Веточка

Настала такая пора, когда в один только день с небес может выпасть снег, а затем дождь.
       Резко-континентальная – имя полностью соответствует её характеру. Порой задумываешься, что климат под стать нраву людей, живущих в нём. Ещё сегодня утром валил снегопад, да так, что за пару часов покрыл землю несколько сантиметровым слоем. Однако уже к вечеру, вместо белоснежных хлопьев с небес обрушился настоящий ливень, который смыл весь снег с обочин – и следа не осталось. Именно в такое время я стоял на остановке и дожидался единственного автобуса, который смог бы довести меня прямиком до квартиры Виктора. Подумать только, ещё в прошлом месяце я бы и не мог предположить, что так всё обернется, а если оглянуться на год назад, то и тем паче. Не знаю – правильно или не правильно я поступил, но отступать мне было уже некуда. Раз взялся – так доделай дело до конца.
        Капли дождя барабанили по крыше остановки, под которой кучковались промерзшие люди. Я же стоял поодаль: мне не хотелось тесниться с людьми, так что я накинул на голову капюшон и покорно, но с нетерпением ждал свой автобус. Состояние было такое, что абсолютно плевать промокну я или нет. Главное было добраться до дома Виктора, хотя нет – главное было доехать до аэродрома и успешно сесть на рейс. Боги, что-же в самом деле я делаю? Получается, что бегу: бегу от собственных проблем, от своего прошлого, от дурного будущего, оставляя всё, что так дорого здесь – на Родине. Может не надо было соглашаться с Виктором? Да нет – вздор, я сам же себе противоречу. Прекрасно знаю, что иного выхода, как бежать отсюда, сломя голову – просто нет. Опостылело здесь всё: несменяемость, отношение к людям, к природе, да ко всему в общем – хамское и пофигистичное. Но может не надо было так со скандалом вылетать из дома? Всё-же – мать, как никак, да и отец тоже. Они меня вырастили, на ноги поставили, во взрослую жизнь дорогу проложили. Оставалось только мне укрепиться в этом мире, но тут возникли небольшие разногласия по этому поводу. Я понимал, что родители желают мне только лучшего, но, как говорится:«благими намерениями... » Однако тут уже ничего не попишешь: сказал, так сказал, а извиняться сейчас рано ещё – надо подождать, когда мы все остынем. Но случится это не скоро.
        Мимо по шоссе мелькали машины, а в моей голове мелькали воспоминания. Помню как всё начиналось: уютный дворик среди «сталинок», игры с соседскими ребятами, потом занятия в дошколятах, где было весело, затем уж и первое сентября, в которое, кстати, тоже лил дождь, а там школьные годы, экзамены, выпускной, поступление и... Моя мысль оборвалась: показалось, что приехал мой автобус, и я уж было подбежал к нему, но тут увидел чужой номер и вовремя спохватился. Я проводил взглядом забитый до отказа «Лиаз» и продолжил стоять подле остановки. Дождь лил. Казалось, всё в атмосфере пропитано влагой и холодом. Ветер порывисто дул, колыхая голые ветви деревьев, ютящихся через дорогу, тонкие антенны, переплетенные над трассой и всё время норовил залететь мне под капюшон. На улице температура постоянно то падала ниже ноля, то повышалась. Из-за этого творилась неразбериха.
