расценки за услуги столичных юристов. По сравнению с ними гер Ильшер работает на меня даром.
И снова в окинувшем ее взгляде Рена увидела нехарактерную прежде для Астора, пожалуй, тревожащую или даже слегка пугающую задумчивость.
— Странно, — медленно сказал он. — Вы достаточно рассудительны, чтобы обдумывать и взвешивать свои слова и поступки, вы, насколько я успел понять, не любите ставить людей в неловкое положение, и при этом далеко не глупы. Простите, я не верю, что вам не пришел в голову самый очевидный вариант: не смущать гера Ильшера, оставляя ему кольцо, которое по меньшей мере на полсотни золотых дороже его трудов, а попросту привезти причитающийся гонорар в следующее посещение. Следовательно… должен ли я понимать, что ваше “у меня не осталось денег” относится не к вашему кошельку в момент посещения гера Ильшера, а к вашим средствам вообще?
Отчего-то сделалось до ужаса неловко. Будто ее обвинили в излишней расточительности или, что еще хуже, в трате денег, предназначавшихся на что-то важное, а не на глупые линзы, кожаные фартуки и удобрения.
— Именно так, — сказала Эрдбирен, ловя себя на мысли, что под этим странным, незнакомым взглядом Астора впервые старается тщательно выбирать слова. — Последний раз я обналичивала вексель от отца больше месяца назад, когда получала обычное содержание. Заказ у модистки оплатила чеком на его имя. А от наличных к сегодняшнему дню осталось, как я уже сказала, только немного серебра.
— А это? — кивнул он на саквояжи. — Очередное кольцо или, быть может, серьги?
— Это? — Эрдбирен с сомнением прикусила губу. С чего вдруг мужу вздумалось устроить этот допрос, она не знала, зато знала, что ей очень хочется показать, что именно она привезла. Почему-то стало слегка нервно и одновременно весело. Кольца? Серьги? Да нет, ваше сиятельство, всего лишь несколько книг из отцовской библиотеки, которая, конечно, не сравнится с вашей запертой, зато дочь Лунана Мьёля все еще имеет на нее все права. — Нет. Это, к счастью, мне досталось абсолютно бесплатно.
Она отщелкнула замок, вытащила первую попавшуюся книгу. “Наставление для магов растительных и цветочных, травников, садоводов о том, как трудами своими вырастить и улучшить сад”. Бережно провела пальцами по тисненому корешку и протянула Астору.
— Взгляните. Очень полезное сочинение для тех, кому пришло в голову вырастить что-то из ничего. Пожалуй, самое полное и при этом доступно изложенное. Еще трактат о почвах и подкормках с рецептами зелий и справочником полезных для садовника чар, полный травник Срединных земель, исследование магистра Вальдсмения о развитии садовых растений и цветов на различных почвах и при различной магической поддержке. Это здесь, а в том, — она указала на второй саквояж, — все об особенностях возгонки жидкостей и тонкостях изготовления эфирных масел. Я привезла их из Вальдхольма.
Астор взял из ее рук книгу, открыл наугад, полистал.
— Я вижу, у вас нет привычки делать заметки на полях?
— Никогда не было, — согласилась Рена, удивившись вопросу. — Мне удобнее вести отдельные записи.
— Интересно, — пробормотал герцог себе под нос. — Оч-чень интересно. А скажите, Рена, вы сегодня видели Керта?
— Нет. — Определенно, у Астора случился день странных настроений и странных вопросов. Или она чего-то откровенно не понимала? — Я уехала сразу после завтрака. До этого… — она нахмурилась, припоминая. — Нет, не видела.
— А кто-нибудь был в курсе вашего отъезда?
— Юва, старший конюх, он был на конюшне, когда я забирала Вима, и гер Снарге, я просила его ровно в полдень полить подкормкой валисмерии. Сказала, что буду позже. Астор, что-то в самом деле случилось? Мы поэтому говорим у дверей и вы выглядите таким… странным?
— У дверей мы говорим абсолютно случайно. Я прочел письмо гера Ильшера непосредственно перед вашим возвращением. Но, раз уж так получилось… — Астор вернул ей книгу и обвел холл… по-другому странным взглядом. Тяжелым и словно угрожающим. И сказал, вроде бы не повышая голос, но так, что у Рены ледяные мурашки просыпались за шиворот: — А ну, все сюда. Керт, Арне, гера Тарн. Кто там еще греет уши? Выходите.
