Таков был настоящий облик Аридеи. Двенадцатью годами раньше мужская часть населения Аргоса оплакивала внезапное исчезновение красотки Дорихи, гетеры, покорившей множество сердец и опустошившей множество кошельков. Никто не подозревал, что её гибель являлась делом рук некроманта Евроклида, шурина царя Акрисия, во исполнение вынашиваемого правителем замысла — хитроумным способом обезвредить сильнейшего из врагов Греции.
При помощи ужасающего обряда Евроклид придал внешность принесённой в жертву тёмным духам Тартара Дорихи уродливой дочери Акрисия Аридее — на двенадцать лет. Преображённой гречанке, отправившейся в сопровождении Евроклида в Посейдонис, не стоило больших усилий соблазнить атлантийского принца. Теперь же призрачная оболочка тускнела и рассеивалась. Аридее приходилось уединяться на долгие часы.
— И что нам делать? Допустить, чтобы всё пошло прахом?
— Надо убедить Скарпу, что он полюбил не преходящую... — Евроклид замялся, — не наружность, а душу.
— Как? Атланты поверхностны и сладострастны. Внешнюю привлекательность они ставят превыше добродетели. Скарпа — не исключение. Не будь Персей моим племянником, не уйти бы ему тогда из Ливии!
Старик задумался.
— Способ есть, повелительница, — сказал он. — Я приготовлю зелье, которое притупит восприятие Скарпой окружающего. Он и дальше будет видеть вас прежней Аридеей — Дорихой. Но вот придворные... Вам следует избегать появляться на людях.
Аридея горестно покачала головой.
Чампа, любимая танцовщица империкса Скарпы, кружилась и приседала с удивительной для её сложения ловкостью. Девятнадцатилетняя девушка была раскормлена по старинному обычаю до более чем внушительного веса — такие плясуньи, вызывавшие насмешки чужеземцев, ценились в Атлантиде, как потом апсарас у индусов. Полулёжа на златотканых подушках, Скарпа завороженно следил за чувственными телодвижениями обнажённой, за исключением обильных украшений из чеканного золота и орихалка, Чампы, за тем, как колыхался её огромный живот с глубоким пупком, тряслись жирные ляжки и скользили по узорному изразцу пола босые ступни. Сутулившаяся рядом с ним императрица Аридея с деланным раздражением косилась на мужа.
— Возбудился? Вели этой чушке убраться, — вполголоса произнесла она.
— Аридея, изволь заткнуть глотку! — огрызнулся Скарпа. Императрица улыбнулась.
— Прости, повелитель, во мне говорит глупая ревность. Выпьешь ещё?
Не дожидаясь ответа, она взяла пузатую медную бутыль, наполнила бокал и протянула его Скарпе. Не сводя взгляда с танцовщицы, тот пригубил тёмную хмельную жидкость с приятным горьковатым привкусом трав и чеснока. Залу словно залило мягким прозрачно-жемчужным заревом, а толстушка Чампа показалась империксу ослепительно прекрасной.
Обнявшая его Аридея, белокожая Аридея, была ещё прекраснее — как в судьбоносный день их первой встречи.
Нечестивая сделка
На Рифейские горы опустилась ночь. Блистающие белизной вершины, вздымавшиеся над еловыми лесами на заснеженных склонах, теперь еле заметно серебрились в чернильной мгле. Внизу, между кряжем и излучиной реки, пламя костров освещало срубы селения.
У самого большого кострища восседал Аакр с именитыми воинами, устремив насмешливый взгляд на посланников. Гордецы из могущественного царства на далёком юге, созданного, по их словам, самими богами, явно его страшились. Их лица оттенка древесной коры побледнели, руки тряслись, словно в лихорадке, и они робко перешёптывались.
Аакру трудно было их понять. Эти люди явились со щедрыми дарами и заманчивыми обещаниями — искренними или нет, другой разговор — убедить его сделать то, что он с радостью совершил бы и задаром. Сразиться с воинством женщин, перебить большинство, присвоить их богатства, уцелевших превратить в ясырок — чего ещё мог пожелать воин Страны Снегов? Пришельцам достаточно было бы снабдить его своими дымящими ладьями и указать путь.
