- Да, андрофагов. За это тоже надо сказать спасибо Номеру Третьему. Она постоянно пичкала его местными легендами.
- И что, он на самом деле…
- Что? Нет конечно! Боже упаси. Людей он не ел. Кости в его логове – от всякой мелкой живности. Мы его держали на цепях в клетке из-за агрессивности. Иначе бы никаких кошек и собак в окрестностях не осталось.
Садовский вдруг перескочил через низкое ограждение и оказался на площадке
- Пойдем? Посмотришь на него вблизи.
- Я, что, похож на самоубийцу? – хмуро спросил Иван.
- Не бойся. Сейчас он безобиден, - Садовский вынул из кармана собачий свисток.
Они осторожно обошли мортуса стороной, так, чтобы не показываться в поле его зрения внезапно. И все равно он взревел и дернулся, когда их увидел.
Мортус был без маски, и Иван чуть не задохнулся от омерзения, когда увидел его изуродованное лицо.
- Спокойно, Андроп, спокойно, - тихо сказал Садовский. – Меня ты знаешь. Мы друзья.
- Маленького человечка Андроп тоже знает, - сказал мортус, глядя на Ивана. – Маленький человечек – добыча. Он убегал. Андроп догонял. Игра.
- Да, - сказал профессор. – Игра. А хочешь еще поиграть?
- Снова бегать за маленьким человечком?
- Нет. Теперь надо будет бегать за большим человечком. Влиятельным. Тем, кто построил это место. Ты же помнишь, что там было? – Садовский кивнул на завал.
Мортус зарычал.
- Боль. Ненависть.
- Да. Тебя изуродовали, тебя сломали. Ты перестал быть собой, Андроп. Что ты хочешь сделать с человечком, который во всем этом виноват?
Мортус снова взревел, но быстро замолк и опустил голову.
- Ничего.
Он по-собачьи заскулил.
Садовский опешил.
- Почему?
- Андроп обещал Наташе. Наташа встала на колени и умоляла Андропа больше не убивать. Андроп обещал.
- Не надо никого убивать, - встрял Иван. – Надо только поймать. Ты недавно уже ловил человека. Надо так же.
- Да, - кивнул мортус. – Ловил. Человек. Женщина. Не шлюха, а следователь. Шлюха раздвигает ноги. Следователь не раздвигает ноги.
- Гхм, - прокашлялся профессор, - не знаю, о чем ты. И лучше не будем вдаваться в подробности. Короче, надо поймать большого человечка и привести его к нам. Андроп сделает?
Мортус поколебался.
- Андроп сделает. Но больше ничего делать не будет.
- Конечно, - сказал Садовский. - Как скажешь.
Мортус медленно вытянулся во весь свой двухметровый рост.
- Где большой человечек?
- Погоди, Андроп. У большого человечка большая охрана.
- Андроп не боится охраны.
- Прекрасно. Но на всякий случай… Иван! Дай мне свой скальпель, - Садовский протянул руку.
- Это еще зачем? – хмуро поинтересовался Иван.
- Надо!
Садовский схватил скальпель и повернулся к мортусу.
- Ты же не боишься боли, Андроп?
- Андроп ничего не боится.
Взлетное поле аэродрома Стригино было совершенно пустым, и только рядом с первым терминалом стоял недавно прилетевший бизнес-джет «Гольфстрим», выкрашенный в сине-красные цвета.
Стоял он уже полчаса.
- Чего он ждет? – спросил Усманов. Он не любил терять время.
- Скоро узнаем, - сказал генерал и достал маленькую коробочку. – Витаминку хочешь?
- Нет, спасибо.
- Неправильный ответ, капитан. Витамины расслабляют, успокаивают. А тебе это сейчас надо. Вон, весь на нервах. Возьми.
Генерал протянул две горошины желтого цвета.
- Спасибо, не люблю витамины. В детстве переел.
- Капитан Усманов! Это приказ. Немедленно взять витаминки!
Усманов вздохнул и забросил горошины в рот.
- То-то же… О! Смотри. Еще один.
На посадку заходил остроносый белый «Эмбрайер».
- Вы мне так и не сказали, кого ждете, - сказал Усманов. – Или это не моего ума дело?
