— Задолбать меня решили своим этикетом?! — я с дасадой рассеяла неиспользованное плетение. — Я ей не подруга! Она - никакая не милая тэсс! А ты говори, что тебе от меня надо, и проваливай!
Невозмутимости идущего могли позавидовать скалы. Я еще вчера заметила, что он абсолютно непробиваемый, а сегодня, когда орк, как ни в чем не бывало, выбрался из окружающего поляну кустарника, чтобы галантно припасть к ручке лесной соблазнительницы, лишний раз в этом убедилась.
— Досточтимый тэр Ромар, — решила я сменить тактику, — не соблаговолите ли объяснить, почему вы проводите этот замечательный день, лежа в кустах, вместо того чтобы раз и навсегда убраться из моей жизни?
— Уже лучше, — прокомментировала наглая майла.
— Я не следил за тобой, открывающая, если ты это имела в виду. Сюда меня привели другие дела.
— И эти дела так тебя измотали, что ты решил вздремнуть в этих чудных колючих кустиках?
— Нет. Я услышал голоса и решил посмотреть. А когда увидел, чем ты занята, меня это заинтересовало. Профессиональное любопытство.
— Надеюсь, твое любопытство удовлетворено в полной мере. Эй, майла, напомни мне, как вежливо прощаться, покуда я снова не послала многоуважаемого тэра.
Лафия за моей спиной промолчала.
— Не стоит, принцесса. Я уйду и без прощания. Но если позволишь…
— Не позволю!
— Я лишь хотел спросить, сколько лет ты обучалась искусству меча, и кто был твоим учителем.
— Сколько лет? — боги пресветлые, как бы я была вам благодарна, если бы мое счастье, как и наши занятия, длилось хотя бы год. — О каких годах ты говоришь, Убийца? У меня было всего три месяца. Три коротких месяца. Потому что тот, кто был моим учителем…
Я обещала больше не плакать, солнце мое, но как же это бывает трудно.
— Не спрашивайте ее об этом, тэр, — вдруг вступилась за меня лафия. — Люди не любят рассказывать про такое. Это грустно.
— Не стану, милая тэсс, — кивнул орк. — Это действительно грустно.
Лицемер!
— Жалеешь, что не ты убил его?
— Нет, принцесса. Мне жаль, что он умер так. Он заслуживал лучшей смерти, - в ровном голосе в самом деле прорезалась печаль.
— Ты странный, Убийца. И он был странный. Все вы, с Эльмара, ненормальные.
— Что есть норма, принцесса? — спросил он спокойно. — Ты считаешь, что я ненормальный, потому что дарую никчемным тварям достойную смерть. А я считаю, что ты ненормальная, потому что у тебя хорошая техника, но меч, который не подходит ни к руке, ни к шагу.
— Ты псих, Убийца, — вздохнула я, рассматривая свой меч. — Тебя нужно с Гайли познакомить.
— Я уже знаком с доктором Миалланом. И смею заметить, он ответственно подходит к выбору оружия.
— Все вы ненормальные. Чокнутые эльфы, чокнутые орки. И я в вашу компанию не хочу.
— Ты уже в нашей компании, открывающая. И все мы, приобщившиеся к тайне врат — ненормальные. Ибо один мир — одна норма, другой мир — другая. Если в каждом новом мире ты будешь пытаться жить по его нормам, на самом деле сойдешь с ума. Поэтому мы никогда не меняем имен и не отказываемся от привычного образа жизни. Свой мир и свои нормы мы носим с собой, как улитка тащит за собой свою раковину. Разве это не так, принцесса?
В чем-то он был прав. Мои нормы, к примеру, не позволяли мне терпеть фривольных обращений, вроде «цыпа», «крошка» или «милашка». Слово «принцесса» тоже было в этом списке.
— Еще раз назовешь меня так, и я тебя убью, — над моею ладонью завис огненный шар. — И мне безразлично, что это будет смерть недостойная прославленного воина.
— Назову тебя как? — с непониманием нахмурился орк.
— Принцессой.
— А мне нравится, — напомнила о себе устроившаяся под деревом лафия.
— Вот, — ткнула я пальцем в смазливую нежить. — Ее и называй так сколько угодно.
В глазах, таких черных, что зрачок был неотделим от радужки, отразилось искреннее удивление.