Рена, конечно, ни минуты не сомневалась, что слуги в доме герцога умеют выполнять приказы — если распоряжается не она. Но такого мгновенного послушания все-таки не ожидала. Интересно, они всегда так, или этот ледяной тон и их тоже напугал?
— Керт.
— Да, ваше сиятельство?
Личный слуга Астора выглядел бледно. Рена даже удивилась, но потом вспомнила собственные мысли по дороге домой, отметила, что письмо гера Ильшера каким-то чудесным образом попало не к ней, а к ее мужу, и неожиданно подумала, не пришло ли время того самого финала представления, которого она так ждала и желала?
— Куда, ты говорил, поехала сегодня с утра госпожа герцогиня?
Керт сглотнул и с решимостью, какую до сих пор Рена видела только перед смертельными поединками, ну и, пожалуй, перед зачетом по прикладной магии у истеричной и ненавидящей скопом всех студентов магистрессы Хейн, ответил:
— В магазин, ваше сиятельство.
— И она сама тебе об этом сказала?
— Нет. Служанка ее рыжая.
Рена фыркнула и спросила:
— Позвать Юву?
— А что ее звать, — встрял вдруг дворецкий. — Эта рыжая с Кертом на ножах, если она ему что и скажет, то разве что “сам дурак”.
Толстушка Джиса, горничная, закашлялась, будто подавившись смехом, и закивала, за что тут же получила острый, недовольный взгляд от геры Тарн и сразу сжалась, потупилась.
— А вчера? — вкрадчиво спросил Астор. — Рена, вы ездили вчера к модистке?
— Нет, — качнула она головой.
— Кто вчера ввел тебя в заблуждение, Керт? Рыжая служанка или, может быть, снежная ведьма? А ювелир позавчера? Полагаю, я могу не уточнять у своей жены, была ли она у ювелира? Учитывая прискорбное состояние ее финансов. Кстати о финансах, Керт, объясни мне, будь так добр, почему госпожа герцогиня выписывает чеки на своего отца и оставляет в уплату свои кольца? Или ты забыл, кто занимается моими финансами? До сих пор, милый мой, ты не жаловался на память.
С каждой фразой голос Астора становился все тише и бесстрастнее — и нагонял все больше страха, даже нет, ужаса, судя по побледневшим уже до интересной прозелени лицам слуг. Сама Эрдбирен ужаса отчего-то не чувствовала. Она вообще слушала мужа и наблюдала за происходящим как бы со стороны. В самом деле — будто смотрела спектакль. Лишь холодно отмечала новые подробности о ювелирах и модистках. Вчера она выезжала только утром к геру Ильшеру, причем вместе с Дидо, и сразу вернулась. Раз Астору доложили о модистке, значит, он спрашивал о ней? И позавчера тоже? Зачем? Просто так или хотел видеть? Стало вдруг невыносимо жаль этих неслучившихся по чужой милости встреч.
Керт молчал и только все чаще сглатывал. И вдруг Астор перенес внимание на экономку.
— А вы, гера Тарн? Я должен спросить у своей жены, почему она везет из отцовского дома книги, которые есть в моей библиотеке и в которых нет никаких важных для нее заметок, или, может быть, вы знаете ответ? Я правильно догадываюсь, что моя библиотека вдруг стала запираться на ключ? Кстати! Что еще, кроме библиотеки? Эрдбирен?
— Оружейная и тренировочный зал. Лаборатория, — Рена не видела смысла скрывать. Добавила, подумав: — Не знаю насчет кладовых, я, признаюсь честно, не пыталась проверить, пустят ли меня туда.
— В чем дело, гера Тарн? Что за нововведения?
— Вы не распоряжались, ваше сиятельство, — с почти искренним недоумением возразила экономка. И, похожа, эта деланная искренность сорвала последние остатки самообладания герцога.
