— Как говорится, яблоко от яблони…
Это было больно. Очень.
Отца я любила, сильно. То, что он оказался вором в законе — оставило огромную глубокую рану на сердце. Я носила этот жуткий секрет в себе и никому не могла рассказать! Никому!
— Грубо вы. — холодно и мертво прозвучало из моих едва открывающихся губ. Закрыв глаза, мечтала оказаться в другом месте.
— ГРУБО Я?! Я?? — вскочив на ноги, Павел Григорьевич заорал, как полоумный. Его сильные, мощные кулаки упирались в стол, как две скалы. Красные, налившиеся кровью. На них набухли вены, а пальцы слышно похрустывали. Мужчина тяжело дышал, рассматривал меня с ног до головы снова и снова. Пока вдруг не прищурился, с омерзением не прошептав: — Теперь я понимаю, откуда все это… Ты же натренированная входить в доверие к таким идиотам, как я и мой батя!
Вот тут-то я в конец опешила, уставившись на босса распахнутыми и удивленными глазами:
— Что, простите?
Пощелкав пальцами в воздухе, он выпалил:
— Тебя небось отец с детства учил, как мужикам нравиться. Вся такая милая, сексуальная, умная с томным голосочком… Я-то думал, что за женщина — идеал! А ты просто опытная мошенница! — ткнув пальцев в мои голые щиколотки, Астафьев в конец сбрендил. — Навыки соблазнения у тебя, что надо. Работает, Сонечка. Радуйся. Член у меня на тебя постоянно стоит.
Против воли взгляд опустился вниз, на ширинку босса. Было сложно понять, соответствуют ли его слова действительности, ведь все, что я видела: бело-красные круги.
— Великолепно, Сонечка! — хлопнула в ладоши я, обращаясь к себе же самой, — Ты попала в дурдом. Вот тебе и благодарность за упорные годы труда…
— «Упорные годы труда»?! — на вздохе возмущенно ахнул начальник. А потом и вовсе с рыком отшвырнул ноутбук к стеклянному стеллажу. Погром стоял страшный! Только вот он меня не впечатлил. Я еще не отошла от свинского отношения и кучи гадостей. Решив, видимо, завладеть моим вниманием полностью, Астафьев обошел стол и навис надо мной коршуном. — В чем именно ты трудилась, Сонечка? В соблазнении?
Спорить с человеком на взводе было бессмысленно. Более того, я находилась в чужом доме и все факты на первый взгляд казались явно против меня. Так что глядя мимо босса в окно, я произнесла лишь одного слово:
— Нет.
— Но ты не хотела, как другие, просто потрахаться, нет… — продолжал увлекательный разговор с умным человеком Павел Григорьевич. То бишь, сам с собой. — Ты все пыталась сделать, чтобы я тебе доверял и с ума сходил от твоих стройных ножек.
Тяжело вздохнув, я прикрыла лицо рукой и покачала головой:
— Господин Астафьев, вам пора остановиться. Потом будете жалеть о сказанном.
— Это тебе пора остановиться, госпожа Симонова! — внезапно босс сжал мои скулы и поднял лицо вверх. Так, чтобы я смотрела только в полные ярости глаза начальника и никуда больше. — И это ты будешь жалеть, если немедленно не свяжешься с «Димочкой» и не вернешь мои деньги!
От Астафьева исходила не просто энергетика злого и немного выпившего человека. Что-то еще явно бросалось во внимание… Оценив, как изредка его зоркий взгляд скользит по оголенным участкам моего тела, стало очевидно: «Черт, да этот придурок просто меня хочет!».
— Дима был хорошим парнем. Ответственным, добрым и внимательным, — разведя руками, я обратила внимание, как тяжело далось дыхание боссу, стоило мне облизнуть сухие на нервной почве губы. — Он знал, что я трое суток выполняла бесконечный список задач, поставленный вами внезапно с пометкой: «Бегом!». Именно поэтому и пришел ко мне, проведать. Ведь ночевала я над рабочим столом, в обнимку с отчетами и накладными.
— Бедняга, — прошипел он сквозь зубы, — пожалеть тебя что ли? Совсем охренела?