— Не понимаю тебя. Зачем мне так звать ее? Разве на ней сейчас ожерелье владетельницы? Разве она была избранницей моего принца?
Я обещала больше не плакать, любовь моя, и я не стану. Лишь опустилась на траву и обхватила руками голову, чтобы она не разорвалась от убийственного стука в висках.
— Она теперь всегда такая, — донесся издалека голос майлы. — Грустная. И совсем не светится. Это потому, что ее эльфа больше нет, и ей не с кем теперь танцевать.
— Прости, если обидел тебя, при… Галла, — Ромар опустился на корточки рядом со мной. — Я не желал тебе зла.
— С ума сойти, — я сильнее сдавила пульсирующие виски. — Ты явился на Тар, чтобы убить его, а теперь говоришь, что не желал мне зла, а его зовешь своим принцем. Это тоже твоя норма?
— Я был меченосцем владетеля Стиара и принес роду Т'арэ клятву верности. И в той клятве были такие слова: «Если я не смогу спасти своего господина от смерти, я спасу его от позора». Спасти его от смерти я не мог. Если бы я не принял заказ, они нашли бы другого наемника, и последний из древнего рода принял бы смерть от пущенной из укрытия стрелы или яда. Плохая смерть для настоящего воина. Если бы я его убил, это был бы честный бой и славная смерть.
— А если бы он убил тебя?
— Это тоже была бы хорошая смерть. Для меня. А он был бы предупрежден, и тот, кого послали бы вслед за мной, не смог бы застать его врасплох.
— Разве нельзя было предупредить его иначе? Зачем кому-то из вас было умирать? Кому нужен был этот честный бой?
— Я знал, что ты не поймешь. Я не мог предупредить его, не обесчестив свое имя. Если бы я сделал это, никто больше не стал искать помощи Ромара Убийцы.
— Ил никогда не называл тебя так.
— Я знаю. Это был наш молчаливый уговор: он никогда не звал меня Убийцей, а для меня не существовало имени Ваол.
Он терпеть не мог это имя, так же как своего подонка-отца, докатившегося до того, чтобы подослать к родному сыну убийцу. И, наверное, если сравнивать беспринципного князя Окнира и повернутого на своих нелепых принципах орка, Ромар покажется не так уж плох.
— Я планирую задержаться в этих краях, принцесса, но постараюсь ходить по дорогам, на которых нет твоих следов, — он поднялся и развернулся к майле: — До свидания, милая тэсс. С вами я надеюсь еще встретиться.
— Буду рада, любезный тэр, — промурчала она. — Я живу здесь неподалеку, и если вы станете прогуливаться у Серебряного родничка…
— Потанцуй со мной, Ромар.
— Что?
— Потанцуй со мной. Даже это странное создание видит, как тяжело танцевать этот танец без партнера.
И я тоже ненормальная. Но разве существует понятие какой-либо нормы, когда ты — человек-дракон-маг-открывающая с ожерельем эльмарской принцессы на шее, а рядом с книгой хороших манер сидит обворожительная лафия и уже вынимает свой меч честный наемный убийца?..
— Ты сказала, он учил тебя три месяца.
— Да.
— Не верю. За этот срок ты не освоила бы и сотой части того, что только что показала.
— Зачем мне лгать? Я использовала кое-какие магические уловки, чтобы запомнить все эти приемы и стойки. Есть такая руна концентрации — можно трехтомник самых нудных сочинений заучить от корки до корки.
— А твое тело? То как ты движешься — тоже работа магии?
— Ну, я тренировалась. У меня неплохая растяжка, подвижные суставы… И наследственность хорошая.
«Ты не учишься, малыш, - говорил отец в последнем нашем сне. - Ты вспоминаешь. Помнишь, как было с кассаэл? В тебе знания драконов и сила магов-людей. Твой разум и твое тело откликаются на зов памяти…»
— Наследственность? Твой отец был мечником?
— Нет. Но мама обожала фильмы про Зорро, — я со свистом вычертила в воздухе символ героя Мексики.
— Фильмы? — растерялся орк. — А их что, несколько? Я видел только один.
— Бывал в моем мире?
— Нечасто. Но шутку про наследственность понял.
