Выпуклые розовые сосцы задиристо торчат вперед и выглядят немного неуместными на этих чистых, непорочных с виду грудках... «Что такое? – сконфуженно спрашивает Ларочка, сбитая с толку моим нечаянным возгласом. – Не нравятся? Слишком маленькие?» Я уверяю ее, что она последняя из известных мне девушек, кому следует волноваться о форме своего бюста. Он просто великолепен. «И какому же проходимцу достанется такая красота...» – завистливо вздыхаю я. «Сегодня она достанется тебе, если я ничего не путаю, – кокетливо замечает девочка, довольная моей реакцией. – Кстати, о твоей груди тоже худого слова не скажешь. Диссертация качалке не помеха? И шерстка на ней вполне симпатичная...»
Я помогаю Ларисе выпутаться из ее рубашки, после чего она не слишком уверенно берется за свои шорты и бросает на меня значительный взгляд: «М-мм?» – «А трусики там имеются?» – уточняю я. «Нет», – смеется Ларочка. «Тогда подождем», – заключаю я и, продолжая стоять перед ней на коленях, мужественно расправляю плечи. – А пока, не хочешь поцеловать меня здесь?» Я указываю на свой левый сосок, над которым парит меланхоличный сине-розовый ангел (наследие юношеских лет), и картинно закладываю руки за голову. «Неожиданно», – признается девочка, поневоле обращая внимание на мои ухоженные подмышки. – Пожалуй, хочу!» Лара склоняется ко мне и, мягко охватив меня за бока, сначала усердно вылизывает плоскую коричневую ареолу, стремясь пригладить окружающие ее волосы, а затем пропускает мой сосок между губами. Далее она импровизирует, то втягивая доверенную ей цацку поглубже в ротовую полость, то внезапно обдавая ее горячей волной слюны, то с осторожностью покусывая зубками. Ее пахнущее ромашкой темечко щекочет мне подбородок. Когда ощущения начинают зашкаливать, я грубо хватаю Ларочку за волосы, отрываю от своего торса и, закинув ее голову назад, так что у девочки хрустят шейные позвонки, запечатываю рот властным поцелуем. Свободной рукой я стискиваю ее грудь и терзаю гладкий, замечательно упругий холмик в лучших традициях немецкого порно. На столь варварскую атаку Лариса откликается неординарно: она помещает ладонь поверх моей нечестивой лапы и принимается ассистировать мне, повторяя все мои движения и даже понуждая форсировать нажим. Другую руку Ларочки я теряю из виду, пока она внезапно не вонзается мне в спину острыми коготками...
Некоторое время мы целуемся: я стою на коленях и с трудом удерживаю выгнутое назад тело девочки, которая опирается о мое предплечье голыми лопатками. При этом в какой-то момент она раздвигает бедра и, зацепив меня за ремень, настойчиво пытается втянуть в открывшееся между ними пространство. А когда я подчеркнуто завершаю поцелуй нежным покусыванием ее нижней губки и с натугой поднимаюсь на затекшие ноги, Лариса недолго думая бросается расстегивать змейку на моих джинсах. Мне снова приходится притормозить ее руку. «Чуть позже, красотка, – успокаивающе поясняю я. – Рассказывай, что именно у тебя на уме?» – «В смысле? – недоумевает Лара, испытующе прикладывая ладошку к явной аномалии, вздувшейся у меня под джинсами. – Ты что, не готов? По-моему, все шикарно...» Я соглашаюсь, что с готовностью у меня все в порядке, но прежде я хотел бы прояснить дальнейший сюжет. Например, не откажется ли юная леди отсосать мой член. «Фу! – возмущается девочка. – То есть, леди, наверное, не откажется, но нельзя ли повежливее, мистер?» Оттачивая роль плохого парня, я заявляю, что повежливее нельзя. Начинаются грязные игры, и вся их суть заключается в том, чтобы не сковывать друг друга излишними приличиями. «Ах, ну прости меня, пожалуйста, – с пониманием откликается Лара. – Если так, конечно: к чертовой бабушке приличия!» Я прошу ее произнести вслух ритуальную непристойность, которую она с некоторым смущением повторяет: «Ну, если тебя это вдохновит… мне не трудно… Да, я очень хочу отсосать твой член, Егоров… А еще хочу верить, скотина, что ты надо мной не смеешься…» Я беру ее за подбородок и спрашиваю, а умеет ли леди выражаться матом? Леди умеет, если нужно. В таком случае пусть она повторит... «Ну, ладно: хочу отсосать твой хуй! – с вызовом произносит девочка. – Детский сад какой-то, а не грязные игры...»
