В тот момент я с ужасом осознала, что все мимо проходящие люди тоже могут частично увидеть «шоу» в спальне. Как будто и так проблем недостаточно… — Я себе приложение на телефон установил. Теперь ты всегда со мной. Прямо под сердцем, веришь? Иногда, правда, в штанах еще…
— Ужас! — оборвала я пошлые намеки босса своим откровенным рыданием. — Скажите, что это дурной сон!
Дверь распахнулась, в нее впорхнул довольный босс. Я была в таком напряжении, что слышала каждый его уверенный шаг. И то, как он напевал себе под нос странную мелодию. Именно она будет сниться в кошмарах всю оставшуюся жизнь.
Кинув на кровать что-то тяжелое, видимо, ту самую обещанную одежду, он вдруг прыгнул на нее сам. Не прошло и двух секунд, как я ощутила на себе взгляд. Точнее, на той части ног, что не была прикрыта шкафом.
— М-м-м… — хриплый мужской голос заставил вздрогнуть. — Какая мокренькая, аж по ногам течет. Неужели так рада меня видеть?
Павел Григорьевич прекрасно знал, что своими фразочками доводит до белого каления. Собственно, только поэтому он меня и задевал от случая к случаю. Такое ощущение, что все эти годы копил в себе шуточки и вот теперь получил возможность явить их свету!
— Это вода, — прошипела я сквозь зубы. — И было бы прекрасно, если бы вы вышли из комнаты и дали мне переодеться.
— Ага-ага, — самое страшное произошло: медленно начальник начал вставать с постели и двигаться ко мне. Его тихие шаги отдавали битами в ушах, будто роковой гром. — Ты еще скажи, что мурашки на ногах у тебя от холода, а не от моего очаровательного обаяния!
— Я промолчу, — закатив глаза, плавненько начала залазить в шкаф. Ибо нефиг мои ноги рассматривать!
— Но, — и все же он нагнулся. Я ощутила на лодыжке чужое касание. Была уверена, что он меня ущипнул. Но только когда осознала степень сжатия, до меня дошло: «Босс только что укусил меня за ногу!», — все же не промолчала, Сонечка. Не промолчала.
— Что. Это. Было?! — теперь-то я и вправду взмокла от Астафьева. Правда не так, как он мечтал. Ошарашенная его поступком, покрылась потом и не заметила, как моя грудь прилипла к дверце шкафа.
— Было у тебя самое лучшее качество — умение молчать. Лучшей женщиной тебя считал… После мамы, конечно, — мечтательно протянул босс, поднимаясь на ноги. Его шершавые пальчики скользнули вслед за хозяином по моей ноге вверх. Мягко погладили голое бедро, после щекотнули талию и замерли на уровне груди. Я отчаянно пыталась закрыть ее рукой, но та по-прежнему с болью отлипала от стены. — И того больше нет, Сонечка. Трагедия!
Внутри я разрывалась между двумя вопросами: «Как он меня назвал?» и «Где он меня трогает?». Каждый их них буквально выбивался из привычного общения между мной и Павлом Григорьевичем.
— Ой, а что этот тут у нас? — офонарев окончательно, Астафьев сжал край моей груди ладонью, еще и нос засунул за дверцу, пытаясь ко мне пролезть. — Не надо ничего скрывать от начальства, Сонечка. Мы, кажется, это уже уяснили на примере сумки.
Павел Астафьев был безусловно по-мужски красив: стильная густая шевелюра, умный взгляд, умение стрелять глазками. А еще его стиль соответствовал представлению женского пола об идеальном «самце»: костюм с иголочки, подчеркивающий натренированный стан. Мягкий хриплый голос, который заставляет тебя чувствовать главной на земле… Опытные руки, которые знают, что и где надо погладить, дабы дама капитулировала…
И я бы обязательно прямо сейчас стала одной из «развесивших уши», но слишком свежи были в памяти его бесконечные гулянки и после слезы девушек, которые всегда надеялись на большее.
Так что откинув приятное томление внизу с живота, я отряхнула голову и холодно отрезала раз и навсегда:
— Павел Григорьевич, а это где-то в договоре прописано?