Хвала богам! У невозмутимого сгустка непостижимых принципов имеются зачатки чувства юмора.
— Только все, что ты сказала, не объясняет, как ты за три месяца достигла того, на что у меня самого ушло больше года.
— Значит, я способная.
— Я был бы рад такой ученице, принцесса.
Ясный день вдруг померк, и на полянку легла тень моей памяти.
— Нет. Прости, Ром. Ты лучший в своем деле, но… Мне не нужны больше учителя.
— Ты становишься похож на ее эльфа, когда танцуешь с мечами, — я вздрогнула, услышав из уст майлы то, о чем не хотела говорить сама. — Она смотрит на тебя, а видит его. Это грустно.
— В воспоминаниях нет ничего постыдного, принцесса. И если они приносят боль, нужно радоваться — это означает, что сердце твое еще живо. Только раненый чувствует боль, убитому она безразлична.
— Наверное, моя рана еще слишком болит. И с такой болью доктора не разрешают мне брать уроки фехтования. Может быть, однажды я найду тебя на одной из дорог Сопределья и попрошу научить тому, чему ты учил его. Но не сейчас. Сейчас мне нужно домой, я и так задержалась.
Я пристегнула к поясу ножны.
— Тебе нужен другой меч, принцесса. Этот немного тяжел для твоей руки.
— Может быть. Но это…
— Память? Не память станет защищать тебя от врагов. Носи свою память в сердце, а на поясе носи нормальное оружие. Это мой профессиональный совет.
— Я подумаю над твоими словами, Ромар Меч. И если ты решил тут задержаться, будь осторожен. Эта прелестная девушка, что сейчас постигает премудрости хорошего тона, ни что иное, как немного странный суккуб. И она способна вытянуть из тебя сил больше, чем сотня поединков. Это — мой профессиональный совет.
…Что за сны мне приснятся сегодня, любимый? Будут ли в них манерные лафии, убийцы-философы и неправильные мечи, рассекающие падающие сквозь листву солнечные лучи, или вновь появится мрачное облако-силуэт и протянет ко мне холодные руки?..
Ни Маризы, ни Ласси дома не оказалось. Отправились на пляж или в Улики за очередной порцией меда. Но воспользоваться отсутствием племянника и насладиться тишиной не удалось — у Лайса был гость.
— Здравствуй, Брайт.
Надоели мне эти официальные приветствия! В конце концов, тут не станция.
— Здравствуй, Галла. Я ненадолго.
— Отчего же? Можешь на ужин остаться, если других планов нет.
— Оставайся, — поддержал меня Эн-Ферро.
Обычно тэра Клари упрашивать не приходилось: поесть и выпить он никогда не отказывался.
— Спасибо, но я поеду, — удивил он нас. — Завтра в лагерь, а мне еще к оружейнику успеть надо. С последней вылазки пару трофейных ножей прихватил. Думал продать, если выйдет. Да и наконечники для стрел Алез просил заказать.
— Трофеи! — хлопнул себя по лбу Лайс. — Забыл совсем!
— Ты о чем? — удивилась я. Обычно он ничего не забывает.
— Меч. Помнишь, тот, с пустошей? Я тут тоже успел трофейным оружием разжиться, — похвастался он Брайту. — Еще прошлым летом, по дороге сюда. Мы с обозом через Рваные пустоши шли, на разбойничью засаду нарвались — насилу отбились.
— Ты не рассказывал.
— Так я ж и говорю, совсем из головы вылетело. А меч хороший.
— Продать думаешь?
— Не знаю. Я бы оставил, но, во-первых, к своему уже привык, а во-вторых, у трофейного ножен нет.
— Так заказать не проблема! — махнул рукой полусотенный. — Хочешь, поехали сейчас со мной. Или давай я сам отвезу. Сделают, какие хочешь! Можно попроще, недорого выйдет.
— Нет, брат, — усмехнулся Эн-Ферро, — к такому «попроще» не подойдут! Сейчас достану, оценишь!
Извечные темы мужских бесед: оружие, машины (лошади, керы) и женщины. Возможно, стоило оставить их наедине, но о керах и женщинах речи пока не шло, а разговоры об оружии с некоторых пор стали интересны и мне.
Из своей комнаты Лайс вынес перетянутый бечевкой сверток и бережно сгрузил его на стол в гостиной.