Пока я стягиваю с себя узкие джинсы, Лариса залпом приканчивает свое вино и с любопытством пялится на меня с дивана, машинально поглаживая левую грудку, которой, по-видимому, здорово досталось от моей руки. А когда я вытряхиваю из кармана заранее приготовленный презерватив и швыряю его на столик, она ехидно задирает кверху правую бровь. Снимая трусы, я интригующе поворачиваюсь к девочке задом, предоставляя возможность насладиться видом моих подтянутых ягодиц. Памятуя о «грязных играх», Лара с удовольствием комментирует: «Зачетная задница, Егоров!» Я прошу ее закрыть глаза и, когда она послушно выполняет мое указание, неторопливо подхожу к дивану: «Теперь можно смотреть». Лариса распахивает глаза и смотрит. Балясина моего члена величаво нависает над ее лицом. Его сердцевидная, лиловая от вожделения головка, мироточащая скупыми капельками смазки, за малым не касается ее переносицы. Ларочка немедленно ухватывает чужую игрушку своими цепкими пальчиками и первым же делом дочиста слизывает всю росу, скопившуюся на упругой верхушке. И только проглотив это лакомство, она принимается разглядывать свой главный трофей, довольно бесцеремонно тормоша его обеими руками.
«Я думала, у кандидата наук пенис будет поменьше, – занозисто шутит Лара. – То есть, прости, пожалуйста: хуй. А этот паршивец на академика тянет...» Я признательно щелкаю ее по носу. «С ума сойти, какие заросли! – поражается девочка, тщетно попытавшись причесать пальцами дремучие кущи на моем лобке. – Сейчас это не модно, Егоров! В приличном обществе в таком виде даже не показывайся. Если позволишь, сюда просится скромный мужской газончик, вот до сих пор, примерно...» Сейчас Лариса совсем не похожа на ту возвышенную особу, с которой я познакомился две недели назад. Она ведет себя, как обычная девчонка, со вкусом причащающаяся к таинствам взрослой жизни. Я делюсь с ней этими мыслями. «Ну, что сказать, – рассудительно замечает Лара, на мгновение приподняв на меня свои каштановые глаза. – В данный момент я сижу на твоем диване с огромным хуем в руках. Какие у меня варианты?» Завернув мой член кверху, девочка зачарованно гладит морщинистую мошонку и старается прощупать юркие семенники, пугливо ускользающие от ее пальцев. «Никогда не понимала, зачем матушка-природа подвесила ваши тестикулы снаружи... – доверительно начинает она, но, поймав мой иронический взгляд, быстро поправляется. – Хорошо-хорошо: ваши яйца? Шары? Помидоры? Гордитесь вы ими, что ли?» Я подтверждаю, что своими шарами я горжусь. Лариса придирчиво взвешивает их в ладошке: «Как подумаешь, сколько тут всякого...» Я выдаю глупую шутку насчет своих живчиков, но она меня уже не слушает, так как пытается поймать мое левое яичко широко разинутым ртом. Когда ей удается это сделать, Ларочка ликующе смеется через нос, кося на меня искрящимися от радости глазами.
