Я же, действительно, через пять минут почувствовала себя несколько лучше, встала, и пошла в сторону института, на первую пару я еще успевала. На улице стоял нужный мне трамвай, но лезть в весело гомонящую толпу загружающихся в салон пассажиров, было выше моих сил.
Снова стоять в толпе народа, чувствуя, как неприметный молодой мужчина пробирается в толпе сгрудившихся в вагоне метро пассажиров, чтобы сподручнее нанести молниеносный тычок острым шилом мне в почку, а через несколько секунд выйти на станции и смешаться с потоком спешащих к эскалаторам людей. А я бы еще минутку постояла, опираясь на закрытую дверь вагона, недоумевая, почему мне мгновенно стало плохо, не понимая еще что у меня критического снижения кровяного давления и болевой шок, а потом бы, я просто упала на истоптанный пол, под ноги растерянным людям.
Вчера я целый час убеждала по телефону опера Сидорова, что его единственный шанс раскрыть убийство Аркадия Николаевича — это использовать меня в качестве живца. Сидоров ныл и искал причины не встречать меня рано утром, рассказывая мне версию, которую я полчаса назад рассказывала бабушке: о распоясавшихся пьяных хулиганах и прочей уличной шпане, об окровавленных жертвах моего пса, которые еще неделю даже думать не смогут о каких-либо правонарушениях. А вот завтра, попив утреннего кофию, грозный опер Сидоров, обзвонит все больницы и найдет, и покарает злодеев, а пока нет никаких оснований считать, что меня хотели убить.
Короче, Сидоров, мне надоело тебя уговаривать. Я сейчас звоню дежурному по областному управлению. У вас же разговоры записываются? Я рассказываю то же, что рассказала тебе, и объясняю, что единственного свидетеля по делу об убийстве пыталась сейчас убить организованная группа лиц. У меня есть доказательства: пятна крови на снегу и мужской зимний ботинок, сорок четвертого размера. Как ты думаешь, в каких выражениях тебе старшие товарищи объяснят степень твоего заблуждения? Я думаю, что через час ты примчишься ко мне, организовывать мою охрану. Или, все-таки, ты завтра встанешь на полчаса раньше, и попробуешь поймать моего убийцу в метро? Ты пойми, я не знаю, что, но что-то случилось, если они попытались со мной разобраться срочно.
Договорившись, где и как меня встретят, Сидоров сухо попрощался и бросил трубку.
В два часа дня я вошла в серое здание на Красивом проспекте. Радуюсь за всех нотариусов, судя по обстановке, у них дела идут хорошо.
Всего через пять минут помощник нотариуса предложила мне войти в кабинет. За столом сидела женщина лет пятидесяти, в темном, элегантном костюме и со строгим лицом. Тщательно проверив мой паспорт, нотариус на мгновение задумалась:
- Людмила Владимировна, три дня назад ко мне поступило заявление о открытии наследственного дела в отношении имущества Старыгина Аркадия Николаевича. Заявление подал его сын Старыгин Иван Аркадьевич. При подаче заявления, здесь произошел небольшой скандал, так как при приеме заявления о принятии наследства я была вынуждена сообщить Ивану Аркадьевичу о наличии у меня завещания, составленного покойным, в котором он указал, что все свое имущество он завещает вам. Вам что-нибудь об этом известно?
Сказать, что на меня напал столбняк, это ничего не сказать. Минуту я молчала, собираясь с мыслями:
- Я могу взглянуть на завещание?
- Конечно.
Мне протянули два листа гербовой бумаги, полностью исписанный убористым текстом и несколькими печатями в разных местах, а также конверт, опечатанный со всех сторон:
- А это личное письмо для вас, которое Старыгин сдал мне для хранения.
Я взглянула на текст завещания. Все правильно, две квартиры, а также все движимое имущество и вклады в банке завещаны мне. Расписавшись в журнале за полученные у нотариуса копию завещания и опечатанный конверт на мое имя, я аккуратно вскрыла пакет. Из пакета выпали знакомая связка ключей, еще одна, наверное, от квартиры Ивана, и два плотных листа бумаги, исписанных с двух сторон.