Он замер в недоумении, судя по голосу — нахмурился:
— Ты о чем это, солнце мое?
— О том, — с писком я все же оторвала грудь от дерева и прикрыла рукой, не давая боссу к себе прикасаться, — что, если секретарша ваша теряет миллион долларов, она обязана теперь с вами сексом заниматься.
— А? — Астафьев прямо по струнке выровнялся, нависая скалой. Благо, нас все еще дверца шкафа разделяла, и я от его злости в обмороки не падала.
— Ну, трахаться обязательно? — так же беспардонно спросила, как и он со мной обращался. — Вы мне пункт в договоре покажите, пожалуйста. Если он есть, то… Что поделать? Придется!
Настроение в комнате резко поменялось, а голос Астафьева звенел сталью и холодом:
— Я никого никогда не принуждал, Симонова. И не надо мне тут рассказывать, что ты против. Я все вижу прекрасно, меня не обмануть.
— Возможно, Павел Григорьевич, — не стала лгать я, окончательно залезая в шкаф с ногами и оставляя только маленькую щелочку света, чтобы воздух поступал. — Но я все же человек, а не животное. И решение: будет что-то или нет — принимает мозг.
— И, — настойчиво и грубо рявкнул мужчина, — что мозг говорит?
— Что очередной я не стану, — без капли стеснения заявила я, не собираясь вдаваться в подробности. Мы оба знали, о чем идет речь. О любви босса к девочкам легенды слонялись по офису. — Так что лучше ни с кем, чем с вами.
Он ничего не ответил, просто пошагал к выходу. Дверь была захлопнута с таким грохотом, что зеркало с соседней стены упало на землю. Судя по звукам — чудом осталось целым. Но не успела я выдохнуть, как тот вернулся, скупо бросив:
— У тебя тридцать минут. Жду тебя в кабинете.
Дав себе пять минут спокойствия, я насладилась тишиной. В моменте было полное ощущение, мол все, как всегда. Но внутри я прекрасно понимала, что как раньше больше никогда не будет.
«Что меня ждет?», — снова и снова возникал один и тот же простой вопрос.
Лучше или хуже — никто предсказать не мог. Одно лишь я знала точно.
— Пора выбираться из шкафа и налаживать свою жизнь! — бойко воскликнула и быстро выбежала.
Была надежда, что босс за мной не подглядывает. По крайней мере, после нашего напряженного расставания. Не может же он, как какой-то маньяк, двадцать четыре часа в сутки за женщиной сталкерить!.. Или может?
В любом случае, ничего «запретного» я начальнику не показала. Быстро натянула на себя белую наглаженную рубашку. Бросив краткий взгляд на брюки — решила их оставить, потому как рубашка по длине сровнялась с моим приличным офисным платьем.
А вот дальше начались проблемы: никто ведь мне не объяснил, куда идти. Дом был, мягко говоря, огромный. Множество коридоров, сплетенных между собой лестницами… Решив не рисковать, я пошла по тому же пути, что и недавно. Именно он привел меня к главным дверям.
— А может?.. — покосившись на главный вход, я подавила в себе мечту сбежать. Бежать в мужской рубашке и на шпильках — то еще зрелище. Махнув рукой, двинулась в ту сторону, что, по моему мнению, выглядела более деловой, а не спальной.
Рабочее чутье не подвело. Иного типа ремонт привел меня к шести дверям с табличками «архив», «персонал», «приемная», «техническое помещение». Две комнаты были без табличек.
— Вот они-то мне и нужны! — довольная, что скитания кончились, хлопнула в ладоши и толкнула первую дверь. Только вот она не поддалась. Попыхтев себе под нос, вынуждена была признать: — Заперто!
«Он просто играет с тобой, Соня! — догадалась я, вспоминая любовь Астафьева к издевкам. — Стоит там за дверью и ждет, пока ты его умолять будешь открыть дверь!».
— Не дождетесь, Павел Григорьевич! — прошептала себе под нос, доставая из прически шпильку. — Хватит с меня испытаний… Давайте хоть сейчас по-взрослому поговорим, без этих ваших «розыгрышей»!
Вскрывать замки меня научил папа еще лет в пять. А три года назад я узнала, что не просто так он обладал подобным навыком… Как говорится, профессиональным.