— За шкаф сунул и забыл. Самому странно — ведь этот клинок чуть было не забрал мою жизнь.
— А вместо этого ты забрал меч, — усмехнулся Брайт, глядя, как кард разворачивает трофей.
— Вот именно. Гляди. Красавец, правда?
Красавец. Даже моих скудных познаний в этом вопросе хватало, чтобы понять, что оружие не из дешевых и сделано на совесть. Наверняка, идеальный баланс, нетяжелый, судя по узкому клинку с широким долом, а рукоять так и просилась в ладонь…
— Хорош, — севшим вдруг голосом выговорил Брайт. — Слишком хорош для простого разбойника.
— Я тогда тоже так подумал, — Лайс медленно поднял меч и повертел, любуясь. — Но тот мальчишка был не так уж прост. Обученный мечник. Хорошо обученный. А ведь совсем сопляк был, лет двадцать — не больше.
Лайс-Лайс, как же придавило тебя этими блоками! Ничего не видишь, не чувствуешь. А может, и не в блоках дело. Может, это я после того, как не стало Ила, после того, как душу наполнила собственная боль, стала так резко слышать чужую. Сначала Миласа, застывшая в нерешительности на пороге нашего дома, теперь Брайт. И мне, с трудом освоившей простейшие приемы ментального воздействия, не нужно даже напрягаться, чтобы впитать горечь чужих мыслей…
— Девятнадцать, — полусотенный тяжело опустился на стул. — Тем летом ему было всего девятнадцать.
Он как будто постарел в один миг лет на десять. Заметнее стала седина, обозначились четче морщины.
— Не вини Лайса, Брайт, — сказала я, пока кард растерянно глядел на старого приятеля. — Он защищал свою жизнь, выхода у него не было. И твоей вины в этом тоже нет. Твой сын сам выбрал свою судьбу.
Мужчина обхватил голову руками, а Эн-Ферро, до которого дошел смысл моих слов, брезгливо отложил злополучное оружие.
— Брайт?
На Лайса он даже не глянул. Сухие, но неестественно тусклые глаза недавнего весельчака смотрели на меня.
— Ты не права, открывающая, — покачал он головой. — Лайс — да, не было у него вариантов. А вот я… Трудно усидеть в одном мире, когда врата зовут. И с матерью его у нас не сложилось. Я… не бросил – так думал. Деньгами помогал, домик им прикупил в Орешниках — недалеко здесь, полдня на восток… И меч ему этот я подарил. Хороший меч, в Западных Землях его ковали, на Гребне. И учил, чему мог… Только вышло, что ничему, кроме как мечом владеть, и не научил. Три года назад вернулся на Тар, в гости зашел, как обычно, а Зарна… Мать его — Зарна — говорит, пропал… Сбежал. Кера забрал, сбережения все подчистую выгреб… Так что ты не говори, что я не виноват. Виноват…
Брайт встал и, покачиваясь, словно пьяный, направился к двери.
— Я виноват, — остановился он напротив Лайса. — Меня не было рядом, когда мальчишке был нужен отец. Каждому мальчишке нужен отец, Эн-Ферро. Так что ты… своего не бросай больше…
— Не брошу, — пообещал кард, сглотнув.
— А меч… И меч ему отдай…
Наверное, он уйдет теперь с Тара. Ведь все эти годы, живя в Кармоле, он надеялся отыскать сына и в охотники Марэга пошел, рассчитывая на помощь капитана Алеза. А сейчас его ничего уже не держит в этом мире. И встречаться с Эн-Ферро после всего вряд ли будет ему в радость.
— Странная штука — судьба, да? — подошла я к Лайсу, с ненавистью глядящему на трофей.
— Безумно.
— А меч неплох, — я сжала обтянутую кожей рукоять и без усилий подняла оружие. — Оставишь для Ласси?
— Нет. Продам… Или даже выброшу.
— Отдай мне.
— Это плохое оружие, Галчонок.
— Неужели? Не думала, что ты такой суеверный. Я возьму его, Лайс, и плевать я хотела на все приметы Сопределья. Закажу новые ножны и очищу клинок огнем.
И даже дам ему имя, как это принято у настоящих мечников.