Я читала письмо мертвого человека, чувствуя, как слезы текут по щекам.
«Здравствуй, Люда. Если ты это читаешь, то значить я умер. Не удивляйся моему поступку, я постараюсь все объяснить. Ты знаешь, что в последние дни вокруг Ивана появились странные люди. Они особо не скрываясь следят за мной. Арес часто начинает рычать под входной дверью. Он никогда не лает на соседей по дому, значить под моей дверью стоят чужие люди. Я начал опасаться за свою жизнь. На моем попечении два беспомощных существа - Арес и Иван. Я оглянулся вокруг и понял, что до конца не могу доверить заботу о них никому из своих друзей, никому, кроме тебя. Поэтому, умоляю тебя, выполни мою последнюю волю:
Прими наследство на себя, зарегистрируй в свою собственность. Позволь Ивану продолжать жить в его квартире, оплачивай коммунальные платежи, как делал это я. Если Иван сможет вернуться к нормальной жизни, помоги ему, а также его детям, если они появятся. Оставленных мной ценностей достаточно для этого. Мою квартиру в любом случае оставь себе. Позаботься об Аресе. Прости меня за все.»
Дальше давались подробные инструкции что, за сколько и кому можно продать из собранных старым нумизматом ценностей, а также как их достать из тайников, оборудованных Аркадием Николаевичем в старом доме.
- Скажите пожалуйста - спросила я нотариуса, закончив изучать бумаги: - а когда я смогу оформить имущество на себя?
- По истечению шести месяцев после смерти наследодателя - любезно ответила та.
- Еще один вопрос. Если я умру до этого момента, кто получить имущество Аркадия Николаевича?
- Его наследники по закону, пока мне известен Иван Аркадьевич, но могут появиться еще и другие претенденты, для этого и дается шесть на принятие наследства.
Спасибо тебе, Аркадий Николаевич, за подарок. О мертвых плохо не говорят, но я на время отступила от этой традиции. Хорош подарочек. Как только о нем стало известно, за два дня меня пытались убить ровно два раза. Что мне сейчас делать? Как прожить эти шесть месяцев?
- Людмила Владимировна? - вопрос нотариуса вытащил меня из глубокого колодца страха и отчаянья. Я опять представила, как тонкое шило вонзается в мою поясницу.
- Я обязана задать вам вопрос — вы собираетесь принимать наследство, или мы будем оформлять отказ от него?
Мне очень хотелось сказать: «Да! Да! Я отказываюсь». Но я не смогла. Я не могла не выполнить последнюю волю человека. Я помолчала минутку, затем кивнула:
- Да, я буду вступать в наследство.
Нотариус помолчала, потом неуверенно произнесла:
- Возможно, вам надо немножко подумать?
А вот сейчас я не поняла.
- Простите, вы на что намекаете?
Женщина отвела глаза:
- Понимаете, ситуация не однозначная. Как я понимаю, вы не связаны с Аркадием Николаевичем родственными узами?
- Нет, не связана.
- У покойного пока известен только один наследник по закону - родной сын Иван Аркадьевич. И ситуация очень двусмысленная.
- Да, это так. Но в переданном мне письме Аркадий Николаевич просил принять наследство, несмотря ни на что. Меня попросили стать душеприказчиком и позаботится о Иване и о собаке, о чем тут записаны конкретные инструкции.
- Я все понимаю, но вы молодая девушка. А у Ивана большая и, я бы так сказала - активная, группа поддержки. Мне хватило одной встречи с ними, чтобы желание встречаться вновь не возникало. Поэтому, я вам и задаю вопрос, стоит оно того, с учетом всех обстоятельств?
- Спасибо за участие, но я приняла решение.