— Видимо, — несмотря ни на что, продолжила я, — Дима сумочку все же распахнул. И выбрал не меня... Говорите, он в Мексике сейчас? Так вот меня туда никто не звал.
— Даже сейчас, — нагнувшись ближе к моему лицу, начальник заговорил низко и путанно. Все, что я чувствовала в тот момент: его хмельное дыхание. Кажется, кое-кто не просто стаканчик опрокинул, а пол бутылочки точно, — ты не перестаешь это делать, Сонечка! Что ты за человек такой?
Поморщившись от четкого и пробирающего до костей амбре, я окончательно запуталась в логической цепочке начальника:
— О чем вы сейчас?
— Ну, вот все эти твои чары… — неопределённо взмахнув рукой, словно волшебной палочкой, он приземлил ее прямо мне на коленку. От неожиданности я пискнула и едва не вскочила на ноги. Правда, закончить это действие мне никто не дал, толкнув обратно на место. — Сидишь тут вся такая: сексуальная, красивая, полуголая и, типа, недоступная. Но, мы-то оба знаем, что это не так.
— Для вас, Павел Григорьевич, — ехидно улыбнулась я, скидывая его ладонь с колена. Но этот умник не остановился и положил ее повыше, прямо на бедро. Сжимая пальцы, он буквально комкал ткань и оголял все больше и больше кожи, — я теперь всегда недоступна буду.
— Да что ты такое говоришь, золотце мое! — его лицо «упало» мне на шею. Глубокое дыхание мужчины отразилось на мне ожидаемыми мурашками. Именно по ним провел Астафьев кончиком языка, прежде чем продолжить свои умозаключения. — Именно поэтому ты всегда мне глазки строила?
— Да у меня глаз дергался от переизбытка работы! — не выдержав и ошарашенно воскликнув, я ладонью оттолкнула от себя мужчину.
— Ночами у моего кабинета сидела, словно чего-то выжидая! — продолжал свои гениальные аргументы тот, не унимаясь. Теперь его нос зарылся в мои волосы, пока пятерней он накручивал кудряшки на пальцы.
— Вы мне спать не давали, заваливая работой! — получил он тут же контраргумент.
— Всегда такая накрашенная, с причесочкой… — ехидничал он, все выше и выше пробираясь ладонью по моему бедру.
— Да я синяки замазывала, чтобы людей на улице не пугать. — покачав удивленно головой, я вспомнила свои пучки на скорую руку и хохотнула. — Уж простите, что волосы иногда мою. Наверное, в вашем окружении это редкость?
— В юбочках вечно своих, блузочках, — с мечтательным вдохом, Астафьев жадно сжал мое бедро, явно представляя на его месте другую часть моего тела. — Явно ведь хотела, чтобы я все твои прелести разглядел.
— А ничего, что в офисе действует дресс-код? У меня прямо в трудовом договоре есть четкий перечень того, что я могу носить на работу, а что — нет, — попыталась оторвать от себя ладонь босса — не смогла. Держал он крепко и явно плохо отвечал за свои действия. Напор бульдозера ручному миксеру не побороть. — Простите, что в спортивках не хожу. Мое упущение!
— Это ладно, допустим, — без капли согласия отмахнулся мужчина, слава богу отстраняясь. Но лишь для того, чтобы заглянуть своими расширенными пьяными глазами в мои трезвые, как стеклышко. — Мы оба знаем, какая ты услужливая всегда была. Добрая, покладистая. Все, что тебе не прикажу, все делаешь. В срок, ек макарек! И никогда… Никогда! Сонечка, не жалуешься! Это что по-твоему?
— Это, Павел Григорьевич, — развела руками я, почувствовав, как снова начал дергаться глаз, — и есть высокооплачиваемая работа и полное выполнение обязанностей!
Видимо, по старинке мой нервный тик Астафьев понял, как сигнал: «Сейчас или никогда!». Словно в замедленной сьемке я видела, как его взгляд опускается мне на губы. Как краснеет лицо, как дергаются желваки, и пульсируют вены на висках.
— Не надо! — пропищала я в пол голоса.
— Сама напросилась, Симонова! — пригрозил он мне, словно это самое жуткое наказание.
И поцеловал.