Дверь поддалась, но радость моя тут же испарилась. Внутри было пусто, тихо, темно и воняло пылью. Разочарованно шагнув внутрь, я по инерции нащупала выключатель. Комната оказалась, мягко говоря, в стиле девяностых. Шальных и безумно богатых. Обилие блесков и розовых оттенков говорило о том, что она принадлежала женщине. А вот слой пыли в три пальца мягко намекал на отсутствие гостей тут многие годы.
— Женский кабинет в доме Астафьева? — напрялась я по щелчку пальцев, мазнув взглядом по рабочему столу и уютному дивану. Почему-то от мысли, что ради какой-то женщины Павел организовал целое рабочее пространство в личном доме, стало неприятно. В желудке что-то больно кольнуло. Но тут же отпустило: — Все такое старое… Это явно не для девушки...
Тут же попыталась вспомнить, где мама Астафьева. Григорий никогда жену не упоминал, а я в чужое не лезла.
В момент моего размышления цепкие ладони сжали талию и потянули назад, вытягивая прочь из комнаты. Лишь когда перед носом захлопнулась дверь, и возникло красное от злости лицо босса, я осознала произошедшее.
— Мало тебе миллиона? — рявкнул он на меня. — Хочешь еще по дому «брюликов» пособирать?!
Серые глаза Павла Григорьевича пылали самым настоящим опасным гневом. Намека на улыбку не было. Атмосфера вокруг давила и искрила. Начальник и раньше мог вспылить: отчет пять минут позже, кофе не горячий… Но сейчас Астафьев выглядел иначе. Словно я покусилась на что-то безумно ценное.
— Я думала, — стало стыдно и страшно. Шагая на меня, мужчина буквально прижимал к стенке. При этом рыча и шипя, словно зверь, — это ваш кабинет и…
— …Поэтому вторглась без разрешения? — перебил меня мужчина, саркастично вздернув бровь. Его кулак ударился где-то за моей спиной, оставляя вмятину на стене. Сглотнув тяжелый ком, я порадовалась, что это не моя голова. Благо, рост мой был сантиметров на тридцать меньше Павла. — Шпилькой двери открывать тебя научил твой подельник Димочка? Или папочка уголовник?!
«ОН ЗНАЕТ ВСЕ!», — глаза стали огромными, как два блюдца. Я правда испугалась, ведь папочкины «заслуги» сейчас были очень некстати.
— Он просто… — попыталась оправдаться я, но тут же отчаялась, зарываясь лицом в ладони. Что было сказать? Что отец мой, оказывается, долгие годы «работал» вором, а нам с мамой лгал? И что однажды, возомнив себя богом и неуловимым, полез, куда не следует — в банк? Естественно, его тут же поймали, и вскрылась куча неприятных инцидентов. Мама не знала, на работе я скрывала.
— В кабинет, Симонова! Без фокусов! — отшагнув в сторону, босс тыкнул в направлении второй двери без подписи, до которой я так и не добралась. Не успела. Сейчас она была распахнута, луч света падал в коридор.
Не желая нагнетать, я спокойно вошла внутрь. Обстановка была совсем иная, нежели в соседней комнате: стильный современный ремонт во главе с огромным столом из красного дерева. У широкого панорамного окна стояла уже знакомая мне Светочка с какими-то документами.
— Ой, Соня, простите! Я должна была вас встретить, но… — лживый надменный тон блондиночки раздражал теперь с одного звука. Она замолчала, как по щелчку пальцев, когда оценила мой внешний вид. Скривившись, так раздраженно отвернулась к окну, совсем не приветливо буркнув. — Босс отвлек. Ну, вы и так прекрасно все нашли.
— Ничего не прекрасно, Света! — грозный бас Астафьева заставил нас с блондинкой подпрыгнуть. Сев за рабочее место, он достал из ящика сигареты и закурил прямо над документами. Впервые наблюдала у мужчины такое. Ранее он был осторожен. — Минус двадцать процентов зарплаты.
Света обернулась ко мне с довольной ухмылкой, сочувственно поджимая губу:
— Ничего-ничего, Сонечка. Двадцать процентов — сущий пустяк. Я смотрю, вы в одежде совсем не прихотливы, так что справитесь.