- Раз ты здесь, стало быть твоего. Мы ждем кураторов. Людей, финансирующих наши проекты. Сегодня они увидят, каких успехов мы с тобой добились.
- Кто они?
- Большие люди с большими деньгами. Фамилии ты их никогда не слышал. Они не из тех бизнесменов, которые светят морду лица в телевизоре.
- Я думал, ваши кураторы не с большими деньгами, а с большими московскими кабинетами.
Генерал рассмеялся.
- Одно другому не мешает. Всегда есть возможность подработать. У тебя она тоже будет… Смотри. Третий.
На взлетно-посадочную полосу опустился ярко-зеленый «Фалькон» с арабской вязью на хвосте и покатил к зданию аэропорта.
Четвертый бизнес-джет появился спустя три минуты.
Потом был пятый, шестой и, наконец седьмой.
Семь маленьких остроносых самолетов стояли в ряд рядом с первым терминалом.
- Ну вот, - сказал генерал и потер ладони. – Они все в сборе. Можешь гордиться, капитан. Нашу с тобой программу ведут целых семеро кураторов из разных стран мира. Обычно одного назначают.
- И что это значит?
- Что наша с тобой деятельность очень важна для мирового сообщества.
Усманов хотел было сказать, что присяга не имеет никакого отношения к мировому сообществу, и прямо спросить генерала, кому тот служит. Но промолчал.
Трапы опустились почти одновременно.
Сперва по ним сбежали секьюрити. Проверили окрестности, осмотрели ближайшие углы и двери.
Затем вышли люди в хороших костюмах, по три-четыре на каждый самолет. Наверно, это были юристы, советники и прочие топ-менеджеры, или кого там возят на своих самолетах миллиардеры.
И только потом появились кураторы. Разношерстная публика. Кто в костюме, кто в трениках, кто в шортах и майке. За каждым следовали секретари с личными помощниками. У троих это были длинноногие девицы с папочками в руках. Еще у двоих – молодые люди в очках и цветастых шарфиках. Шестого, пузатого дядечку в льняном костюме, сопровождала объемистая дама в летах, видно, опытная секретарша. Седьмым куратором был какой-то арабский шейх в белом бурнусе. За ним следовало существо непонятного пола, завернутое с головы до пят в серые тряпки. В руке у существа был объемистый портфель.
Кураторы встретились у первого самолета, оставив обслугу в стороне.
Перекинулись парой слов, не здороваясь.
Усманов даже издалека почувствовал, что кураторы друг друга недолюбливают.
- Ну что, - спросил генерал. – Готов к встрече с сильными мира сего?
Усманов хотел было сказать, что не готов, и вообще непонятно, что он здесь делает и зачем ему эти напыщенные денежные мешки. Но только кивнул в ответ.
В конце концов, раз уж встрял в тему, надо идти до конца.
Кураторы тем временем, закончили короткие переговоры и один за другим потянулись к терминалу, держась друг от друга на почтительном расстоянии.
Толпа обслуги двинулась следом.
До вечера Маша сидела в архиве интерната, разглядывая фотографии, личные дела выпускников и протоколы педсоветов. Все было бесполезно.
- Ну как, нашли что-нибудь? – заглянула в кабинет завуч.
Маша покачала головой.
- Ноль. Может у вас архивы неполные?
Завуч поджала губы.
- Обижаете. Лично за этим слежу. А что вы, собственно, ищете?
- Осенью 2010 было совершенно нападение на воспитанника детского дома, предположительно вашего. Его избила группа подростков. Здесь недалеко. Вот, ищу подробности этого происшествия.
Завуч всплеснула руками.
- Двадцать лет работаю, ни о чем подобном не слышала. Вас явно кто-то обманул. Никакие группы подростков на наших ребятишек не нападали. По одиночке, да, бывают конфликты. По двое, трое, но чтобы прямо группой… Сколько лет было этому вашему пацаненку?
- Пять.
Завуч посмотрела на нее укоризненно.
- Милочка. Это не мог быть наш воспитанник. У нас школа-интернат. Детей принимаем с семи лет.
Маша почувствовала себя круглой дурой.
- Простите. Но есть косвенные улики, связывающие его с вашим интернатом. Игрушки с клеймом вашей хозчасти. Ваш бывший работник Александр Ткачук, он был у вас ночным сторожем.