Никогда не думала, что такое возможно в реальной жизни… То есть, читала подобное в книгах, видела в фильмах, где впечатлительная героиня забывала дышать во время поцелуя, теряла счет времени, таяла и дрожала… Совершенно того не желая!
Это случилось и со мной. Вот так вот… Далекое Голливудское кино перенеслось в кабинет Астафьева.
«Да он не промах!», — пронеслось где-то на затворках разума. Босс, оказывается, умел охренительно целоваться. В тот момент я отчасти поняла всех тех барышень, что сдавались без боя перед этим бабником.
Его язык был мягким и нежным, но в то же самое время жестким и стремительным. Воевал с моим, сражался на смерть. Помечал свою территорию, «сглаживал» конфликт… Павел Григорьевич целовал меня так, словно от этого зависели наши с ним жизни: жадно, горячо, эмоционально.
В тот момент, когда он задыхался от желания, крепко сжимая мои щеки и мягко покусывая припухшие губы, я ощущала себя центром его вселенной. Будто нет ничего важнее меня.
Именно так и посмотрели на меня его серые глаза спустя целую вечность: пьяно, влюбленно, в чем-то помешано. Было полное чувство, словно я свела с ума крутого умного и красивого мужчину!
— Сонь, — его голос был сладким медом, который льют тебе в уши и… Все другие щели, до состояния захлебывания! Мягко поглаживая мою щеку, Астафьев нежно и бархатно хрипел, — девочка моя, хватит сопротивляться. Перестань, тебе ведь хорошо, правда?
«Он прав, — та часть меня, что поддалась, активно поддакивала боссу, — тебе хорошо. Чего сопротивляешься, отворачиваешься? Дима тебя бросил, подставил… Ты ему больше ничем не обязана!».
— Зачем все это, — не унимался Астафьев, — нам ведь обоим хорошо. Я тебя не обижу, обещаю!
И все же, несмотря на мурашки в желудке и ватную голову, что-то внутри меня не позволяло сдаться. Он целовал меня, где придется. Гладил, шептал пошлости на ухо. Его ставший каменным пах буквально вдавливался в колено, пока начальник отчаянно пытался задрать свою же рубашку на мне. Я не давала, не могла.
— Сонечка… — Астафьев задыхался, когда его губы спускались вниз по шее к груди.
Незнакомая ранее прелюдия подействовала. Низ живота стянуло до боли. Откинув голову назад, я зашипела от неожиданности и остроты ощущений. Руки мои обмякли, перестали сдерживать босса. В этот момент он одним движением разорвал две верхние пуговицы рубахи и коснулся губами груди. Благо, лиф я надеть не забыла.
— Прекратите, — попыталась остановить происходящее, но тут же покрылась румянцем. Мой томный полустон-полухрип звучал больше как набивание цены.
— Тебе понравится. Очень… — мягкие губы двигались вниз неумолимо, а ловкие руки оставили в покое бедра и неощутимо расстегнули на спине лиф. Клянусь, я даже моргнуть не успела, только после понимая, что его пальцы уже выкручивают мне сосок. «Прекрасный из вас карманник, Астафьев!», — только и подумала я, когда он вдруг поднял на меня полный безумия взгляд:
— Сонечка, ты просто…
— Вам не… — прочистив горло, я попыталась звучать звонко, громко, жестко. Но тут же забыла, о чем вообще речь, когда Павел Григорьевич быстро «заткнул» мне рот. Точнее, засосал сосок. Глубоко, почти до боли. Его зубы сминали напряженную кожу, покусывали, зализывали. Судорожно пытаясь вспомнить, про что шел разговор, я измученно тряхнула головой, ударяясь ею об мягкую обивку:
— Я хотела…
— Потом… Все потом… — приказал он мне мягко, но жестко. Уж не знаю, как это у него выходило. Но было в его тембре что-то повелительное, но в то же самое время интимно-сексуальное. Снова припадая к груди, он усилил напор. Свободная рука проникла прямо под рубахой ко второму соску, быстро и уверенно играя на нем, словно на музыкальном инструменте.
— Павел Григорьевич, — воскликнула я, пытаясь призвать мужчину к благоразумию. Только вот фраза закончилась звонким пронзительным стоном, несдержанным и громким. Он эхом разлился по комнате, пробирая меня саму.