Недоумевающе повернувшись к той, Астафьев рявкнул:
— Ну и отлично, раз так. Я тебя имел в виду, Света. Тебе минус двадцать процентов. Два месяца! — девушка поперхнулась воздухом и почему-то свой полный ярости взгляд адресовала именно мне. Покачав головой, начальник тыкнул ей пальцем на выход. — Не трать энергию зря. Иди вон лучше разберись с бытовой утварью. И туалетную бумагу закажи, по всему дому закончилась!
И Света ушла, только вот каждый ее шаг отдавал полным несогласием с произошедшим и яростью. Когда дверь захлопнулась, я наконец присела на диван. Зеленый и мягкий он располагал гостей к диалогу. Но расслабиться я так и не успела. Сложив руки у лица, Павел уставился на меня, как коршун. Или следователь на допросе. Не хватало только лампы, направленной прямо в лицо.
— Рассказывай, Симонова, — с тяжелым вздохом потребовал он, — как с подельником план похищения денег продумывали.
Конечности онемели по щелчку пальцев, а сама я будто начала проваливаться куда-то в бездну.
— Что вы такое говорите? — с отчаяньем прошептала, с трудом глотая кислород.
— А я больше ничего говорить не буду, Сонечка, — теперь мое имя из уст босса звучало, как матерное слово. Стало мерзко, больно, неприятно. Отряхнувшись, с трудом сдержала рвущиеся наружу слезы. Пока я справлялась с собой, начальник с размаху раскрыл ноутбук, повернул его экраном ко мне. — Я лучше покажу.
Когда Астафьев нажал кнопку воспроизведения, я застыла. Кажется, мир вокруг замедлился. Это были камеры видеонаблюдения. Они в режиме «кино» показывали путь сумочки из кабинета Павла Григорьевича. Сперва та попала ко мне в руки...
— Вот тут самое интересное начинается, — тыкая пальцем в экран, мужчина едва его не раскрошил.
Мне стало стыдно, потому что мое поведение на экране было далеко от профессионального. Босс вручил сумку, и я отправилась вниз, чтобы отвезти ее к месту назначения. Но там меня поджидал Димочка, решивший устроить сюрприз. Хотел принести кофе на обед.
«Плохо выглядишь, — помнила я каждое последнее слово из уст Димы, читала по губам. — Пойдем-ка ты лучше часик в кофейне посидишь, а я пока сам все сделаю, а?».
Дима часто проявлял ко мне заботу, я улыбнулась ему с благодарностью. Без задней мысли отдала ему миллион долларов, как потом выяснилось, а сама отправилась в здание через дорогу, где спокойно себе отдыхала.
— А теперь я тебе расскажу, что я вижу, — захлопнув экран, Астафьев казался мне чернее тучи и опаснее грома. Его сжатые губы и вытянутое лицо не предвещали для меня ничего хорошего. — Ты сразу заглянула в сумку и поняла, что там деньги. Подозвала своего подельника к зданию компании, отдала ему миллион, а сама, для отвода глаз, отправилась «пересидеть» в укромное место, часок.
— Я не… — сорвалось с губ, но я тут же осеклась. Поверит ли мне босс, когда все зашло так далеко? Стало дурно. Кто-то словно выкачал весь кислород в комнате.
— А теперь, — резкий удар по столу, и я едва ли не потеряла сознание от страха, — твой «Димочка» спокойно себе сидит в Мексике и ждет свою Сонечку. Мол, к тебе-то никаких претензий. У тебя руки чистенькие. Тебя не за что посадить. Вы так думали? Серьезно?
Во рту пересохло, в горле застрял ком. Сжав шею дрожащей похолодевшей ладонью, нервно уточнила:
— Какая еще Мексика? Вы о чем?
Астафьев расхохотался. Но это был тот самый смех, после которого хотелось выпрыгнуть из окна. Холодный, пугающе надменный и не предвещающий ничего хорошего.
