Потом зашел мальчишка лет тринадцати и, ничего не говоря, просто уставился на Оч Воча в оба глаза. А Оч Воч уставился на него. Помолчали, посмотрели. И тогда старик спросил:
— Что? Посмотреть на меня пришел?
— Да. Дай, думаю, гляну на этого старикашку, — без смущения проговорил пацан.
— Ну и что ты видишь?
— Вижу, что ты обычный старик. А как ты тогда такие чудеса творишь? — с интересом спросил мальчуган.
«Во дает!» — подумал я, и мне стало интересно, что же будет дальше?
— А вот так и делаю, хочешь узнать, как, приходи ко мне жить. Я тебе все покажу, — от ответа старика я бы свалился со стула, если бы сидел на нем. Чтобы он сам позвал кого-то к себе в путники — эка невидаль.
— Да не-е, мне пока еще не хочется, вот лет через десять, может, и найду тебя, если жив еще будешь, — малец был прост, как сатиновые трусы, и говорил то, что думал.
— Буду! Приходи через десять лет, я тебя подожду, — сказал старик и помахал ему рукой на прощанье, и пацан пропал так же неожиданно, как и появился.
Эта беседа для меня оказалась самой поразительной.
Я потом спросил его об этом мальчугане. Оч Воч ответил, что это его преемник приходил. Старик знал, когда он появился на свет и что придет перенимать истину из уст в уста, когда время придет.
Мне казалось, что я стал свидетелем какого-то только им понятного таинства. И не укладывалось в моей голове это, но доверие к любому процессу, в котором участвовал Оч Воч, было неоспоримо, и я «съел» эту информацию, как и всю остальную с пометкой «интересно».
Еще было несколько случаев, которые простому человеческому пониманию сложно принять.
Пришла женщина лет пятидесяти с хвостиком и рассказывала жуткую историю, как зять убил ее родную единственную дочь. Она рыдала, и это были слезы безумной ярости. Она хотела отомщения. Оч Воч молчал, пока она говорила и даже долгое время после ее рассказа. Затем он встал, подошел к ней очень близко и тихо спросил:
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы он заплатил за содеянное, — ответила она с ледяным взглядом. Ее мучения съедали ее физически.
— Ты можешь ему пожелать смерти, но тогда ты получишь то же самое, — ответил он.
— Я не могу умереть, у меня остались двое внуков, и мне их растить без матери: у них осталась только я, — рыдая, произнесла женщина.
— Тогда остается принять то, что произошло, и отпустить убийцу безнаказанным.
— И этого я не могу позволить, — с материнской болью в голосе ответила она.
— Выбирай. Сейчас произнеси чего хочешь, то и случится. Я исполню любую твою волю, но последствия ты знаешь, — приговорил он. — Скажи вслух, что ты выбрала. Сейчас. Мне.
Ее лицо окатилось волной боли. Она молчала.
— Сейчас скажи, что выбрала! — резко закричал он.
Она вздрогнула, ее боль будто выплеснулась за рамки ее тела, освобождая от мук.
— Жить. Мне надо жить, чтобы вырастить внуков.
— Отпускаешь убийцу безнаказанным? — переспросил Оч Воч.
— Да, отпускаю, — с облегчением сказала она, и ее тело будто завибрировало. Напряжение спало, злость растворилась, она приняла свой выбор.
— Иди, — сказал старик. — Так и будет.
Женщина вышла, оставив свой ком боли, как груду камней на пороге дома.
И в мою голову тогда закрался вопрос, сколько же надо энергии Оч Вочу, чтобы переработать все эти человеческие страдания, все эти камни, оставленные на его пороге?
Далее пришла женщина с неизлечимым диагнозом. У нее была та стадия рака, когда уже врачи мало что могли предложить — исцеление было фантастикой.
Женщине было на вид под сорок лет, очень респектабельного вида и с хорошими манерами. Она улыбалась, когда говорила, но лицо ее оставалось не тронутым эмоциями — искусственная маска.