«Кто бы мог подумать, что стон может не сдержаться? — удивилась я про себя. — С Димой приходилось наоборот, выдавливать из себя что-то в постели, чтобы он не обижался».
Не то чтобы у нас все было плохо, просто… Обычно. Наверное, как у всех. Дима особо инициативы не проявлял, а я постоянно уставшая. Самое сексуальное, что между нами случалось — сон в обнимку.
Павел Григорьевич был другой. Он умел разжигать тебя, как пламя. Рядом с ним девушка ощущала себя самым дорогим созданием на свете. А он играл на этом, пользовался своим даром убеждения.
— Уверен, — вдруг отстранившись, Астафьев злобно рассмеялся, — твой «Димочка» никогда с тобой такого не делал!
Я уже почти сдалась к тому моменту, позволяя ему практически залезть к себе в трусики. Другой тон мужчины привел в чувство на половину. Нахмурившись, я будто только проснулась, в недоумении проморгавшись:
— Что-что?
— То, Сонечка, — поднявшись на ноги, Астафьев сжал мои колени и потянул их на себя. Так, чтобы моя пятая точка свисала. Затем мужчина вклинился между ног, спокойно расстегивая брюки. — Сейчас у тебя будет лучший трах в твоей жизни. Уверен, ни один из твоих парней тебя так не имел, как я сейчас буду.
«Получается, — зашипела от злости я, — мне несказанно повезло?!».
Вот на этом моменте я проснулась окончательно и бесповоротно. Стало стыдно за свое поведение. Что я, как одна из стада, готова была прыгнуть на член босса! Мерзко стало до потери сознания от себя и своей беспечности. А ведь Дима был моим первым и, как я наивно полагала, последним.
Но так просто сдаваться я не собиралась, а дождалась, пока Астафьев снимет боксеры. Не удивительно, что его член был огромный и толстый. Гроза женского порно. Таким только сексом заниматься, зачем ему вообще компания? Сто процентов и зуб в придачу, что Павла Григорьевича ждала бы в эротическом направлении великолепная карьера.
— Ого, — присвистнула я.
— Ага, — поиграл бровями мужчина, который начал резко бесить до потери пульса. — Сейчас это будет в тебе, моя девочка.
Когда пальцы босса коснулись моих трусиков, я поняла, что пора действовать. Резко прогнувшись вперед, я дезориентировала мужчину. Никакой инициативы от меня никто явно не ожидал.
— Сдалась наконец, — дьявольски улыбнулся тот, как Чеширский кот, — умница моя, не пожалеешь.
Только вот внутри маленькой и слабой на вид Сони проснулся демон. Злой и кровожадный. Именно он, не я, накрыл член мужчины ладонью. Погладил, поскользил пальчиками… Так, чтобы босс расслабился и довольно замычал. А потом, когда тот окончательно потерял бдительность, я сжала его достоинство так, что еще чуть-чуть усилий и оно останется у меня в ладони.
— ТЫ С УМА СОШЛА?! — заорал он, как бешенный. Два испуганных глаза таращились на меня в панике, пока пот стекал по вискам.
— Я тут вспомнила, почему мне совесть не позволяет с вами спать, Павел Григорьевич. Каким бы мастером соблазнения вы не были! — ехидно процедила сквозь зубы. — Помните Людочку из отдела маркетинга? Которую вы каждый день к себе вечером на «важное совещание» в кабинет звали? А я в это время, между прочим, за стенкой работать пыталась! — Астафьев нервно закивал, испуганно поглядывая вниз. А там его достоинство, до сих пор стоящее колом, уже темнело. — Помните, как в один прекрасный день ее муж приходил ко мне и спрашивал, не изменяет ли ему жена с вами? Вы меня заставили под угрозой увольнения ему соврать. Он поверил. Потом эта ваша Людочка наняла шлюху, которая чем-то накачала ее мужа, переспала с ним на камеру и все: имущество при разводе жене.
— И что?! — казалось, босс искренне не понимал, как эта Люда связанна с его членом и возможной кастрацией.
— А то! — в сердцах воскликнула я, продолжая сжимать то самое место мужчины. — Из-за меня и вас мужчина остался без гроша. Мы его буквально оставили без чести и имущества! А эта Людочка живет прекрасно, припеваючи.
