Они живут сегодняшним днем, мечтают о минутном счастье. Но есть нечто большее и не в пример важное. И моя внучка знает об этом. Она сама решила идти в Башню, узнав, что ни я, ни сестра не сможем приблизиться к Тэриану, и она осознавала, что может не вернуться. Даже больше: она была уверена, что не вернется. Как много людей поступило бы так же?
— Откуда вам знать? Вы ведь не делитесь с людьми секретами своего семейства.
— Дело не только в семье, — эльф сделал вид, что не заметил поддевки. – Существует немало проблем в этом мире, до которых вам, людям, нет никакого дела. А мы не можем притвориться, будто не видим их, и не можем отказаться от долга перед принявшим нас Лесом и взрастившей этот Лес землей.
— Вель – оборотень, — сменил тему человек. – Что ждет ее в Лар’эллане?
— Мирная жизнь и полагающиеся принцессе крови привилегии. Изменяющиеся, как и мы, дети Леса. Долгое время мой народ несправедливо к ним относился, полагая, что связь с изменяющимися порочит наши души и грязнит кровь. Но Рейнали и ее дар – прямые доказательства ошибочности подобный суждений, и это еще одна причина, по которой она должна остаться в Лар’эллане. Она – надежда на то, что два соседствующие тысячелетиями народа наконец-то придут к миру и взаимопониманию.
Маг долго смотрел на Лорда единственным глазом, а после с грустной усмешкой спросил:
— Там, в Лесу, у нее будет хоть что-нибудь, кроме обязанностей? Послушать, так она всем в этом мире должна. Вы представляете, чего требуете от нее?
— Как ни странно, — размеренно выговорил Лестеллан, — но да. Представляю. И судьба не давала мне шанса забыть, от чего пришлось отказаться.
Он поднялся.
— Я сказал все, что хотел. Хорошо подумай, человек, стоит ли что-либо менять. У тебя есть время до утра, и я не стану чинить препятствий, на что бы ты ни отважился. Но я знаю Рейнали…
— Так хорошо знаете, что называете ее именем, которое она не любит?
— И это я знаю, — спокойно кивнул эльф. – Но Авелии больше нет. Она умерла два года назад, когда хоронила свою семью. Воскресла и вновь умерла этим днем в Башне. Я не позволю, чтобы она оживала и умирала вновь. Теперь будет только Рейнали. Если, конечно, ты не решишь вернуть Авелию для того, чтобы убить ее еще раз.
Лар’элланский маг ушел, а в душе поселился холод. Он выпустил его наружу, и ручей остекленел. Пальцы вмерзли в лед.
Сэл понимал, что принц Лестеллан в самом деле желал добра внучке, а в какой-то степени и ему. Эльф знал, что говорит: она давно все решила. Сама сказала ему об этом.
— Я не могу тебе ничего обещать. Я уже дала слишком много обещаний.
И разве сам он мог что-нибудь обещать? Что? Что защитит ее от войны? Сделает так, что ей не придется больше умирать и убивать? Или хотя бы, что он всегда будет рядом?
Ободрав до крови кожу, Буревестник вырвал руку из ледяного плена. Смотрел, как горячие капли плавят замерзшую воду. Думал. Приняв решение, тряхнул пальцами, заживляя царапины, и освободил ото льда ручей.
Галла
Мужчины ушли, и в шатре остались я, Арталь и Авелия. Но девичника не вышло: попросту не знали, о чем говорить.
— Ай! – Вель вдруг уронила бокал. Несколько раз сжала и разжала пальцы.
— Что случилось? – забеспокоилась королева.
— Не знаю, — девушка удивленно смотрела на руку. – Как будто… Нет, ничего. Просто устала.
— Конечно, милая, — Аэрталь улыбнулась, как умеют лишь добрые бабушки, что при ее внешней молодости смотрелось странно, но отнюдь не фальшиво. – Я велю приготовить тебе постель.
— Не нужно, я…
Что она хотела сказать? Что пойдет ночевать к костру, к парням? Наверное, это было бы слишком, даже для Вель.
Воспользовавшись начавшимися во временных королевских покоях приготовлениями ко сну, я простилась и покинула обманчиво просторный шатер. Авелия вышла следом.
