Снег_

Да для верности, обсыпался и, фактически, извалял в нём весь тулуп с капюшоном, штаны и шапку. Студень стоял перед дверью весь закутанный, ругая себя на чём свет стоит, не решаясь сделать последний шаг. К себе он прижимал завёрнутый в тряпку котелок с запасом солнечника. Пока ещё «спящим», холодным.
       Перед ним даже не стояло выбора: идти или нет. Проклятый Тахорка! Балбес, как всегда.
       Перед глазами зачем-то предстало улыбающееся всегда добродушное лицо Тахорки.
       Студень набрал полную грудь воздуха и, с силой выдохнув, решительно толкнул от себя дверь.
       На удивление, как и у Тахорки, дверь не поддалась. Оказалось, что за время пребывания дома, с внешней стороны опять намело порядочный сугроб… И пришлось с силой поднавалиться, чтобы приоткрыть дверь хотя бы на чуть-чуть.
       «И почему предписывается делать дверь открывающейся наружу, а не внутрь? – в сердцах подумал Студень, с трудом протискиваясь в приоткрывшуюся щель на мороз. – Ведь по весне почти у всех возникает в связи с этим масса проблем. Порой целым селением откапывают тех, кого завалило, и кто не в силах самостоятельно открыть дверь. Это всё дурацкие традиции и предписания…»
       Потом, вспомнив, что одна из таких традиций сегодня в ночи спасла ему жизнь, Студень поёжился. Капа?.. Да нее… Вспоминая внешний вид капы, он засомневался, что дверь, пусть и открывающаяся как у всех в селениях, способна удержать это чудовище снаружи.
       Кстати… Студень спохватился и испугано закрутил головой, вглядываясь во все стороны.
       Он стоял на занесённом по колено крыльце. Один среди жуткой полярной ночи. Один?.. Студень поёжился. Хотелось бы верить.
       Вокруг выла и стонала пурга, окружая и закутывая с ног до головы в свой снежный саван. Снег облеплял лицо, слепил, не позволял дышать и держать глаза открытыми.
       Студень ещё раз сильно обмазал дверь грибной пылью. Хотелось посыпать крыльцо, но раздумал – снег заметал всё мгновенно. Наклонив голову от снега, чтобы можно было хоть как-то дышать, почти на ощупь он двинулся в обратный путь к Тахорке.
       О капе он старался не думать, уповая только на то, что от него просто разит чапрыжником. И что ветер со снегом не развеют эффект этого аромата совсем.
       Время снова быстро потеряло своё значение. Оно слилось в единую борьбу с барахтаньем в сугробах, которых, похоже, со времени первоначального пути намело вдвое больше.
       Он не видел ничего, кроме снега и едва различимого тёмного силуэта скалы, за которую держался, чтобы не заблудиться и не быть снесённым с оползнем куда-нибудь вниз.
       Пару раз он терял направление, не понимая где он, и куда ему двигаться. Но на удачу выбирал верный путь и продолжал движение. Спустя час, или, как ему казалось, половину пути, он почувствовал перед собой неясное движение в темноте у скалы.
       Его фаталистический настрой мгновенно пропал. Леденящий ужас, вынырнул из ниоткуда и накатил внезапно, сковывая движения и дыхание. Надуманная мысль о своей неуязвимости за чапрыжным запахом, помогавшая преодолевать путь, улетучилась сразу и без остатка.
       Замерев, одной рукой прижимая к груди заветный котелок, второй Студень разом зачерпнул из кармана полную горсть грибной пыли.
       Он стоял, не двигаясь, и стараясь реже дышать. Напряжённо вглядываясь в тёмное пятно перед собой через снежную пелену. Несколько минут ничего не происходило. И когда уже Студень стал надеяться, что ему померещилось, тёмное пятно шевельнулось и двинулось ему навстречу.
       Более ждать Студень не мог. Он в отчаянии выбросил вперёд руку во тьму, распыляя перед собой грибное облако. На счастье в этом месте ветер закручивался в нужном направлении, и чапрыжниковая пыль была подхвачена и брошена точно в цель.
       Тёмное пятно «встрепенулось», и раздался резкий старческий кашель, перемежающийся с отборной руганью и проклятиями.