- Ну, что ж - нотариус жестко усмехнулась: - Ваша позиция достойна уважения. Со своей стороны хочу вас заверить, что завещание составлено абсолютно законно. В деле есть справка психиатра о вменяемости завещателя. У меня ведется видеосъемка, кассеты с записями отвозятся на хранение в нотариальную палату, чтобы не было вопросов о личности завещателя. Поэтому, я считаю, что на законных основаниях завещание оспорить не получится. А сейчас, давайте оформим заявление о вступлении в наследство.
Выйдя от нотариуса, я позвонила участковому:
- Здравствуйте, это Сомова вас беспокоит, с которой вы труп отбивали.
- Здравствуйте, хорошо, что вы позвонили, мне необходимо, что бы вы зашли ко мне.
- Товарищ сержант, мне тоже надо вас увидеть, но я очень прошу, подойдите к квартире Старыгина, это важно.
Участковый упирался, но я уговорила его встретится у дверей квартиры через час. Прочитав ксерокопию завещания, участковый в полном изумлении сдвинул шапку на затылок.
- И что теперь?
- Ну, во-первых копия эта вам. На основании ее, снимайте свои печати с двери, и пойдем в квартиру, там удобнее бумаги писать.
Пока участковый писал акт вскрытия дверей, я сходила в ближайший хозяйственный магазин, затем легко уговорила сотрудника милиции спасти юную барышню – поменять личинки замков на двери, в ответ на любезность, сунув в портфель бутылку коньяка, так как деньги брать у меня отказались.
Уже на пороге, сержант стукнул себя по лбу:
- Из головы вылетело! Вы Старыгина хоронить будете? А то мне с медэкспертизы звонили, они с телом все закончили.
- Конечно, буду! Дайте телефон, с кем можно связаться.
Сотрудник областной судмедэкспертизы был профессионально циничен, резок и категоричен, но когда услышал, что мне требуется полный набор похоронных услуг, которые я готова оплатить по установленному тарифу, стал вполне мил и обаятелен. Закончив разговор, я тщательно заперла квартиру новыми ключами и позвонила к соседям.
Около восьми часов утра я была выброшена рвущейся из переполненного автобуса толпой на занесенную снегом остановку без вывески. Я никогда не была в этой части города, но, посчитав, что мне надо идти с основной массой людей, быстро дошла до проходной.
Да, на таких проходных я еще не была. Множество турникетов, где за матовым стеклом сидели военные, тщательно проверяющие не только документы, но и сумки сотрудников, рамки безопасности, как в аэропортах – все очень серьезно. Я нашла на стене внутренний телефон, с третьей попытки дозвонилась до профсоюзного комитета.
- Здравствуйте, какой у вас вопрос?
- Здравствуйте, я звоню в связи со смертью вашего бывшего сотрудника - Аркадия Николаевича Старыгина.
- Вы с проходной звоните? Выйдите на улицу и пройдите налево, там увидите дверь с табличкой «Отдел кадров», я сейчас туда подойду.
В отделе кадров я просидела минут десять, когда в помещение вошел худой как щепка пожилой мужчина, с зачесанными назад седыми волосами:
- Здравствуйте, это вы насчет Старыгина? Давайте свидетельство о смерти.
- У меня нет свидетельства….
- Но без свидетельства я не смогу выдать вам деньги….
- Я не за деньгами приехала. Я похороны оплачу сама. Проблема в том, что человек остался один, жена умерла, родственников нет, они с женой были детдомовские. Сын тяжело заболел, и скорее всего на похороны не придет. Я думаю, что очень плохо, когда человека в последний путь будем провожать мы с собакой.
Мужчина помолчал, потом, тяжело заговорил:
- Я вас понял. Знаете, я хорошо помню Аркадия Николаевича. Мы ежегодно ветеранов чествуем на дне рождения предприятия, а потом собираем в нашей столовой на маленький банкет. Он тоже несколько лет ходил, а потом перестал. И только в этом году я узнал, что приглашения для Аркадия Николаевича каждый год выбрасывал новый заместитель директора по…, а, впрочем, неважно. Якобы вид его увечий плохо влияют на молодых сотрудников. Вот такие дела. Скажите, когда и где прощание?