Это было больно. Очень.
Отца я любила, сильно. То, что он оказался вором в законе — оставило огромную глубокую рану на сердце. Я носила этот жуткий секрет в себе и никому не могла рассказать! Никому!
— Грубо вы. — холодно и мертво прозвучало из моих едва открывающихся губ. Закрыв глаза, мечтала оказаться в другом месте.
— ГРУБО Я?! Я?? — вскочив на ноги, Павел Григорьевич заорал, как полоумный. Его сильные, мощные кулаки упирались в стол, как две скалы. Красные, налившиеся кровью. На них набухли вены, а пальцы слышно похрустывали. Мужчина тяжело дышал, рассматривал меня с ног до головы снова и снова. Пока вдруг не прищурился, с омерзением не прошептав: — Теперь я понимаю, откуда все это… Ты же натренированная входить в доверие к таким идиотам, как я и мой батя!
Вот тут-то я в конец опешила, уставившись на босса распахнутыми и удивленными глазами:
— Что, простите?
Пощелкав пальцами в воздухе, он выпалил:
— Тебя небось отец с детства учил, как мужикам нравиться. Вся такая милая, сексуальная, умная с томным голосочком… Я-то думал, что за женщина — идеал! А ты просто опытная мошенница! — ткнув пальцев в мои голые щиколотки, Астафьев в конец сбрендил. — Навыки соблазнения у тебя, что надо. Работает, Сонечка. Радуйся. Член у меня на тебя постоянно стоит.
Против воли взгляд опустился вниз, на ширинку босса. Было сложно понять, соответствуют ли его слова действительности, ведь все, что я видела: бело-красные круги.
— Великолепно, Сонечка! — хлопнула в ладоши я, обращаясь к себе же самой, — Ты попала в дурдом. Вот тебе и благодарность за упорные годы труда…
— «Упорные годы труда»?! — на вздохе возмущенно ахнул начальник. А потом и вовсе с рыком отшвырнул ноутбук к стеклянному стеллажу. Погром стоял страшный! Только вот он меня не впечатлил. Я еще не отошла от свинского отношения и кучи гадостей. Решив, видимо, завладеть моим вниманием полностью, Астафьев обошел стол и навис надо мной коршуном. — В чем именно ты трудилась, Сонечка? В соблазнении?
Спорить с человеком на взводе было бессмысленно. Более того, я находилась в чужом доме и все факты на первый взгляд казались явно против меня. Так что глядя мимо босса в окно, я произнесла лишь одного слово:
— Нет.
— Но ты не хотела, как другие, просто потрахаться, нет… — продолжал увлекательный разговор с умным человеком Павел Григорьевич. То бишь, сам с собой. — Ты все пыталась сделать, чтобы я тебе доверял и с ума сходил от твоих стройных ножек.
Тяжело вздохнув, я прикрыла лицо рукой и покачала головой:
— Господин Астафьев, вам пора остановиться. Потом будете жалеть о сказанном.
— Это тебе пора остановиться, госпожа Симонова! — внезапно босс сжал мои скулы и поднял лицо вверх. Так, чтобы я смотрела только в полные ярости глаза начальника и никуда больше. — И это ты будешь жалеть, если немедленно не свяжешься с «Димочкой» и не вернешь мои деньги!
От Астафьева исходила не просто энергетика злого и немного выпившего человека. Что-то еще явно бросалось во внимание… Оценив, как изредка его зоркий взгляд скользит по оголенным участкам моего тела, стало очевидно: «Черт, да этот придурок просто меня хочет!».
— Дима был хорошим парнем. Ответственным, добрым и внимательным, — разведя руками, я обратила внимание, как тяжело далось дыхание боссу, стоило мне облизнуть сухие на нервной почве губы. — Он знал, что я трое суток выполняла бесконечный список задач, поставленный вами внезапно с пометкой: «Бегом!». Именно поэтому и пришел ко мне, проведать. Ведь ночевала я над рабочим столом, в обнимку с отчетами и накладными.
— Бедняга, — прошипел он сквозь зубы, — пожалеть тебя что ли? Совсем охренела?
— Видимо, — несмотря ни на что, продолжила я, — Дима сумочку все же распахнул. И выбрал не меня... Говорите, он в Мексике сейчас? Так вот меня туда никто не звал.