— Так странно, что я совсем ничего не помню, — проговорила она. – Ищу какие-то вещи и не нахожу. У меня был лук. Отец сделал, давно. Нож…
— Где нож, не скажу, — подошел к нам Сэл, — а лук Дуд принес из кармана. У Мэта спроси.
Я подумала, что неплохо было бы их оставить вдвоем, но тут вышел из темноты Лорд Лестеллан, остановился в нескольких шагах, не приближаясь, но и не уходя, и я тоже решила задержаться. На всякий случай.
— А еще… — начала Вель, но Буревестник не дал ей договорить.
— Держи, — он протянул ей какую-то шкатулку. – Най купил в кармане. Хотел тебе подарить.
— Най? – она недоверчиво потянулась к резной коробочке. – Мне?
Откинула крышку, и зазвучала музыка, такая же фальшивая, как и улыбка Сэллера.
— Я еще про медальон хотела спросить, — Авелия захлопнула шкатулку. – Вы не знаете? Я его весь год не снимала, а теперь его нет.
— Не знаю, — ответила я.
— Понятия не имею, — стопроцентно соврал Буревестник.
— Пойду, у ребят поспрашиваю.
— Сэл, что ты делаешь? – спросила я у друга, когда она направилась к костру.
— То, что должен.
Наблюдавший эту сцену со стороны Лестеллан кивнул. Не радостно, не удовлетворенно – просто кивнул.
— Я думала, когда мы выберемся из Башни, сумасшествие закончится, — жалобно выдавила я, уткнувшись в плечо Сумрака.
Мы ушли от лагеря достаточно далеко, чтобы никто ничего не увидел и не услышал. Расстелили на траве одеяло.
— Дэви, Лара, — позвала я так, как дома звала их к завтраку.
Сначала появилась малышка, а за ней и сын. Шел, понурившись, словно знал, о чем я хочу спросить.
— Зачем ты это сделал, малыш? – я усадила его рядом. – Зачем ты сказал, чтобы он помог ей? Чтобы вмешался во время?
— Так нужно, — ответил он, не поднимая глаз.
— Но зачем, милый? Ты же видишь, как теперь все…
— Не ругайся на Дэви, — встала на защиту брата дочурка. – Он знает, как надо!
Маленькие мои, любимые. Все-то они знают! И ведь знают же… Я сгребла обоих в охапку, а Лар обнял нас всех.
— Я же не ругаюсь, — целовала я замызганные мордашки: носики, лобики, щечки. – И не собиралась ругаться. И не буду.
— Честно не будешь? – отстранившись, посмотрел на меня сын. – Что бы я ни сделал?
— А что ты сделал? – насторожился Сумрак.
Дети переглянулись.
— Милый, скажи, — прошептала я вкрадчиво. – Я не буду ругаться. И папа — тоже.
— Не буду, — пообещал Иоллар, понимая, что все равно бесполезно.
Дэви вжал голову в плечи, зажмурился и скороговоркой выдал:
— Я забрал с собой Тина.
— Что? – одновременно воскликнули мы с Ларом.
— Забрал Тина, — повторил сын.
— И где же он? – спросила я ошарашено.
— Здесь, — малыш коснулся лба. – И здесь, — положил руку на грудь. – Со мной.
Мы пораженно умолкли, не зная, что тут сказать.
— Он не хотел уходить, — продолжил Дэви. – Боялся. А мне совсем не тяжело поносить его немножко. Тин же меня носил, когда я был маленький? Теперь наоборот.
— И как он… там? – выдавил из себя Ил.
— Он спит. У него была такая долгая жизнь, что он сам не знал, как устал. А сейчас может отдохнуть. Когда проснется, будет рассказывать мне сказки.
Сын был счастлив, но я, при всей любви к Тин-Тивиллиру, этого счастья не разделяла.
— Дэви, солнышко, пойми, Тин – демон. Он… Я даже не знаю… Он может тебе навредить. Нечаянно, конечно. Я знаю, как он тебя любит, но…
— Не бойся, мамочка, — сын обнял меня за шею. – Он мне не помешает. И ничего не сделает. Это же Тин. Он будет рассказывать мне истории, а я носить его, чтоб ему не пришлось уходить в Бездну. А потом, когда я подрасту, буду еще немножко курить для него – Тин сказал, что ему не хватает трубки.