— Не рас-споряжалс-ся? — прошипел он. И вдруг заорал: — А без моих распоряжений вы не догадались, что моя жена — такая же хозяйка в моем доме, как и я? Вам нужно особое распоряжение, чтобы она могла войти в библиотеку или в лабораторию? На что еще, по-вашему, она имеет право только с моего разрешения? Может, спуститься в сад или принять ванну? А может, вам и на то, чтобы ее покормить, требовалось особое распоряжение? Вы, гера Тарн, никак не могли сами, без моих распоряжений, догадаться, что у хозяйки дома должен быть свой комплект ключей? Он у нее есть? Ты, Керт, не мог без моих особых указаний додуматься, что у моей жены должны быть деньги? Тебе, наверное, нужно было письменное распоряжение, чтобы вызвать поверенного и представить его госпоже? А чтобы отдать ей ее письма, что тебе было нужно? Распоряжение начальника полиции? Почему-то вам не потребовалось мое разрешение, чтобы молча впустить в дом женщину, которой непозволительно здесь находиться!
Рене вдруг отчаянно захотелось вмешаться. Сделать хоть что-нибудь. Потому что Астор, конечно, злился, был ужасно раздражен, недоволен и взбешен, но за всем этим поверхностно-пугающим явственно чувствовалось другое: растерянность и обида, болезненная и глубокая, на тех, от кого он ничего подобного не ожидал. Она ухватила его за руку, сжала крепко, надежно, чтобы ненароком не убежал и не вздумал вырываться. Сказала, пристально и спокойно глядя в бескровное лицо экономки:
— Гера Тарн, принесите ключи и расходные книги за последний год в мой кабинет. Сейчас. И предупредите остальных, что в ближайшее время я намерена как следует разобраться, каким образом здесь ведутся хозяйственные дела. Давно хотелось понять, чем управление столичным особняком отличается от управления замком. — Перевела взгляд на Керта, который, кажется, вообще все это время не дышал: — Назначь встречу с поверенным на завтра. Лучше на утро. И будь добр, унеси эти книги в главную лабораторию. Арне, пожалуйста, принесите кофе мне и его сиятельству в малую столовую.
Задерживаться в Вальдхольме было незачем. Пока Ганс, старый дворецкий, присматривающий за домом, упаковывал отобранные ею книги в два внушительных саквояжа, она успела заглянуть в сад и сорвать со старой зимней яблони несколько яблок, которые ужасно понравились Юве. У Эрдбирен при одном взгляде на блестящие зеленые в мелкую белую крапинку бока сводило скулы и начиналась оскома, но Юва хрустела кислющей зимовкой так заразительно и с таким неприкрытым удовольствием, что было бы жаль ее не порадовать.
Вим, погрузивший саквояжи, уже ждал у кареты, и Эрдбирен, решив, что на сегодня хватит поездок, велела возвращаться домой.
«Дом». Это слово всегда звучало так тепло и надежно, а теперь отзывалось напряженным ожиданием и беспокойством. Она была абсолютно чужой в роскошном особняке на улице Трех корон. Особенно остро эта чуждость и одиночество ощущались по ночам. Лежа в пустой прохладной спальне, Эрдбирен слушала звуки ночного сада за приоткрытым окном, чуть слышное поскрипывание половиц, сонное дыхание темного дома и чувствовала себя маленькой потерянной девочкой, которая повзрослела, но не выросла. Девочке хотелось, чтобы ее обняли, погладили по голове и сказали, что все хорошо. А если вдруг не хорошо сейчас, то обязательно скоро станет. Нужно просто потерпеть и подождать.
В такие дурные ночи она старалась больше думать об Асторе. О редких минутах наедине. О его будоражащей новой привычке целовать ей руки. Никогда в жизни поцелуи рук не казались Рене чем-то возбуждающим или хотя бы пикантным. Но у Астора получалось не так, как у остальных. Он задерживал губы на запястьях, и эти мимолетные мгновения сливались в одно большое и пьянящее. Щекотно целовал ладони, так что перехватывало дыхание. Бережно касался пальцев, и Рене чудилось, что камень в обручальном кольце теплеет, а вместе с ним теплеет и покрывается мурашками вся ладонь, да что там ладонь, все тело охватывает теплом и кружащим голову нетерпением.
Ее муж был сдержан в эмоциях, но Эрдбирен так хотелось почуять хоть что-нибудь, что рядом с ним она вся обращалась в слух. Вслушивалась в него ушами, глазами, сердцем, дыханием, наверное, поэтому и реагировала так остро на любой жест или взгляд, что уж говорить о поцелуях, пусть даже только рук.
С такими мыслями засыпалось легче. И верилось, что однажды одинокие ночи останутся в прошлом. А чужой холодный дом все-таки станет родным.
— Приехали, госпожа.