— Даже сейчас, — нагнувшись ближе к моему лицу, начальник заговорил низко и путанно. Все, что я чувствовала в тот момент: его хмельное дыхание. Кажется, кое-кто не просто стаканчик опрокинул, а пол бутылочки точно, — ты не перестаешь это делать, Сонечка! Что ты за человек такой?
Поморщившись от четкого и пробирающего до костей амбре, я окончательно запуталась в логической цепочке начальника:
— О чем вы сейчас?
— Ну, вот все эти твои чары… — неопределённо взмахнув рукой, словно волшебной палочкой, он приземлил ее прямо мне на коленку. От неожиданности я пискнула и едва не вскочила на ноги. Правда, закончить это действие мне никто не дал, толкнув обратно на место. — Сидишь тут вся такая: сексуальная, красивая, полуголая и, типа, недоступная. Но, мы-то оба знаем, что это не так.
— Для вас, Павел Григорьевич, — ехидно улыбнулась я, скидывая его ладонь с колена. Но этот умник не остановился и положил ее повыше, прямо на бедро. Сжимая пальцы, он буквально комкал ткань и оголял все больше и больше кожи, — я теперь всегда недоступна буду.
— Да что ты такое говоришь, золотце мое! — его лицо «упало» мне на шею. Глубокое дыхание мужчины отразилось на мне ожидаемыми мурашками. Именно по ним провел Астафьев кончиком языка, прежде чем продолжить свои умозаключения. — Именно поэтому ты всегда мне глазки строила?
— Да у меня глаз дергался от переизбытка работы! — не выдержав и ошарашенно воскликнув, я ладонью оттолкнула от себя мужчину.
— Ночами у моего кабинета сидела, словно чего-то выжидая! — продолжал свои гениальные аргументы тот, не унимаясь. Теперь его нос зарылся в мои волосы, пока пятерней он накручивал кудряшки на пальцы.
— Вы мне спать не давали, заваливая работой! — получил он тут же контраргумент.
— Всегда такая накрашенная, с причесочкой… — ехидничал он, все выше и выше пробираясь ладонью по моему бедру.
— Да я синяки замазывала, чтобы людей на улице не пугать. — покачав удивленно головой, я вспомнила свои пучки на скорую руку и хохотнула. — Уж простите, что волосы иногда мою. Наверное, в вашем окружении это редкость?
— В юбочках вечно своих, блузочках, — с мечтательным вдохом, Астафьев жадно сжал мое бедро, явно представляя на его месте другую часть моего тела. — Явно ведь хотела, чтобы я все твои прелести разглядел.
— А ничего, что в офисе действует дресс-код? У меня прямо в трудовом договоре есть четкий перечень того, что я могу носить на работу, а что — нет, — попыталась оторвать от себя ладонь босса — не смогла. Держал он крепко и явно плохо отвечал за свои действия. Напор бульдозера ручному миксеру не побороть. — Простите, что в спортивках не хожу. Мое упущение!
— Это ладно, допустим, — без капли согласия отмахнулся мужчина, слава богу отстраняясь. Но лишь для того, чтобы заглянуть своими расширенными пьяными глазами в мои трезвые, как стеклышко. — Мы оба знаем, какая ты услужливая всегда была. Добрая, покладистая. Все, что тебе не прикажу, все делаешь. В срок, ек макарек! И никогда… Никогда! Сонечка, не жалуешься! Это что по-твоему?
— Это, Павел Григорьевич, — развела руками я, почувствовав, как снова начал дергаться глаз, — и есть высокооплачиваемая работа и полное выполнение обязанностей!
Видимо, по старинке мой нервный тик Астафьев понял, как сигнал: «Сейчас или никогда!». Словно в замедленной сьемке я видела, как его взгляд опускается мне на губы. Как краснеет лицо, как дергаются желваки, и пульсируют вены на висках.
— Не надо! — пропищала я в пол голоса.
— Сама напросилась, Симонова! — пригрозил он мне, словно это самое жуткое наказание.
И поцеловал.
Часть 10
Никогда не думала, что такое возможно в реальной жизни… То есть, читала подобное в книгах, видела в фильмах, где впечатлительная героиня забывала дышать во время поцелуя, теряла счет времени, таяла и дрожала… Совершенно того не желая!