       Поражённый Студень не мог поверить своим ушам. Он бросился на голос и нос к носу столкнулся с закутанным в большой мешковатый заснеженный тулуп человека. В котором через мгновение узнал мистера Крогуса. Сварливого старикана, кузена сельского старосты. Мистер Крогус в селении содержал лавку, приторговывая на округу природными и алхимическими товарами. Мистер Крогус не пользовался уважением или даже расположением кого бы то ни было в округе из-за дурного нрава. Даже со своим кузеном, старостой Рушицей, на место которого мистер Крогус бесперспективно претендовал по своим взглядам, тот умудрился испортить отношения из-за споров о наследстве, в которое входила огромная многокомнатная, доставшаяся старосте, пещера.
       В общем встреча была не из самых приятных. Но для Студня, который ожидал и боялся увидеть кое-кого другого, подобная развязка была просто подарком.
       -- Мистер Крогус?! – вскричал он радостно и искренне поражённый. – Это вы?! Что вы тут делаете?!
       Мистер Крогус не разделял радостных эмоций Студня. Он продолжал ругаться, чихать и сыпать проклятия.
       -- Мелкий сукин сын! – прокаркал он сквозь чих. – Это ты, сиротский выкормыш, юный Шуркель? Какого призрака ты здесь шастаешь?! Почему ты не спишь, как все порядочные?! Проваливай срочно домой, щенок!
       Несмотря на то, что речь мистера Крогуса не располагала к дружеской беседе и вообще была далека от благожелательности и даже сколько ли было от приличия, но «юный Шуркель» был страшно рад, встретив в этом потустороннем Царстве ужаса, тьмы и холода знакомого человека, так же бодрствующего, как он сам.
       -- У нас погас солнечник, мистер Крогус, -- выпалил он, не теряя обрадованного воодушевления. – И я бегал за ним в другой дом. А вы то как оказались здесь?
       -- «У нас»?! – мистер Крогус, просто проигнорировал вопрос, зацепившись за свой интерес. Он ещё раз сильно чихнул. – У когой-то «у нас»?! – Повторил он гневно и яростно. -- Ты один? Много вас тут шляется?
       -- Нет, я один, -- Студень сам не заметил, как начал оправдываться. Кузен старосты и раньше не отличался хорошими манерами. Но это списывали на возраст и дурной характер. Но на этот раз, эта непонятная агрессия удивила даже такого простака, как Студень.
       -- Ну тогда – марш домой, мерзавец! Я два раза не повторяю! – гневно продолжал грубить мистер Крогус.
       Он ещё раз сильно чихнул. И, наконец, сконцентрировался на другом.
       -- Что это?.. – он принюхался. – Чем ты меня обсыпал? Чапрыжник? Ты в своём уме? Ты что, посчитал меня нечистой силой? Идиот! Если ты веришь во все эти бабьи сказки, то нечего даже было вылезать из дому наружу. Тихо бы замерзал у себя в норе. По весне одним болваном было бы меньше.
       Тут только Студень вспомнил и спохватился. Старикана надо бы предупредить.
       -- Мистер Крогус, осторожей! Я видел капу! Легенды не врут. действительно, в зимнюю ночь приходит капа! – и, увидев в полумраке, как у старика вытянулось лицо, юный Шуркель поспешил заверить. – Я не вру! Уходите, прячьтесь, мистер Крогус!
       -- Ты видел капу?! – голос мистера Крогуса мгновенно приобрёл хищнические нотки. Казалось, он нисколько не ставил слова Студня под сомнения и даже забыл, что его только что обсыпали грибной пылью. – Где?! Давно это было?
       Мистер Крогус вцепился своими рукавицами в тулуп Студня и резко встряхнул того с силой, явно не ожидаемой от старика.
       -- Т-там, -- с запинкой ответил Студень, сильнее прижимая к себе котелок с солнечником, чтобы не выронить. – Возле моего дома. Я высыпал на него…
       -- Давно это было? – гаркнул, не дослушав, мистер Крогус.
       -- Около часа… Может быть двух назад, -- пробормотал ничего не понимающий Студень.
       -- Около часа,.. – эхом повторил мистер Крогус, отпуская Шуркеля.