— Ну, уж нет! – возмутилась я, отрывая от себя ребенка и удерживая его на вытянутых руках. – Дэвигард, ты должен пообещать мне, что никогда не будешь курить!
— Ну, ма-ам…
— Нет! Никогда!
Демон в голове – какие мелочи. Чем бы дитя ни тешилось… лишь бы не курило.
Утро для уснувшего у костра Сэла началось с голосов, один из которых он теперь мечтал никогда уже не слышать. Мэт что-то горячо доказывал Авелии… Рейнали. Теперь это имя шло ей больше: волосы собраны, голубое атласное платье, на открытой шее вместо потерянного медальона – нитка жемчуга. Принцесса. Вряд ли предусмотрительность Лорда Лестеллана заходила так далеко, чтобы озаботиться новой одеждой для внучки, но с даром управления пространством, наверное, ничего не стоит подогнать по фигуре один из нарядов королевы. Сэллер думал об этом и прочей подобной ерунде, и не сразу понял, что уже минуту, как не отводит от девушки взгляда. Хорошо, что она не заметила.
— О, Буревестник! – обрадовался его пробуждению Заноза. – Хоть ты подтверди высочеству, что она меня у Черты поцеловала.
— С чего мне было это делать? – недоумевала Вель.
— Да кто ж вас, принцесс, разберет?
Кажется, Зэ-Зэ по старой памяти схлопотал подзатыльник за ерничество, но Сэл этого не видел: ушел искать Лара и Галлу.
Иоллар обнаружился у шатра эльфов: вполне мирно обсуждал что-то с Лестелланом.
— …В кармане живет немало людей, — услышал маг, подойдя поближе. – Из-за резкой смены сезонов год обещает быть для них голодным. Поля остались не засеянными, овощей и фруктов не будет. Неизвестно, как отреагирует на такой сдвиг скот, и не будет ли мора…
Кто подумал об этом, кроме него? Наверное, и обитатели кармана еще не сообразили, чем грозит им внезапное потепление. Но Сумрак – это Сумрак. Память предков и собственные таланты прирожденного правителя. Может, зря он не помышляет всерьез о том, чтобы завоевать мир? Мир мог бы остаться доволен.
— И что вы предлагаете?
— В какой-то степени ответственность за случившееся несет ваша семья. А значит, Лар’эллан.
— От ответственности я не отказываюсь, — не спорил эльф. – Но бесплатные поставки продовольствия будут выглядеть странно, как для подданных Леса, так и для жителей этих мест.
— Эти места, как вы выразились, изначально принадлежали Лар’эллану, и эти люди тоже его подданные. А о бесплатных поставках речи не идет. В кармане привыкли к оплате натурой, деньги там не так ценятся, и у многих имеются незадействованные средства. Город, я думаю, найдет золото или серебро для закупки продуктов и зерна. Деревень там немного и несколько ярмарок спасли бы положение. Кроме того Вель… принцесса Рейнали провела несколько дней в замке графа Винсо. Она не помнит, но граф и его сыновья – изменяющиеся, они хорошо нас принимали, и ее высочество могла бы оказать небольшую ответную услугу…
Дослушивать, что могла бы сделать ее высочество, Сэллер не стал.
Заметил Галлу. Подошел.
— Как дети?
Подруга вздохнула. Оно и понятно: при таких-то одаренных малышах. Но тему развивать не стала:
— Хорошо. И думаю, хуже не будет, если дальше они пойдут с нами.
— Дальше?
— Конечно. Нас… хм… немного отвлекли, но мы-то еще помним, зачем пришли на Саатар.
— Станете искать усыпальницу?
— Да. Тем более теперь, когда Пустоши уже не Пустоши, это будет проще… Постой-ка, — она схватила его за рукав. – Что значит, «станете»? А ты?
— Я? Я – куда-нибудь… Вон, с ребятами пойду. На побережье еще воюют, пригожусь.
— Сэл, — Галла укоризненно покачала головой. – Зачем?
— Сам пока не решил. Думал, вернуться в Марони. Рассказать родителям о Нае. Но пока они не знают, он для них жив. Пусть побудет так. Потом… Потом разберусь.
— Пойдете с Аэрталь? – она не стала отговаривать. – Было бы быстрее.
— Нет. С ней не пойду, — ответил он, подразумевая совсем не королеву. – Сами доберемся.