Что должен заявить этой девочке развязный сукин сын? Я напоминаю ей, что моему приятелю не терпится очутиться на ее язычке. «Представляю его нетерпение, – с достоинством отвечает Лара, деловито наклоняя мой член к своей довольной рожице и, судя по внимательному прищуру, что-то прикидывая в уме. – Сейчас мы с ним разберемся...» И здесь я задаю вопрос, которого она сначала даже не понимает. Затем наступает прозрение, и девочка с тревогой мельтешит ресницами: «Ой! Ты об этом... Слушай, если это то, о чем я думаю, то мне такого не потянуть». А о чем она думает? Она думает, что речь идет о тех экстремальных ласках, когда девушка, буквально как анаконда, заглатывает член своего молодого человека... Все верно. Но если Ларочка к такому не привыкла, то и говорить не о чем. Просто нужно было внести ясность. Ведь мы с нею, так сказать, на первом свидании и почти не знакомы с привычками друг друга... Уверен, что мне и так будет хорошо.
Девочка стремится поскорее оправдать мое доверие и отважно погружает в рот вздувшееся навершие моего мужского снаряда, одеревеневший остов которого она крепко сжимает в кулачке у самого корня. Окунувшись в жаркую тесноту ее рта и ощутив, как прыткий язык Ларисы сплющивает головку моего члена о шершавое небо, я отключаю все прочие чувства и превращаюсь в один восторженный комочек плоти, утопающий в дивных потоках ее слюны. Лара поочередно демонстрирует мне все свои альковные навыки, явно недавнего происхождения, что заставляет меня с ревностью подумать о том сопливом юнце (или, напротив, о зрелом муже?), который первым осмелился вложить свой дерзновенный уд в эти наивные уста и научил зеленую, надо полагать, школьницу, как мастерски сосать, как покачивать и поводить головой, тормоша чувствительного гостя, как пропускать его за щечку, и, наконец, как прямо сейчас забавляться с моей мошонкой, то пощипывая резвыми пальчиками ее кожистый кошель, то слегка впиваясь в нее ногтями... Случилось ли это у них двоих по взаимной сердечной склонности и ко взаимному удовольствию друг от друга? Если так, то, пожалуй, я в состоянии этому порадоваться...
Тут девочка совершает нечто, чего ей делать не следует. А именно, пытается проглотить меня целиком, вдохновленная, по всей видимости, нашим последним разговором. Я успеваю почувствовать, как моя головка увязает в ее глотке, после чего Ларочка издает неприятный звук и на пару секунд застывает, пытаясь преодолеть рвотные позывы. Не справившись с задачей, она с еще более тягостным звуком снимается с застрявшего в ней члена, оставив на нем целые реки слюны, и заходится в мучительном кашле, стыдливо закрывшись от моего взора растопыренной пятерней. Я позволяю глупышке прокашляться, а потом сажусь перед ней на корточки и ласково заключаю в объятия: «Эх, ты, принцесса! Ну? Зачем ты это учинила?» – «Думала, у меня получится, – поясняет девочка, трогательно положив голову мне на плечо. – Извини...» Я собираю губами слезы, ползущие по ее щекам, и отечески целую прямо в мокрый рот. Лара тихо смеется: «Если бы ты знал, какие вещи я сейчас этим ртом вытворяла...» Я сознаюсь, что мне это известно и плевать я на это хотел... Лариса отдыхает на моем плече и в виде развлечения старается натянуть подвижную крайнюю плоть на верхушку моего члена. Я мешаю ей это сделать, одергивая кожу назад и вновь обнажая раздутую до предела головку. «Продолжим?» – спрашивает она немного погодя.
Я согласно киваю и берусь за ее шортики. «Даже так, – чутко реагирует девочка. – Ладно, только давай я тебе защиту надену». Я говорю, что до этого еще далеко. Лара интересуется, какие у меня в таком случае планы. Мне думается, что лучше моих планов не раскрывать: пусть это станет для нее сюрпризом. «Темнишь, Егоров, – подозрительно щурится Лариса. – Только там мне сюрпризов и не хватало...» Она мне доверяет или как? «Или как, – мгновенно сознается девочка. – Но черт с тобой: снимай уже, мерзавец...» Я стаскиваю с нее шорты, и Лара тотчас тянет меня за руку, подвигаясь к спинке дивана и освобождая мне место с краю. «Ложись тут», – бормочет она, уже начиная заваливаться на кожаные подушки. Я решаю не сопротивляться и выяснить, какой именно сценарий зародился в ее голове. Как только я пристраиваюсь сбоку, Ларочка поворачивается ко мне лицом и, отыскав ручкой член, принимается мерно покачивать его в кулаке, одновременно покрывая мою грудь быстрыми поцелуями. При этом она поднимает согнутую в колене ногу, прислоняя ее к спинке дивана, и явно имеет в виду, что я тоже могу найти кое-что интересное, если пошарю там внизу. Понятно: молодежь. Петтинг на темной кухне – лучшее завершение вечеринки...