Эрдбирен вздрогнула, непонимающе взглянула на Вима, уже успевшего распахнуть дверь, и торопливо оперлась на протянутую руку. Даже не заметила, как пролетело время от Вальдхольма.
— Саквояжи заносить?
— Да, иди за мной.
Прода от 04.09.2023, 10:58
В холле она неожиданно столкнулась с Астором: тот, похоже, только что спустился с лестницы и сейчас стремительно шел ей навстречу.
Остановилась, всматриваясь в его лицо, вслушиваясь в эмоции. Раздражение, недоумение, нетерпение, недовольство… целый букет, ничем не прикрытый, и все цветы в этом букете — если не ядовитые, то с шипами.
И все же он, как стало уже привычным при их редких встречах, прежде чем заговорить, поймал ее руку и поцеловал возле запястья.
— Эрдбирен. Я ждал вас.
Вим неловко топтался позади с саквояжами, и Рена быстро обернулась к нему. Судя по тому, что она чуяла, Астор ждал ее сегодня совсем не для мимолетного приветствия, и значит спускаться вниз и размещать книги прямо сейчас она не сможет, а одного Вима защита на двери не пропустит.
— Оставь их здесь и ступай, позже перенесут.
Вим, поклонившись, вышел, а Рена посмотрела на мужа.
— Что-то случилось?
На лице Астора отразилась некая странная задумчивость. Несколько секунд он молча смотрел на нее, на саквояжи у ее ног, а потом ответил:
— Я то же самое собирался спросить у вас. Что-то случилось, Эрдбирен? Видите ли, в моей почте обнаружилось письмо на ваше имя. Простите, я не ожидал, что ко мне попадет ваша корреспонденция, и вскрыл его, не глядя. И остался крайне удивлен. Я помню о том деле, с которым вы собирались обратиться к геру Ильшеру, но почему вдруг вы расплатились своими драгоценностями? Ваше кольцо, — Астор протянул руку, на ладони лежало то самое кольцо, которое она решила добавить к двадцати золотым. — Гер Ильшер счел оплату чрезмерной и вернул его.
— Упрямец, — Рена покачала головой. — Все-таки не взял.
Она надела кольцо на палец, привычно полюбовалась теплыми отблесками на гранях желтого топаза. Кольцо не было чересчур дорогим или памятным, так что ей и в голову бы не пришло сожалеть о нем, но старый законник решил иначе. А Астор все еще ждал ответа. Только вот что она могла ответить?
— У меня осталось только немного серебра. Этого мало за его труды, а вырученные за кольцо деньги с лихвой покрыли бы издержки. Я узнавала расценки за услуги столичных юристов. По сравнению с ними гер Ильшер работает на меня даром.
И снова в окинувшем ее взгляде Рена увидела нехарактерную прежде для Астора, пожалуй, тревожащую или даже слегка пугающую задумчивость.
— Странно, — медленно сказал он. — Вы достаточно рассудительны, чтобы обдумывать и взвешивать свои слова и поступки, вы, насколько я успел понять, не любите ставить людей в неловкое положение, и при этом далеко не глупы. Простите, я не верю, что вам не пришел в голову самый очевидный вариант: не смущать гера Ильшера, оставляя ему кольцо, которое по меньшей мере на полсотни золотых дороже его трудов, а попросту привезти причитающийся гонорар в следующее посещение. Следовательно… должен ли я понимать, что ваше “у меня не осталось денег” относится не к вашему кошельку в момент посещения гера Ильшера, а к вашим средствам вообще?
Отчего-то сделалось до ужаса неловко. Будто ее обвинили в излишней расточительности или, что еще хуже, в трате денег, предназначавшихся на что-то важное, а не на глупые линзы, кожаные фартуки и удобрения.
— Именно так, — сказала Эрдбирен, ловя себя на мысли, что под этим странным, незнакомым взглядом Астора впервые старается тщательно выбирать слова. — Последний раз я обналичивала вексель от отца больше месяца назад, когда получала обычное содержание. Заказ у модистки оплатила чеком на его имя. А от наличных к сегодняшнему дню осталось, как я уже сказала, только немного серебра.
— А это? — кивнул он на саквояжи. — Очередное кольцо или, быть может, серьги?
