— Я не могу… — он закрыл лицо руками, его голос был глухим, заточённым в ладонях. — Я не хочу туда…
Алёна схватила его за рукав, её пальцы впились в ткань. — НИКТО не спрашивает, хочешь ты или нет! — её голос прозвучал резко, отчаянно. Она поволокла его, почти обессилевшего от страха, за собой к тому самому стеллажу. — ИДИ!
И в тот момент, когда они вплотную подошли к пустой полке, пространство перед ними дрогнуло.
С оглушительным ТРЕСКОМ, будто ломалось дерево, с верхних полок во всех концах зала начали падать книги. Это был хаотичный, оглушительный грохот, гулкое эхо которого покатилось по залу. Тяжёлые тома шлёпались на пол, поднимая облака пыли.
И в этот миг, прямо перед ними, на ранее пустом месте, материализовалась ОНА.
Книга в потёртом, почти чёрном кожаном переплёте. На обложке — блёклое золотое тиснение: «Манускрипт Молчальника». И чуть ниже — металлическая накладка, изображающая рот, губы которого были прошиты грубой железной нитью, словно его зашили навеки.
Книга не упала. Она словно соскользнула с невидимой полки и мягко, зловеще шлёпнулась прямо в руки Кириллу.
Кирилл смотрел на неё с немым отвращением. — А… А… — только и смог выдохнуть он.
И тут же его лицо исказила гримаса невыносимой боли. Шёпот, который он слышал, превратился в оглушительный рой сотен голосов, яростно звучащих у него в голове. С криком, полным первобытного ужаса, он швырнул книгу на пол, как раскалённый уголь.
Алёна, превозмогая леденящий душу ужас, исходящий от артефакта, наклонилась. Книга была ледяной на ощупь, будто вырезанной изо льда. Она подняла её, сунула в свой рюкзак, и, схватив за руку почти бездыханного Кирилла, потащила его прочь из зала, прочь от этого грохота и незримых, осуждающих взглядов.
Они выбежали в коридор. Алёна прислонилась к холодной стене, дрожа всем телом. Она скинула рюкзак и, покопавшись, достала книгу. Она лежала на её ладони, неестественно тяжёлая и холодная.
— Дай-ка проверить… — пробормотала она.
Алёна достала маленький пузырёк с освящённой водой и плеснула на кожаную обложку. Вода с громким ШИПЕНИЕМ и клубами едкого пара мгновенно испарилась, не оставив ни малейшего следа. От книги запахло озоном и тлением.
Кирилл смотрел на это, заворожённый ужасом. — Чёрт… — выдохнул он.
Не откладывая, Алёна щёлкнула зажигалкой и поднесла огонь к углу страницы. Пламя отпрянуло, будто наткнувшись на невидимое стекло, и погасло. Пергамент остался нетронутым.
И тогда в её сознание обрушилось ОНО. Не жар, не физическая атака. Это был ментальный удар — волна леденящего, парализующего страха, не имеющего рациональной причины. Её охватило ощущение, что стены этого бесконечного коридора вот-вот сомкнутся и раздавят её, что потолок обрушится, погребая заживо. Одновременно подкатила тошнота, закружилась голова, и её браслет из конского волоса сдавил запястье, причиняя острую, отрезвляющую боль.
В тот же миг, как эхо этого удара в реальном мире, с соседнего стеллажа в основном зале с оглушительным грохотом рухнуло несколько тяжеленных томов в старинных переплётах. Звон разбитого стекла пронёсся по тишине.
Алёна отступила, бледнея, оперлась о холодный каменный подиум, её дыхание перехватило.
— Ладно… — просипела она, сжимая зубы. С силой сунула книгу обратно в рюкзак. — Всё ясно. Пошли отсюда! Живо!
Они почти бежали по тёмным коридорам, пригнувшись, боясь услышать шаги охранника. Сердце Алёны отчаянно стучало: она понимала, что держит при себе не просто книгу, а сгусток древнего, умного и смертельно опасного зла. Охота только начиналась. Выскочив на пустынную улицу, они остановились, переводя дух.