Убийца, например…
Раз уж я решила начать новую жизнь, то пора бы ее немного разнообразить. И у меня есть для этого все необходимое.
Невозмутимости идущего могли позавидовать скалы. Я еще вчера заметила, что он абсолютно непробиваемый, а сегодня, когда орк, как ни в чем не бывало, выбрался из окружающего поляну кустарника, чтобы галантно припасть к ручке лесной соблазнительницы, лишний раз в этом убедилась.
— Досточтимый тэр Ромар, — решила я сменить тактику, — не соблаговолите ли объяснить, почему вы проводите этот замечательный день, лежа в кустах, вместо того чтобы раз и навсегда убраться из моей жизни?
— Уже лучше, — прокомментировала наглая майла.
— Я не следил за тобой, открывающая, если ты это имела в виду. Сюда меня привели другие дела.
— И эти дела так тебя измотали, что ты решил вздремнуть в этих чудных колючих кустиках?
— Нет. Я услышал голоса и решил посмотреть. А когда увидел, чем ты занята, меня это заинтересовало. Профессиональное любопытство.
— Надеюсь, твое любопытство удовлетворено в полной мере. Эй, майла, напомни мне, как вежливо прощаться, покуда я снова не послала многоуважаемого тэра.
Лафия за моей спиной промолчала.
— Не стоит, принцесса. Я уйду и без прощания. Но если позволишь…
— Не позволю!
— Я лишь хотел спросить, сколько лет ты обучалась искусству меча, и кто был твоим учителем.
— Сколько лет? — боги пресветлые, как бы я была вам благодарна, если бы мое счастье, как и наши занятия, длилось хотя бы год. — О каких годах ты говоришь, Убийца? У меня было всего три месяца. Три коротких месяца. Потому что тот, кто был моим учителем…
Я обещала больше не плакать, солнце мое, но как же это бывает трудно.
— Не спрашивайте ее об этом, тэр, — вдруг вступилась за меня лафия. — Люди не любят рассказывать про такое. Это грустно.
— Не стану, милая тэсс, — кивнул орк. — Это действительно грустно.
Лицемер!
— Жалеешь, что не ты убил его?
— Нет, принцесса. Мне жаль, что он умер так. Он заслуживал лучшей смерти, - в ровном голосе в самом деле прорезалась печаль.
— Ты странный, Убийца. И он был странный. Все вы, с Эльмара, ненормальные.
— Что есть норма, принцесса? — спросил он спокойно. — Ты считаешь, что я ненормальный, потому что дарую никчемным тварям достойную смерть. А я считаю, что ты ненормальная, потому что у тебя хорошая техника, но меч, который не подходит ни к руке, ни к шагу.
— Ты псих, Убийца, — вздохнула я, рассматривая свой меч. — Тебя нужно с Гайли познакомить.
— Я уже знаком с доктором Миалланом. И смею заметить, он ответственно подходит к выбору оружия.
— Все вы ненормальные. Чокнутые эльфы, чокнутые орки. И я в вашу компанию не хочу.
— Ты уже в нашей компании, открывающая. И все мы, приобщившиеся к тайне врат — ненормальные. Ибо один мир — одна норма, другой мир — другая. Если в каждом новом мире ты будешь пытаться жить по его нормам, на самом деле сойдешь с ума. Поэтому мы никогда не меняем имен и не отказываемся от привычного образа жизни. Свой мир и свои нормы мы носим с собой, как улитка тащит за собой свою раковину. Разве это не так, принцесса?
В чем-то он был прав. Мои нормы, к примеру, не позволяли мне терпеть фривольных обращений, вроде «цыпа», «крошка» или «милашка». Слово «принцесса» тоже было в этом списке.
— Еще раз назовешь меня так, и я тебя убью, — над моею ладонью завис огненный шар. — И мне безразлично, что это будет смерть недостойная прославленного воина.
— Назову тебя как? — с непониманием нахмурился орк.
— Принцессой.
— А мне нравится, — напомнила о себе устроившаяся под деревом лафия.
— Вот, — ткнула я пальцем в смазливую нежить. — Ее и называй так сколько угодно.
В глазах, таких черных, что зрачок был неотделим от радужки, отразилось искреннее удивление.
— Не понимаю тебя. Зачем мне так звать ее? Разве на ней сейчас ожерелье владетельницы? Разве она была избранницей моего принца?