Прошелся к давешнему ручью, умылся. Когда уже возвращался, прямо перед ним появилась ниоткуда Лара.
— Вот, — протянула она ладошку. – Ракушка. Не бойся, она настоящая.
Золотистая витая раковина была теплой, и от этого тепла становилось легче на сердце.
— Спасибо, — сказал он, но девочки рядом уже не было.
Галла
Сначала ушел с парнями Сэл. «Увидимся, — пообещал он, прощаясь. – В любом из миров».
Через час, отзавтракав, засобирались эльфы.
— Мне так жаль, что я все забыла, — виновато улыбнулась Вель. – Но теперь я вас знаю. Надеюсь, еще встретимся.
Не сдержавшись, я обняла ее и от души пожелала удачи.
— Я вас не предупредила, — вспомнила Аэрталь. – Официально император Истман считается мертвым уже несколько дней. Его убили, обозлившись, его же люди. А два верных офицера похоронили тело. Могилу они теперь вряд ли отыщут, но факт смерти подтвердят под присягой.
Мы с мужем понимающе переглянулись.
— Но кое-что не дает мне покоя, — нахмурилась королева. – Он сделал что-то, тот Истман, что был в Башне. Изменил что-то в нашей реальности. Мы с братом почувствовали вмешательство и силу Тэри. Только силу, но в остальном было совсем на него не похоже. Лестеллан говорит, что случившееся не несет угрозы, и я склонна с ним согласиться, но… Не знаете, что бы это могло быть?
…Она проснулась этим утром. Потянулась, улыбнулась птичьему щебету и ласковым лучам, пробравшимся к ней сквозь густую листву. Потом словно очнулась и встревожено огляделась, ища глазами внука.
— Сайли! Сайли, ты где?
— Тут я, ба! – донеслось из кустов, и она успокоено прикрыла заслезившиеся глаза.
Все хорошо. Уже хорошо. Он и не вспомнит: дети чувствуют иначе – для них что смерть, что сон…
Может, это и был сон? Запустила руку в широкий карман, порылась, вынула свернутую тряпицу. Разложила на коленях и сидела так, улыбаясь сквозь слезы двум серебряным пуговицам. Может, и сон…
— Гляди, ба, кого я нашел! – Сайли тащил на руках щенка, серого с палевыми пятнами на животе и на морде. Тот изворачивался, радостно повизгивая, и все норовил лизнуть мальчишку в нос. – Под деревом спал. Давай, себе оставим, а?
Она утерла влажные глаза, спрятала в карман свое сокровище.
— Давай оставим, — согласилась, не споря. – Лимом назовем…
— Не знаю, — пожала плечами я. – Но тоже думаю, что ничего плохого.
Они ушли так же, как и появились: скрылись из вида в момент, за один шаг преодолев сотни парсо. Еще несколько таких шагов, и будут в Лар’эллане.
А нам идти и идти…
— Мамочка, — Лара обхватила мои колени и запрокинула голову, глядя снизу вверх, — а хочешь посмотреть на дракона?
Это было странно, страшно и очень интересно. Но больше страшно. Какая мать не испугается, видя, как ее малыши, взявшись за руки, сливаются в одно темное пятно и вырастают в гигантское чудище?
Но чудище было до того прекрасно, до того… Слов не найти, чтобы описать– сплошной восторг! Огромный антрацитово-черный дракон. Пасть дышит жаром, блестит на солнце чешуя. Вот он расправляет широкие кожистые крылья и легко, словно это исполинское тело весит не больше перышка, даже не отталкиваясь от земли, взмывает вверх. Его тень закрывает солнце, и теперь я не смогу сказать, что глаза слезятся от яркого света. Боги пресветлые, он восхитителен! Он… Они… Маленькие мои, родные, любимые…
И снова сделалось страшно: что ждет их дальше? Ведь не дается просто так подобная сила. Зачем? За что?
— Все будет хорошо, — прошептала я, как молитву. – Все будет хорошо, милые мои.
Ил подошел сзади, обнял за плечи.
— Забавная у нас семейка.
— Обхохочешься, — вздохнула я.
— Все будет хорошо, — повторил он мои слова.
Дракон сделал еще один круг и начал плавное снижение. Не долетев до земли совсем немного, заискрил, и стал стремительно таять, превращаясь в невнятную тень. Порыв ветра подхватил клочки тумана и унес, оставив лишь два пятнышка, которые упали в траву, покатились, захихикали, заулюлюкали: и вот уже наши малыши мчатся к нам, раскинув руки – хватай любого.