- Прощание в два часа у его дома, затем на Заречное кладбище. Поминки я заказала в кафе «Лада» на площади Жданова. Я хотела только узнать, сколько человек от вас будет?
- Пожалуйста, подождите минут пять.
Председатель профкома отошел, о чем-то пошептался с инспектором отдела кадров, вернулся ко мне:
- Извините за ожидание, будет человек тридцать. Это те, кто работал вместе с Аркадием Николаевичем в одном цеху в то время, у нас будет свой транспорт.
- Большое спасибо, сняли камень с души…..
Попрощавшись, я побежала на остановку, хорошо, что сегодня в расписании занятий нет первой пары.
Вечером мне позвонил Сидоров, и без своей обычной дурашливости, сказал:
- Простите, но у нас не получилось.
- То есть, вы его отпустили?
- Пока не отпустили, он ругался и матерился в общественном месте, поэтому судья дал ему за мелкое хулиганство четверо суток ареста.
- Понятно…
- Но мы будем продолжать работать!
- Спасибо, Сидоров, ты меня успокоил.
- Спокойной ночи.
- Ты издеваешься? Подожди. Скажи, где этот человек живет?
- Зачем это? – голос оперуполномоченного посуровел.
- То есть зачем? Вы отпускаете человека, который собирался убить меня в метро…. Кстати, чем он меня собирался ударить?
- Отвертка у него была, заточенная.
- Вы отпускаете преступника, который пытался убить меня в вагоне метро отверткой. Его вину вы не доказали. Охранять меня вы не можете. Так хотя бы скажи, где он живет, чтобы я там не появлялась. А то, вдруг, мы случайно встретимся, и он доделает свое дело.
- Он живет на третьем переулке Героев, дом двадцать два. Но ты не волнуйся, мы еще будем с ним работать.
- Товарищ Сидоров, из того, что я от вас услышала, я понимаю, что я могу не бояться этого человека в течение трех суток, и то, если он не сбежит оттуда, куда вы его пока посадили. До свидания.
Да, очень неприятно. Никому нельзя ничего доверить, все приходится делать самой.
Гроб с телом Александра Николаевича прибыл к подъезду его дома в оговоренное время. Большой катафалк, строгого черного цвета, без пошлых ангелков и безвкусных надписей. Аккуратно одетые ребята выставили гроб на специальный помост перед группой провожающих. Над маленьким двором поплыла скорбная музыка. Профком химзавода не подвел, на двух автобусах прибыли ветераны цеха и оркестр. Во двор спустились жильцы дома, которых обошла бывшая соседка Аркадия Николаевича. В стороне кучкавались несколько человек, которые, как я подозреваю, были причастны к смерти моего друга, а вокруг них нарезали круги опер Сидоров и его коллега, которого я видела в отделе. Я была довольна, моего друга в последний путь провожали не только я, милиционеры и убийцы, но и обычные, нормальные люди.
На кладбище приехали ветераны с опером Сидоровым в одном автобусе, к которым примкнула пара соседей, узнавших, что поминки оплачены. Второй автобус занял оркестр, теперь на приличном уровне игравший рвущую сердце мелодию. Из подозрительных личностей, на кладбище появились двое, выйдя откуда-то из кустов. Молодые, прилично одетые мужчина и женщина, с открытыми, располагающими к себе лицами. Женщина держала в руке четыре красные гвоздики. Обычные люди, только напряженно вслушиваются в разговоры, не сводят внимательных взглядов с меня.
Люди подходили к могиле, говорили теплые слова о покинувшем нас человеке, а я напряженно думала, стоит ли устроить небольшую провокацию. Например, кинуть в толпу подогретых нескольким бутылками водки бывших коллег покойного (пили исключительно, как лекарство от ледяного ветра, дующего на кладбище), гневную речь, как умирал их товарищ, выразительно глядя на эту парочку. Наверняка, кто-нибудь поймет все правильно, начнет задавать вопросы: кто вы, молодые люди?