Поведала она о своей болезни со страхом, но каким-то сдержанным, хотя видно было, что плакала она уже много и сейчас находится в одном шаге от бездны отчаяния.
Оч Воч так строго на нее смотрел, что я удивился его манере держать себя на этой точке: сухо и невозмутимо.
— Кого прокляла? — спросил он жестко и беспощадно.
— Я не понимаю о чем вы? — в недоумении спросила она.
— А что тут непонятного? Мои слова ты поняла, и смысл тебе ясен. Чего переспрашиваешь попусту?
— Я никого не проклинала! — возмутилась женщина.
— Ври себе, а мне не надо, или иди отсюда, как пришла, — холодно отрезал он.
Женщина засуетилась, будто в поисках ответа у себя в кармане.
— Не знаю я, не знаю, о чем вы говорите! — почти беспомощно запричитала она.
— Вспоминай! — Оч Воч стал обхаживать ее кругами, заложив руки за спину. — Женщину ты прокляла. В кругу твоем она.
Тут, видимо, ей пришло понимание, о ком говорит старик, и она рассеяно начала оправдываться:
— Но это же просто слова. Они же ничего не значат...
— Еще как значат, особенно, если подкреплены намерением, яростной, устойчивой злобой, — вышагивая, говорил он.
— Я не всерьез, я по глупости это... — все так же в отчаянии мямлила она уже сквозь слезы.
Наступило молчание. Он молчал, она тоже.
— Что же мне теперь делать? Можно это как-то отменить? — спросила женщина.
— Нет. Ты умрешь, — безжалостно ответил старик. — У той женщины разрушилась семья, ребенок болеет — все ты! Ты это сделала.
Женщина плакала навзрыд, понимая безысходность своей ситуации.
— Разве только... — начал было шепотом Оч Воч, но остановился.
— Что нужно? Я все сделаю! — пролепетала она.
— Ты пойдешь вымаливать у нее прощения и сделаешь все, что она попросит! — ответил он, остановившись напротив нее.
— Но как же это? Мы же враги с ней! Да и не примет от меня она ничего! Она меня ненавидит! — почти кричала женщина.
— Ну что ж, тогда ты умрешь, — развел руками он. — Иди, я тебе помог, сказал все, что тебе требовалось услышать, а выбор за тобой.
Она с опущенной головой вышла из дома.
Эти люди приходили к старику за знанием, каждый со своей бедой. И ни один из них не ушел без ответа, который им передал Оч Воч.
С того дня моя жизнь заиграла еще более яркими красками, чем когда бы то ни было. И каждое мгновение, проведенное со стариком, было подарком свыше для меня. Рядом с ним я переходил в состояние принятия и наблюдения, и это завораживало. Он смотрел на события как на путь, подаваемый свыше, и принимал их, действуя по велению души. Это все, с его слов, и называлось жизнью.
— Как меняются в твоих глазах люди и события, если их принимать как учителей и познания. Представь, что все вокруг — это твой собственный мир, где каждый пазл приходит к тебе для осознавания и ничто не лишнее. Мир — это твое зеркало. Он относится к тебе так, как ты относишься к себе, зеркалит. И если ты видишь к себе плохое отношение, задумайся, почему. Какая мысль заставляет мир выстраивать тебе эту дорожку, и всегда этот поиск происходит внутри тебя, — говорил Оч Воч.
— Но как же это, если тебя обманули, предали, бросили, унижают? Разве могу я так относиться к себе? — спросил я.