— Это? — Эрдбирен с сомнением прикусила губу. С чего вдруг мужу вздумалось устроить этот допрос, она не знала, зато знала, что ей очень хочется показать, что именно она привезла. Почему-то стало слегка нервно и одновременно весело. Кольца? Серьги? Да нет, ваше сиятельство, всего лишь несколько книг из отцовской библиотеки, которая, конечно, не сравнится с вашей запертой, зато дочь Лунана Мьёля все еще имеет на нее все права. — Нет. Это, к счастью, мне досталось абсолютно бесплатно.
Она отщелкнула замок, вытащила первую попавшуюся книгу. “Наставление для магов растительных и цветочных, травников, садоводов о том, как трудами своими вырастить и улучшить сад”. Бережно провела пальцами по тисненому корешку и протянула Астору.
— Взгляните. Очень полезное сочинение для тех, кому пришло в голову вырастить что-то из ничего. Пожалуй, самое полное и при этом доступно изложенное. Еще трактат о почвах и подкормках с рецептами зелий и справочником полезных для садовника чар, полный травник Срединных земель, исследование магистра Вальдсмения о развитии садовых растений и цветов на различных почвах и при различной магической поддержке. Это здесь, а в том, — она указала на второй саквояж, — все об особенностях возгонки жидкостей и тонкостях изготовления эфирных масел. Я привезла их из Вальдхольма.
Астор взял из ее рук книгу, открыл наугад, полистал.
— Я вижу, у вас нет привычки делать заметки на полях?
— Никогда не было, — согласилась Рена, удивившись вопросу. — Мне удобнее вести отдельные записи.
— Интересно, — пробормотал герцог себе под нос. — Оч-чень интересно. А скажите, Рена, вы сегодня видели Керта?
— Нет. — Определенно, у Астора случился день странных настроений и странных вопросов. Или она чего-то откровенно не понимала? — Я уехала сразу после завтрака. До этого… — она нахмурилась, припоминая. — Нет, не видела.
— А кто-нибудь был в курсе вашего отъезда?
— Юва, старший конюх, он был на конюшне, когда я забирала Вима, и гер Снарге, я просила его ровно в полдень полить подкормкой валисмерии. Сказала, что буду позже. Астор, что-то в самом деле случилось? Мы поэтому говорим у дверей и вы выглядите таким… странным?
Прода от 06.09.2023, 10:57
— У дверей мы говорим абсолютно случайно. Я прочел письмо гера Ильшера непосредственно перед вашим возвращением. Но, раз уж так получилось… — Астор вернул ей книгу и обвел холл… по-другому странным взглядом. Тяжелым и словно угрожающим. И сказал, вроде бы не повышая голос, но так, что у Рены ледяные мурашки просыпались за шиворот: — А ну, все сюда. Керт, Арне, гера Тарн. Кто там еще греет уши? Выходите.
Рена, конечно, ни минуты не сомневалась, что слуги в доме герцога умеют выполнять приказы — если распоряжается не она. Но такого мгновенного послушания все-таки не ожидала. Интересно, они всегда так, или этот ледяной тон и их тоже напугал?
— Керт.
— Да, ваше сиятельство?
Личный слуга Астора выглядел бледно. Рена даже удивилась, но потом вспомнила собственные мысли по дороге домой, отметила, что письмо гера Ильшера каким-то чудесным образом попало не к ней, а к ее мужу, и неожиданно подумала, не пришло ли время того самого финала представления, которого она так ждала и желала?
— Куда, ты говорил, поехала сегодня с утра госпожа герцогиня?
Керт сглотнул и с решимостью, какую до сих пор Рена видела только перед смертельными поединками, ну и, пожалуй, перед зачетом по прикладной магии у истеричной и ненавидящей скопом всех студентов магистрессы Хейн, ответил:
— В магазин, ваше сиятельство.
— И она сама тебе об этом сказала?
— Нет. Служанка ее рыжая.
Рена фыркнула и спросила:
— Позвать Юву?
— А что ее звать, — встрял вдруг дворецкий. — Эта рыжая с Кертом на ножах, если она ему что и скажет, то разве что “сам дурак”.
Толстушка Джиса, горничная, закашлялась, будто подавившись смехом, и закивала, за что тут же получила острый, недовольный взгляд от геры Тарн и сразу сжалась, потупилась.
— А вчера? — вкрадчиво спросил Астор. — Рена, вы ездили вчера к модистке?
— Нет, — качнула она головой.