Хотя, наверное, воздержусь. Драка на кладбище вряд ли украсит похороны, ведь это не свадьба.
Снова стоять в толпе народа, чувствуя, как неприметный молодой мужчина пробирается в толпе сгрудившихся в вагоне метро пассажиров, чтобы сподручнее нанести молниеносный тычок острым шилом мне в почку, а через несколько секунд выйти на станции и смешаться с потоком спешащих к эскалаторам людей. А я бы еще минутку постояла, опираясь на закрытую дверь вагона, недоумевая, почему мне мгновенно стало плохо, не понимая еще что у меня критического снижения кровяного давления и болевой шок, а потом бы, я просто упала на истоптанный пол, под ноги растерянным людям.
Вчера я целый час убеждала по телефону опера Сидорова, что его единственный шанс раскрыть убийство Аркадия Николаевича — это использовать меня в качестве живца. Сидоров ныл и искал причины не встречать меня рано утром, рассказывая мне версию, которую я полчаса назад рассказывала бабушке: о распоясавшихся пьяных хулиганах и прочей уличной шпане, об окровавленных жертвах моего пса, которые еще неделю даже думать не смогут о каких-либо правонарушениях. А вот завтра, попив утреннего кофию, грозный опер Сидоров, обзвонит все больницы и найдет, и покарает злодеев, а пока нет никаких оснований считать, что меня хотели убить.
Короче, Сидоров, мне надоело тебя уговаривать. Я сейчас звоню дежурному по областному управлению. У вас же разговоры записываются? Я рассказываю то же, что рассказала тебе, и объясняю, что единственного свидетеля по делу об убийстве пыталась сейчас убить организованная группа лиц. У меня есть доказательства: пятна крови на снегу и мужской зимний ботинок, сорок четвертого размера. Как ты думаешь, в каких выражениях тебе старшие товарищи объяснят степень твоего заблуждения? Я думаю, что через час ты примчишься ко мне, организовывать мою охрану. Или, все-таки, ты завтра встанешь на полчаса раньше, и попробуешь поймать моего убийцу в метро? Ты пойми, я не знаю, что, но что-то случилось, если они попытались со мной разобраться срочно.
Договорившись, где и как меня встретят, Сидоров сухо попрощался и бросил трубку.
В два часа дня я вошла в серое здание на Красивом проспекте. Радуюсь за всех нотариусов, судя по обстановке, у них дела идут хорошо.
Всего через пять минут помощник нотариуса предложила мне войти в кабинет. За столом сидела женщина лет пятидесяти, в темном, элегантном костюме и со строгим лицом. Тщательно проверив мой паспорт, нотариус на мгновение задумалась:
- Людмила Владимировна, три дня назад ко мне поступило заявление о открытии наследственного дела в отношении имущества Старыгина Аркадия Николаевича. Заявление подал его сын Старыгин Иван Аркадьевич. При подаче заявления, здесь произошел небольшой скандал, так как при приеме заявления о принятии наследства я была вынуждена сообщить Ивану Аркадьевичу о наличии у меня завещания, составленного покойным, в котором он указал, что все свое имущество он завещает вам. Вам что-нибудь об этом известно?
Сказать, что на меня напал столбняк, это ничего не сказать. Минуту я молчала, собираясь с мыслями:
- Я могу взглянуть на завещание?
- Конечно.
Мне протянули два листа гербовой бумаги, полностью исписанный убористым текстом и несколькими печатями в разных местах, а также конверт, опечатанный со всех сторон:
- А это личное письмо для вас, которое Старыгин сдал мне для хранения.
Я взглянула на текст завещания. Все правильно, две квартиры, а также все движимое имущество и вклады в банке завещаны мне. Расписавшись в журнале за полученные у нотариуса копию завещания и опечатанный конверт на мое имя, я аккуратно вскрыла пакет. Из пакета выпали знакомая связка ключей, еще одна, наверное, от квартиры Ивана, и два плотных листа бумаги, исписанных с двух сторон.