- А, беловолосый. Помню его. Пьянчуга еще тот. Мы его примерно тогда же и уволили.
- Вот. А за что? По протоколу за несоответствие занимаемой должности. Но что это значит? Что он натворил? Где подробности?
- Вот этого уже не помню. В запой может ушел… Хотя погодите! – завуч вскочила с места и ушла в другую комнату.
Вернулась спустя минуту с толстенной папкой в руках.
- Вспомнила. Вот откуда мог быть ваш пятилетний, - она бухнула папку на стол. – У нас тогда в соседнем доме частники работали. Недолго. Меньше года продержались. Устроили частный детский дом. Брали с трех лет. Ребятишек двадцать у них было. Мы им инвентарем помогали, в том числе игрушками. А этот Ткачук и у них сторожем подрабатывал. И как-то серьезно напортачил. Как не знаю. Знал только наш тогдашний директор, ему хозяин частников рассказал. Но он давно умер.
На обложке папки было красиво, с цветочками и узорами, нарисовано название – Частный детский дом «Берегиня». Маша перелистнула страницы.
Это был фотоальбом. Ни отчетов, ни протоколов, ни даже краткого рассказа.
- Вообще они хорошие были частники, - сказала завуч. – Тоже брали детишек с отклонениями в развитии. У них была даже какая-то своя методика по восстановлению функций мозга. И связи со специалистами.
Маша перевернула очередную страницу и застыла.
Это была групповая фотография. Два десятка разновозрастных детей стояли на асфальтированной площадке. На заднем плане виднелся покатый забетонированный холм и широкий темный провал входа, где стояли размытые фигуры в белых халатах.
Под фотографией была подпись от руки. «Группа воспитанников и учредитель детского дома «Берегиня» Родионов Г.С. рядом с медицинской лабораторией».
Глеб Родионов сидел на асфальте в окружении детей. Он уже мало походил на скинхеда, был в костюме и галстуке, но отпустить фермерскую бороду еще не успел.
«Медтех» за их спинами был открыт и работал.
- Да, - сказала Маша. – Вижу. Действительно. Связи со специалистами.
Было уже темно, когда Маша засунула фотоальбом в сумку, выбралась, наконец из архива и пошла искать ночного сторожа. «Петрович у нас старослужащий, сорок лет работает, - сказала ей напоследок завуч. - И Ткачука хорошо знал. Спросите его, вдруг Ткачук говорил ему, за что его выперли. Коллеги все-таки».
Петрович сидел в своей каморке, пил водку, закусывал помидорками и смотрел переносной телевизор. «Выходной у меня, барышня, - пояснил он. – Имею право. Сменщик трудится».
- Ткачук ничего мне не говорил, - сказал он и поднял вилку с помидоркой. – Но я знаю! Тогда об этом вся «Берегиня» гудела. Я ведь тоже там. Ну это. На полставки. Только вот знаете, что. Не хотелось бы вам про это рассказывать. Вы все-таки дама. Скажите начальству пусть мужика пришлют.
Он хлопнул очередной стопарик.
Маша почувствовала, что свирепеет.
- Я не дама, - холодно сказала она. – Я следователь.
- А, - Петрович крякнул, - Ну раз не дама, тогда конечно. Тогда слушайте. Пацан этот. О котором вы спрашиваете. Пятилетний. Только что появился. Дня два не прошло. Ну он и решил сбежать. К мамке. Хоть и пятилетний, а смышленый. Дождался ночи и сиганул. Да не по улицам, там бы его враз поймали. А вниз к реке, по зарослям. А Саша Белый… Это у Ткачука такое погонялово, из-за волос. Волосы у него белые.
- Я знаю, - сказала Маша. – Продолжайте.
- Да. Так вот. Саша Белый, он же не как я. Это я пью только по выходным и праздникам. А он круглосуточно тогда заливал. Вот и в ту ночь тоже. Упился. Но пацана заметил. И побежал за ним. Ну как побежал. Как в жопу пьяный бегает? Да еще по лесу. В общем, не догнал. А когда спустился к реке, то увидел. Там же пьяные наркоты, готы и все прочие постоянно тусовались, у реки-то. Вот они парнишку и поймали. Саша к ним, мол, так и так, отпустите пацана. А сам пьяный, ни лыка не вяжет. Те ему, на, отец, еще выпей. И дают бутылку. И Саша пропал. Сел и стал лакать. А те уроды пацана и увели. Получается, Саша продал его за бутылку водки.