Не пугал ли их его внешний вид? Наверное. Как все норны, Аакр был едва ли не вдвое выше атлантов, пепельно-белые космы трепались у могучих плеч, глубоко посаженные красноватые глаза грозно сверкали под мохнатыми бровями.
Аакр перевёл взор с послов на их самый драгоценный подарок. Девушка ёжилась от холода и страха и хлюпала покрасневшим носом. Всё в ней было причудливым для норна — смуглянка, каких он раньше не видывал, волосы, чёрные, как уголья, и уложенные в замысловатую причёску, приземистый рост, расшитые золотом одежды. Аакр ухмыльнулся. Колдун, конечно, потребует чужестранку для приношения Снежному Владыке перед походом. Её судьба зависит от неё самой. Будет угождать Аакру — останется при нём. Нет — заиндевеет, привязанная в заповедной чащобе. Невелика потеря...
— Мне не очень это нравится, — пробормотал один из атлантов.
— Возражения нужно было высказывать в Посейдонисе, — ответил другой. — Не забывай, что Касина — единственная дочь Бекриса. Ещё с одним домом, не питающим любви к роду Скарпы, покончено.
— Как только земля носит этого...
— А для чего мы сюда приехали? Натравить Низших на баб. Одной бабёнкой больше, одной меньше — кто считает?
— По крайней мере, Дочери Хамазан могут себя защитить.
— Драсса, совесть у тебя проснулась слишком поздно. Да и в наши дни это небезо...
Аакр поднялся. Оперевшись на булаву, он обвёл глазами воинов и гостей и громко произнёс:
— Мы согласны. Погуляем за морем. Но по обычаю Страны Снегов союзы скрепляются кровью. Лошадь никто не догадался привести? Нет? Ну да ладно, есть другая зверушка.
Аакр обошёл костёр и, грубо схватив Касину за запястье, поставил её на ноги. Девушка заголосила. Драсса вскочил.
— Сиди! — прикрикнул на него второй атлант.
Аакр рванул накидку Касины и, обнажив плечо и грудь девушки, нагнулся и впился зубами в её предплечье. Под гогот норнов, ворча и чавкая, хлебнул крови. Бесчувственная Касина повисла на руках Драссы.
— Ваша очередь, — выпрямившись, сказал Аакр потрясённым атлантам.
«Спеши в Калафиру!»
Лес оглашался тысячеголосым хором манаро, гнездившихся в верхних ветвях. Состязаясь друг с другом ярким нарядом, маленькие пернатые кавалеры распевали звучные серенады своим сереньким возлюбленным, прячущимся в густой листве.
Девственный лес простирался от мангров восточного побережья Атлантиды почти до самого Посейдониса, заполняя глубокие лощины и взбираясь на Столбы Восхода. Величавые пальмы и фиговые деревья-великаны, выше секвой Сумеречного Берега, вздымались над раскидистыми акациями, курчавыми кипарисами и пышными зарослями можжевельника и пандана. Множество речушек и ручьёв пересекали чащу, и рокот небольших, но живописных водопадов тут и там вливался в беспрерывный лесной шум.
В валунах у одного из таких потоков, дугой разрезавшего просторную поляну, устроил засаду Варда. Он появился здесь с двойной целью — добыть рог амьяка, как когда-то сделал его отец, как было заведено у военачальников Атлантиды испокон веков, и развеять грустные мысли о недосягаемой, и к тому же ставшей не ведающей любви воительницей, принцессе.