— Да, относишься. Твои внутренние процессы требуют постоянного наблюдения — это и есть осознанность. Только такое отношение может выявить смысл происходящего. Если человек тебя критикует необоснованно, пытаясь подавить твои действия, разве любишь ты себя? Какова твоя самооценка, если ты включаешься в эту игру, реагируешь на укол? Если есть реакция, значит, ты в себя не веришь, не ставишь свои приоритеты на главное место. Научись видение своей души лелеять и беречь, выстилать ей путь и иметь четкое понимание, кто ты. Если ты будешь слушать чужое мнение, то ты станешь лишь бледной тенью тех, через кого ищешь признания. А ты, действуя по велению души, в априори идешь по своему пути и не нуждаешься в оценке через мнение других. Разве тот, кто прыгает в бездну на доверии вселенной, нуждается в оценке наблюдающих? Научись не спрашивать позволения на свои поступки, не искать признания в людях. Страх — это предательство Бога в себе, ведь ты его часть. Движимый страхом, ты не способен совершать, ты можешь только приспосабливаться.
— То есть я заведомо блокирую свой путь, если нуждаюсь в признании, в позволении мира?
— Да, не давая это признание себе самому, не признав свое право на проявление, ты ищешь, чтобы кто-то тебе сказал, что да, этот твой мотив может существовать, это действие может проявляться, а другое нет. Так гибнут колоссальные проекты людей, когда они сталкиваются с общественным непониманием. Но ты же наверняка задавался вопросом, почему у одних получается одной идеей перевернуть весь мир, а другие приспосабливаются, теряют образ? Как так получается, что один пишет книгу и меняет мировоззрение целого поколения, а другой пишет в стол, либо пишет что-то, что приспособилось и умерло никому неизвестным? Или один актер проявляет себя истинного, берется за форматы, которые раньше людьми не признавались, и становится кумиром множества поклонников, а другой остается никем? Только истинное проявление тебя, позволение себе того проявления, на которое ты способен, может включить зеркало отражать твое истинное величие. Величие духа и воли. Чем больше ты вешаешь на себя ограничений и штампов, тем больше нет в твоем проявлении тебя истинного, и это никому не нужно.
Однажды Оч Воча позвали в соседнюю деревню посмотреть на парня, который был не в себе. И он взял меня в пешую прогулку на семнадцать километров в соседнюю деревню. Погода была дождливой, и дорога превратилась в сплошное месиво мокрой жижи из дорожной пыли и небесной воды. Я рад был всему: и дождю, и грязи, и прохладному ветру, который из раза в раз набрасывался на нас, будто исподтишка.
Я стал спрашивать о его поездках, как и почему он срывается с одного места и прибывает в другое.
— Я должен быть там, куда позвали меня высшие силы, — отвечал он.
— Как это? — спросил я.
— Там, куда меня тянет сердце, я должен быть, чтобы возобновить баланс. Я должен там просто находиться ровно до того момента, пока нужен. В том месте, куда я прибываю, я решаю какие-то свои задачи, балансирую пространство своей энергетикой. Так в этом месте мне нужно находиться до той поры, пока не исчерпается всплеск противоборствующих сил.
— Ты о беспорядках в больших городах этой страны?
— И о них тоже.
— Но как ты можешь влиять на это? Ты же не участвуешь в этих процессах.
— Конечно, а мне и не надо. Я просто энергетически напитываясь от вселенной, проводя свое сознание в точку «ноль», балансирую общую энергетику.
— Это для меня непонятно. Какой это процесс?
— Это сдерживание агрессии через энергетическую структуру. Вот представь, что все события связаны между собой энергетическими нитями. Я становлюсь в точку «ноль», будто подключившись к этим нитям, и провожу через себя всплеск, уравнивая его.
— Это тяжело? И как это происходит в тебе?
— Нет, в равновесии быть легко. Если люди способны в себе держать эту точку ровной, не реагируя, не выращивая в себе потоки эмоциональности, то они могут то же самое. Но большинство людей неосознанных, и в них эмоциональные процессы происходят хаотично, что влияет на общий фон энергетики. Так создаются войны и любые другие общественные волнения. Таких, как я, много, но зачастую они даже не знают о том, какую роль выполняют. Допустим, сидят три бабуси в храме каждое воскресенье и молятся. Или путник-отшельник, передвигаясь по глухим отдаленным точкам, находясь в состоянии принятия и коннекта с природой, может балансировать целый регион.