Меня это до поры устраивает, и, протянув руку, я с первого раза попадаю в Ларочкину мишень. Потайной уголок между ее ляжками оказывается гладко выбритым и мокрым, как после душа. Стоит моим пальцам раздвинуть нежные складки и проскользнуть в теплую расселину между ними, как девочка закатывает глаза и испускает протяжный вздох, судорожно сжимая мое собственное достояние, словно держит в руке какой-то эспандер, а не самую деликатную часть мужского организма. Я догадываюсь, что малышка уже на пределе и может ненароком разрядиться от малейшего прикосновения. Поэтому не тороплюсь подниматься к клитору, а начинаю бережно ласкать бархатистые губки и узенькое преддверие влагалища, от чего моя щепоть буквально за минуту покрывается Ларочкиным нектаром. «Вовремя отполировали передок, мадемуазель», – шепчу я ей на ухо и, пользуясь случаем, покусываю маленькую мочку, в которой замечаю частично заросший прокол для сережки. «Ну, а ты как думал...» – невнятно лепечет Лара. «Кто цирюльник? – осведомляюсь я. – Держу пари, что Вероника». – «Заткнись, придурок...» – сердится девочка и для верности накрывает мой орган речи дрожащим от возбуждения ртом. Я отвечаю тем, что вкладываю большой палец в ее вагину, к чему Лариса относится с предельным энтузиазмом: она издает торжествующее мычание и одним махом насаживается на мой палец, обволакивая его влажным оранжерейным теплом.
Заполучив таким образом точку опоры, Лара энергично ерзает тазом, нимало не смущаясь тем, что такое поведение сопровождается довольно отчетливым хлюпаньем, исходящим из окрестностей ее гениталий. Тогда я подключаю к делу указательный палец, и с очередным вдохновенным толчком он как по маслу входит в задний проход девочки. Здесь Ларочка в недоумении замирает и спустя секунду, которая требуется ей на то, чтобы удостовериться в реальности происходящего, вскидывает изумленное лицо, занавешенное разметавшимися волосами: «Ты что там творишь, прохвост?» Ничего особенного, – успокаиваю я: тривиальная «скобка». Я продолжаю ритмично действовать пальцами, перекинутыми через ее промежность, синхронно пестуя две соседние скважинки, пока они полностью не размякают и не начинают млеть в унисон друг дружке. «Не нравится, зайка?» Зайка прислушивается к своему внутреннему голосу и, очевидно, склоняется к выводу, что непривычные ощущения ей весьма по вкусу. Тем не менее я получаю легкий нагоняй: «Ну, в задницу-то точно не стоило соваться без спроса!» А что, для нее это в новинку? Ларочка застенчиво кивает. Но сейчас все хорошо? Она снова кивает и, спрятав разгоряченное личико на моей груди, возобновляет движения тазом, помогая моим пальцам входить в свои трепетные норки под максимально приятным для нее углом: «Да, вот так... ровнее, не дергай... о, шикарно... Господи, какие еще извращения я подхвачу по твоей милости?»