Петрович грустно замолчал.
- И что было дальше? – спросила Маша.
- А то вы, дамочка, не догадываетесь. Затащили в заброшенный завод неподалеку. Сперва избили. Потом снасильничали.
Петрович хлопнул стопарик, не закусывая.
- Нашли его утром. Ходил по берегу и ревел. Вызвали ментов. Те – на экспертизу, все подтвердили, хотели ублюдков искать.
- Нашли?
- Какое там. Ублюдки оказались не простыми, а приезжими. Нарисовалась диаспора. Мол, так и так. Мы их уже сами наказали, отправили обратно в кишлаки навоз грузить. Типа, все равно не достанете. Ну, может и деньгами прибавили чуток. А ментам оно надо, очередной висяк к своему рапорту пришивать? Короче, даже дело открывать не стали. Директор «Берегини» одно время бегал, пороги обивал, потом и он плюнул. Отправил пацана к каким-то лекарям на реабилитацию. А Сашу выпер в тот же день. И нашему тогдашнему директору сказал о ситуации. Вот и потерял Саша в одночасье обе работы. Так-то.
- И что было потом с мальчиком?
- Понятия не имею. Говорю же, на реабилитацию отправили. К психиатрам или еще кому. А там через месяц и «Берегиня» эта закрылась. Наверно, в другой детский дом определили.
Маша достала фотоальбом, раскрыла и ткнула на фото Родионова.
- Это директор «Берегини»?
Петрович подслеповато вгляделся.
- Ну да. Вроде он.
- Что можете про него сказать?
- Мужик как мужик. Нормальный. Правда, у него бзик был на почве отклонений в развитии. Считал, что их лечить надо, всех, кто с отклонениями. Потому и детишек таких в свой детдом брал. И с врачами связался.
- Ясно. Последний вопрос. Можете показать мальчика на одной из этих фотографий?
Петрович почесал подбородок.
- Вряд ли. Я его и не видел почти. Да и времени сколько прошло. – Он перелистнул пару страниц, вглядываясь. Ткнул пальцем. – Кажется этот. Самый мелкий.
Снова групповое фото. Снято издалека, лица сложно разобрать.
Маша даже достала лупу.
Всмотрелась. И вскочила с места от удивления.
- Спасибо… э-э… Петрович. Вы очень помогли.
- Да пожалуйста. Может по стопарику? У меня шпроты есть.
Маша не ответила, схватила в охапку сумку и фотоальбом и выбежала из каморки.
Ввалилась в кабинет, бросила сумку на стол и принялась лихорадочно перелистывать бумаги.
- Ты чего бегаешь, как ошалелая?
Егорьев сидел на диване и закручивал карандашом усы.
- Нашла фото сына Воеводиной!
- Да ну! Поздравляю. И что это нам дает?
- Ты даже не представляешь. Кстати, где Усманов?
- С каким-то московским начальством зависает. Говорит, не скоро будет.
- Когда он нужен, его никогда нет… Вот оно!
Маша выудила из стопки распечатку фотографии.
- Кто это? – спросил Егорьев подходя ближе. – Еще один бедный ребенок?
- Да. Одна из жертв, чьи кости нашли в подземелье. А теперь сравни, - Маша раскрыла фотоальбом и ткнула пальцем в фотографию.
Воеводин всмотрелся.
- По-моему одно лицо.
- По-моему тоже. Но этого не может быть!
- Почему?
- Я виделась с его матерью, Ксенией Романовой, - она показала на распечатку. – Она совершенно не похожа на Ольгу Воеводину. Ничего общего. Та – яркая красавица с точеным личиком и миндалевидными глазами. А эта – серая мышь, пройдешь мимо – не заметишь.
- И что это значит?
- Понятия не имею. Где-то мы что-то упускаем. С другой стороны, мне не дают покоя аналогии. Свечки и фотографии на заброшенном заводе абсолютно точно напоминают свечки и фотографии в квартире Романовой. Будто один человек устраивал. Как такое может быть? Разве что… - Она схватила трубку. - Позвоню-ка я сутенеру.
- Оу, - поднял брови Егорьев. – У тебя есть сутенер? Неужели такая маленькая зарплата?