Два дня Варда выслеживал огромного хищника с косматой белой шкурой и единственным рогом, самого страшного зверя кернийских лесов. Он видел чудовище несколько раз, изучил, насколько мог, его повадки и решил сразиться с ним у ручья, облюбованного амьяком для водопоя. Придётся прождать до заката — зверь приходил напиться, когда солнце опускалось ниже крон деревьев, заливая лес кровавым отсветом. Варда, отличный лучник, тогда пустит отравленные стрелы, целясь в сердце и лёгкие. Потом загнутый кончик рога амьяка будет вделан в его щит...
— Варда! — вдруг раздалось за его спиной.
Вскочив с валуна, Варда увидел старую женщину. Её лицо ещё хранило следы прошлой привлекательности, но седые волосы свисали спутанными космами почти до колен, а из-под подола вылинявшего до неопределённого цвета балахона высовывались пальцы грязных босых ног. На тощее предплечье был намотан вампум.
Отшельница, понял Варда. Он поклонился.
— Спеши в Калафиру, — сказала старуха. — Не медли. Смилостивятся боги, успеешь.
— В Калафиру? Я на охоте, матушка.
— Зверей ищи в Посейдонисе, Варда. Будут пострашнее амьяка. Империкс, — голос женщины дрогнул, — убийца-отравитель, захвативший престол Атласа, задумал истребить Дочерей Хамазан. Он нанял норнов из Страны Снегов, отдав Низшим на поругание кернийскую девушку, и посадил их на свои корабли, полным ходом идущие к Керне. К Калафире они подберутся среди ночи, чтобы застать воительниц во время сна. Поторопись, Варда, предостереги Дочерей Хамазан, если не хочешь оплакивать Нанну и ту, кто носит под сердцем твоё дитя. В честном бою они могут уцелеть, а беззащитнее спящей женщины нет ничего.
— Матушка...
— Отправилась бы сама, но я прикована к лесу.
— Почему вы назвали Скарпу «отравителем»?
— А отчего, думаешь, умер империкс Гедрос?
Варде потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать значение слов отшельницы.
— И вы всё знали и до сих пор молчали?
— Нет, не знала. Всему своё время. Лишь теперь, когда зашла Волчица Хамазан, боги решили, что настал черёд сделать тайное явным.
Старуха резко повернулась и заковыляла к окружавшему поляну частоколу акаций. Посмотрев ей вслед, Варда бросился к привязанному в зарослях жеребцу.
При помощи ужасающего обряда Евроклид придал внешность принесённой в жертву тёмным духам Тартара Дорихи уродливой дочери Акрисия Аридее — на двенадцать лет. Преображённой гречанке, отправившейся в сопровождении Евроклида в Посейдонис, не стоило больших усилий соблазнить атлантийского принца. Теперь же призрачная оболочка тускнела и рассеивалась. Аридее приходилось уединяться на долгие часы.
— И что нам делать? Допустить, чтобы всё пошло прахом?
— Надо убедить Скарпу, что он полюбил не преходящую... — Евроклид замялся, — не наружность, а душу.
— Как? Атланты поверхностны и сладострастны. Внешнюю привлекательность они ставят превыше добродетели. Скарпа — не исключение. Не будь Персей моим племянником, не уйти бы ему тогда из Ливии!
Старик задумался.
— Способ есть, повелительница, — сказал он. — Я приготовлю зелье, которое притупит восприятие Скарпой окружающего. Он и дальше будет видеть вас прежней Аридеей — Дорихой. Но вот придворные... Вам следует избегать появляться на людях.
Аридея горестно покачала головой.
Чампа, любимая танцовщица империкса Скарпы, кружилась и приседала с удивительной для её сложения ловкостью. Девятнадцатилетняя девушка была раскормлена по старинному обычаю до более чем внушительного веса — такие плясуньи, вызывавшие насмешки чужеземцев, ценились в Атлантиде, как потом апсарас у индусов. Полулёжа на златотканых подушках, Скарпа завороженно следил за чувственными телодвижениями обнажённой, за исключением обильных украшений из чеканного золота и орихалка, Чампы, за тем, как колыхался её огромный живот с глубоким пупком, тряслись жирные ляжки и скользили по узорному изразцу пола босые ступни. Сутулившаяся рядом с ним императрица Аридея с деланным раздражением косилась на мужа.