В ответ на этот вопрос я с замиранием сердца предлагаю трахнуть ее сзади. Девочка вступает в разговор, не отвлекаясь от нашего совместного рукоделия: «Сзади в смысле позиции? Или ты опять про то самое?» Я заявляю, что с понятием «того самого» не знаком, а вот трахнуть я ее могу туда-то и так-то. С ее личного согласия, разумеется... К моему нарастающему беспокойству, Ларочка не отказывается сразу, а какое-то время раздумывает, рассеянно перебирая пальчиками по всей длине моего члена. «Нет, это уже чересчур, – решает она наконец. – А раньше ты так делал?» Джентльмены такого не разглашают, но некоторым дамам я с этой стороны хорошо известен...
Я помогаю Ларисе выпутаться из ее рубашки, после чего она не слишком уверенно берется за свои шорты и бросает на меня значительный взгляд: «М-мм?» – «А трусики там имеются?» – уточняю я. «Нет», – смеется Ларочка. «Тогда подождем», – заключаю я и, продолжая стоять перед ней на коленях, мужественно расправляю плечи. – А пока, не хочешь поцеловать меня здесь?» Я указываю на свой левый сосок, над которым парит меланхоличный сине-розовый ангел (наследие юношеских лет), и картинно закладываю руки за голову. «Неожиданно», – признается девочка, поневоле обращая внимание на мои ухоженные подмышки. – Пожалуй, хочу!» Лара склоняется ко мне и, мягко охватив меня за бока, сначала усердно вылизывает плоскую коричневую ареолу, стремясь пригладить окружающие ее волосы, а затем пропускает мой сосок между губами. Далее она импровизирует, то втягивая доверенную ей цацку поглубже в ротовую полость, то внезапно обдавая ее горячей волной слюны, то с осторожностью покусывая зубками. Ее пахнущее ромашкой темечко щекочет мне подбородок. Когда ощущения начинают зашкаливать, я грубо хватаю Ларочку за волосы, отрываю от своего торса и, закинув ее голову назад, так что у девочки хрустят шейные позвонки, запечатываю рот властным поцелуем. Свободной рукой я стискиваю ее грудь и терзаю гладкий, замечательно упругий холмик в лучших традициях немецкого порно. На столь варварскую атаку Лариса откликается неординарно: она помещает ладонь поверх моей нечестивой лапы и принимается ассистировать мне, повторяя все мои движения и даже понуждая форсировать нажим. Другую руку Ларочки я теряю из виду, пока она внезапно не вонзается мне в спину острыми коготками...
Некоторое время мы целуемся: я стою на коленях и с трудом удерживаю выгнутое назад тело девочки, которая опирается о мое предплечье голыми лопатками. При этом в какой-то момент она раздвигает бедра и, зацепив меня за ремень, настойчиво пытается втянуть в открывшееся между ними пространство. А когда я подчеркнуто завершаю поцелуй нежным покусыванием ее нижней губки и с натугой поднимаюсь на затекшие ноги, Лариса недолго думая бросается расстегивать змейку на моих джинсах. Мне снова приходится притормозить ее руку. «Чуть позже, красотка, – успокаивающе поясняю я. – Рассказывай, что именно у тебя на уме?» – «В смысле? – недоумевает Лара, испытующе прикладывая ладошку к явной аномалии, вздувшейся у меня под джинсами. – Ты что, не готов? По-моему, все шикарно...» Я соглашаюсь, что с готовностью у меня все в порядке, но прежде я хотел бы прояснить дальнейший сюжет. Например, не откажется ли юная леди отсосать мой член. «Фу! – возмущается девочка. – То есть, леди, наверное, не откажется, но нельзя ли повежливее, мистер?» Оттачивая роль плохого парня, я заявляю, что повежливее нельзя. Начинаются грязные игры, и вся их суть заключается в том, чтобы не сковывать друг друга излишними приличиями. «Ах, ну прости меня, пожалуйста, – с пониманием откликается Лара. – Если так, конечно: к чертовой бабушке приличия!» Я прошу ее произнести вслух ритуальную непристойность, которую она с некоторым смущением повторяет: «Ну, если тебя это вдохновит… мне не трудно… Да, я очень хочу отсосать твой член, Егоров… А еще хочу верить, скотина, что ты надо мной не смеешься…» Я беру ее за подбородок и спрашиваю, а умеет ли леди выражаться матом? Леди умеет, если нужно. В таком случае пусть она повторит... «Ну, ладно: хочу отсосать твой хуй! – с вызовом произносит девочка. – Детский сад какой-то, а не грязные игры...»