Кирилл трясся мелкой дрожью. Схватил Алёну за рукав, как утопающий за спасательный круг:
— Алёна… поехали ко мне. Останься… Я не могу один…
Алёна, резко высвобождая руку, жёстко, но без злобы ответила:
— Нет. Слушай меня. Пока эта штука со мной, тебе рядом со мной быть опаснее. Она тебя чует. Она будет тянуться к тебе через меня. Ты поедешь домой, запрёшься и ляжешь спать. У тебя теперь есть передышка.
Она посмотрела на его бледное, испуганное лицо и смягчилась.
Встретимся завтра утром. Я найду способ от неё избавиться. Обещаю.
Не дав ему возразить, она развернулась и быстрым шагом пошла к станции метро, чувствуя на спине тяжелый, ненавидящий взгляд, исходящий из рюкзака. Ей нужно было срочно добраться до хостела, до своей Книги Теней. Нужно было найти ответ, пока «Манускрипт Молчальника» убранный в шкатулку, не нашёл способ вырваться на свободу.
Алёна доехала на такси и бегом ворвалась в свою комнату в хостеле, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, словно пытаясь удержать за собой весь тот ужас, что преследовал их из библиотеки. Дыхание сбивалось, сердце колотилось где-то в горле. В хостеле стояла гробовая, неестественная тишина — будто все жильцы, сами того не понимая, почуяв неладное, разбежались кто куда.
Она бросила рюкзак с книгой на пол, и тот отозвался глухим, зловещим стуком. Не включая люстру, она щёлкнула настольной лампой. Жёлтый свет выхватил из тьмы стол, заваленный травами и свёртками.
Первым делом — железная шкатулка. Та самая, заговорённая, чтобы силы трав не покидали её пределов. Дрожащими от остаточного страха и холода руками она засыпала ледяной «Манускрипт Молчальника» в колдовскую соль. Соль тут же зашипела, словно её высыпали на раскалённую сковороду, и из-под крышки пополз слабый сизый дымок, пахнущий гарью и тлением.
Только тогда она достала свой ноутбук. Пока он с гулом загружался, цепляясь за шаткий вай-фай, Алёна вбивала в поиск всё, что приходило в голову, её пальцы подрагивали. «Манускрипт Молчальника… Скрижали Молчальника… старообрядческий артефакт… зашитый рот символ…»
Поиск выдавал обрывки, как клочки пожелтевшей бумаги. Форум по истории старообрядчества: «…легенды об иноке Аркадии, дававшем обет молчания и якобы записывавшем искушения… упоминается некий манускрипт, исчезнувший в конце XVI века…» Блог оккультиста-дилетанта: «…артефакт предположительно считается сосудом для „душ тьмы, демонов, коих монах не смог изгнать и запер в книге“… символ — зашитые уста…»
Факты сходились, обрисовывая жуткую легенду. Но самого главного — КАК ЭТО УНИЧТОЖИТЬ — не было. Нигде. Ни намёка. Отчаяние начало подступать холодными, тягучими волнами, сжимая горло.
Она откинулась на стуле, закрывая глаза от усталости и бессилия. И тут же её отбросило назад.
В сознание, будто из глубины колодца, поднялся хор искажённых голосов. Они накатывали волнами — шёпотом, криком, ядовитым насмешками: «…слабая… не справишься… открой… мы дадим силу… он наш… сожрём и тебя…»
Алёна вскочила, зажимая уши ладонями, но голоса звучали внутри, разрывая её изнанку. В тот же миг её браслет из конского волоса сдавил запястье ледяной удавкой, причиняя острую, отрезвляющую боль. Она рванулась к шкатулке — дымок из-под крышки стал гуще, едким. Голоса стихли, перейдя на злобное, шипящее бормотание.
Больше ждать было нельзя. Рисковать — тоже. Оставался один, самый опасный и единственный путь.
Она расчистила пространство на полу, смахнув на пол книги и одежду. Достала Книгу Теней. Положила её в центр очищенного места. Рядом поставила чёрную свечу, сделанную для Кирилла, и небольшой медный тазик. Ритуал связи с ушедшими предками требовал жертвы и полной отдачи.
Она зажгла свечу. Тёмное пламя затрепетало, отбрасывая пляшущие тени. Алёна прочла древнее, многосложное заклинание обращения, вкладывая в него всю свою волю, весь страх и тоску по ответу.