— Откуда вам знать? Вы ведь не делитесь с людьми секретами своего семейства.
— Дело не только в семье, — эльф сделал вид, что не заметил поддевки. – Существует немало проблем в этом мире, до которых вам, людям, нет никакого дела. А мы не можем притвориться, будто не видим их, и не можем отказаться от долга перед принявшим нас Лесом и взрастившей этот Лес землей.
— Вель – оборотень, — сменил тему человек. – Что ждет ее в Лар’эллане?
— Мирная жизнь и полагающиеся принцессе крови привилегии. Изменяющиеся, как и мы, дети Леса. Долгое время мой народ несправедливо к ним относился, полагая, что связь с изменяющимися порочит наши души и грязнит кровь. Но Рейнали и ее дар – прямые доказательства ошибочности подобный суждений, и это еще одна причина, по которой она должна остаться в Лар’эллане. Она – надежда на то, что два соседствующие тысячелетиями народа наконец-то придут к миру и взаимопониманию.
Маг долго смотрел на Лорда единственным глазом, а после с грустной усмешкой спросил:
— Там, в Лесу, у нее будет хоть что-нибудь, кроме обязанностей? Послушать, так она всем в этом мире должна. Вы представляете, чего требуете от нее?
— Как ни странно, — размеренно выговорил Лестеллан, — но да. Представляю. И судьба не давала мне шанса забыть, от чего пришлось отказаться.
Он поднялся.
— Я сказал все, что хотел. Хорошо подумай, человек, стоит ли что-либо менять. У тебя есть время до утра, и я не стану чинить препятствий, на что бы ты ни отважился. Но я знаю Рейнали…
— Так хорошо знаете, что называете ее именем, которое она не любит?
— И это я знаю, — спокойно кивнул эльф. – Но Авелии больше нет. Она умерла два года назад, когда хоронила свою семью. Воскресла и вновь умерла этим днем в Башне. Я не позволю, чтобы она оживала и умирала вновь. Теперь будет только Рейнали. Если, конечно, ты не решишь вернуть Авелию для того, чтобы убить ее еще раз.
Лар’элланский маг ушел, а в душе поселился холод. Он выпустил его наружу, и ручей остекленел. Пальцы вмерзли в лед.
Сэл понимал, что принц Лестеллан в самом деле желал добра внучке, а в какой-то степени и ему. Эльф знал, что говорит: она давно все решила. Сама сказала ему об этом.
— Я не могу тебе ничего обещать. Я уже дала слишком много обещаний.
И разве сам он мог что-нибудь обещать? Что? Что защитит ее от войны? Сделает так, что ей не придется больше умирать и убивать? Или хотя бы, что он всегда будет рядом?
Ободрав до крови кожу, Буревестник вырвал руку из ледяного плена. Смотрел, как горячие капли плавят замерзшую воду. Думал. Приняв решение, тряхнул пальцами, заживляя царапины, и освободил ото льда ручей.
Галла
Мужчины ушли, и в шатре остались я, Арталь и Авелия. Но девичника не вышло: попросту не знали, о чем говорить.
— Ай! – Вель вдруг уронила бокал. Несколько раз сжала и разжала пальцы.
— Что случилось? – забеспокоилась королева.
— Не знаю, — девушка удивленно смотрела на руку. – Как будто… Нет, ничего. Просто устала.
— Конечно, милая, — Аэрталь улыбнулась, как умеют лишь добрые бабушки, что при ее внешней молодости смотрелось странно, но отнюдь не фальшиво. – Я велю приготовить тебе постель.
— Не нужно, я…
Что она хотела сказать? Что пойдет ночевать к костру, к парням? Наверное, это было бы слишком, даже для Вель.
Воспользовавшись начавшимися во временных королевских покоях приготовлениями ко сну, я простилась и покинула обманчиво просторный шатер. Авелия вышла следом.
— Так странно, что я совсем ничего не помню, — проговорила она. – Ищу какие-то вещи и не нахожу. У меня был лук. Отец сделал, давно. Нож…
— Где нож, не скажу, — подошел к нам Сэл, — а лук Дуд принес из кармана. У Мэта спроси.