Я обещала больше не плакать, любовь моя, и я не стану. Лишь опустилась на траву и обхватила руками голову, чтобы она не разорвалась от убийственного стука в висках.
— Она теперь всегда такая, — донесся издалека голос майлы. — Грустная. И совсем не светится. Это потому, что ее эльфа больше нет, и ей не с кем теперь танцевать.
— Прости, если обидел тебя, при… Галла, — Ромар опустился на корточки рядом со мной. — Я не желал тебе зла.
— С ума сойти, — я сильнее сдавила пульсирующие виски. — Ты явился на Тар, чтобы убить его, а теперь говоришь, что не желал мне зла, а его зовешь своим принцем. Это тоже твоя норма?
— Я был меченосцем владетеля Стиара и принес роду Т'арэ клятву верности. И в той клятве были такие слова: «Если я не смогу спасти своего господина от смерти, я спасу его от позора». Спасти его от смерти я не мог. Если бы я не принял заказ, они нашли бы другого наемника, и последний из древнего рода принял бы смерть от пущенной из укрытия стрелы или яда. Плохая смерть для настоящего воина. Если бы я его убил, это был бы честный бой и славная смерть.
— А если бы он убил тебя?
— Это тоже была бы хорошая смерть. Для меня. А он был бы предупрежден, и тот, кого послали бы вслед за мной, не смог бы застать его врасплох.
— Разве нельзя было предупредить его иначе? Зачем кому-то из вас было умирать? Кому нужен был этот честный бой?
— Я знал, что ты не поймешь. Я не мог предупредить его, не обесчестив свое имя. Если бы я сделал это, никто больше не стал искать помощи Ромара Убийцы.
— Ил никогда не называл тебя так.
— Я знаю. Это был наш молчаливый уговор: он никогда не звал меня Убийцей, а для меня не существовало имени Ваол.
Он терпеть не мог это имя, так же как своего подонка-отца, докатившегося до того, чтобы подослать к родному сыну убийцу. И, наверное, если сравнивать беспринципного князя Окнира и повернутого на своих нелепых принципах орка, Ромар покажется не так уж плох.
— Я планирую задержаться в этих краях, принцесса, но постараюсь ходить по дорогам, на которых нет твоих следов, — он поднялся и развернулся к майле: — До свидания, милая тэсс. С вами я надеюсь еще встретиться.
— Буду рада, любезный тэр, — промурчала она. — Я живу здесь неподалеку, и если вы станете прогуливаться у Серебряного родничка…
— Потанцуй со мной, Ромар.
— Что?
— Потанцуй со мной. Даже это странное создание видит, как тяжело танцевать этот танец без партнера.
И я тоже ненормальная. Но разве существует понятие какой-либо нормы, когда ты — человек-дракон-маг-открывающая с ожерельем эльмарской принцессы на шее, а рядом с книгой хороших манер сидит обворожительная лафия и уже вынимает свой меч честный наемный убийца?..
— Ты сказала, он учил тебя три месяца.
— Да.
— Не верю. За этот срок ты не освоила бы и сотой части того, что только что показала.
— Зачем мне лгать? Я использовала кое-какие магические уловки, чтобы запомнить все эти приемы и стойки. Есть такая руна концентрации — можно трехтомник самых нудных сочинений заучить от корки до корки.
— А твое тело? То как ты движешься — тоже работа магии?
— Ну, я тренировалась. У меня неплохая растяжка, подвижные суставы… И наследственность хорошая.
«Ты не учишься, малыш, - говорил отец в последнем нашем сне. - Ты вспоминаешь. Помнишь, как было с кассаэл? В тебе знания драконов и сила магов-людей. Твой разум и твое тело откликаются на зов памяти…»
— Наследственность? Твой отец был мечником?
— Нет. Но мама обожала фильмы про Зорро, — я со свистом вычертила в воздухе символ героя Мексики.
— Фильмы? — растерялся орк. — А их что, несколько? Я видел только один.
— Бывал в моем мире?
— Нечасто. Но шутку про наследственность понял.
Хвала богам! У невозмутимого сгустка непостижимых принципов имеются зачатки чувства юмора.