Я читала письмо мертвого человека, чувствуя, как слезы текут по щекам.
«Здравствуй, Люда. Если ты это читаешь, то значить я умер. Не удивляйся моему поступку, я постараюсь все объяснить. Ты знаешь, что в последние дни вокруг Ивана появились странные люди. Они особо не скрываясь следят за мной. Арес часто начинает рычать под входной дверью. Он никогда не лает на соседей по дому, значить под моей дверью стоят чужие люди. Я начал опасаться за свою жизнь. На моем попечении два беспомощных существа - Арес и Иван. Я оглянулся вокруг и понял, что до конца не могу доверить заботу о них никому из своих друзей, никому, кроме тебя. Поэтому, умоляю тебя, выполни мою последнюю волю:
Прими наследство на себя, зарегистрируй в свою собственность. Позволь Ивану продолжать жить в его квартире, оплачивай коммунальные платежи, как делал это я. Если Иван сможет вернуться к нормальной жизни, помоги ему, а также его детям, если они появятся. Оставленных мной ценностей достаточно для этого. Мою квартиру в любом случае оставь себе. Позаботься об Аресе. Прости меня за все.»
Дальше давались подробные инструкции что, за сколько и кому можно продать из собранных старым нумизматом ценностей, а также как их достать из тайников, оборудованных Аркадием Николаевичем в старом доме.
- Скажите пожалуйста - спросила я нотариуса, закончив изучать бумаги: - а когда я смогу оформить имущество на себя?
- По истечению шести месяцев после смерти наследодателя - любезно ответила та.
- Еще один вопрос. Если я умру до этого момента, кто получить имущество Аркадия Николаевича?
- Его наследники по закону, пока мне известен Иван Аркадьевич, но могут появиться еще и другие претенденты, для этого и дается шесть на принятие наследства.
Спасибо тебе, Аркадий Николаевич, за подарок. О мертвых плохо не говорят, но я на время отступила от этой традиции. Хорош подарочек. Как только о нем стало известно, за два дня меня пытались убить ровно два раза. Что мне сейчас делать? Как прожить эти шесть месяцев?
- Людмила Владимировна? - вопрос нотариуса вытащил меня из глубокого колодца страха и отчаянья. Я опять представила, как тонкое шило вонзается в мою поясницу.
- Я обязана задать вам вопрос — вы собираетесь принимать наследство, или мы будем оформлять отказ от него?
Мне очень хотелось сказать: «Да! Да! Я отказываюсь». Но я не смогла. Я не могла не выполнить последнюю волю человека. Я помолчала минутку, затем кивнула:
- Да, я буду вступать в наследство.
Нотариус помолчала, потом неуверенно произнесла:
- Возможно, вам надо немножко подумать?
А вот сейчас я не поняла.
- Простите, вы на что намекаете?
Женщина отвела глаза:
- Понимаете, ситуация не однозначная. Как я понимаю, вы не связаны с Аркадием Николаевичем родственными узами?
- Нет, не связана.
- У покойного пока известен только один наследник по закону - родной сын Иван Аркадьевич. И ситуация очень двусмысленная.
- Да, это так. Но в переданном мне письме Аркадий Николаевич просил принять наследство, несмотря ни на что. Меня попросили стать душеприказчиком и позаботится о Иване и о собаке, о чем тут записаны конкретные инструкции.
- Я все понимаю, но вы молодая девушка. А у Ивана большая и, я бы так сказала - активная, группа поддержки. Мне хватило одной встречи с ними, чтобы желание встречаться вновь не возникало. Поэтому, я вам и задаю вопрос, стоит оно того, с учетом всех обстоятельств?
- Спасибо за участие, но я приняла решение.
- Ну, что ж - нотариус жестко усмехнулась: - Ваша позиция достойна уважения. Со своей стороны хочу вас заверить, что завещание составлено абсолютно законно. В деле есть справка психиатра о вменяемости завещателя. У меня ведется видеосъемка, кассеты с записями отвозятся на хранение в нотариальную палату, чтобы не было вопросов о личности завещателя. Поэтому, я считаю, что на законных основаниях завещание оспорить не получится. А сейчас, давайте оформим заявление о вступлении в наследство.