Я подумала, что неплохо было бы их оставить вдвоем, но тут вышел из темноты Лорд Лестеллан, остановился в нескольких шагах, не приближаясь, но и не уходя, и я тоже решила задержаться. На всякий случай.
— А еще… — начала Вель, но Буревестник не дал ей договорить.
— Держи, — он протянул ей какую-то шкатулку. – Най купил в кармане. Хотел тебе подарить.
— Най? – она недоверчиво потянулась к резной коробочке. – Мне?
Откинула крышку, и зазвучала музыка, такая же фальшивая, как и улыбка Сэллера.
— Я еще про медальон хотела спросить, — Авелия захлопнула шкатулку. – Вы не знаете? Я его весь год не снимала, а теперь его нет.
— Не знаю, — ответила я.
— Понятия не имею, — стопроцентно соврал Буревестник.
— Пойду, у ребят поспрашиваю.
— Сэл, что ты делаешь? – спросила я у друга, когда она направилась к костру.
— То, что должен.
Наблюдавший эту сцену со стороны Лестеллан кивнул. Не радостно, не удовлетворенно – просто кивнул.
— Я думала, когда мы выберемся из Башни, сумасшествие закончится, — жалобно выдавила я, уткнувшись в плечо Сумрака.
Мы ушли от лагеря достаточно далеко, чтобы никто ничего не увидел и не услышал. Расстелили на траве одеяло.
— Дэви, Лара, — позвала я так, как дома звала их к завтраку.
Сначала появилась малышка, а за ней и сын. Шел, понурившись, словно знал, о чем я хочу спросить.
— Зачем ты это сделал, малыш? – я усадила его рядом. – Зачем ты сказал, чтобы он помог ей? Чтобы вмешался во время?
— Так нужно, — ответил он, не поднимая глаз.
— Но зачем, милый? Ты же видишь, как теперь все…
— Не ругайся на Дэви, — встала на защиту брата дочурка. – Он знает, как надо!
Маленькие мои, любимые. Все-то они знают! И ведь знают же… Я сгребла обоих в охапку, а Лар обнял нас всех.
— Я же не ругаюсь, — целовала я замызганные мордашки: носики, лобики, щечки. – И не собиралась ругаться. И не буду.
— Честно не будешь? – отстранившись, посмотрел на меня сын. – Что бы я ни сделал?
— А что ты сделал? – насторожился Сумрак.
Дети переглянулись.
— Милый, скажи, — прошептала я вкрадчиво. – Я не буду ругаться. И папа — тоже.
— Не буду, — пообещал Иоллар, понимая, что все равно бесполезно.
Дэви вжал голову в плечи, зажмурился и скороговоркой выдал:
— Я забрал с собой Тина.
— Что? – одновременно воскликнули мы с Ларом.
— Забрал Тина, — повторил сын.
— И где же он? – спросила я ошарашено.
— Здесь, — малыш коснулся лба. – И здесь, — положил руку на грудь. – Со мной.
Мы пораженно умолкли, не зная, что тут сказать.
— Он не хотел уходить, — продолжил Дэви. – Боялся. А мне совсем не тяжело поносить его немножко. Тин же меня носил, когда я был маленький? Теперь наоборот.
— И как он… там? – выдавил из себя Ил.
— Он спит. У него была такая долгая жизнь, что он сам не знал, как устал. А сейчас может отдохнуть. Когда проснется, будет рассказывать мне сказки.
Сын был счастлив, но я, при всей любви к Тин-Тивиллиру, этого счастья не разделяла.
— Дэви, солнышко, пойми, Тин – демон. Он… Я даже не знаю… Он может тебе навредить. Нечаянно, конечно. Я знаю, как он тебя любит, но…
— Не бойся, мамочка, — сын обнял меня за шею. – Он мне не помешает. И ничего не сделает. Это же Тин. Он будет рассказывать мне истории, а я носить его, чтоб ему не пришлось уходить в Бездну. А потом, когда я подрасту, буду еще немножко курить для него – Тин сказал, что ему не хватает трубки.
— Ну, уж нет! – возмутилась я, отрывая от себя ребенка и удерживая его на вытянутых руках. – Дэвигард, ты должен пообещать мне, что никогда не будешь курить!
— Ну, ма-ам…
— Нет! Никогда!