- И что, он на самом деле…
- Что? Нет конечно! Боже упаси. Людей он не ел. Кости в его логове – от всякой мелкой живности. Мы его держали на цепях в клетке из-за агрессивности. Иначе бы никаких кошек и собак в окрестностях не осталось.
Садовский вдруг перескочил через низкое ограждение и оказался на площадке
- Пойдем? Посмотришь на него вблизи.
- Я, что, похож на самоубийцу? – хмуро спросил Иван.
- Не бойся. Сейчас он безобиден, - Садовский вынул из кармана собачий свисток.
Они осторожно обошли мортуса стороной, так, чтобы не показываться в поле его зрения внезапно. И все равно он взревел и дернулся, когда их увидел.
Мортус был без маски, и Иван чуть не задохнулся от омерзения, когда увидел его изуродованное лицо.
- Спокойно, Андроп, спокойно, - тихо сказал Садовский. – Меня ты знаешь. Мы друзья.
- Маленького человечка Андроп тоже знает, - сказал мортус, глядя на Ивана. – Маленький человечек – добыча. Он убегал. Андроп догонял. Игра.
- Да, - сказал профессор. – Игра. А хочешь еще поиграть?
- Снова бегать за маленьким человечком?
- Нет. Теперь надо будет бегать за большим человечком. Влиятельным. Тем, кто построил это место. Ты же помнишь, что там было? – Садовский кивнул на завал.
Мортус зарычал.
- Боль. Ненависть.
- Да. Тебя изуродовали, тебя сломали. Ты перестал быть собой, Андроп. Что ты хочешь сделать с человечком, который во всем этом виноват?
Мортус снова взревел, но быстро замолк и опустил голову.
- Ничего.
Он по-собачьи заскулил.
Садовский опешил.
- Почему?
- Андроп обещал Наташе. Наташа встала на колени и умоляла Андропа больше не убивать. Андроп обещал.
- Не надо никого убивать, - встрял Иван. – Надо только поймать. Ты недавно уже ловил человека. Надо так же.
- Да, - кивнул мортус. – Ловил. Человек. Женщина. Не шлюха, а следователь. Шлюха раздвигает ноги. Следователь не раздвигает ноги.
- Гхм, - прокашлялся профессор, - не знаю, о чем ты. И лучше не будем вдаваться в подробности. Короче, надо поймать большого человечка и привести его к нам. Андроп сделает?
Мортус поколебался.
- Андроп сделает. Но больше ничего делать не будет.
- Конечно, - сказал Садовский. - Как скажешь.
Мортус медленно вытянулся во весь свой двухметровый рост.
- Где большой человечек?
- Погоди, Андроп. У большого человечка большая охрана.
- Андроп не боится охраны.
- Прекрасно. Но на всякий случай… Иван! Дай мне свой скальпель, - Садовский протянул руку.
- Это еще зачем? – хмуро поинтересовался Иван.
- Надо!
Садовский схватил скальпель и повернулся к мортусу.
- Ты же не боишься боли, Андроп?
- Андроп ничего не боится.
***
Взлетное поле аэродрома Стригино было совершенно пустым, и только рядом с первым терминалом стоял недавно прилетевший бизнес-джет «Гольфстрим», выкрашенный в сине-красные цвета.
Стоял он уже полчаса.
- Чего он ждет? – спросил Усманов. Он не любил терять время.
- Скоро узнаем, - сказал генерал и достал маленькую коробочку. – Витаминку хочешь?
- Нет, спасибо.
- Неправильный ответ, капитан. Витамины расслабляют, успокаивают. А тебе это сейчас надо. Вон, весь на нервах. Возьми.
Генерал протянул две горошины желтого цвета.
- Спасибо, не люблю витамины. В детстве переел.
- Капитан Усманов! Это приказ. Немедленно взять витаминки!
Усманов вздохнул и забросил горошины в рот.
- То-то же… О! Смотри. Еще один.
На посадку заходил остроносый белый «Эмбрайер».
- Вы мне так и не сказали, кого ждете, - сказал Усманов. – Или это не моего ума дело?
- Раз ты здесь, стало быть твоего. Мы ждем кураторов. Людей, финансирующих наши проекты. Сегодня они увидят, каких успехов мы с тобой добились.