Пока я стягиваю с себя узкие джинсы, Лариса залпом приканчивает свое вино и с любопытством пялится на меня с дивана, машинально поглаживая левую грудку, которой, по-видимому, здорово досталось от моей руки. А когда я вытряхиваю из кармана заранее приготовленный презерватив и швыряю его на столик, она ехидно задирает кверху правую бровь. Снимая трусы, я интригующе поворачиваюсь к девочке задом, предоставляя возможность насладиться видом моих подтянутых ягодиц. Памятуя о «грязных играх», Лара с удовольствием комментирует: «Зачетная задница, Егоров!» Я прошу ее закрыть глаза и, когда она послушно выполняет мое указание, неторопливо подхожу к дивану: «Теперь можно смотреть». Лариса распахивает глаза и смотрит. Балясина моего члена величаво нависает над ее лицом. Его сердцевидная, лиловая от вожделения головка, мироточащая скупыми капельками смазки, за малым не касается ее переносицы. Ларочка немедленно ухватывает чужую игрушку своими цепкими пальчиками и первым же делом дочиста слизывает всю росу, скопившуюся на упругой верхушке. И только проглотив это лакомство, она принимается разглядывать свой главный трофей, довольно бесцеремонно тормоша его обеими руками.
«Я думала, у кандидата наук пенис будет поменьше, – занозисто шутит Лара. – То есть, прости, пожалуйста: хуй. А этот паршивец на академика тянет...» Я признательно щелкаю ее по носу. «С ума сойти, какие заросли! – поражается девочка, тщетно попытавшись причесать пальцами дремучие кущи на моем лобке. – Сейчас это не модно, Егоров! В приличном обществе в таком виде даже не показывайся. Если позволишь, сюда просится скромный мужской газончик, вот до сих пор, примерно...» Сейчас Лариса совсем не похожа на ту возвышенную особу, с которой я познакомился две недели назад. Она ведет себя, как обычная девчонка, со вкусом причащающаяся к таинствам взрослой жизни. Я делюсь с ней этими мыслями. «Ну, что сказать, – рассудительно замечает Лара, на мгновение приподняв на меня свои каштановые глаза. – В данный момент я сижу на твоем диване с огромным хуем в руках. Какие у меня варианты?» Завернув мой член кверху, девочка зачарованно гладит морщинистую мошонку и старается прощупать юркие семенники, пугливо ускользающие от ее пальцев. «Никогда не понимала, зачем матушка-природа подвесила ваши тестикулы снаружи... – доверительно начинает она, но, поймав мой иронический взгляд, быстро поправляется. – Хорошо-хорошо: ваши яйца? Шары? Помидоры? Гордитесь вы ими, что ли?» Я подтверждаю, что своими шарами я горжусь. Лариса придирчиво взвешивает их в ладошке: «Как подумаешь, сколько тут всякого...» Я выдаю глупую шутку насчет своих живчиков, но она меня уже не слушает, так как пытается поймать мое левое яичко широко разинутым ртом. Когда ей удается это сделать, Ларочка ликующе смеется через нос, кося на меня искрящимися от радости глазами.
Что должен заявить этой девочке развязный сукин сын? Я напоминаю ей, что моему приятелю не терпится очутиться на ее язычке. «Представляю его нетерпение, – с достоинством отвечает Лара, деловито наклоняя мой член к своей довольной рожице и, судя по внимательному прищуру, что-то прикидывая в уме. – Сейчас мы с ним разберемся...» И здесь я задаю вопрос, которого она сначала даже не понимает. Затем наступает прозрение, и девочка с тревогой мельтешит ресницами: «Ой! Ты об этом... Слушай, если это то, о чем я думаю, то мне такого не потянуть». А о чем она думает? Она думает, что речь идет о тех экстремальных ласках, когда девушка, буквально как анаконда, заглатывает член своего молодого человека... Все верно. Но если Ларочка к такому не привыкла, то и говорить не о чем. Просто нужно было внести ясность. Ведь мы с нею, так сказать, на первом свидании и почти не знакомы с привычками друг друга... Уверен, что мне и так будет хорошо.