       -- Слушай, ты… как там тебя?.. Шуркель, -- глухо сказал Крогус, немного погодя. -- Бери свой чугунок и двигай срочно домой. Сиди там и не высовывайся. Здесь становится опасно. А ещё лучше, ложись спать. Весной всё будет хорошо. Проснёшься и снова будешь насаждать этот мир своим бесполезным существованием. Ты меня понял?
       -- Понял, мистер Крогус. Но только я не к себе иду. Я иду к….
       Вой вьюги внезапно разорвал душераздирающий женский крик.
       -- Кто это?! – вскрикнул Студень, в испуге инстинктивно присев в снег.
       Мистер Крогус тоже встрепенулся и резко развернулся в сторону крика.
       Крик повторился. Это был крик ужаса, боли, переходящий в визг.
       -- Это там, -- Студень вскочил. – Это оттуда! Мистер Крогус, бежим!
       Он кинулся в темноту в сторону, как ему показалось, откуда звучал женский вопль.
       -- Стой, болван! Куда ты?! – крикнул вдогонку мистер Крогус.
       Но Студень уже, забыв о страхе, о капе, об опасении сорваться вниз, во всю бешено рвался по сугробам, пытающимся сковать его по пояс. Он наполовину лез, наполовину грёб, наполовину плыл в этих сугробах. Местами проваливаясь в них с головой, местами падая. Но он поднимался и снова в ярости бросался в эту снежную кашу, целеустремлённо барахтаясь в направлении то затихающего, то возобновляющегося крика.
       Студень барахтался, проклиная злосчастный котелок, который он не решался выпустить – ему ох, как не хватало второй руки.
       Мистер Крокус, который остался далеко позади и, явно, не поспевал за Студнем, какое-то время был слышан сзади, кричавшим какую-то ахинею, а потом голос его был скрыт воем ветра. А вот женский крик становился громче, вселяя в Шуркеля надежду, что он взял правильное направление.
       Вот, впереди, в ночи снежная пелена начала просвечивать неясным пятном. Свет становился всё ярче. И вскоре стало уже ясно, что это открытый проём двери, ярко освещённый изнутри.
       «Какой сумасшедший оставит открытой дверь в такой мороз?» -- мелькнуло в голове у Студня.
       Он усилил свои старания, несмотря на усталость, которую пытался не замечать.
       По мере приближения, он уже знал, где находится. Это был дом старосты. Крик шёл из открытого проёма… Но вот что за…
       В проёме не всё было ладно. Проём постоянно то затемнялся, то опять подсвечивался по контуру.
       Снова раздался женский визг. На этот раз столько в нём было горя и страдания, что Студень за считанные секунды преодолел оставшееся расстояние и замер в сугробах перед домом старосты.
       Дверь не была открыта. Она была выломана. Огромные двустворчатые двери висели разломанными по краям прохода. А сам проход был перегорожен огромной живой косматой тушей, покрытой дымчато-серой пышной шерстью. Огромные задние лапы зверя, находящиеся снаружи, беспристанно топтали и в напряжении взрывали снег. Потрясающих размеров пушистый хвост, напоминающий кошачий, хлестал из стороны в сторону.
       Очевидно, капа, который шуровал внутри, не мог протиснуться полностью в дом.
       Студень ошарашенно заглянул с краю мимо капы внутрь дома, силясь понять, что происходит. И ему стало дурно. В передней комнате царило полное разорение. На обломках мебели всюду была кровь. Много крови… И по центру всего этого кошмара виднелась морда капы, по-кошачьи подобравшего под себя передние лапы. Также перемазанная кровью. Капа жрал. Жадно, смакуя. Это была нижняя часть туловища, очевидно, мужчины. Наверное, остальное, начиная с головы, капа уже съел.
       У Студня закружилась голова, тем более, после бешенного бега. Он опустошённо упал на колени в снег, и его стошнило.
       И вдруг, крик, который на этом этапе затих, повторился вновь. На этот раз это был уже горький плач. Студень встрепенулся. Он снова заставил голову соображать, отходя от шока.
       Так. Несчастный, которого жрёт капа, видимо, сам староста, господин Рушица.
       Значит, кричит одна из женщин. Либо жена старосты, госпожа Лиха. Либо их дочка – Маралка.