Демон в голове – какие мелочи. Чем бы дитя ни тешилось… лишь бы не курило.
Утро для уснувшего у костра Сэла началось с голосов, один из которых он теперь мечтал никогда уже не слышать. Мэт что-то горячо доказывал Авелии… Рейнали. Теперь это имя шло ей больше: волосы собраны, голубое атласное платье, на открытой шее вместо потерянного медальона – нитка жемчуга. Принцесса. Вряд ли предусмотрительность Лорда Лестеллана заходила так далеко, чтобы озаботиться новой одеждой для внучки, но с даром управления пространством, наверное, ничего не стоит подогнать по фигуре один из нарядов королевы. Сэллер думал об этом и прочей подобной ерунде, и не сразу понял, что уже минуту, как не отводит от девушки взгляда. Хорошо, что она не заметила.
— О, Буревестник! – обрадовался его пробуждению Заноза. – Хоть ты подтверди высочеству, что она меня у Черты поцеловала.
— С чего мне было это делать? – недоумевала Вель.
— Да кто ж вас, принцесс, разберет?
Кажется, Зэ-Зэ по старой памяти схлопотал подзатыльник за ерничество, но Сэл этого не видел: ушел искать Лара и Галлу.
Иоллар обнаружился у шатра эльфов: вполне мирно обсуждал что-то с Лестелланом.
— …В кармане живет немало людей, — услышал маг, подойдя поближе. – Из-за резкой смены сезонов год обещает быть для них голодным. Поля остались не засеянными, овощей и фруктов не будет. Неизвестно, как отреагирует на такой сдвиг скот, и не будет ли мора…
Кто подумал об этом, кроме него? Наверное, и обитатели кармана еще не сообразили, чем грозит им внезапное потепление. Но Сумрак – это Сумрак. Память предков и собственные таланты прирожденного правителя. Может, зря он не помышляет всерьез о том, чтобы завоевать мир? Мир мог бы остаться доволен.
— И что вы предлагаете?
— В какой-то степени ответственность за случившееся несет ваша семья. А значит, Лар’эллан.
— От ответственности я не отказываюсь, — не спорил эльф. – Но бесплатные поставки продовольствия будут выглядеть странно, как для подданных Леса, так и для жителей этих мест.
— Эти места, как вы выразились, изначально принадлежали Лар’эллану, и эти люди тоже его подданные. А о бесплатных поставках речи не идет. В кармане привыкли к оплате натурой, деньги там не так ценятся, и у многих имеются незадействованные средства. Город, я думаю, найдет золото или серебро для закупки продуктов и зерна. Деревень там немного и несколько ярмарок спасли бы положение. Кроме того Вель… принцесса Рейнали провела несколько дней в замке графа Винсо. Она не помнит, но граф и его сыновья – изменяющиеся, они хорошо нас принимали, и ее высочество могла бы оказать небольшую ответную услугу…
Дослушивать, что могла бы сделать ее высочество, Сэллер не стал.
Заметил Галлу. Подошел.
— Как дети?
Подруга вздохнула. Оно и понятно: при таких-то одаренных малышах. Но тему развивать не стала:
— Хорошо. И думаю, хуже не будет, если дальше они пойдут с нами.
— Дальше?
— Конечно. Нас… хм… немного отвлекли, но мы-то еще помним, зачем пришли на Саатар.
— Станете искать усыпальницу?
— Да. Тем более теперь, когда Пустоши уже не Пустоши, это будет проще… Постой-ка, — она схватила его за рукав. – Что значит, «станете»? А ты?
— Я? Я – куда-нибудь… Вон, с ребятами пойду. На побережье еще воюют, пригожусь.
— Сэл, — Галла укоризненно покачала головой. – Зачем?
— Сам пока не решил. Думал, вернуться в Марони. Рассказать родителям о Нае. Но пока они не знают, он для них жив. Пусть побудет так. Потом… Потом разберусь.
— Пойдете с Аэрталь? – она не стала отговаривать. – Было бы быстрее.
— Нет. С ней не пойду, — ответил он, подразумевая совсем не королеву. – Сами доберемся.
Прошелся к давешнему ручью, умылся. Когда уже возвращался, прямо перед ним появилась ниоткуда Лара.
— Вот, — протянула она ладошку. – Ракушка. Не бойся, она настоящая.