— Не надо тут ломать комедию. Сама небось план этот придумала, — хриплый бас проникал под кожу, мой позвоночник дрожал. Я ощущала себя, как животное в ловушке. Та самая маленькая белочка, которой огромный сильный волк решил перекусить в качестве аперитива. Закатив глаза, Астафьев окончательно добил:
— Ужас! — оборвала я пошлые намеки босса своим откровенным рыданием. — Скажите, что это дурной сон!
Дверь распахнулась, в нее впорхнул довольный босс. Я была в таком напряжении, что слышала каждый его уверенный шаг. И то, как он напевал себе под нос странную мелодию. Именно она будет сниться в кошмарах всю оставшуюся жизнь.
Кинув на кровать что-то тяжелое, видимо, ту самую обещанную одежду, он вдруг прыгнул на нее сам. Не прошло и двух секунд, как я ощутила на себе взгляд. Точнее, на той части ног, что не была прикрыта шкафом.
— М-м-м… — хриплый мужской голос заставил вздрогнуть. — Какая мокренькая, аж по ногам течет. Неужели так рада меня видеть?
Павел Григорьевич прекрасно знал, что своими фразочками доводит до белого каления. Собственно, только поэтому он меня и задевал от случая к случаю. Такое ощущение, что все эти годы копил в себе шуточки и вот теперь получил возможность явить их свету!
— Это вода, — прошипела я сквозь зубы. — И было бы прекрасно, если бы вы вышли из комнаты и дали мне переодеться.
— Ага-ага, — самое страшное произошло: медленно начальник начал вставать с постели и двигаться ко мне. Его тихие шаги отдавали битами в ушах, будто роковой гром. — Ты еще скажи, что мурашки на ногах у тебя от холода, а не от моего очаровательного обаяния!
— Я промолчу, — закатив глаза, плавненько начала залазить в шкаф. Ибо нефиг мои ноги рассматривать!
— Но, — и все же он нагнулся. Я ощутила на лодыжке чужое касание. Была уверена, что он меня ущипнул. Но только когда осознала степень сжатия, до меня дошло: «Босс только что укусил меня за ногу!», — все же не промолчала, Сонечка. Не промолчала.
— Что. Это. Было?! — теперь-то я и вправду взмокла от Астафьева. Правда не так, как он мечтал. Ошарашенная его поступком, покрылась потом и не заметила, как моя грудь прилипла к дверце шкафа.
— Было у тебя самое лучшее качество — умение молчать. Лучшей женщиной тебя считал… После мамы, конечно, — мечтательно протянул босс, поднимаясь на ноги. Его шершавые пальчики скользнули вслед за хозяином по моей ноге вверх. Мягко погладили голое бедро, после щекотнули талию и замерли на уровне груди. Я отчаянно пыталась закрыть ее рукой, но та по-прежнему с болью отлипала от стены. — И того больше нет, Сонечка. Трагедия!
Внутри я разрывалась между двумя вопросами: «Как он меня назвал?» и «Где он меня трогает?». Каждый их них буквально выбивался из привычного общения между мной и Павлом Григорьевичем.
— Ой, а что этот тут у нас? — офонарев окончательно, Астафьев сжал край моей груди ладонью, еще и нос засунул за дверцу, пытаясь ко мне пролезть. — Не надо ничего скрывать от начальства, Сонечка. Мы, кажется, это уже уяснили на примере сумки.
Павел Астафьев был безусловно по-мужски красив: стильная густая шевелюра, умный взгляд, умение стрелять глазками. А еще его стиль соответствовал представлению женского пола об идеальном «самце»: костюм с иголочки, подчеркивающий натренированный стан. Мягкий хриплый голос, который заставляет тебя чувствовать главной на земле… Опытные руки, которые знают, что и где надо погладить, дабы дама капитулировала…
И я бы обязательно прямо сейчас стала одной из «развесивших уши», но слишком свежи были в памяти его бесконечные гулянки и после слезы девушек, которые всегда надеялись на большее.
Так что откинув приятное томление внизу с живота, я отряхнула голову и холодно отрезала раз и навсегда:
— Павел Григорьевич, а это где-то в договоре прописано?
Он замер в недоумении, судя по голосу — нахмурился:
— Ты о чем это, солнце мое?