Девочка стремится поскорее оправдать мое доверие и отважно погружает в рот вздувшееся навершие моего мужского снаряда, одеревеневший остов которого она крепко сжимает в кулачке у самого корня. Окунувшись в жаркую тесноту ее рта и ощутив, как прыткий язык Ларисы сплющивает головку моего члена о шершавое небо, я отключаю все прочие чувства и превращаюсь в один восторженный комочек плоти, утопающий в дивных потоках ее слюны. Лара поочередно демонстрирует мне все свои альковные навыки, явно недавнего происхождения, что заставляет меня с ревностью подумать о том сопливом юнце (или, напротив, о зрелом муже?), который первым осмелился вложить свой дерзновенный уд в эти наивные уста и научил зеленую, надо полагать, школьницу, как мастерски сосать, как покачивать и поводить головой, тормоша чувствительного гостя, как пропускать его за щечку, и, наконец, как прямо сейчас забавляться с моей мошонкой, то пощипывая резвыми пальчиками ее кожистый кошель, то слегка впиваясь в нее ногтями... Случилось ли это у них двоих по взаимной сердечной склонности и ко взаимному удовольствию друг от друга? Если так, то, пожалуй, я в состоянии этому порадоваться...
Тут девочка совершает нечто, чего ей делать не следует. А именно, пытается проглотить меня целиком, вдохновленная, по всей видимости, нашим последним разговором. Я успеваю почувствовать, как моя головка увязает в ее глотке, после чего Ларочка издает неприятный звук и на пару секунд застывает, пытаясь преодолеть рвотные позывы. Не справившись с задачей, она с еще более тягостным звуком снимается с застрявшего в ней члена, оставив на нем целые реки слюны, и заходится в мучительном кашле, стыдливо закрывшись от моего взора растопыренной пятерней. Я позволяю глупышке прокашляться, а потом сажусь перед ней на корточки и ласково заключаю в объятия: «Эх, ты, принцесса! Ну? Зачем ты это учинила?» – «Думала, у меня получится, – поясняет девочка, трогательно положив голову мне на плечо. – Извини...» Я собираю губами слезы, ползущие по ее щекам, и отечески целую прямо в мокрый рот. Лара тихо смеется: «Если бы ты знал, какие вещи я сейчас этим ртом вытворяла...» Я сознаюсь, что мне это известно и плевать я на это хотел... Лариса отдыхает на моем плече и в виде развлечения старается натянуть подвижную крайнюю плоть на верхушку моего члена. Я мешаю ей это сделать, одергивая кожу назад и вновь обнажая раздутую до предела головку. «Продолжим?» – спрашивает она немного погодя.
Я согласно киваю и берусь за ее шортики. «Даже так, – чутко реагирует девочка. – Ладно, только давай я тебе защиту надену». Я говорю, что до этого еще далеко. Лара интересуется, какие у меня в таком случае планы. Мне думается, что лучше моих планов не раскрывать: пусть это станет для нее сюрпризом. «Темнишь, Егоров, – подозрительно щурится Лариса. – Только там мне сюрпризов и не хватало...» Она мне доверяет или как? «Или как, – мгновенно сознается девочка. – Но черт с тобой: снимай уже, мерзавец...» Я стаскиваю с нее шорты, и Лара тотчас тянет меня за руку, подвигаясь к спинке дивана и освобождая мне место с краю. «Ложись тут», – бормочет она, уже начиная заваливаться на кожаные подушки. Я решаю не сопротивляться и выяснить, какой именно сценарий зародился в ее голове. Как только я пристраиваюсь сбоку, Ларочка поворачивается ко мне лицом и, отыскав ручкой член, принимается мерно покачивать его в кулаке, одновременно покрывая мою грудь быстрыми поцелуями. При этом она поднимает согнутую в колене ногу, прислоняя ее к спинке дивана, и явно имеет в виду, что я тоже могу найти кое-что интересное, если пошарю там внизу. Понятно: молодежь. Петтинг на темной кухне – лучшее завершение вечеринки...