       Очевидно, что монстр пока не может проникнуть глубже в дом. И женщины могут оставаться заблокированы этой жрущей тушей внутри дома. Но кто знает. Когда капа докончит жрать, может, он сможет дотянуться и до них. Надо действовать. Но как?..
       В принципе, Студень уже знал, как. Просто не был уверен. Одно дело обсыпаться чапрыжником самостоятельно, другое – посягнуть на божество.
       Ещё один крик. Уже слабый, похожий на обречённый плач смирения со своей участью.
       Студень встал.
       Котелок с солнечником полетел в сторону в снег.
       Двумя руками юный Шуркель зачерпнул горсти грибной пыли, жалея, что он не догадался взять с собой целый мешок её из своих запасов.
       Студень примерился. Задница капы, перегораживающая проход, колыхалась из стороны в сторону в такт биения гигантского хвоста. На какой-то миг Студень подавил в себе желания зарядить весь запас чапрыжника твари под хвост. Он не верил в эффект от этого.
       Вместо того, он приготовился, прикинул периодичность и частоту движения крупа чудовища, и, улучив момент, рванул в чуть увеличившийся просвет между боком капы и дверным косяком.
       На секунду он зацепился тулупом за щепу, являющуюся остатком дверей, и повис на ней. Но на счастье, щепа была не прочной. Студень дёрнулся, раздался треск, и парень ввалился в дом, протискиваясь вплотную к шерстистому боку капы. Шерсть была пышной, мягкой и необычайно длинной.
       Но капа почувствовал касание и мгновенно отреагировал. Он дёрнулся, пытаясь развернуться к неожиданному источнику беспокойства. Но будучи зажатым в тесном проёме, не смог этого проделать мгновенно.
       Случись Студню, промешкаться с щепой чуть дольше, как он был бы раздавлен об косяк.
       Огромная голова с разинутой окровавленной пастью повернулась через плечо к Студню, и тот, не теряя ни мгновения, метнул обе приготовленных горсти чапрыжника прямо в эту морду с распахнутыми челюстями.
       Капа клацнул ртом наполненный грибной пылью воздух. Угольки внутри чёрных глазниц схлопнулись. Студень промчал мимо зверя внутрь помещения и, развернувшись, принялся метать ему в морду всё новые и новые порции злой пыли.
       Освещаемое солнечником пространство погрузилось в зеленоватое марево.
       Капа заревел так, что Студень, рванулся назад, закрывая ладонями уши, и зажмурившись. Его обдало мокротой и кровью, со смрадом извергаемыми из пасти ревущего капы.
       Капа забился, находясь в западне – очевидно, внезапное нападение лишило его возможности быстро ориентироваться. Он силился вырваться из проёма дверей наружу, но запах, боль щиплющих глаз или ещё что, мешали произвести это быстро. Он застрял. И вырваться из проёма ему удалось с четвёртой-пятой попыток, вырвав из стены остатки дверного косяка с обломками крепящей его скальной породы.
       Оказавшись снаружи, капа с рёвом бросился в темноту в снежные сугробы, где принялся бесноваться в них, силясь притупить мучения.
       Студень растеряно смотрел в темноту проёма.
       Внезапный всхлип рядом заставил его обернуться. Он увидел сидящую на полу Маралку – крепенькую миловидную девушку одного с ним возраста. Он не был с ней тесно знаком – дочь несчастного Рушицы держалась подчёркнуто отдельно, не опускаясь до знакомств с простаками типа Стундня.
       Сейчас на Маралку было жалко смотреть. Её испуганный, опустошённый взгляд на зарёванном лице, был неотрывно направлен перед собой в одну точку. Студень проследил его, и дурнота вновь подкатила к горлу. На остатках переломанной мебели лежали разорванные останки родителей Маралки, вытащенных капой, очевидно, прямо из постелей.
       Юный Шуркель решительно шагнул вперёд, схватил какое-то одеяло и накрыл им трупные останки.
       -- Пойдём, нам надо спешить, -- хрипло просипел он, обращаясь к Маралке.
       Она хрустальными глазами посмотрела на него. Он не был уверен, что она его видит и слышит.
       -- Пойдём, капа может вернуться в любой момент, -- повторил парень.