Это случилось и со мной. Вот так вот… Далекое Голливудское кино перенеслось в кабинет Астафьева.
«Да он не промах!», — пронеслось где-то на затворках разума. Босс, оказывается, умел охренительно целоваться. В тот момент я отчасти поняла всех тех барышень, что сдавались без боя перед этим бабником.
Его язык был мягким и нежным, но в то же самое время жестким и стремительным. Воевал с моим, сражался на смерть. Помечал свою территорию, «сглаживал» конфликт… Павел Григорьевич целовал меня так, словно от этого зависели наши с ним жизни: жадно, горячо, эмоционально.
В тот момент, когда он задыхался от желания, крепко сжимая мои щеки и мягко покусывая припухшие губы, я ощущала себя центром его вселенной. Будто нет ничего важнее меня.
Именно так и посмотрели на меня его серые глаза спустя целую вечность: пьяно, влюбленно, в чем-то помешано. Было полное чувство, словно я свела с ума крутого умного и красивого мужчину!
— Сонь, — его голос был сладким медом, который льют тебе в уши и… Все другие щели, до состояния захлебывания! Мягко поглаживая мою щеку, Астафьев нежно и бархатно хрипел, — девочка моя, хватит сопротивляться. Перестань, тебе ведь хорошо, правда?
«Он прав, — та часть меня, что поддалась, активно поддакивала боссу, — тебе хорошо. Чего сопротивляешься, отворачиваешься? Дима тебя бросил, подставил… Ты ему больше ничем не обязана!».
— Зачем все это, — не унимался Астафьев, — нам ведь обоим хорошо. Я тебя не обижу, обещаю!
И все же, несмотря на мурашки в желудке и ватную голову, что-то внутри меня не позволяло сдаться. Он целовал меня, где придется. Гладил, шептал пошлости на ухо. Его ставший каменным пах буквально вдавливался в колено, пока начальник отчаянно пытался задрать свою же рубашку на мне. Я не давала, не могла.
— Сонечка… — Астафьев задыхался, когда его губы спускались вниз по шее к груди.
Незнакомая ранее прелюдия подействовала. Низ живота стянуло до боли. Откинув голову назад, я зашипела от неожиданности и остроты ощущений. Руки мои обмякли, перестали сдерживать босса. В этот момент он одним движением разорвал две верхние пуговицы рубахи и коснулся губами груди. Благо, лиф я надеть не забыла.
— Прекратите, — попыталась остановить происходящее, но тут же покрылась румянцем. Мой томный полустон-полухрип звучал больше как набивание цены.
— Тебе понравится. Очень… — мягкие губы двигались вниз неумолимо, а ловкие руки оставили в покое бедра и неощутимо расстегнули на спине лиф. Клянусь, я даже моргнуть не успела, только после понимая, что его пальцы уже выкручивают мне сосок. «Прекрасный из вас карманник, Астафьев!», — только и подумала я, когда он вдруг поднял на меня полный безумия взгляд:
— Сонечка, ты просто…
— Вам не… — прочистив горло, я попыталась звучать звонко, громко, жестко. Но тут же забыла, о чем вообще речь, когда Павел Григорьевич быстро «заткнул» мне рот. Точнее, засосал сосок. Глубоко, почти до боли. Его зубы сминали напряженную кожу, покусывали, зализывали. Судорожно пытаясь вспомнить, про что шел разговор, я измученно тряхнула головой, ударяясь ею об мягкую обивку:
— Я хотела…
— Потом… Все потом… — приказал он мне мягко, но жестко. Уж не знаю, как это у него выходило. Но было в его тембре что-то повелительное, но в то же самое время интимно-сексуальное. Снова припадая к груди, он усилил напор. Свободная рука проникла прямо под рубахой ко второму соску, быстро и уверенно играя на нем, словно на музыкальном инструменте.
— Павел Григорьевич, — воскликнула я, пытаясь призвать мужчину к благоразумию. Только вот фраза закончилась звонким пронзительным стоном, несдержанным и громким. Он эхом разлился по комнате, пробирая меня саму.