        Я снова предался воспоминаниям – хотелось всё проанализировать. Значит так: я окончил школу и поступил в ВУЗ – уже хорошо, но, тогда всё только начиналось, а вот потом, через некоторое время, я познакомился с Виктором. Как это было? По моему, это произошло на очередной вечеринке, на которую нас пригласили. Я не особый любитель данных мероприятий и ходил на них только из-за того, чтобы не отбиваться от коллектива и для знакомства с новыми людьми. Контингент там, конечно своеобразный, но бывают и интересные личности. Как-раз на одной из таких вечеринок мне посчастливилось познакомиться с Виктором. Человек он был тихий, рассудительный, несколько медлительный и крайне интересный. Нельзя его назвать интровертом и меланхоликом в полной мере. Он охотно шёл на контакт и мог поддержать любую беседу, правда не всякому собеседнику было дано понять его внутренний мир. Я это чувствовал на интуитивном уровне, но рационально объяснить не мог. Витя хорошо знал историю, да так что я и представить себе не мог. Для меня она всегда казалась набором скучных дат и имен давно почивших людей, но Виктор дал мне взглянуть на этот предмет иначе. Я часами мог слушать его лекции на разные исторические темы, да так что и сам начинал интересоваться ими. Но времени на изучение особенно понравившихся моментов у меня не было. Учёба брала своё, да и я был не против.
        Мы с Витей учились в разных ВУЗах и на разных факультетах. Он – на историка, а я – на программиста. Объединяло нас не многое, но что-то тянуло друг к другу. Витя обрисовал мой психологический портрет за считанные дни, что не могло меня не удивить. Не скрываю – я простой человек, которому чужды великие идеи и тонкие образы, но понять чувства людей я умею. Может из-за этого мы и поладили. Я ощущал романтическую натуру Виктора, а он нашёл собеседника, который способен воспринять его, хоть и не всегда понять. Тут ещё был и материальный аспект: я выручал его с компьютерами, а он помогал мне разбираться с людьми. Тут что-то есть схожее между людьми и программами. Так продолжался год, и мы могли открыто рассказывать о волнующих нас проблемах друг-другу. Выходило так, что у нас были одинаковые взгляды на действительность. Обоих волновало дальнейшая судьба и не только собственная, но и общественная. Патриотом меня не назовёшь – как-то пролетели мимо меня все эти нотации и вопли – с детства, так что я был чужд этой ерунде. Виктор – так вообще агрессивно относился ко всяким проявлениям этого самого «патриотизма». Сам он называл себя – «диссидентом» и очень гордился этим, хотя я так и не понимаю, почему он так любит это слово. Что тут говорить: про ситуацию в стране я и так знал, а рассказы Виктора только усилили моё отвращение. С каждым днём во мне росло уныние от общего положения дел. Я не понимал, что надо делать, но я знал точно – необходимо хоть что-то предпринять. В этом мне помог Виктор. Как-то раз я застал его за изучением чешского языка – это с его то хорошим английским. Из любопытства я спросил его, и он поведал мне свой план.
        Примерно тогда моя жизнь сделала резкий поворот, да не в самую хорошую сторону. После общения с Витей мне с каждым днём становилось всё труднее жить здесь. Я начал осознавать, что медленно скатываюсь в пропасть по глиняному склону. Моя жизнь ощутила острую нехватку смысла и перспективы. Я перестал так усердно заниматься программированием, потому что не находил в этом смысла. Конечно, умелый программист – не пропадёт, но мне не хотелось оставаться в этом обществе. Именно говорю про людей! Витя всегда хулил номенклатуру, а я же обращал внимание больше на поведение самого народа. Моим соотечественникам ничего не надо; о гражданском обществе они и не слышали, а общее настроение тотального бесчувствия заставляло опускать руки. Людям наплевать на других, наплевать на всех и, как по мне, это самое страшное. Тут речь не идёт об индивидуализме или о хорошем эгоизме, а о принципе: «моя хата с краю», «это меня не касается», «везде так». Это меня огорчало. Тогда Виктор и поведал мне о намерении уехать из страны. По его словам: тут нечего делать, добиваться хороших условий здесь – не рентабельно, а лучше переехать в Европу и там с теми-же силами добиться большего. Он стал учить чешский, потому что собрался учиться в Масариковом университете в городе Брно на историческом факультете. Это заявление меня шокировало, ведь для меня жизнь, а уж тем более – учёба