— …Кровью зову, волей крещу… Духи рода моего, из тьмы вековой, из земли сырой… Услышьте зов младшей вашей, Огнеи… Внемлите!..
Затем, не колеблясь, провела бабушкиным ножом по ладони. Боль была острой и чистой. Тёплая, алая кровь закапала в медный тазик, наполняя тишину комнаты мягким, ритмичным стуком.
— Бабушка… Это я — Огнея… — её голос сорвался на шёпот, полный мольбы. — Праматерь… Услышьте. Помогите. Я стою перед тенью, и не знаю пути. Укажите дорогу!
Она окунула пальцы в собственную кровь и прикоснулась к страницам Книги Теней.
Сначала — ничего. Лишь тихий треск свечи и тяжёлое биение собственного сердца. Алёна уже начала думать, что всё напрасно, что предки отвернулись, как вдруг…
Чернила на открытой странице поплыли.
Они не просто менялись — они собирались, переплетаясь, образуя новый текст. Не её почерк. И не почерк её бабушки. Это был более древний, угловатый и суровый почерк. Строчки появлялись медленно, с трудом, будто кто-то писал их из немыслимой дали, преодолевая сопротивление самого времени.
«…Кровь зовёт… Слышу, правнучка… Тьма, о коей ты вопрошаешь, известна мне…»
Строчка прервалась. Алёна замерла, не дыша, впиваясь в страницу. Прошло несколько долгих минут, каждая из которых тянулась как час. Затем текст продолжил проявляться, уже быстрее, буквы вставали на свои места увереннее.
«…Молчальник… не святой… Гордец. Возжелал победить искушение, не отразив, а заключив его в оковы чернил… Сие — сосуд ярости, что томится в заточении… Обычным огнём или водой не уничтожить…»
И снова пауза. Свеча коптила, заливая комнату едким дымом. Алёна чувствовала, как силы покидают её вместе с кровью, сочащейся из ладони. Голова кружилась.
И наконец, проступили последние, самые важные строки, написанные теперь узнаваемым, твёрдым и ясным почерком её прямой бабушки-наставницы:
«Дитя моё. Запомни накрепко: уничтожить сие можно лишь Огнём Забвения на Земле Упокоения, что у стен церковных. Ибо демоны сей твари бессильны пред ликом вечного сна, кой-сулит земля освящённая. Но! Внемли! Сила наша, родная, и сила Господня — что масло и огонь в одном сосуде. Смешаешь в ритуале — родится боль нестерпимая. Цена будет велика. Боль и временная тьма. Готовься платить. Ибо ночь — единственное время, когда врата между силами открыты для такого деяния.»
Текст замер и больше не менялся. Свеча догорела и с шипением угасла в лужице расплавленного воска. Ритуал был завершён.
Алёна откинулась на пол, обессиленная. Ладонь горела огнём. В голове гудело, стоял звон. Но теперь у неё был ответ. Чёткий, страшный и неумолимый.
Церковное кладбище. Ночь. Смешение сил. Нестерпимая боль. И временная тьма.
Цена за спасение души Кирилла и уничтожение зла.
Она кое-как перевязала ладонь обрывком чистой ткани и потушила свет. До утра нужно было собрать остатки сил и приготовиться к самой страшной ночи в своей жизни.
Утро пришло серое и недоброе. Алёна проснулась с тяжёлой, чугунной головой и ноющей, будто обожжённой ладонью. Первым делом она проверила шкатулку — книга была на месте, соль почернела и спеклась в комья, но шипение прекратилось. Тишина была зловещей.
Она села за стол, отогнав остатки сна, и открыла свой потрёпанный блокнот. Включила настольную лампу. Жёлтый свет выхватил её напряжённое лицо. Нужен был чёткий план, пошаговый, как рецепт в бабушкиной книге. Она стала выписывать, сверяясь с вчерашним посланием в Книге Теней.