«Кто бы мог подумать, что стон может не сдержаться? — удивилась я про себя. — С Димой приходилось наоборот, выдавливать из себя что-то в постели, чтобы он не обижался».
Не то чтобы у нас все было плохо, просто… Обычно. Наверное, как у всех. Дима особо инициативы не проявлял, а я постоянно уставшая. Самое сексуальное, что между нами случалось — сон в обнимку.
Павел Григорьевич был другой. Он умел разжигать тебя, как пламя. Рядом с ним девушка ощущала себя самым дорогим созданием на свете. А он играл на этом, пользовался своим даром убеждения.
— Уверен, — вдруг отстранившись, Астафьев злобно рассмеялся, — твой «Димочка» никогда с тобой такого не делал!
Я уже почти сдалась к тому моменту, позволяя ему практически залезть к себе в трусики. Другой тон мужчины привел в чувство на половину. Нахмурившись, я будто только проснулась, в недоумении проморгавшись:
— Что-что?
— То, Сонечка, — поднявшись на ноги, Астафьев сжал мои колени и потянул их на себя. Так, чтобы моя пятая точка свисала. Затем мужчина вклинился между ног, спокойно расстегивая брюки. — Сейчас у тебя будет лучший трах в твоей жизни. Уверен, ни один из твоих парней тебя так не имел, как я сейчас буду.
«Получается, — зашипела от злости я, — мне несказанно повезло?!».
Вот на этом моменте я проснулась окончательно и бесповоротно. Стало стыдно за свое поведение. Что я, как одна из стада, готова была прыгнуть на член босса! Мерзко стало до потери сознания от себя и своей беспечности. А ведь Дима был моим первым и, как я наивно полагала, последним.
Но так просто сдаваться я не собиралась, а дождалась, пока Астафьев снимет боксеры. Не удивительно, что его член был огромный и толстый. Гроза женского порно. Таким только сексом заниматься, зачем ему вообще компания? Сто процентов и зуб в придачу, что Павла Григорьевича ждала бы в эротическом направлении великолепная карьера.
— Ого, — присвистнула я.
— Ага, — поиграл бровями мужчина, который начал резко бесить до потери пульса. — Сейчас это будет в тебе, моя девочка.
Когда пальцы босса коснулись моих трусиков, я поняла, что пора действовать. Резко прогнувшись вперед, я дезориентировала мужчину. Никакой инициативы от меня никто явно не ожидал.
— Сдалась наконец, — дьявольски улыбнулся тот, как Чеширский кот, — умница моя, не пожалеешь.
Только вот внутри маленькой и слабой на вид Сони проснулся демон. Злой и кровожадный. Именно он, не я, накрыл член мужчины ладонью. Погладил, поскользил пальчиками… Так, чтобы босс расслабился и довольно замычал. А потом, когда тот окончательно потерял бдительность, я сжала его достоинство так, что еще чуть-чуть усилий и оно останется у меня в ладони.
— ТЫ С УМА СОШЛА?! — заорал он, как бешенный. Два испуганных глаза таращились на меня в панике, пока пот стекал по вискам.
— Я тут вспомнила, почему мне совесть не позволяет с вами спать, Павел Григорьевич. Каким бы мастером соблазнения вы не были! — ехидно процедила сквозь зубы. — Помните Людочку из отдела маркетинга? Которую вы каждый день к себе вечером на «важное совещание» в кабинет звали? А я в это время, между прочим, за стенкой работать пыталась! — Астафьев нервно закивал, испуганно поглядывая вниз. А там его достоинство, до сих пор стоящее колом, уже темнело. — Помните, как в один прекрасный день ее муж приходил ко мне и спрашивал, не изменяет ли ему жена с вами? Вы меня заставили под угрозой увольнения ему соврать. Он поверил. Потом эта ваша Людочка наняла шлюху, которая чем-то накачала ее мужа, переспала с ним на камеру и все: имущество при разводе жене.
— И что?! — казалось, босс искренне не понимал, как эта Люда связанна с его членом и возможной кастрацией.
— А то! — в сердцах воскликнула я, продолжая сжимать то самое место мужчины. — Из-за меня и вас мужчина остался без гроша. Мы его буквально оставили без чести и имущества! А эта Людочка живет прекрасно, припеваючи.