— Но тогда не понимаю, почему все же возникают войны, митинги, восстания, миллионы погибают с оружием в руках по всей планете.
— Все происходит по плану высших. Где должно быть — случается. Когда в одном народе возникает сквозь десятилетия огромный пласт злобы и отчаяния, он должен выплеснуться. Но там, где этого не должно свершиться или пока время не настало, существуют такие уравнители, как я. А осознанно они это делают или нет, уже не столь важно. На простом примере — ты, наверное, замечал, когда в коллектив приходит один человек со светлой, не зажатой энергетикой, то работа идет благополучно, осваиваются новые проекты, идет продвижение. А приходит другой человек, у которого энергетика грязная, и начинаются разногласия и споры, клиенты уходят, проекты загибаются, сделки срываются.
— Значит, есть и обратная сторона медали — люди, разбалансирующие процессы своим энергополем?
— Да, и такие нужны. Все нужны. Они для того существуют, чтобы дать пинок, возможно, переформировать или уничтожить имеющийся строй. Это тоже способ эволюции. Не всегда сохранение — это путь победителя. Все случается как должно быть. Тягостные события являются ключом к величию, если правильно пользоваться ключами. Если осознанно понимать все происходящее и видеть совершенство процессов, окружающих тебя, то нет в них изъяна. Они все для чего-то нужны. Главное, правильно использовать их.
Так, шаг за шагом, мы приблизились к деревне. Найдя нужный дом, Оч Воч позвал хозяина, который был в ожидании чуда.
Мы зашли в дом, нас провели в комнату, где находился этот парень. Ему на вид было лет двадцать. Он ходил по комнате, нервно оглядываясь по сторонам без причины, почесывая то затылок, то плечи, то левый бок.
— Его зовут Адул. Месяца четыре он уже такой, — рассказывал мужчина, по возрасту похожий на старшего брата. — Мало ест. Практически не спит. Когда это случилось, три дня куролесил, ходил по улицам, что-то кричал. Потом просто спал три дня, и в итоге он будто выпадает из себя, его личности в то время нет, но есть кто-то другой. Тот другой молчит, злобно смотрит на всех, может иногда делать всякую несусветицу.
— Ты общался с тем другим? — спросил старик.
— Да, но он только смотрит и молчит, — отвечал брат. — С утра еще он был самим собой. Сделайте что-нибудь. Верните брата.
Старик отодвинул нас к двери и стал вести себя странно. Он то прыжками подскакивал к парню, то поворачивался спиной и грозил пальцем кому-то. Так прошло минут пять, а затем Оч Воч позвал его:
— Адул.
Но движений и перемен не произошло.
— Адул! — крикнул старик, стоя к нему спиной.
Тот поднял голову. Его глаза были полны страха и безнадеги.
— Кто ты? — спросил парень.
— Я пришел за тобой, — отвечал старик. — Я пришел забрать тебя. Пойдешь со мной?
— Да! — обнадеженно заговорил он и подался всем телом, но что-то или кто-то его будто оттолкнуло обратно.
Тогда Оч Воч топнул ногой и погрозил пальцем в пустоту, все так же стоя спиной к парню.
— Иди за мной, держись за мое плечо, — проговорил он, подавая руку пареньку. Тот схватился за руку, будто за последнюю соломинку помощи, и, опираясь на плечо старика, прильнул к нему всем ослабевшим телом.
— Все, ты со мной, не бойся! Я проведу тебя.
Парень глубоко задышал, будто скинув груз с груди, что мешал дышать до этого. Оч Воч шагнул вперед, и парень за ним, нога в ногу, будто проходя узкий лаз или топкое болото.
— Прыгай за мной, — сказал он парню, и они оба сделали прыжок.
Затем парень обмяк и повалился на пол. А старик опустился рядом на колени.
— Ну что? Живой? — спросил он у парнишки.
— Я не хочу туда больше! — плача, отвечал он.
— Ты жить хочешь? — спросил Оч Воч. — Свою жизнь хочешь обратно?
— Да!