— О том, — с писком я все же оторвала грудь от дерева и прикрыла рукой, не давая боссу к себе прикасаться, — что, если секретарша ваша теряет миллион долларов, она обязана теперь с вами сексом заниматься.
— А? — Астафьев прямо по струнке выровнялся, нависая скалой. Благо, нас все еще дверца шкафа разделяла, и я от его злости в обмороки не падала.
— Ну, трахаться обязательно? — так же беспардонно спросила, как и он со мной обращался. — Вы мне пункт в договоре покажите, пожалуйста. Если он есть, то… Что поделать? Придется!
Настроение в комнате резко поменялось, а голос Астафьева звенел сталью и холодом:
— Я никого никогда не принуждал, Симонова. И не надо мне тут рассказывать, что ты против. Я все вижу прекрасно, меня не обмануть.
— Возможно, Павел Григорьевич, — не стала лгать я, окончательно залезая в шкаф с ногами и оставляя только маленькую щелочку света, чтобы воздух поступал. — Но я все же человек, а не животное. И решение: будет что-то или нет — принимает мозг.
— И, — настойчиво и грубо рявкнул мужчина, — что мозг говорит?
— Что очередной я не стану, — без капли стеснения заявила я, не собираясь вдаваться в подробности. Мы оба знали, о чем идет речь. О любви босса к девочкам легенды слонялись по офису. — Так что лучше ни с кем, чем с вами.
Он ничего не ответил, просто пошагал к выходу. Дверь была захлопнута с таким грохотом, что зеркало с соседней стены упало на землю. Судя по звукам — чудом осталось целым. Но не успела я выдохнуть, как тот вернулся, скупо бросив:
— У тебя тридцать минут. Жду тебя в кабинете.
Часть 8
Дав себе пять минут спокойствия, я насладилась тишиной. В моменте было полное ощущение, мол все, как всегда. Но внутри я прекрасно понимала, что как раньше больше никогда не будет.
«Что меня ждет?», — снова и снова возникал один и тот же простой вопрос.
Лучше или хуже — никто предсказать не мог. Одно лишь я знала точно.
— Пора выбираться из шкафа и налаживать свою жизнь! — бойко воскликнула и быстро выбежала.
Была надежда, что босс за мной не подглядывает. По крайней мере, после нашего напряженного расставания. Не может же он, как какой-то маньяк, двадцать четыре часа в сутки за женщиной сталкерить!.. Или может?
В любом случае, ничего «запретного» я начальнику не показала. Быстро натянула на себя белую наглаженную рубашку. Бросив краткий взгляд на брюки — решила их оставить, потому как рубашка по длине сровнялась с моим приличным офисным платьем.
А вот дальше начались проблемы: никто ведь мне не объяснил, куда идти. Дом был, мягко говоря, огромный. Множество коридоров, сплетенных между собой лестницами… Решив не рисковать, я пошла по тому же пути, что и недавно. Именно он привел меня к главным дверям.
— А может?.. — покосившись на главный вход, я подавила в себе мечту сбежать. Бежать в мужской рубашке и на шпильках — то еще зрелище. Махнув рукой, двинулась в ту сторону, что, по моему мнению, выглядела более деловой, а не спальной.
Рабочее чутье не подвело. Иного типа ремонт привел меня к шести дверям с табличками «архив», «персонал», «приемная», «техническое помещение». Две комнаты были без табличек.
— Вот они-то мне и нужны! — довольная, что скитания кончились, хлопнула в ладоши и толкнула первую дверь. Только вот она не поддалась. Попыхтев себе под нос, вынуждена была признать: — Заперто!
«Он просто играет с тобой, Соня! — догадалась я, вспоминая любовь Астафьева к издевкам. — Стоит там за дверью и ждет, пока ты его умолять будешь открыть дверь!».
— Не дождетесь, Павел Григорьевич! — прошептала себе под нос, доставая из прически шпильку. — Хватит с меня испытаний… Давайте хоть сейчас по-взрослому поговорим, без этих ваших «розыгрышей»!
Вскрывать замки меня научил папа еще лет в пять. А три года назад я узнала, что не просто так он обладал подобным навыком… Как говорится, профессиональным.