Глава пятая. Последний путь.
Выйдя от нотариуса, я позвонила участковому:
- Здравствуйте, это Сомова вас беспокоит, с которой вы труп отбивали.
- Здравствуйте, хорошо, что вы позвонили, мне необходимо, что бы вы зашли ко мне.
- Товарищ сержант, мне тоже надо вас увидеть, но я очень прошу, подойдите к квартире Старыгина, это важно.
Участковый упирался, но я уговорила его встретится у дверей квартиры через час. Прочитав ксерокопию завещания, участковый в полном изумлении сдвинул шапку на затылок.
- И что теперь?
- Ну, во-первых копия эта вам. На основании ее, снимайте свои печати с двери, и пойдем в квартиру, там удобнее бумаги писать.
Пока участковый писал акт вскрытия дверей, я сходила в ближайший хозяйственный магазин, затем легко уговорила сотрудника милиции спасти юную барышню – поменять личинки замков на двери, в ответ на любезность, сунув в портфель бутылку коньяка, так как деньги брать у меня отказались.
Уже на пороге, сержант стукнул себя по лбу:
- Из головы вылетело! Вы Старыгина хоронить будете? А то мне с медэкспертизы звонили, они с телом все закончили.
- Конечно, буду! Дайте телефон, с кем можно связаться.
Сотрудник областной судмедэкспертизы был профессионально циничен, резок и категоричен, но когда услышал, что мне требуется полный набор похоронных услуг, которые я готова оплатить по установленному тарифу, стал вполне мил и обаятелен. Закончив разговор, я тщательно заперла квартиру новыми ключами и позвонила к соседям.
Около восьми часов утра я была выброшена рвущейся из переполненного автобуса толпой на занесенную снегом остановку без вывески. Я никогда не была в этой части города, но, посчитав, что мне надо идти с основной массой людей, быстро дошла до проходной.
Да, на таких проходных я еще не была. Множество турникетов, где за матовым стеклом сидели военные, тщательно проверяющие не только документы, но и сумки сотрудников, рамки безопасности, как в аэропортах – все очень серьезно. Я нашла на стене внутренний телефон, с третьей попытки дозвонилась до профсоюзного комитета.
- Здравствуйте, какой у вас вопрос?
- Здравствуйте, я звоню в связи со смертью вашего бывшего сотрудника - Аркадия Николаевича Старыгина.
- Вы с проходной звоните? Выйдите на улицу и пройдите налево, там увидите дверь с табличкой «Отдел кадров», я сейчас туда подойду.
В отделе кадров я просидела минут десять, когда в помещение вошел худой как щепка пожилой мужчина, с зачесанными назад седыми волосами:
- Здравствуйте, это вы насчет Старыгина? Давайте свидетельство о смерти.
- У меня нет свидетельства….
- Но без свидетельства я не смогу выдать вам деньги….
- Я не за деньгами приехала. Я похороны оплачу сама. Проблема в том, что человек остался один, жена умерла, родственников нет, они с женой были детдомовские. Сын тяжело заболел, и скорее всего на похороны не придет. Я думаю, что очень плохо, когда человека в последний путь будем провожать мы с собакой.
Мужчина помолчал, потом, тяжело заговорил:
- Я вас понял. Знаете, я хорошо помню Аркадия Николаевича. Мы ежегодно ветеранов чествуем на дне рождения предприятия, а потом собираем в нашей столовой на маленький банкет. Он тоже несколько лет ходил, а потом перестал. И только в этом году я узнал, что приглашения для Аркадия Николаевича каждый год выбрасывал новый заместитель директора по…, а, впрочем, неважно. Якобы вид его увечий плохо влияют на молодых сотрудников. Вот такие дела. Скажите, когда и где прощание?