— Вспомни момент, когда не хотел. Вспомни его сейчас.
— Помню, помню его.
— Где ты сейчас?
— Что? Посмотреть на меня пришел?
— Да. Дай, думаю, гляну на этого старикашку, — без смущения проговорил пацан.
— Ну и что ты видишь?
— Вижу, что ты обычный старик. А как ты тогда такие чудеса творишь? — с интересом спросил мальчуган.
«Во дает!» — подумал я, и мне стало интересно, что же будет дальше?
— А вот так и делаю, хочешь узнать, как, приходи ко мне жить. Я тебе все покажу, — от ответа старика я бы свалился со стула, если бы сидел на нем. Чтобы он сам позвал кого-то к себе в путники — эка невидаль.
— Да не-е, мне пока еще не хочется, вот лет через десять, может, и найду тебя, если жив еще будешь, — малец был прост, как сатиновые трусы, и говорил то, что думал.
— Буду! Приходи через десять лет, я тебя подожду, — сказал старик и помахал ему рукой на прощанье, и пацан пропал так же неожиданно, как и появился.
Эта беседа для меня оказалась самой поразительной.
Я потом спросил его об этом мальчугане. Оч Воч ответил, что это его преемник приходил. Старик знал, когда он появился на свет и что придет перенимать истину из уст в уста, когда время придет.
Мне казалось, что я стал свидетелем какого-то только им понятного таинства. И не укладывалось в моей голове это, но доверие к любому процессу, в котором участвовал Оч Воч, было неоспоримо, и я «съел» эту информацию, как и всю остальную с пометкой «интересно».
Еще было несколько случаев, которые простому человеческому пониманию сложно принять.
Пришла женщина лет пятидесяти с хвостиком и рассказывала жуткую историю, как зять убил ее родную единственную дочь. Она рыдала, и это были слезы безумной ярости. Она хотела отомщения. Оч Воч молчал, пока она говорила и даже долгое время после ее рассказа. Затем он встал, подошел к ней очень близко и тихо спросил:
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы он заплатил за содеянное, — ответила она с ледяным взглядом. Ее мучения съедали ее физически.
— Ты можешь ему пожелать смерти, но тогда ты получишь то же самое, — ответил он.
— Я не могу умереть, у меня остались двое внуков, и мне их растить без матери: у них осталась только я, — рыдая, произнесла женщина.
— Тогда остается принять то, что произошло, и отпустить убийцу безнаказанным.
— И этого я не могу позволить, — с материнской болью в голосе ответила она.
— Выбирай. Сейчас произнеси чего хочешь, то и случится. Я исполню любую твою волю, но последствия ты знаешь, — приговорил он. — Скажи вслух, что ты выбрала. Сейчас. Мне.
Ее лицо окатилось волной боли. Она молчала.
— Сейчас скажи, что выбрала! — резко закричал он.
Она вздрогнула, ее боль будто выплеснулась за рамки ее тела, освобождая от мук.
— Жить. Мне надо жить, чтобы вырастить внуков.
— Отпускаешь убийцу безнаказанным? — переспросил Оч Воч.
— Да, отпускаю, — с облегчением сказала она, и ее тело будто завибрировало. Напряжение спало, злость растворилась, она приняла свой выбор.
— Иди, — сказал старик. — Так и будет.
Женщина вышла, оставив свой ком боли, как груду камней на пороге дома.
И в мою голову тогда закрался вопрос, сколько же надо энергии Оч Вочу, чтобы переработать все эти человеческие страдания, все эти камни, оставленные на его пороге?
Далее пришла женщина с неизлечимым диагнозом. У нее была та стадия рака, когда уже врачи мало что могли предложить — исцеление было фантастикой.
Женщине было на вид под сорок лет, очень респектабельного вида и с хорошими манерами. Она улыбалась, когда говорила, но лицо ее оставалось не тронутым эмоциями — искусственная маска.
Поведала она о своей болезни со страхом, но каким-то сдержанным, хотя видно было, что плакала она уже много и сейчас находится в одном шаге от бездны отчаяния.