— Кто вчера ввел тебя в заблуждение, Керт? Рыжая служанка или, может быть, снежная ведьма? А ювелир позавчера? Полагаю, я могу не уточнять у своей жены, была ли она у ювелира? Учитывая прискорбное состояние ее финансов. Кстати о финансах, Керт, объясни мне, будь так добр, почему госпожа герцогиня выписывает чеки на своего отца и оставляет в уплату свои кольца? Или ты забыл, кто занимается моими финансами? До сих пор, милый мой, ты не жаловался на память.
С каждой фразой голос Астора становился все тише и бесстрастнее — и нагонял все больше страха, даже нет, ужаса, судя по побледневшим уже до интересной прозелени лицам слуг. Сама Эрдбирен ужаса отчего-то не чувствовала. Она вообще слушала мужа и наблюдала за происходящим как бы со стороны. В самом деле — будто смотрела спектакль. Лишь холодно отмечала новые подробности о ювелирах и модистках. Вчера она выезжала только утром к геру Ильшеру, причем вместе с Дидо, и сразу вернулась. Раз Астору доложили о модистке, значит, он спрашивал о ней? И позавчера тоже? Зачем? Просто так или хотел видеть? Стало вдруг невыносимо жаль этих неслучившихся по чужой милости встреч.
Керт молчал и только все чаще сглатывал. И вдруг Астор перенес внимание на экономку.
— А вы, гера Тарн? Я должен спросить у своей жены, почему она везет из отцовского дома книги, которые есть в моей библиотеке и в которых нет никаких важных для нее заметок, или, может быть, вы знаете ответ? Я правильно догадываюсь, что моя библиотека вдруг стала запираться на ключ? Кстати! Что еще, кроме библиотеки? Эрдбирен?
— Оружейная и тренировочный зал. Лаборатория, — Рена не видела смысла скрывать. Добавила, подумав: — Не знаю насчет кладовых, я, признаюсь честно, не пыталась проверить, пустят ли меня туда.
— В чем дело, гера Тарн? Что за нововведения?
— Вы не распоряжались, ваше сиятельство, — с почти искренним недоумением возразила экономка. И, похожа, эта деланная искренность сорвала последние остатки самообладания герцога.
— Не рас-споряжалс-ся? — прошипел он. И вдруг заорал: — А без моих распоряжений вы не догадались, что моя жена — такая же хозяйка в моем доме, как и я? Вам нужно особое распоряжение, чтобы она могла войти в библиотеку или в лабораторию? На что еще, по-вашему, она имеет право только с моего разрешения? Может, спуститься в сад или принять ванну? А может, вам и на то, чтобы ее покормить, требовалось особое распоряжение? Вы, гера Тарн, никак не могли сами, без моих распоряжений, догадаться, что у хозяйки дома должен быть свой комплект ключей? Он у нее есть? Ты, Керт, не мог без моих особых указаний додуматься, что у моей жены должны быть деньги? Тебе, наверное, нужно было письменное распоряжение, чтобы вызвать поверенного и представить его госпоже? А чтобы отдать ей ее письма, что тебе было нужно? Распоряжение начальника полиции? Почему-то вам не потребовалось мое разрешение, чтобы молча впустить в дом женщину, которой непозволительно здесь находиться!
Рене вдруг отчаянно захотелось вмешаться. Сделать хоть что-нибудь. Потому что Астор, конечно, злился, был ужасно раздражен, недоволен и взбешен, но за всем этим поверхностно-пугающим явственно чувствовалось другое: растерянность и обида, болезненная и глубокая, на тех, от кого он ничего подобного не ожидал. Она ухватила его за руку, сжала крепко, надежно, чтобы ненароком не убежал и не вздумал вырываться. Сказала, пристально и спокойно глядя в бескровное лицо экономки:
— Гера Тарн, принесите ключи и расходные книги за последний год в мой кабинет. Сейчас. И предупредите остальных, что в ближайшее время я намерена как следует разобраться, каким образом здесь ведутся хозяйственные дела. Давно хотелось понять, чем управление столичным особняком отличается от управления замком. — Перевела взгляд на Керта, который, кажется, вообще все это время не дышал: — Назначь встречу с поверенным на завтра. Лучше на утро. И будь добр, унеси эти книги в главную лабораторию. Арне, пожалуйста, принесите кофе мне и его сиятельству в малую столовую.