Золотистая витая раковина была теплой, и от этого тепла становилось легче на сердце.
— Спасибо, — сказал он, но девочки рядом уже не было.
Галла
Сначала ушел с парнями Сэл. «Увидимся, — пообещал он, прощаясь. – В любом из миров».
Через час, отзавтракав, засобирались эльфы.
— Мне так жаль, что я все забыла, — виновато улыбнулась Вель. – Но теперь я вас знаю. Надеюсь, еще встретимся.
Не сдержавшись, я обняла ее и от души пожелала удачи.
— Я вас не предупредила, — вспомнила Аэрталь. – Официально император Истман считается мертвым уже несколько дней. Его убили, обозлившись, его же люди. А два верных офицера похоронили тело. Могилу они теперь вряд ли отыщут, но факт смерти подтвердят под присягой.
Мы с мужем понимающе переглянулись.
— Но кое-что не дает мне покоя, — нахмурилась королева. – Он сделал что-то, тот Истман, что был в Башне. Изменил что-то в нашей реальности. Мы с братом почувствовали вмешательство и силу Тэри. Только силу, но в остальном было совсем на него не похоже. Лестеллан говорит, что случившееся не несет угрозы, и я склонна с ним согласиться, но… Не знаете, что бы это могло быть?
…Она проснулась этим утром. Потянулась, улыбнулась птичьему щебету и ласковым лучам, пробравшимся к ней сквозь густую листву. Потом словно очнулась и встревожено огляделась, ища глазами внука.
— Сайли! Сайли, ты где?
— Тут я, ба! – донеслось из кустов, и она успокоено прикрыла заслезившиеся глаза.
Все хорошо. Уже хорошо. Он и не вспомнит: дети чувствуют иначе – для них что смерть, что сон…
Может, это и был сон? Запустила руку в широкий карман, порылась, вынула свернутую тряпицу. Разложила на коленях и сидела так, улыбаясь сквозь слезы двум серебряным пуговицам. Может, и сон…
— Гляди, ба, кого я нашел! – Сайли тащил на руках щенка, серого с палевыми пятнами на животе и на морде. Тот изворачивался, радостно повизгивая, и все норовил лизнуть мальчишку в нос. – Под деревом спал. Давай, себе оставим, а?
Она утерла влажные глаза, спрятала в карман свое сокровище.
— Давай оставим, — согласилась, не споря. – Лимом назовем…
— Не знаю, — пожала плечами я. – Но тоже думаю, что ничего плохого.
Они ушли так же, как и появились: скрылись из вида в момент, за один шаг преодолев сотни парсо. Еще несколько таких шагов, и будут в Лар’эллане.
А нам идти и идти…
— Мамочка, — Лара обхватила мои колени и запрокинула голову, глядя снизу вверх, — а хочешь посмотреть на дракона?
Глава 14
Это было странно, страшно и очень интересно. Но больше страшно. Какая мать не испугается, видя, как ее малыши, взявшись за руки, сливаются в одно темное пятно и вырастают в гигантское чудище?
Но чудище было до того прекрасно, до того… Слов не найти, чтобы описать– сплошной восторг! Огромный антрацитово-черный дракон. Пасть дышит жаром, блестит на солнце чешуя. Вот он расправляет широкие кожистые крылья и легко, словно это исполинское тело весит не больше перышка, даже не отталкиваясь от земли, взмывает вверх. Его тень закрывает солнце, и теперь я не смогу сказать, что глаза слезятся от яркого света. Боги пресветлые, он восхитителен! Он… Они… Маленькие мои, родные, любимые…
И снова сделалось страшно: что ждет их дальше? Ведь не дается просто так подобная сила. Зачем? За что?
— Все будет хорошо, — прошептала я, как молитву. – Все будет хорошо, милые мои.
Ил подошел сзади, обнял за плечи.
— Забавная у нас семейка.
— Обхохочешься, — вздохнула я.
— Все будет хорошо, — повторил он мои слова.
Дракон сделал еще один круг и начал плавное снижение. Не долетев до земли совсем немного, заискрил, и стал стремительно таять, превращаясь в невнятную тень. Порыв ветра подхватил клочки тумана и унес, оставив лишь два пятнышка, которые упали в траву, покатились, захихикали, заулюлюкали: и вот уже наши малыши мчатся к нам, раскинув руки – хватай любого.