Оч Воч так строго на нее смотрел, что я удивился его манере держать себя на этой точке: сухо и невозмутимо.
— Кого прокляла? — спросил он жестко и беспощадно.
— Я не понимаю о чем вы? — в недоумении спросила она.
— А что тут непонятного? Мои слова ты поняла, и смысл тебе ясен. Чего переспрашиваешь попусту?
— Я никого не проклинала! — возмутилась женщина.
— Ври себе, а мне не надо, или иди отсюда, как пришла, — холодно отрезал он.
Женщина засуетилась, будто в поисках ответа у себя в кармане.
— Не знаю я, не знаю, о чем вы говорите! — почти беспомощно запричитала она.
— Вспоминай! — Оч Воч стал обхаживать ее кругами, заложив руки за спину. — Женщину ты прокляла. В кругу твоем она.
Тут, видимо, ей пришло понимание, о ком говорит старик, и она рассеяно начала оправдываться:
— Но это же просто слова. Они же ничего не значат...
— Еще как значат, особенно, если подкреплены намерением, яростной, устойчивой злобой, — вышагивая, говорил он.
— Я не всерьез, я по глупости это... — все так же в отчаянии мямлила она уже сквозь слезы.
Наступило молчание. Он молчал, она тоже.
— Что же мне теперь делать? Можно это как-то отменить? — спросила женщина.
— Нет. Ты умрешь, — безжалостно ответил старик. — У той женщины разрушилась семья, ребенок болеет — все ты! Ты это сделала.
Женщина плакала навзрыд, понимая безысходность своей ситуации.
— Разве только... — начал было шепотом Оч Воч, но остановился.
— Что нужно? Я все сделаю! — пролепетала она.
— Ты пойдешь вымаливать у нее прощения и сделаешь все, что она попросит! — ответил он, остановившись напротив нее.
— Но как же это? Мы же враги с ней! Да и не примет от меня она ничего! Она меня ненавидит! — почти кричала женщина.
— Ну что ж, тогда ты умрешь, — развел руками он. — Иди, я тебе помог, сказал все, что тебе требовалось услышать, а выбор за тобой.
Она с опущенной головой вышла из дома.
Эти люди приходили к старику за знанием, каждый со своей бедой. И ни один из них не ушел без ответа, который им передал Оч Воч.
С того дня моя жизнь заиграла еще более яркими красками, чем когда бы то ни было. И каждое мгновение, проведенное со стариком, было подарком свыше для меня. Рядом с ним я переходил в состояние принятия и наблюдения, и это завораживало. Он смотрел на события как на путь, подаваемый свыше, и принимал их, действуя по велению души. Это все, с его слов, и называлось жизнью.
— Как меняются в твоих глазах люди и события, если их принимать как учителей и познания. Представь, что все вокруг — это твой собственный мир, где каждый пазл приходит к тебе для осознавания и ничто не лишнее. Мир — это твое зеркало. Он относится к тебе так, как ты относишься к себе, зеркалит. И если ты видишь к себе плохое отношение, задумайся, почему. Какая мысль заставляет мир выстраивать тебе эту дорожку, и всегда этот поиск происходит внутри тебя, — говорил Оч Воч.
— Но как же это, если тебя обманули, предали, бросили, унижают? Разве могу я так относиться к себе? — спросил я.
— Да, относишься. Твои внутренние процессы требуют постоянного наблюдения — это и есть осознанность. Только такое отношение может выявить смысл происходящего. Если человек тебя критикует необоснованно, пытаясь подавить твои действия, разве любишь ты себя? Какова твоя самооценка, если ты включаешься в эту игру, реагируешь на укол? Если есть реакция, значит, ты в себя не веришь, не ставишь свои приоритеты на главное место. Научись видение своей души лелеять и беречь, выстилать ей путь и иметь четкое понимание, кто ты. Если ты будешь слушать чужое мнение, то ты станешь лишь бледной тенью тех, через кого ищешь признания. А ты, действуя по велению души, в априори идешь по своему пути и не нуждаешься в оценке через мнение других. Разве тот, кто прыгает в бездну на доверии вселенной, нуждается в оценке наблюдающих? Научись не спрашивать позволения на свои поступки, не искать признания в людях. Страх — это предательство Бога в себе, ведь ты его часть. Движимый страхом, ты не способен совершать, ты можешь только приспосабливаться.