Дверь поддалась, но радость моя тут же испарилась. Внутри было пусто, тихо, темно и воняло пылью. Разочарованно шагнув внутрь, я по инерции нащупала выключатель. Комната оказалась, мягко говоря, в стиле девяностых. Шальных и безумно богатых. Обилие блесков и розовых оттенков говорило о том, что она принадлежала женщине. А вот слой пыли в три пальца мягко намекал на отсутствие гостей тут многие годы.
— Женский кабинет в доме Астафьева? — напрялась я по щелчку пальцев, мазнув взглядом по рабочему столу и уютному дивану. Почему-то от мысли, что ради какой-то женщины Павел организовал целое рабочее пространство в личном доме, стало неприятно. В желудке что-то больно кольнуло. Но тут же отпустило: — Все такое старое… Это явно не для девушки...
Тут же попыталась вспомнить, где мама Астафьева. Григорий никогда жену не упоминал, а я в чужое не лезла.
В момент моего размышления цепкие ладони сжали талию и потянули назад, вытягивая прочь из комнаты. Лишь когда перед носом захлопнулась дверь, и возникло красное от злости лицо босса, я осознала произошедшее.
— Мало тебе миллиона? — рявкнул он на меня. — Хочешь еще по дому «брюликов» пособирать?!
Серые глаза Павла Григорьевича пылали самым настоящим опасным гневом. Намека на улыбку не было. Атмосфера вокруг давила и искрила. Начальник и раньше мог вспылить: отчет пять минут позже, кофе не горячий… Но сейчас Астафьев выглядел иначе. Словно я покусилась на что-то безумно ценное.
— Я думала, — стало стыдно и страшно. Шагая на меня, мужчина буквально прижимал к стенке. При этом рыча и шипя, словно зверь, — это ваш кабинет и…
— …Поэтому вторглась без разрешения? — перебил меня мужчина, саркастично вздернув бровь. Его кулак ударился где-то за моей спиной, оставляя вмятину на стене. Сглотнув тяжелый ком, я порадовалась, что это не моя голова. Благо, рост мой был сантиметров на тридцать меньше Павла. — Шпилькой двери открывать тебя научил твой подельник Димочка? Или папочка уголовник?!
«ОН ЗНАЕТ ВСЕ!», — глаза стали огромными, как два блюдца. Я правда испугалась, ведь папочкины «заслуги» сейчас были очень некстати.
— Он просто… — попыталась оправдаться я, но тут же отчаялась, зарываясь лицом в ладони. Что было сказать? Что отец мой, оказывается, долгие годы «работал» вором, а нам с мамой лгал? И что однажды, возомнив себя богом и неуловимым, полез, куда не следует — в банк? Естественно, его тут же поймали, и вскрылась куча неприятных инцидентов. Мама не знала, на работе я скрывала.
— В кабинет, Симонова! Без фокусов! — отшагнув в сторону, босс тыкнул в направлении второй двери без подписи, до которой я так и не добралась. Не успела. Сейчас она была распахнута, луч света падал в коридор.
Не желая нагнетать, я спокойно вошла внутрь. Обстановка была совсем иная, нежели в соседней комнате: стильный современный ремонт во главе с огромным столом из красного дерева. У широкого панорамного окна стояла уже знакомая мне Светочка с какими-то документами.
— Ой, Соня, простите! Я должна была вас встретить, но… — лживый надменный тон блондиночки раздражал теперь с одного звука. Она замолчала, как по щелчку пальцев, когда оценила мой внешний вид. Скривившись, так раздраженно отвернулась к окну, совсем не приветливо буркнув. — Босс отвлек. Ну, вы и так прекрасно все нашли.
— Ничего не прекрасно, Света! — грозный бас Астафьева заставил нас с блондинкой подпрыгнуть. Сев за рабочее место, он достал из ящика сигареты и закурил прямо над документами. Впервые наблюдала у мужчины такое. Ранее он был осторожен. — Минус двадцать процентов зарплаты.
Света обернулась ко мне с довольной ухмылкой, сочувственно поджимая губу:
— Ничего-ничего, Сонечка. Двадцать процентов — сущий пустяк. Я смотрю, вы в одежде совсем не прихотливы, так что справитесь.