— Возбудился? Вели этой чушке убраться, — вполголоса произнесла она.
— Аридея, изволь заткнуть глотку! — огрызнулся Скарпа. Императрица улыбнулась.
— Прости, повелитель, во мне говорит глупая ревность. Выпьешь ещё?
Не дожидаясь ответа, она взяла пузатую медную бутыль, наполнила бокал и протянула его Скарпе. Не сводя взгляда с танцовщицы, тот пригубил тёмную хмельную жидкость с приятным горьковатым привкусом трав и чеснока. Залу словно залило мягким прозрачно-жемчужным заревом, а толстушка Чампа показалась империксу ослепительно прекрасной.
Обнявшая его Аридея, белокожая Аридея, была ещё прекраснее — как в судьбоносный день их первой встречи.
Прода от 12.07.2025, 15:55
Нечестивая сделка
На Рифейские горы опустилась ночь. Блистающие белизной вершины, вздымавшиеся над еловыми лесами на заснеженных склонах, теперь еле заметно серебрились в чернильной мгле. Внизу, между кряжем и излучиной реки, пламя костров освещало срубы селения.
У самого большого кострища восседал Аакр с именитыми воинами, устремив насмешливый взгляд на посланников. Гордецы из могущественного царства на далёком юге, созданного, по их словам, самими богами, явно его страшились. Их лица оттенка древесной коры побледнели, руки тряслись, словно в лихорадке, и они робко перешёптывались.
Аакру трудно было их понять. Эти люди явились со щедрыми дарами и заманчивыми обещаниями — искренними или нет, другой разговор — убедить его сделать то, что он с радостью совершил бы и задаром. Сразиться с воинством женщин, перебить большинство, присвоить их богатства, уцелевших превратить в ясырок — чего ещё мог пожелать воин Страны Снегов? Пришельцам достаточно было бы снабдить его своими дымящими ладьями и указать путь.
Не пугал ли их его внешний вид? Наверное. Как все норны, Аакр был едва ли не вдвое выше атлантов, пепельно-белые космы трепались у могучих плеч, глубоко посаженные красноватые глаза грозно сверкали под мохнатыми бровями.
Аакр перевёл взор с послов на их самый драгоценный подарок. Девушка ёжилась от холода и страха и хлюпала покрасневшим носом. Всё в ней было причудливым для норна — смуглянка, каких он раньше не видывал, волосы, чёрные, как уголья, и уложенные в замысловатую причёску, приземистый рост, расшитые золотом одежды. Аакр ухмыльнулся. Колдун, конечно, потребует чужестранку для приношения Снежному Владыке перед походом. Её судьба зависит от неё самой. Будет угождать Аакру — останется при нём. Нет — заиндевеет, привязанная в заповедной чащобе. Невелика потеря...
— Мне не очень это нравится, — пробормотал один из атлантов.
— Возражения нужно было высказывать в Посейдонисе, — ответил другой. — Не забывай, что Касина — единственная дочь Бекриса. Ещё с одним домом, не питающим любви к роду Скарпы, покончено.
— Как только земля носит этого...
— А для чего мы сюда приехали? Натравить Низших на баб. Одной бабёнкой больше, одной меньше — кто считает?
— По крайней мере, Дочери Хамазан могут себя защитить.
— Драсса, совесть у тебя проснулась слишком поздно. Да и в наши дни это небезо...
Аакр поднялся. Оперевшись на булаву, он обвёл глазами воинов и гостей и громко произнёс:
— Мы согласны. Погуляем за морем. Но по обычаю Страны Снегов союзы скрепляются кровью. Лошадь никто не догадался привести? Нет? Ну да ладно, есть другая зверушка.
Аакр обошёл костёр и, грубо схватив Касину за запястье, поставил её на ноги. Девушка заголосила. Драсса вскочил.
— Сиди! — прикрикнул на него второй атлант.