— То есть я заведомо блокирую свой путь, если нуждаюсь в признании, в позволении мира?
— Да, не давая это признание себе самому, не признав свое право на проявление, ты ищешь, чтобы кто-то тебе сказал, что да, этот твой мотив может существовать, это действие может проявляться, а другое нет. Так гибнут колоссальные проекты людей, когда они сталкиваются с общественным непониманием. Но ты же наверняка задавался вопросом, почему у одних получается одной идеей перевернуть весь мир, а другие приспосабливаются, теряют образ? Как так получается, что один пишет книгу и меняет мировоззрение целого поколения, а другой пишет в стол, либо пишет что-то, что приспособилось и умерло никому неизвестным? Или один актер проявляет себя истинного, берется за форматы, которые раньше людьми не признавались, и становится кумиром множества поклонников, а другой остается никем? Только истинное проявление тебя, позволение себе того проявления, на которое ты способен, может включить зеркало отражать твое истинное величие. Величие духа и воли. Чем больше ты вешаешь на себя ограничений и штампов, тем больше нет в твоем проявлении тебя истинного, и это никому не нужно.
Однажды Оч Воча позвали в соседнюю деревню посмотреть на парня, который был не в себе. И он взял меня в пешую прогулку на семнадцать километров в соседнюю деревню. Погода была дождливой, и дорога превратилась в сплошное месиво мокрой жижи из дорожной пыли и небесной воды. Я рад был всему: и дождю, и грязи, и прохладному ветру, который из раза в раз набрасывался на нас, будто исподтишка.
Я стал спрашивать о его поездках, как и почему он срывается с одного места и прибывает в другое.
— Я должен быть там, куда позвали меня высшие силы, — отвечал он.
— Как это? — спросил я.
— Там, куда меня тянет сердце, я должен быть, чтобы возобновить баланс. Я должен там просто находиться ровно до того момента, пока нужен. В том месте, куда я прибываю, я решаю какие-то свои задачи, балансирую пространство своей энергетикой. Так в этом месте мне нужно находиться до той поры, пока не исчерпается всплеск противоборствующих сил.
— Ты о беспорядках в больших городах этой страны?
— И о них тоже.
— Но как ты можешь влиять на это? Ты же не участвуешь в этих процессах.
— Конечно, а мне и не надо. Я просто энергетически напитываясь от вселенной, проводя свое сознание в точку «ноль», балансирую общую энергетику.
— Это для меня непонятно. Какой это процесс?
— Это сдерживание агрессии через энергетическую структуру. Вот представь, что все события связаны между собой энергетическими нитями. Я становлюсь в точку «ноль», будто подключившись к этим нитям, и провожу через себя всплеск, уравнивая его.
— Это тяжело? И как это происходит в тебе?
— Нет, в равновесии быть легко. Если люди способны в себе держать эту точку ровной, не реагируя, не выращивая в себе потоки эмоциональности, то они могут то же самое. Но большинство людей неосознанных, и в них эмоциональные процессы происходят хаотично, что влияет на общий фон энергетики. Так создаются войны и любые другие общественные волнения. Таких, как я, много, но зачастую они даже не знают о том, какую роль выполняют. Допустим, сидят три бабуси в храме каждое воскресенье и молятся. Или путник-отшельник, передвигаясь по глухим отдаленным точкам, находясь в состоянии принятия и коннекта с природой, может балансировать целый регион.
— Но тогда не понимаю, почему все же возникают войны, митинги, восстания, миллионы погибают с оружием в руках по всей планете.