за границей представляла нечто невообразимое. Но всё-же это было действительностью: он занимался чешским на интернет курсах, а сам готовил необходимые документы для поступления. Я поинтересовался у него, почему-же он раньше не переехал? На это у него был короткий ответ: «обстоятельства не позволяли». С одной стороны я был расстроен, что мой близкий друг вскоре покинет меня, но с другой – я был сердечно рад за него. Тут он с дуру предложил поехать с ним вместе, и это... заинтересовало меня. Я загорелся и выяснил, что в том-же Брно есть факультет информатики, куда я могу попасть. Серьезно подумав об этом, я принял решение – ехать. Мне показалось, что это выход: спасение от той безысходности, которая приближалась ко мне с каждым днём. Ещё до этого Витя рассказывал мне о прекрасных городах Италии, об эстетике старинных Европейских городов, о более мягком климате. Это производило на меня впечатление и влекло к себе, хоть я может не понимал всей значимости и глубины истории Европы. Уже после того, как мы решили вместе уехать в Чехию, в одном их разговоров я сморозил глупость по поводу Европы. Даже не припомню про что это я ляпнул, кажется о городах, но тогда Виктор сказал мне:
       «Дурак ты, Глеб! Но к прекрасному тянешься – это хорошо.»
        С того дня я стал усиленно заниматься чешским. Английский и информатику я знал хорошо, как-то проще и привычнее было обращаться с ними, а вот новый язык я постигал со скрипом. Хорошо, что мне помогал Витя – это значительно упрощало ситуацию.
        Появилась радостная перспектива, но была тут и обратная сторона медали. Надо было уладить вопрос с родителями. Я хоть и совершеннолетний, но не имел такого финансового положения, чтобы на что-то жить в Чехии. Даже если я поступлю на бюджет – деньги мне будут нужны. Вот здесь и возникла первая проблема – непонимание. Родители упорно отказывались понять, что такого лучшего я могу получить в Европе и чего нет в России. Объяснения про опостыленность окружения плодов не принесли, а лишь дали начало трещине, которая в последствии превратилась в пропасть между нами. Отец припомнил «Пражскую весну», а мать говорила, что «чехи – нас предали». Короче, в мгновение ока чехи из братского народа превратились в паскуд и мудаков, а ведь совсем недавно родители гордились ветровкой из Чехословакии, говоря: «страны – нет, а вот ветровка – есть!». В итоге я понял, что быстро их уговорить не получится, а надо действовать более мягкими и продолжительными методами. Всё равно все документы заполнять мне, а это я могу сделать и без их ведома.
        Шло время, а успехов с родителями так и не было. Меня уже клеймили предателем, после чего я действительно начал понимать шуточки Виктора про декабристов и интеллигенцию. С одной стороны я имел полное право переехать в Чехию, но с другой у меня не было достаточно средств. Готовясь к худшему, я стал продавать ненужные вещи, зарабатывать «фрилансом», помогая людям с компьютерами «за копеечку» и подрабатывая где только можно. Наступило самое тяжкое время в моей жизни: я постоянно был на нервах, думал только о Чехии из-за чего чуть ли не схватил паранойю. Такой образ жизни сказался и на моём здоровье, поэтому я стал гораздо более раздражительным и усталым чем раньше. Виктор всячески подбадривал меня, но это слабо помогало. В перерывах я вгрызался в чешский словарик и повторял фразу за фразой. При всей усталости, во мне кипел энтузиазм. С тем-же трепетом я пытался переубедить родителей, но они были непреклонны. Обеим сторонам казалось, что мы мечем бисер. Если отец давил на меня и угрожал в случае чего, то мама поступала более мирно и давила, как она думала, на мою совесть. Я помню один разговор во время очередного – семейного праздника. У моей тётушки был юбилей, и нас пригласили. За столом мои родители начали обсуждать моё решение уехать в Чехию. Благо, мнения разнились, и я чувствовал себя не так дискомфортно, но всё-же это доставляло мне определённые неудобства. Особенно, когда мать начала прилюдно читать мне нотации:
       «Пойми, Глеб, а понять ты можешь, ведь ты умный мальчик. С твоими мозгами ты бы пригодился здесь – на Родине. Ты же не из-за денег хочешь уехать туда, а зарабатывать можешь и здесь. Согласись, лучше работать на русского дядю дома, чем на чужбине на европейца.», – я тогда молчал и старался игнорировать все её речи. Ну не при людях же выяснять отношения надо. Отдакивался в общем и отнекивался.