— Только все, что ты сказала, не объясняет, как ты за три месяца достигла того, на что у меня самого ушло больше года.
— Значит, я способная.
— Я был бы рад такой ученице, принцесса.
Ясный день вдруг померк, и на полянку легла тень моей памяти.
— Нет. Прости, Ром. Ты лучший в своем деле, но… Мне не нужны больше учителя.
— Ты становишься похож на ее эльфа, когда танцуешь с мечами, — я вздрогнула, услышав из уст майлы то, о чем не хотела говорить сама. — Она смотрит на тебя, а видит его. Это грустно.
— В воспоминаниях нет ничего постыдного, принцесса. И если они приносят боль, нужно радоваться — это означает, что сердце твое еще живо. Только раненый чувствует боль, убитому она безразлична.
— Наверное, моя рана еще слишком болит. И с такой болью доктора не разрешают мне брать уроки фехтования. Может быть, однажды я найду тебя на одной из дорог Сопределья и попрошу научить тому, чему ты учил его. Но не сейчас. Сейчас мне нужно домой, я и так задержалась.
Я пристегнула к поясу ножны.
— Тебе нужен другой меч, принцесса. Этот немного тяжел для твоей руки.
— Может быть. Но это…
— Память? Не память станет защищать тебя от врагов. Носи свою память в сердце, а на поясе носи нормальное оружие. Это мой профессиональный совет.
— Я подумаю над твоими словами, Ромар Меч. И если ты решил тут задержаться, будь осторожен. Эта прелестная девушка, что сейчас постигает премудрости хорошего тона, ни что иное, как немного странный суккуб. И она способна вытянуть из тебя сил больше, чем сотня поединков. Это — мой профессиональный совет.
…Что за сны мне приснятся сегодня, любимый? Будут ли в них манерные лафии, убийцы-философы и неправильные мечи, рассекающие падающие сквозь листву солнечные лучи, или вновь появится мрачное облако-силуэт и протянет ко мне холодные руки?..
Ни Маризы, ни Ласси дома не оказалось. Отправились на пляж или в Улики за очередной порцией меда. Но воспользоваться отсутствием племянника и насладиться тишиной не удалось — у Лайса был гость.
— Здравствуй, Брайт.
Надоели мне эти официальные приветствия! В конце концов, тут не станция.
— Здравствуй, Галла. Я ненадолго.
— Отчего же? Можешь на ужин остаться, если других планов нет.
— Оставайся, — поддержал меня Эн-Ферро.
Обычно тэра Клари упрашивать не приходилось: поесть и выпить он никогда не отказывался.
— Спасибо, но я поеду, — удивил он нас. — Завтра в лагерь, а мне еще к оружейнику успеть надо. С последней вылазки пару трофейных ножей прихватил. Думал продать, если выйдет. Да и наконечники для стрел Алез просил заказать.
— Трофеи! — хлопнул себя по лбу Лайс. — Забыл совсем!
— Ты о чем? — удивилась я. Обычно он ничего не забывает.
— Меч. Помнишь, тот, с пустошей? Я тут тоже успел трофейным оружием разжиться, — похвастался он Брайту. — Еще прошлым летом, по дороге сюда. Мы с обозом через Рваные пустоши шли, на разбойничью засаду нарвались — насилу отбились.
— Ты не рассказывал.
— Так я ж и говорю, совсем из головы вылетело. А меч хороший.
— Продать думаешь?
— Не знаю. Я бы оставил, но, во-первых, к своему уже привык, а во-вторых, у трофейного ножен нет.
— Так заказать не проблема! — махнул рукой полусотенный. — Хочешь, поехали сейчас со мной. Или давай я сам отвезу. Сделают, какие хочешь! Можно попроще, недорого выйдет.
— Нет, брат, — усмехнулся Эн-Ферро, — к такому «попроще» не подойдут! Сейчас достану, оценишь!
Извечные темы мужских бесед: оружие, машины (лошади, керы) и женщины. Возможно, стоило оставить их наедине, но о керах и женщинах речи пока не шло, а разговоры об оружии с некоторых пор стали интересны и мне.
Из своей комнаты Лайс вынес перетянутый бечевкой сверток и бережно сгрузил его на стол в гостиной.
— За шкаф сунул и забыл. Самому странно — ведь этот клинок чуть было не забрал мою жизнь.