Меня это до поры устраивает, и, протянув руку, я с первого раза попадаю в Ларочкину мишень. Потайной уголок между ее ляжками оказывается гладко выбритым и мокрым, как после душа. Стоит моим пальцам раздвинуть нежные складки и проскользнуть в теплую расселину между ними, как девочка закатывает глаза и испускает протяжный вздох, судорожно сжимая мое собственное достояние, словно держит в руке какой-то эспандер, а не самую деликатную часть мужского организма. Я догадываюсь, что малышка уже на пределе и может ненароком разрядиться от малейшего прикосновения. Поэтому не тороплюсь подниматься к клитору, а начинаю бережно ласкать бархатистые губки и узенькое преддверие влагалища, от чего моя щепоть буквально за минуту покрывается Ларочкиным нектаром. «Вовремя отполировали передок, мадемуазель», – шепчу я ей на ухо и, пользуясь случаем, покусываю маленькую мочку, в которой замечаю частично заросший прокол для сережки. «Ну, а ты как думал...» – невнятно лепечет Лара. «Кто цирюльник? – осведомляюсь я. – Держу пари, что Вероника». – «Заткнись, придурок...» – сердится девочка и для верности накрывает мой орган речи дрожащим от возбуждения ртом. Я отвечаю тем, что вкладываю большой палец в ее вагину, к чему Лариса относится с предельным энтузиазмом: она издает торжествующее мычание и одним махом насаживается на мой палец, обволакивая его влажным оранжерейным теплом.
Заполучив таким образом точку опоры, Лара энергично ерзает тазом, нимало не смущаясь тем, что такое поведение сопровождается довольно отчетливым хлюпаньем, исходящим из окрестностей ее гениталий. Тогда я подключаю к делу указательный палец, и с очередным вдохновенным толчком он как по маслу входит в задний проход девочки. Здесь Ларочка в недоумении замирает и спустя секунду, которая требуется ей на то, чтобы удостовериться в реальности происходящего, вскидывает изумленное лицо, занавешенное разметавшимися волосами: «Ты что там творишь, прохвост?» Ничего особенного, – успокаиваю я: тривиальная «скобка». Я продолжаю ритмично действовать пальцами, перекинутыми через ее промежность, синхронно пестуя две соседние скважинки, пока они полностью не размякают и не начинают млеть в унисон друг дружке. «Не нравится, зайка?» Зайка прислушивается к своему внутреннему голосу и, очевидно, склоняется к выводу, что непривычные ощущения ей весьма по вкусу. Тем не менее я получаю легкий нагоняй: «Ну, в задницу-то точно не стоило соваться без спроса!» А что, для нее это в новинку? Ларочка застенчиво кивает. Но сейчас все хорошо? Она снова кивает и, спрятав разгоряченное личико на моей груди, возобновляет движения тазом, помогая моим пальцам входить в свои трепетные норки под максимально приятным для нее углом: «Да, вот так... ровнее, не дергай... о, шикарно... Господи, какие еще извращения я подхвачу по твоей милости?»
В ответ на этот вопрос я с замиранием сердца предлагаю трахнуть ее сзади. Девочка вступает в разговор, не отвлекаясь от нашего совместного рукоделия: «Сзади в смысле позиции? Или ты опять про то самое?» Я заявляю, что с понятием «того самого» не знаком, а вот трахнуть я ее могу туда-то и так-то. С ее личного согласия, разумеется... К моему нарастающему беспокойству, Ларочка не отказывается сразу, а какое-то время раздумывает, рассеянно перебирая пальчиками по всей длине моего члена. «Нет, это уже чересчур, – решает она наконец. – А раньше ты так делал?» Джентльмены такого не разглашают, но некоторым дамам я с этой стороны хорошо известен...