- Кто они?
- Большие люди с большими деньгами. Фамилии ты их никогда не слышал. Они не из тех бизнесменов, которые светят морду лица в телевизоре.
- Я думал, ваши кураторы не с большими деньгами, а с большими московскими кабинетами.
Генерал рассмеялся.
- Одно другому не мешает. Всегда есть возможность подработать. У тебя она тоже будет… Смотри. Третий.
На взлетно-посадочную полосу опустился ярко-зеленый «Фалькон» с арабской вязью на хвосте и покатил к зданию аэропорта.
Четвертый бизнес-джет появился спустя три минуты.
Потом был пятый, шестой и, наконец седьмой.
Семь маленьких остроносых самолетов стояли в ряд рядом с первым терминалом.
- Ну вот, - сказал генерал и потер ладони. – Они все в сборе. Можешь гордиться, капитан. Нашу с тобой программу ведут целых семеро кураторов из разных стран мира. Обычно одного назначают.
- И что это значит?
- Что наша с тобой деятельность очень важна для мирового сообщества.
Усманов хотел было сказать, что присяга не имеет никакого отношения к мировому сообществу, и прямо спросить генерала, кому тот служит. Но промолчал.
Трапы опустились почти одновременно.
Сперва по ним сбежали секьюрити. Проверили окрестности, осмотрели ближайшие углы и двери.
Затем вышли люди в хороших костюмах, по три-четыре на каждый самолет. Наверно, это были юристы, советники и прочие топ-менеджеры, или кого там возят на своих самолетах миллиардеры.
И только потом появились кураторы. Разношерстная публика. Кто в костюме, кто в трениках, кто в шортах и майке. За каждым следовали секретари с личными помощниками. У троих это были длинноногие девицы с папочками в руках. Еще у двоих – молодые люди в очках и цветастых шарфиках. Шестого, пузатого дядечку в льняном костюме, сопровождала объемистая дама в летах, видно, опытная секретарша. Седьмым куратором был какой-то арабский шейх в белом бурнусе. За ним следовало существо непонятного пола, завернутое с головы до пят в серые тряпки. В руке у существа был объемистый портфель.
Кураторы встретились у первого самолета, оставив обслугу в стороне.
Перекинулись парой слов, не здороваясь.
Усманов даже издалека почувствовал, что кураторы друг друга недолюбливают.
- Ну что, - спросил генерал. – Готов к встрече с сильными мира сего?
Усманов хотел было сказать, что не готов, и вообще непонятно, что он здесь делает и зачем ему эти напыщенные денежные мешки. Но только кивнул в ответ.
В конце концов, раз уж встрял в тему, надо идти до конца.
Кураторы тем временем, закончили короткие переговоры и один за другим потянулись к терминалу, держась друг от друга на почтительном расстоянии.
Толпа обслуги двинулась следом.
Глава 56. Берегиня
До вечера Маша сидела в архиве интерната, разглядывая фотографии, личные дела выпускников и протоколы педсоветов. Все было бесполезно.
- Ну как, нашли что-нибудь? – заглянула в кабинет завуч.
Маша покачала головой.
- Ноль. Может у вас архивы неполные?
Завуч поджала губы.
- Обижаете. Лично за этим слежу. А что вы, собственно, ищете?
- Осенью 2010 было совершенно нападение на воспитанника детского дома, предположительно вашего. Его избила группа подростков. Здесь недалеко. Вот, ищу подробности этого происшествия.
Завуч всплеснула руками.
- Двадцать лет работаю, ни о чем подобном не слышала. Вас явно кто-то обманул. Никакие группы подростков на наших ребятишек не нападали. По одиночке, да, бывают конфликты. По двое, трое, но чтобы прямо группой… Сколько лет было этому вашему пацаненку?
- Пять.
Завуч посмотрела на нее укоризненно.
- Милочка. Это не мог быть наш воспитанник. У нас школа-интернат. Детей принимаем с семи лет.
Маша почувствовала себя круглой дурой.
- Простите. Но есть косвенные улики, связывающие его с вашим интернатом. Игрушки с клеймом вашей хозчасти. Ваш бывший работник Александр Ткачук, он был у вас ночным сторожем.
- А, беловолосый. Помню его. Пьянчуга еще тот. Мы его примерно тогда же и уволили.