— А вместо этого ты забрал меч, — усмехнулся Брайт, глядя, как кард разворачивает трофей.
— Вот именно. Гляди. Красавец, правда?
Красавец. Даже моих скудных познаний в этом вопросе хватало, чтобы понять, что оружие не из дешевых и сделано на совесть. Наверняка, идеальный баланс, нетяжелый, судя по узкому клинку с широким долом, а рукоять так и просилась в ладонь…
— Хорош, — севшим вдруг голосом выговорил Брайт. — Слишком хорош для простого разбойника.
— Я тогда тоже так подумал, — Лайс медленно поднял меч и повертел, любуясь. — Но тот мальчишка был не так уж прост. Обученный мечник. Хорошо обученный. А ведь совсем сопляк был, лет двадцать — не больше.
Лайс-Лайс, как же придавило тебя этими блоками! Ничего не видишь, не чувствуешь. А может, и не в блоках дело. Может, это я после того, как не стало Ила, после того, как душу наполнила собственная боль, стала так резко слышать чужую. Сначала Миласа, застывшая в нерешительности на пороге нашего дома, теперь Брайт. И мне, с трудом освоившей простейшие приемы ментального воздействия, не нужно даже напрягаться, чтобы впитать горечь чужих мыслей…
— Девятнадцать, — полусотенный тяжело опустился на стул. — Тем летом ему было всего девятнадцать.
Он как будто постарел в один миг лет на десять. Заметнее стала седина, обозначились четче морщины.
— Не вини Лайса, Брайт, — сказала я, пока кард растерянно глядел на старого приятеля. — Он защищал свою жизнь, выхода у него не было. И твоей вины в этом тоже нет. Твой сын сам выбрал свою судьбу.
Мужчина обхватил голову руками, а Эн-Ферро, до которого дошел смысл моих слов, брезгливо отложил злополучное оружие.
— Брайт?
На Лайса он даже не глянул. Сухие, но неестественно тусклые глаза недавнего весельчака смотрели на меня.
— Ты не права, открывающая, — покачал он головой. — Лайс — да, не было у него вариантов. А вот я… Трудно усидеть в одном мире, когда врата зовут. И с матерью его у нас не сложилось. Я… не бросил – так думал. Деньгами помогал, домик им прикупил в Орешниках — недалеко здесь, полдня на восток… И меч ему этот я подарил. Хороший меч, в Западных Землях его ковали, на Гребне. И учил, чему мог… Только вышло, что ничему, кроме как мечом владеть, и не научил. Три года назад вернулся на Тар, в гости зашел, как обычно, а Зарна… Мать его — Зарна — говорит, пропал… Сбежал. Кера забрал, сбережения все подчистую выгреб… Так что ты не говори, что я не виноват. Виноват…
Брайт встал и, покачиваясь, словно пьяный, направился к двери.
— Я виноват, — остановился он напротив Лайса. — Меня не было рядом, когда мальчишке был нужен отец. Каждому мальчишке нужен отец, Эн-Ферро. Так что ты… своего не бросай больше…
— Не брошу, — пообещал кард, сглотнув.
— А меч… И меч ему отдай…
Наверное, он уйдет теперь с Тара. Ведь все эти годы, живя в Кармоле, он надеялся отыскать сына и в охотники Марэга пошел, рассчитывая на помощь капитана Алеза. А сейчас его ничего уже не держит в этом мире. И встречаться с Эн-Ферро после всего вряд ли будет ему в радость.
— Странная штука — судьба, да? — подошла я к Лайсу, с ненавистью глядящему на трофей.
— Безумно.
— А меч неплох, — я сжала обтянутую кожей рукоять и без усилий подняла оружие. — Оставишь для Ласси?
— Нет. Продам… Или даже выброшу.
— Отдай мне.
— Это плохое оружие, Галчонок.
— Неужели? Не думала, что ты такой суеверный. Я возьму его, Лайс, и плевать я хотела на все приметы Сопределья. Закажу новые ножны и очищу клинок огнем.
И даже дам ему имя, как это принято у настоящих мечников.
Убийца, например…
Глава 4
Раз уж я решила начать новую жизнь, то пора бы ее немного разнообразить. И у меня есть для этого все необходимое.