— Все происходит по плану высших. Где должно быть — случается. Когда в одном народе возникает сквозь десятилетия огромный пласт злобы и отчаяния, он должен выплеснуться. Но там, где этого не должно свершиться или пока время не настало, существуют такие уравнители, как я. А осознанно они это делают или нет, уже не столь важно. На простом примере — ты, наверное, замечал, когда в коллектив приходит один человек со светлой, не зажатой энергетикой, то работа идет благополучно, осваиваются новые проекты, идет продвижение. А приходит другой человек, у которого энергетика грязная, и начинаются разногласия и споры, клиенты уходят, проекты загибаются, сделки срываются.
— Значит, есть и обратная сторона медали — люди, разбалансирующие процессы своим энергополем?
— Да, и такие нужны. Все нужны. Они для того существуют, чтобы дать пинок, возможно, переформировать или уничтожить имеющийся строй. Это тоже способ эволюции. Не всегда сохранение — это путь победителя. Все случается как должно быть. Тягостные события являются ключом к величию, если правильно пользоваться ключами. Если осознанно понимать все происходящее и видеть совершенство процессов, окружающих тебя, то нет в них изъяна. Они все для чего-то нужны. Главное, правильно использовать их.
Так, шаг за шагом, мы приблизились к деревне. Найдя нужный дом, Оч Воч позвал хозяина, который был в ожидании чуда.
Мы зашли в дом, нас провели в комнату, где находился этот парень. Ему на вид было лет двадцать. Он ходил по комнате, нервно оглядываясь по сторонам без причины, почесывая то затылок, то плечи, то левый бок.
— Его зовут Адул. Месяца четыре он уже такой, — рассказывал мужчина, по возрасту похожий на старшего брата. — Мало ест. Практически не спит. Когда это случилось, три дня куролесил, ходил по улицам, что-то кричал. Потом просто спал три дня, и в итоге он будто выпадает из себя, его личности в то время нет, но есть кто-то другой. Тот другой молчит, злобно смотрит на всех, может иногда делать всякую несусветицу.
— Ты общался с тем другим? — спросил старик.
— Да, но он только смотрит и молчит, — отвечал брат. — С утра еще он был самим собой. Сделайте что-нибудь. Верните брата.
Старик отодвинул нас к двери и стал вести себя странно. Он то прыжками подскакивал к парню, то поворачивался спиной и грозил пальцем кому-то. Так прошло минут пять, а затем Оч Воч позвал его:
— Адул.
Но движений и перемен не произошло.
— Адул! — крикнул старик, стоя к нему спиной.
Тот поднял голову. Его глаза были полны страха и безнадеги.
— Кто ты? — спросил парень.
— Я пришел за тобой, — отвечал старик. — Я пришел забрать тебя. Пойдешь со мной?
— Да! — обнадеженно заговорил он и подался всем телом, но что-то или кто-то его будто оттолкнуло обратно.
Тогда Оч Воч топнул ногой и погрозил пальцем в пустоту, все так же стоя спиной к парню.
— Иди за мной, держись за мое плечо, — проговорил он, подавая руку пареньку. Тот схватился за руку, будто за последнюю соломинку помощи, и, опираясь на плечо старика, прильнул к нему всем ослабевшим телом.
— Все, ты со мной, не бойся! Я проведу тебя.
Парень глубоко задышал, будто скинув груз с груди, что мешал дышать до этого. Оч Воч шагнул вперед, и парень за ним, нога в ногу, будто проходя узкий лаз или топкое болото.
— Прыгай за мной, — сказал он парню, и они оба сделали прыжок.
Затем парень обмяк и повалился на пол. А старик опустился рядом на колени.
— Ну что? Живой? — спросил он у парнишки.
— Я не хочу туда больше! — плача, отвечал он.
— Ты жить хочешь? — спросил Оч Воч. — Свою жизнь хочешь обратно?
— Да!
— Вспомни момент, когда не хотел. Вспомни его сейчас.
— Помню, помню его.
— Где ты сейчас?