- Вот. А за что? По протоколу за несоответствие занимаемой должности. Но что это значит? Что он натворил? Где подробности?
- Вот этого уже не помню. В запой может ушел… Хотя погодите! – завуч вскочила с места и ушла в другую комнату.
Вернулась спустя минуту с толстенной папкой в руках.
- Вспомнила. Вот откуда мог быть ваш пятилетний, - она бухнула папку на стол. – У нас тогда в соседнем доме частники работали. Недолго. Меньше года продержались. Устроили частный детский дом. Брали с трех лет. Ребятишек двадцать у них было. Мы им инвентарем помогали, в том числе игрушками. А этот Ткачук и у них сторожем подрабатывал. И как-то серьезно напортачил. Как не знаю. Знал только наш тогдашний директор, ему хозяин частников рассказал. Но он давно умер.
На обложке папки было красиво, с цветочками и узорами, нарисовано название – Частный детский дом «Берегиня». Маша перелистнула страницы.
Это был фотоальбом. Ни отчетов, ни протоколов, ни даже краткого рассказа.
- Вообще они хорошие были частники, - сказала завуч. – Тоже брали детишек с отклонениями в развитии. У них была даже какая-то своя методика по восстановлению функций мозга. И связи со специалистами.
Маша перевернула очередную страницу и застыла.
Это была групповая фотография. Два десятка разновозрастных детей стояли на асфальтированной площадке. На заднем плане виднелся покатый забетонированный холм и широкий темный провал входа, где стояли размытые фигуры в белых халатах.
Под фотографией была подпись от руки. «Группа воспитанников и учредитель детского дома «Берегиня» Родионов Г.С. рядом с медицинской лабораторией».
Глеб Родионов сидел на асфальте в окружении детей. Он уже мало походил на скинхеда, был в костюме и галстуке, но отпустить фермерскую бороду еще не успел.
«Медтех» за их спинами был открыт и работал.
- Да, - сказала Маша. – Вижу. Действительно. Связи со специалистами.
***
Было уже темно, когда Маша засунула фотоальбом в сумку, выбралась, наконец из архива и пошла искать ночного сторожа. «Петрович у нас старослужащий, сорок лет работает, - сказала ей напоследок завуч. - И Ткачука хорошо знал. Спросите его, вдруг Ткачук говорил ему, за что его выперли. Коллеги все-таки».
Петрович сидел в своей каморке, пил водку, закусывал помидорками и смотрел переносной телевизор. «Выходной у меня, барышня, - пояснил он. – Имею право. Сменщик трудится».
- Ткачук ничего мне не говорил, - сказал он и поднял вилку с помидоркой. – Но я знаю! Тогда об этом вся «Берегиня» гудела. Я ведь тоже там. Ну это. На полставки. Только вот знаете, что. Не хотелось бы вам про это рассказывать. Вы все-таки дама. Скажите начальству пусть мужика пришлют.
Он хлопнул очередной стопарик.
Маша почувствовала, что свирепеет.
- Я не дама, - холодно сказала она. – Я следователь.
- А, - Петрович крякнул, - Ну раз не дама, тогда конечно. Тогда слушайте. Пацан этот. О котором вы спрашиваете. Пятилетний. Только что появился. Дня два не прошло. Ну он и решил сбежать. К мамке. Хоть и пятилетний, а смышленый. Дождался ночи и сиганул. Да не по улицам, там бы его враз поймали. А вниз к реке, по зарослям. А Саша Белый… Это у Ткачука такое погонялово, из-за волос. Волосы у него белые.
- Я знаю, - сказала Маша. – Продолжайте.
- Да. Так вот. Саша Белый, он же не как я. Это я пью только по выходным и праздникам. А он круглосуточно тогда заливал. Вот и в ту ночь тоже. Упился. Но пацана заметил. И побежал за ним. Ну как побежал. Как в жопу пьяный бегает? Да еще по лесу. В общем, не догнал. А когда спустился к реке, то увидел. Там же пьяные наркоты, готы и все прочие постоянно тусовались, у реки-то. Вот они парнишку и поймали. Саша к ним, мол, так и так, отпустите пацана. А сам пьяный, ни лыка не вяжет. Те ему, на, отец, еще выпей. И дают бутылку. И Саша пропал. Сел и стал лакать. А те уроды пацана и увели. Получается, Саша продал его за бутылку водки.