- Прощание в два часа у его дома, затем на Заречное кладбище. Поминки я заказала в кафе «Лада» на площади Жданова. Я хотела только узнать, сколько человек от вас будет?
- Пожалуйста, подождите минут пять.
Председатель профкома отошел, о чем-то пошептался с инспектором отдела кадров, вернулся ко мне:
- Извините за ожидание, будет человек тридцать. Это те, кто работал вместе с Аркадием Николаевичем в одном цеху в то время, у нас будет свой транспорт.
- Большое спасибо, сняли камень с души…..
Попрощавшись, я побежала на остановку, хорошо, что сегодня в расписании занятий нет первой пары.
Вечером мне позвонил Сидоров, и без своей обычной дурашливости, сказал:
- Простите, но у нас не получилось.
- То есть, вы его отпустили?
- Пока не отпустили, он ругался и матерился в общественном месте, поэтому судья дал ему за мелкое хулиганство четверо суток ареста.
- Понятно…
- Но мы будем продолжать работать!
- Спасибо, Сидоров, ты меня успокоил.
- Спокойной ночи.
- Ты издеваешься? Подожди. Скажи, где этот человек живет?
- Зачем это? – голос оперуполномоченного посуровел.
- То есть зачем? Вы отпускаете человека, который собирался убить меня в метро…. Кстати, чем он меня собирался ударить?
- Отвертка у него была, заточенная.
- Вы отпускаете преступника, который пытался убить меня в вагоне метро отверткой. Его вину вы не доказали. Охранять меня вы не можете. Так хотя бы скажи, где он живет, чтобы я там не появлялась. А то, вдруг, мы случайно встретимся, и он доделает свое дело.
- Он живет на третьем переулке Героев, дом двадцать два. Но ты не волнуйся, мы еще будем с ним работать.
- Товарищ Сидоров, из того, что я от вас услышала, я понимаю, что я могу не бояться этого человека в течение трех суток, и то, если он не сбежит оттуда, куда вы его пока посадили. До свидания.
Да, очень неприятно. Никому нельзя ничего доверить, все приходится делать самой.
Гроб с телом Александра Николаевича прибыл к подъезду его дома в оговоренное время. Большой катафалк, строгого черного цвета, без пошлых ангелков и безвкусных надписей. Аккуратно одетые ребята выставили гроб на специальный помост перед группой провожающих. Над маленьким двором поплыла скорбная музыка. Профком химзавода не подвел, на двух автобусах прибыли ветераны цеха и оркестр. Во двор спустились жильцы дома, которых обошла бывшая соседка Аркадия Николаевича. В стороне кучкавались несколько человек, которые, как я подозреваю, были причастны к смерти моего друга, а вокруг них нарезали круги опер Сидоров и его коллега, которого я видела в отделе. Я была довольна, моего друга в последний путь провожали не только я, милиционеры и убийцы, но и обычные, нормальные люди.
На кладбище приехали ветераны с опером Сидоровым в одном автобусе, к которым примкнула пара соседей, узнавших, что поминки оплачены. Второй автобус занял оркестр, теперь на приличном уровне игравший рвущую сердце мелодию. Из подозрительных личностей, на кладбище появились двое, выйдя откуда-то из кустов. Молодые, прилично одетые мужчина и женщина, с открытыми, располагающими к себе лицами. Женщина держала в руке четыре красные гвоздики. Обычные люди, только напряженно вслушиваются в разговоры, не сводят внимательных взглядов с меня.
Люди подходили к могиле, говорили теплые слова о покинувшем нас человеке, а я напряженно думала, стоит ли устроить небольшую провокацию. Например, кинуть в толпу подогретых нескольким бутылками водки бывших коллег покойного (пили исключительно, как лекарство от ледяного ветра, дующего на кладбище), гневную речь, как умирал их товарищ, выразительно глядя на эту парочку. Наверняка, кто-нибудь поймет все правильно, начнет задавать вопросы: кто вы, молодые люди?
Хотя, наверное, воздержусь. Драка на кладбище вряд ли украсит похороны, ведь это не свадьба.