       «Вот ещё! Чтобы таких парней, да за бугор отпускать?! Не-ет, такие нам здесь нужны.», – начал говорить сводный брат моей покойной прабабки.
       «Правильно говоришь, Арсений...», – завторила двоюродная бабушка по папиной линии.
       «Ты парень молодой и здесь не пропадешь. Вот закончишь институт, женишься, детишек заведешь и не пожалеешь, что остался.», – тут все стали поддерживать её слова. Ей богу, чувствую себя, как в дурацком «меме». Ну мне же далеко не девять лет, а девятнадцать и говорить о таком уже, как минимум не деликатно.
       «Да пусть уезжает куда хочет!», – начал тут мой двоюродный дядя из другого города.
       «Пускай мир посмотрит, дело молодое!», – вот тут и разразился настоящий спор. Одна часть родственников отпускала меня в Европу, а другая противилась этому. Чувствовал я себя в этот момент, как девка на выданье, без права голоса и выбора. Моя мать упорно доказывала Олегу Николаевичу, а именно так звали поддержавшего меня дядю, что покидать родную страну – это не соответствует образу порядочного гражданина, а получение образования за границей – так и вовсе приравнивается к предательству нашей страны.
       «Ну поймите-же, Олег Николаевич!», – верещала мать, пытаясь перекричать остальных.
       «Делать ему в Европе нечего! Он и тут сможет получить всё, что захочет. Знаете поговорку: «где родился – там и пригодился»? Так здесь тоже самое! Нам специалисты самим нужны. Тем более, что он ещё не отдал долг Родине, а значит и говорить не о чем.», – моя мама твердо была уверена, что меня даже в аэропорт без военного билета не впустят.
       «Милая!», – начал снова дядя.
       «Если он поступит, то его освободят от воинской службы во время учёбы. Ему ничего не мешает потом к вам вернуться. Пойми, их образование котируется по всему миру лучше чем наше.», – ну хоть кто-то тогда заступился за меня. Моя мать бурно продолжала отвечать в том же духе: про патриотизм, про свою поговорку, и в какой-то момент дядя выдал:
       «Может, ты просто боишься что он не вернется?», – в тот миг лицо матери изменилось. Что то дрогнуло у неё внутри и отдалось во взгляде. Она немного помолчала, а затем ответила, но скорее даже не моему дяде, а мне.
       «Во время такого долгого нахождения вне дома – может потеряться связь с семьей и Родиной. А это, как по мне, ужаснее, чем что-либо иное. Ценности там совершенно иные и это может негативно сказаться на Глебе. Знаешь, это похоже на стебель. Он не может жить без дерева и без корней. Если его оторвать, то он погибнет без питательных элементов. Тоже самое произойдет и с Глебом.», – в тот момент я понял многое, что творилось в голове у мамы. Дядя же воспринял это как то, что мама не хочет отпускать единственного сыночка далеко от юбки. Действительно, она со скрипом позволила мне жить отдельно во время учёбы. Тут, пожалуй дядя действительно прав.
        Однако на этом ничего не закончилось. Через месяц я сдал интернет-экзамен по чешскому и отправил документы на получение визы. Денег я накопил только на первое время, но чтобы без проблем жить в Чехии – ещё не хватало. Пока я откладывал контрольный разговор с родителями, хотя меня и подгонял Витя.