Петрович грустно замолчал.
- И что было дальше? – спросила Маша.
- А то вы, дамочка, не догадываетесь. Затащили в заброшенный завод неподалеку. Сперва избили. Потом снасильничали.
Петрович хлопнул стопарик, не закусывая.
- Нашли его утром. Ходил по берегу и ревел. Вызвали ментов. Те – на экспертизу, все подтвердили, хотели ублюдков искать.
- Нашли?
- Какое там. Ублюдки оказались не простыми, а приезжими. Нарисовалась диаспора. Мол, так и так. Мы их уже сами наказали, отправили обратно в кишлаки навоз грузить. Типа, все равно не достанете. Ну, может и деньгами прибавили чуток. А ментам оно надо, очередной висяк к своему рапорту пришивать? Короче, даже дело открывать не стали. Директор «Берегини» одно время бегал, пороги обивал, потом и он плюнул. Отправил пацана к каким-то лекарям на реабилитацию. А Сашу выпер в тот же день. И нашему тогдашнему директору сказал о ситуации. Вот и потерял Саша в одночасье обе работы. Так-то.
- И что было потом с мальчиком?
- Понятия не имею. Говорю же, на реабилитацию отправили. К психиатрам или еще кому. А там через месяц и «Берегиня» эта закрылась. Наверно, в другой детский дом определили.
Маша достала фотоальбом, раскрыла и ткнула на фото Родионова.
- Это директор «Берегини»?
Петрович подслеповато вгляделся.
- Ну да. Вроде он.
- Что можете про него сказать?
- Мужик как мужик. Нормальный. Правда, у него бзик был на почве отклонений в развитии. Считал, что их лечить надо, всех, кто с отклонениями. Потому и детишек таких в свой детдом брал. И с врачами связался.
- Ясно. Последний вопрос. Можете показать мальчика на одной из этих фотографий?
Петрович почесал подбородок.
- Вряд ли. Я его и не видел почти. Да и времени сколько прошло. – Он перелистнул пару страниц, вглядываясь. Ткнул пальцем. – Кажется этот. Самый мелкий.
Снова групповое фото. Снято издалека, лица сложно разобрать.
Маша даже достала лупу.
Всмотрелась. И вскочила с места от удивления.
- Спасибо… э-э… Петрович. Вы очень помогли.
- Да пожалуйста. Может по стопарику? У меня шпроты есть.
Маша не ответила, схватила в охапку сумку и фотоальбом и выбежала из каморки.
***
Ввалилась в кабинет, бросила сумку на стол и принялась лихорадочно перелистывать бумаги.
- Ты чего бегаешь, как ошалелая?
Егорьев сидел на диване и закручивал карандашом усы.
- Нашла фото сына Воеводиной!
- Да ну! Поздравляю. И что это нам дает?
- Ты даже не представляешь. Кстати, где Усманов?
- С каким-то московским начальством зависает. Говорит, не скоро будет.
- Когда он нужен, его никогда нет… Вот оно!
Маша выудила из стопки распечатку фотографии.
- Кто это? – спросил Егорьев подходя ближе. – Еще один бедный ребенок?
- Да. Одна из жертв, чьи кости нашли в подземелье. А теперь сравни, - Маша раскрыла фотоальбом и ткнула пальцем в фотографию.
Воеводин всмотрелся.
- По-моему одно лицо.
- По-моему тоже. Но этого не может быть!
- Почему?
- Я виделась с его матерью, Ксенией Романовой, - она показала на распечатку. – Она совершенно не похожа на Ольгу Воеводину. Ничего общего. Та – яркая красавица с точеным личиком и миндалевидными глазами. А эта – серая мышь, пройдешь мимо – не заметишь.
- И что это значит?
- Понятия не имею. Где-то мы что-то упускаем. С другой стороны, мне не дают покоя аналогии. Свечки и фотографии на заброшенном заводе абсолютно точно напоминают свечки и фотографии в квартире Романовой. Будто один человек устраивал. Как такое может быть? Разве что… - Она схватила трубку. - Позвоню-ка я сутенеру.
- Оу, - поднял брови Егорьев. – У тебя есть сутенер? Неужели такая маленькая зарплата?