ПЛАН:
Соль и травы. Не простая соль, а крупная каменная, прокалённая на сковороде с щепоткой полыни. «Для крепости круга, для усиления моей силы против ихней». Освящённая земля. Земля с трёх углов церковной ограды Даниловского кладбища. Не с могил, а именно с ограды. «Сила периметра, сила границы. Чужая для меня, но сильная против них». Хворост для костра. Сухие ветки дуба (сила), ели (очищение) и чертополоха (защита от зла). Связать вместе нитками, вытянутыми из её старой льняной рубахи. «Символ жертвы, связь со мной». Осмотр места. Найти на кладбище подходящее место — удалённое, в тени, у задней стены, но в пределах ограды.
Она достала телефон и отправила Кириллу смс, печатая одной рукой: «Всё поняла. Готовлюсь. Встречаемся в 23:00 у главных ворот Даниловского кладбища. Тёплое одень. Молчи обо всём.»
Ответ пришёл почти мгновенно: «Хорошо. Я буду.»
День прошёл в лихорадочных, почти что механических хлопотах. Алёна двигалась по Москве как автомат, её внутренняя пустота, оставшаяся после ритуала, лишь подчёркивала важность каждой мелочи.
Аптека и хозяйственный магазин. Крупная соль в пачке, стерильные бинты, рулонный пластырь. На рынке, пахнущем спелыми фруктами и мокрым асфальтом, она купила свежие пучки полыни и колючий чертополох.
Церковная лавка у Даниловского кладбища. Алёна зашла внутрь, и её сразу охватило лёгкое, но отчётливое головокружение, будто воздух внутри был другой плотности. Она купила самую простую свечу, и, выходя, незаметно присела у массивной каменной ограды. Сердце колотилось. Она быстро собрала в маленький холщовый мешочек землю с внешней стороны ограды в трёх её углах, мысленно шепча: «Простите, что беспокою. Ради дела. Простите...»
Парк. По дороге она, не глядя на странные взгляды прохожих, насобирала под деревьями сухих, прочных дубовых веток и несколько еловых лап, ещё хранивших запах хвои.
Разведка. Ближе к вечеру, когда солнце уже клонилось к закату, она доехала до Даниловского кладбища. Обходя его по периметру, она чувствовала, как нарастает тяжёлое, давящее чувство — смесь благоговения и страха. И нашла. Идеальное место. Глухой угол за старой, почерневшей от времени часовней, заросший бурьяном и крапивой, скрытый от чужих глаз разлапистой, одинокой елью. Земля здесь была утоптана, будто кто-то уже бывал тут с тайными целями.
Вернувшись в хостел, она превратила свою комнату в лабораторию алхимика. Пахло дымом, травами и металлом. Она прокалила соль с полынью на общей кухне, наполнив её едким, горьким дымом, за который получила пару недовольных взглядов. Связала хворост в плотный, аккуратный пучок, обмотав его прочными серыми нитками, вытянутыми из старой, почти что домотканой рубахи — последнего подарка бабушки. Разложила всё по разным сумкам, проверяя и перепроверяя.
Она чувствовала себя солдатом, готовящим снаряжение перед штурмом. Каждый предмет, каждый ингредиент был на счету. И над всем этим витал дамоклов меч — цена, о которой предупреждала бабушка. «Боль и временная тьма». Она сжала перевязанную ладонь. Готова ли она заплатить? Выбора, по правде говоря, не было.
Алёна выдвинулась в полной боевой готовности. Её движения сковывал рюкзак, в котором лежала ледяная коробка, пробирающая холодом до костей, даже через куртку.
Ночь на Даниловском кладбище была не просто тёмной, а густой, вязкой, как смола. Фонари за пределами ограды отбрасывали жёлтые пятна на асфальт, но не решались заглянуть внутрь. Кирилл ждал её у главных ворот, закутанный в тёмную куртку, бледный и молчаливый, словно призрак. Они не сказали ни слова, просто вошли на территорию, и тяжёлая калитка захлопнулась за ними с глухим, окончательным стуком.
Их шаги глухо отдавались по засыпанным гравием дорожкам. Алёна шла уверенно, ведя его к выбранному месту — в глухой угол за старой часовней, где свет не достигал вовсе. Только тут она щёлкнула фонариком, выхватив из тьмы участок земли, поросший бурьяном.
— Держи, — коротко бросила она Кириллу, вручив ему фонарь.
И началась работа. Она была похожа на хирурга, готовящего операционный стол, или сапёра, разминирующего смертельную ловушку. Каждое движение было выверенным, экономичным.