Аакр рванул накидку Касины и, обнажив плечо и грудь девушки, нагнулся и впился зубами в её предплечье. Под гогот норнов, ворча и чавкая, хлебнул крови. Бесчувственная Касина повисла на руках Драссы.
— Ваша очередь, — выпрямившись, сказал Аакр потрясённым атлантам.
Прода от 14.07.2025, 15:57
«Спеши в Калафиру!»
Лес оглашался тысячеголосым хором манаро, гнездившихся в верхних ветвях. Состязаясь друг с другом ярким нарядом, маленькие пернатые кавалеры распевали звучные серенады своим сереньким возлюбленным, прячущимся в густой листве.
Девственный лес простирался от мангров восточного побережья Атлантиды почти до самого Посейдониса, заполняя глубокие лощины и взбираясь на Столбы Восхода. Величавые пальмы и фиговые деревья-великаны, выше секвой Сумеречного Берега, вздымались над раскидистыми акациями, курчавыми кипарисами и пышными зарослями можжевельника и пандана. Множество речушек и ручьёв пересекали чащу, и рокот небольших, но живописных водопадов тут и там вливался в беспрерывный лесной шум.
В валунах у одного из таких потоков, дугой разрезавшего просторную поляну, устроил засаду Варда. Он появился здесь с двойной целью — добыть рог амьяка, как когда-то сделал его отец, как было заведено у военачальников Атлантиды испокон веков, и развеять грустные мысли о недосягаемой, и к тому же ставшей не ведающей любви воительницей, принцессе.
Два дня Варда выслеживал огромного хищника с косматой белой шкурой и единственным рогом, самого страшного зверя кернийских лесов. Он видел чудовище несколько раз, изучил, насколько мог, его повадки и решил сразиться с ним у ручья, облюбованного амьяком для водопоя. Придётся прождать до заката — зверь приходил напиться, когда солнце опускалось ниже крон деревьев, заливая лес кровавым отсветом. Варда, отличный лучник, тогда пустит отравленные стрелы, целясь в сердце и лёгкие. Потом загнутый кончик рога амьяка будет вделан в его щит...
— Варда! — вдруг раздалось за его спиной.
Вскочив с валуна, Варда увидел старую женщину. Её лицо ещё хранило следы прошлой привлекательности, но седые волосы свисали спутанными космами почти до колен, а из-под подола вылинявшего до неопределённого цвета балахона высовывались пальцы грязных босых ног. На тощее предплечье был намотан вампум.
Отшельница, понял Варда. Он поклонился.
— Спеши в Калафиру, — сказала старуха. — Не медли. Смилостивятся боги, успеешь.
— В Калафиру? Я на охоте, матушка.
— Зверей ищи в Посейдонисе, Варда. Будут пострашнее амьяка. Империкс, — голос женщины дрогнул, — убийца-отравитель, захвативший престол Атласа, задумал истребить Дочерей Хамазан. Он нанял норнов из Страны Снегов, отдав Низшим на поругание кернийскую девушку, и посадил их на свои корабли, полным ходом идущие к Керне. К Калафире они подберутся среди ночи, чтобы застать воительниц во время сна. Поторопись, Варда, предостереги Дочерей Хамазан, если не хочешь оплакивать Нанну и ту, кто носит под сердцем твоё дитя. В честном бою они могут уцелеть, а беззащитнее спящей женщины нет ничего.
— Матушка...
— Отправилась бы сама, но я прикована к лесу.
— Почему вы назвали Скарпу «отравителем»?
— А отчего, думаешь, умер империкс Гедрос?
Варде потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать значение слов отшельницы.
— И вы всё знали и до сих пор молчали?
— Нет, не знала. Всему своё время. Лишь теперь, когда зашла Волчица Хамазан, боги решили, что настал черёд сделать тайное явным.
Старуха резко повернулась и заковыляла к окружавшему поляну частоколу акаций. Посмотрев ей вслед, Варда бросился к привязанному в зарослях жеребцу.