Недоумевающе повернувшись к той, Астафьев рявкнул:
— Ну и отлично, раз так. Я тебя имел в виду, Света. Тебе минус двадцать процентов. Два месяца! — девушка поперхнулась воздухом и почему-то свой полный ярости взгляд адресовала именно мне. Покачав головой, начальник тыкнул ей пальцем на выход. — Не трать энергию зря. Иди вон лучше разберись с бытовой утварью. И туалетную бумагу закажи, по всему дому закончилась!
И Света ушла, только вот каждый ее шаг отдавал полным несогласием с произошедшим и яростью. Когда дверь захлопнулась, я наконец присела на диван. Зеленый и мягкий он располагал гостей к диалогу. Но расслабиться я так и не успела. Сложив руки у лица, Павел уставился на меня, как коршун. Или следователь на допросе. Не хватало только лампы, направленной прямо в лицо.
— Рассказывай, Симонова, — с тяжелым вздохом потребовал он, — как с подельником план похищения денег продумывали.
Часть 9
Конечности онемели по щелчку пальцев, а сама я будто начала проваливаться куда-то в бездну.
— Что вы такое говорите? — с отчаяньем прошептала, с трудом глотая кислород.
— А я больше ничего говорить не буду, Сонечка, — теперь мое имя из уст босса звучало, как матерное слово. Стало мерзко, больно, неприятно. Отряхнувшись, с трудом сдержала рвущиеся наружу слезы. Пока я справлялась с собой, начальник с размаху раскрыл ноутбук, повернул его экраном ко мне. — Я лучше покажу.
Когда Астафьев нажал кнопку воспроизведения, я застыла. Кажется, мир вокруг замедлился. Это были камеры видеонаблюдения. Они в режиме «кино» показывали путь сумочки из кабинета Павла Григорьевича. Сперва та попала ко мне в руки...
— Вот тут самое интересное начинается, — тыкая пальцем в экран, мужчина едва его не раскрошил.
Мне стало стыдно, потому что мое поведение на экране было далеко от профессионального. Босс вручил сумку, и я отправилась вниз, чтобы отвезти ее к месту назначения. Но там меня поджидал Димочка, решивший устроить сюрприз. Хотел принести кофе на обед.
«Плохо выглядишь, — помнила я каждое последнее слово из уст Димы, читала по губам. — Пойдем-ка ты лучше часик в кофейне посидишь, а я пока сам все сделаю, а?».
Дима часто проявлял ко мне заботу, я улыбнулась ему с благодарностью. Без задней мысли отдала ему миллион долларов, как потом выяснилось, а сама отправилась в здание через дорогу, где спокойно себе отдыхала.
— А теперь я тебе расскажу, что я вижу, — захлопнув экран, Астафьев казался мне чернее тучи и опаснее грома. Его сжатые губы и вытянутое лицо не предвещали для меня ничего хорошего. — Ты сразу заглянула в сумку и поняла, что там деньги. Подозвала своего подельника к зданию компании, отдала ему миллион, а сама, для отвода глаз, отправилась «пересидеть» в укромное место, часок.
— Я не… — сорвалось с губ, но я тут же осеклась. Поверит ли мне босс, когда все зашло так далеко? Стало дурно. Кто-то словно выкачал весь кислород в комнате.
— А теперь, — резкий удар по столу, и я едва ли не потеряла сознание от страха, — твой «Димочка» спокойно себе сидит в Мексике и ждет свою Сонечку. Мол, к тебе-то никаких претензий. У тебя руки чистенькие. Тебя не за что посадить. Вы так думали? Серьезно?
Во рту пересохло, в горле застрял ком. Сжав шею дрожащей похолодевшей ладонью, нервно уточнила:
— Какая еще Мексика? Вы о чем?
Астафьев расхохотался. Но это был тот самый смех, после которого хотелось выпрыгнуть из окна. Холодный, пугающе надменный и не предвещающий ничего хорошего.
— Не надо тут ломать комедию. Сама небось план этот придумала, — хриплый бас проникал под кожу, мой позвоночник дрожал. Я ощущала себя, как животное в ловушке. Та самая маленькая белочка, которой огромный сильный волк решил перекусить в качестве аперитива. Закатив глаза, Астафьев окончательно добил:
