На маленькой площади были свалены огромные куски мяса, и там Нанна впервые увидела мужчину. Низшей расы — какой именно, она не определила — желтокожий и щуплый, он разделывал мясо.
— Слонятина, — сказала Мека. — В холмах много слонов.
— Он их ловит? — спросила Нанна.
— Он? — Мека прыснула. — Он только мух может ловить. Здесь, чтобы плодить. Пока отрабатывает своё содержание. Потом отправится на все четыре стороны.
— Как это — плодить?
Мека снова засмеялась.
— Наступит время, поймёшь.
Храм Хамазан громоздился над жилищами, его золочёная крыша сверкала в лучах утреннего солнца. Как и остальные строения в Калафире, он был сработан из самана, но стены его покрывала замысловатая роспись. Внутри на золотых скобах крепилось различное оружие — мечи, топоры, копья. В нише за коралловым алтарём высилась орихалковая статуя богини.
Нанна запрыгала на месте, ощутив нестерпимое жжение в ступнях — она словно встала на уголья — и на её глазах выступили слёзы. На плечо девочке легла тяжёлая рука Меки.
— Это Защитники. Здесь они сильнее всего. Привыкай, Неженка.
Нанна всхлипнула, стиснула зубы и широко расставила ноги. Мека подтащила её к алтарю и вылила дарованное Амбаем масло в углубление в коралловой глыбе. К изумлению Нанны, масло само собой вспыхнуло. Ровное белое пламя негромко затрещало.
— Повторяй за мной, — сказала Мека и медленно и нараспев произнесла: — Хамазан, могучая богиня, первородная владыки Океана, старшая сестра праотца Керне, доблестных воительниц Праматерь, верных дочерей благослови ты, новую прими в свои объятья... Чего запинаешься? — шикнула она.
Оказавшись, наконец, снаружи, Нанна облегчённо вздохнула. Ступни по-прежнему саднило, и она спотыкалась, следуя за Мекой. Они миновали другую площадь, на которой гурьба девочек дралась деревянными топориками. Самая юная была не старше Нанны.
Пять лет спустя
— Парус на северо-востоке! — раздалось из «вороньего гнезда».
Эолипилы зашипели и загрохотали с удвоенной яростью. Галеру окутала густая завеса пара. Морская вода заклокотала под гребными колёсами, взвиваясь столбами брызг. На узкой палубе воительницы вооружались для битвы.
Как все военные корабли Атлантиды, паровая галера Дочерей Хамазан имела карвельную обшивку из крепкой древесины кернийской пальмы и очертаниями напоминала длинную каракку позднейшей эпохи. Под высоким ахтеркастлем вращались два громадных гребных колеса. Их приводили в движение эолипилы. Ни парусов, ни вёсел не было, а единственная мачта несла «воронье гнездо». Резной галион в виде тритона украшал форштевень, из которого торчал тяжёлый бронзовый бивень.
— Купец, — сказала Мека, глядя на северо-восток, где виднелось большое судно с пузатыми бортами под широким прямым парусом. — Наверняка с Тинрифа. Что ж, Неженка, снова, наконец, понюхаешь крови!
— Когда ты перестанешь называть меня «Неженкой»? — насупилась Нанна.
Мека усмехнулась и выхватила стрелы из колчана. Нанна сжала рукоять обоюдоострого топора — уже не деревянного, а настоящего боевого. Пошевелила пальцами ног, почувствовав знакомое покалывание в босых ступнях. И здесь, в море, Защитники не покидали Дочерей Хамазан.
Когда стремительная галера сошлась бок о бок с купеческим кораблём, воительницы обрушили на него тучу стрел и, зацепив крючьями планширь, попрыгали на борт. Нанна сразу очутилась в самой гуще боя. Уцелевшие при обстреле Низшие — гуаны с Тинрифа, как и думала Мека, груботёсаные, бледнолицые, с косматыми бородами — хоть и не были бойцами, дрались с ожесточением обречённых, кто чем — ножами, баграми, просто кулаками. Рядом с Нанной пала Халла, которой рыжий здоровяк-корабельщик изловчился перерезать горло. Кровь алым ручьём заструилась по её чёрному панцирю. Колени Халлы подогнулись, и, захрипев, она осела на настил. На миг гуан замешкался от неожиданности, увидев среди нападавших тринадцатилетнюю девчушку. Замешательство стоило ему жизни. Разъярённая Нанна раскроила Низшему грудь топором. Потом, рванувшись вперёд, рубанула в спину моряка, что сцепился в рукопашной схватке с Мекой. Тот с воплем повалился, чтобы уже не подняться. Переведя дух, Мека вытерла испарину со лба, облизала рассечённые кровоточащие губы и произнесла:
— Недурно для Неженки.
Нанна, из глаз которой катились слёзы, издала нервный смешок.
Сопротивление было вскоре подавлено. Трёх выживших гуанов — трясшегося всем телом толстяка в полосатой накидке, видимо, хозяина судна, седобородого капитана и юнца лет семнадцати с широко раскрытыми от страха голубыми глазами — усадили у мачты. Добыча оказалась богатой — кипы воловьих шкур, амфоры греческого вина и тюк с глыбами очень ценимого в Атлантиде янтаря, который привозили с далёкого севера. Дочери Хамазан потеряли убитыми двоих — Халлу и Сирну, только недавно прошедшую заключительное испытание. У многих из ран сочилась кровь.
— Их рабами сделают? — шёпотом спросила Нанна. Ноги её дрожали, она обливалась холодным потом. Смерть Халлы стояла у неё перед глазами.
— По-твоему, жирный и старикашка на что-то годятся? — отозвалась Мека. — Мальчишку, может быть, пощадят, если кто-нибудь захочет... короче, сама увидишь.
Из толпы воительниц выступила чернокожая Гахара — она родилась от фазанийца, по слухам, высокого, едва ли не царского, сословия. Вытянув ногу, она поддела пальцем кожаную набедренную повязку юного гуана. Парень густо покраснел.
— Я возьму этого бледненького мальчика, — объявила Гахара с усмешкой и вдруг обрушила свою палицу на голову толстяка. Даже не вскрикнув, тот завалился набок с проломленным черепом.
— Это был всего лишь мужик, — сказала Мека, прочитав, как её показалось, смятение на лице Нанны. — К тому же Низший.
Внезапно Нанна прыгнула вперёд и увесистым ударом топора подсекла седого пленника. Старик упал мёртвым. Воительницы заахали и загалдели.
— За сестёр, — хрипло произнесла Нанна, переминаясь с ноги на ногу.
— Молодчина, Неженка, — одобрила поражённая не меньше остальных Мека.
— Слонятина, — сказала Мека. — В холмах много слонов.
— Он их ловит? — спросила Нанна.
— Он? — Мека прыснула. — Он только мух может ловить. Здесь, чтобы плодить. Пока отрабатывает своё содержание. Потом отправится на все четыре стороны.
— Как это — плодить?
Мека снова засмеялась.
— Наступит время, поймёшь.
Храм Хамазан громоздился над жилищами, его золочёная крыша сверкала в лучах утреннего солнца. Как и остальные строения в Калафире, он был сработан из самана, но стены его покрывала замысловатая роспись. Внутри на золотых скобах крепилось различное оружие — мечи, топоры, копья. В нише за коралловым алтарём высилась орихалковая статуя богини.
Нанна запрыгала на месте, ощутив нестерпимое жжение в ступнях — она словно встала на уголья — и на её глазах выступили слёзы. На плечо девочке легла тяжёлая рука Меки.
— Это Защитники. Здесь они сильнее всего. Привыкай, Неженка.
Нанна всхлипнула, стиснула зубы и широко расставила ноги. Мека подтащила её к алтарю и вылила дарованное Амбаем масло в углубление в коралловой глыбе. К изумлению Нанны, масло само собой вспыхнуло. Ровное белое пламя негромко затрещало.
— Повторяй за мной, — сказала Мека и медленно и нараспев произнесла: — Хамазан, могучая богиня, первородная владыки Океана, старшая сестра праотца Керне, доблестных воительниц Праматерь, верных дочерей благослови ты, новую прими в свои объятья... Чего запинаешься? — шикнула она.
Оказавшись, наконец, снаружи, Нанна облегчённо вздохнула. Ступни по-прежнему саднило, и она спотыкалась, следуя за Мекой. Они миновали другую площадь, на которой гурьба девочек дралась деревянными топориками. Самая юная была не старше Нанны.
Прода от 08.07.2025, 12:53
Пять лет спустя
— Парус на северо-востоке! — раздалось из «вороньего гнезда».
Эолипилы зашипели и загрохотали с удвоенной яростью. Галеру окутала густая завеса пара. Морская вода заклокотала под гребными колёсами, взвиваясь столбами брызг. На узкой палубе воительницы вооружались для битвы.
Как все военные корабли Атлантиды, паровая галера Дочерей Хамазан имела карвельную обшивку из крепкой древесины кернийской пальмы и очертаниями напоминала длинную каракку позднейшей эпохи. Под высоким ахтеркастлем вращались два громадных гребных колеса. Их приводили в движение эолипилы. Ни парусов, ни вёсел не было, а единственная мачта несла «воронье гнездо». Резной галион в виде тритона украшал форштевень, из которого торчал тяжёлый бронзовый бивень.
— Купец, — сказала Мека, глядя на северо-восток, где виднелось большое судно с пузатыми бортами под широким прямым парусом. — Наверняка с Тинрифа. Что ж, Неженка, снова, наконец, понюхаешь крови!
— Когда ты перестанешь называть меня «Неженкой»? — насупилась Нанна.
Мека усмехнулась и выхватила стрелы из колчана. Нанна сжала рукоять обоюдоострого топора — уже не деревянного, а настоящего боевого. Пошевелила пальцами ног, почувствовав знакомое покалывание в босых ступнях. И здесь, в море, Защитники не покидали Дочерей Хамазан.
Когда стремительная галера сошлась бок о бок с купеческим кораблём, воительницы обрушили на него тучу стрел и, зацепив крючьями планширь, попрыгали на борт. Нанна сразу очутилась в самой гуще боя. Уцелевшие при обстреле Низшие — гуаны с Тинрифа, как и думала Мека, груботёсаные, бледнолицые, с косматыми бородами — хоть и не были бойцами, дрались с ожесточением обречённых, кто чем — ножами, баграми, просто кулаками. Рядом с Нанной пала Халла, которой рыжий здоровяк-корабельщик изловчился перерезать горло. Кровь алым ручьём заструилась по её чёрному панцирю. Колени Халлы подогнулись, и, захрипев, она осела на настил. На миг гуан замешкался от неожиданности, увидев среди нападавших тринадцатилетнюю девчушку. Замешательство стоило ему жизни. Разъярённая Нанна раскроила Низшему грудь топором. Потом, рванувшись вперёд, рубанула в спину моряка, что сцепился в рукопашной схватке с Мекой. Тот с воплем повалился, чтобы уже не подняться. Переведя дух, Мека вытерла испарину со лба, облизала рассечённые кровоточащие губы и произнесла:
— Недурно для Неженки.
Нанна, из глаз которой катились слёзы, издала нервный смешок.
Сопротивление было вскоре подавлено. Трёх выживших гуанов — трясшегося всем телом толстяка в полосатой накидке, видимо, хозяина судна, седобородого капитана и юнца лет семнадцати с широко раскрытыми от страха голубыми глазами — усадили у мачты. Добыча оказалась богатой — кипы воловьих шкур, амфоры греческого вина и тюк с глыбами очень ценимого в Атлантиде янтаря, который привозили с далёкого севера. Дочери Хамазан потеряли убитыми двоих — Халлу и Сирну, только недавно прошедшую заключительное испытание. У многих из ран сочилась кровь.
— Их рабами сделают? — шёпотом спросила Нанна. Ноги её дрожали, она обливалась холодным потом. Смерть Халлы стояла у неё перед глазами.
— По-твоему, жирный и старикашка на что-то годятся? — отозвалась Мека. — Мальчишку, может быть, пощадят, если кто-нибудь захочет... короче, сама увидишь.
Из толпы воительниц выступила чернокожая Гахара — она родилась от фазанийца, по слухам, высокого, едва ли не царского, сословия. Вытянув ногу, она поддела пальцем кожаную набедренную повязку юного гуана. Парень густо покраснел.
— Я возьму этого бледненького мальчика, — объявила Гахара с усмешкой и вдруг обрушила свою палицу на голову толстяка. Даже не вскрикнув, тот завалился набок с проломленным черепом.
— Это был всего лишь мужик, — сказала Мека, прочитав, как её показалось, смятение на лице Нанны. — К тому же Низший.
Внезапно Нанна прыгнула вперёд и увесистым ударом топора подсекла седого пленника. Старик упал мёртвым. Воительницы заахали и загалдели.
— За сестёр, — хрипло произнесла Нанна, переминаясь с ноги на ногу.
— Молодчина, Неженка, — одобрила поражённая не меньше остальных Мека.
